Жизнь в рассрочку 8

                VIII
    К коттеджу Стапина, остановившись на дороге, напротив дома подъехал шикарный новенький, блистая лакировкой краски и хромированными частями, чёрного цвета "Мерседес". Из машины вышел интилигентного вида цивильно одетый среднего роста мужчина. На нём коричневая с красноватым оттенком замшевая куртка под цвет куртки кепочка тщательно отглаженные брюки коричневые лакированные туфли "казачки". У него светло-рыжая округлая бородка от виска и до виска во всю скулу шея до скул чисто выбрита. В школьные годы он получил травму, и поэтому носил бороду, прикрывая безобразный шрам, портивший не только подбородок, но и лицо, делая его отталкивающим. Не слишком худое лоснящееся лицо, живые, бегающие добрые и весёлые глазки-бусинки, немного крючковатый нос, вытянутые в улыбку розовые как у женщины, будто напомаженные губы, над верхней губой чисто выбрито. Лицо казалось добродушным и весёлым.
    Выйдя из машины, Кирьянов Валерий Юрьевич дистанционным пультом в руке с блестевшими на пальцах кольцами и перстнями включил пикнувшую два раза сигнализацию открыл калитку и по дорожке уже очищенной от обильно нападавшего снега направился к дому.
    Борис Григорьевич сидел на полу в гостиной и играл с внучкой, достраивая детскую железную дорогу, расположенную во всю комнату. С настроенными из кубиков и других игрушек воображаемых станций по линии железной дороги.
    На нём спортивные синие с белыми лампасами брюки и расстегнутая в бело-розовую клетку байковая рубашка.
    Прозвенел звонок в дверь, и Борис Григорьевич по-старчески кряхтя, встал.
    - Погоди минуточку Леночка, надо открывать, поиграй одна, - ласково сказал Стапин.
    - Опять дея? – спросила внучка.
    - Дела, дела, будь они неладны, - ответил Борис Григорьевич одевая на ходу на босые ноги домашние тапочки пошёл открывать.
    Увидев на пороге знакомое лицо, Стапин распахнул дверь шире и жестом пригласил гостя войти, уступая ему дорогу, сказал:
    - А-а! Валерий Юрьевич! Какими судьбами? Я ждал вас только к вечеру.
    - Как видите собственной персоной Борис Григорьевич.
    Они были одноклассниками, но обращались и величали друг друга только по имени-отчеству. Наверное, из-за того, что Валерий Юрьевич, как ему казалось, вознёсся почти до небес в своей карьере и не терпел фамильярного и непочтительного отношения к своей персоне, даже от бывшего одноклассника к которому пришлось обратиться с просьбой. Со школьной скамьи и до недавнего времени неудачник выскочка, и двоечник был для всех просто Кирьяном. Он знал, что Стапин занимается не совсем законными делами и имеет авторитет в блатных кругах города. Кирьянов не хотел впутывать в свои делишки власть и правоохранительные органы – можно пострадать самому, поставить под удар блистательно складывающуюся карьеру и лишиться всего. Поэтому он и обратился к бывшему однокласснику, с которым время от времени поддерживал приятельские отношения.
    - Да вот! На дороге никаких приключений не произошло, поэтому приехал пораньше, - сказал приятным голоском и явно не без лести Валерий Юрьевич.
    Пройдя в прихожую, он стал снимать с помощью Бориса Григорьевича верхнюю одежду, сопровождая действие вопросом:
    - Как поживаете? Какие есть новости относительно моей просьбы?
    - Вы проходите, проходите! Сейчас с дороги чайку попьём, а потом поговорим о делах. Наверное, устали в дороге? – спросил Стапин гостя, делая вид, что рад ему и провожая на кухню.
    - Да! Есть немного! Трудновата дорога!
    На кухне они помыли руки и прошли в столовую.
    - Верочка! Организуй-ка нам чайку и чего-нибудь закусить,- обратился Стапин к жене.
    - Хорошо Боря, - ответила Вера Петровна, суетившаяся на кухне, где, помогая, матери, гремела посудой в раковине дочь Людмила.
    Одноклассники уселись за широкий накрытый скатертью обеденный стол в ожидании, когда подадут чай.
    Столовая небольшая, но просторная комната, оклеенная моющимися обоями с часами на стене. Вокруг стола стояли несколько стульев с мягкими сиденьями. На столике-тумбочке стояла ваза со свежими живыми цветами, хотя на дворе зима. Комната выглядела пустой из-за малого количества мебели – ещё не всё успели приобрести, обставляя столовую.
    Вера Петровна внесла поднос с чашками и сахарницами с конфетами и вареньем и села за стол. Дочь Людмила внесла электрический самовар, поставила его на стол возле матери. Вновь вернулась на кухню. Принесла от туда слоёный, с золотистой корочкой, яблочный пирог. Она несколько раз уходила и возвращалась, принося какую-нибудь закуску в тарелочках. Выставив всё, что требовалось, она удалилась и больше не возвращалась.
    - Выпьешь чего-нибудь? – спросил Борис Григорьевич.
    - Да уж, наверное, не откажусь, - ответил Кирьянов.
    Вера Петровна встала и скоро вернулась, неся в руке плоскую бутылочку коньяка.
    Они посидели, выпили, закусили, попили чаю с пирогом, поговорили о погоде, о политике, видимо, чтобы не сидеть молча.
    Валерий Юрьевич от усталости с дороги и от выпитого коньяка разомлел, и глазки его помутнели, будто подёрнулись пеленой и готовые закрыться в любую минуту для сна. Он смотрел в одну точку ничего невидящим взглядом, будто сквозь стену и казалось, не замечал ни окружающих, ни что вокруг твориться погруженный в свои думы, а думать было о чём.
    - Может, приляжете отдохнуть? – спросил Борис Григорьевич.
    - А? Что? – очнулся Кирьянов. Бас Стапина вывел его из задумчивости.
    - Может, отдохнёте с дороги Валерий Юрьевич? – вновь повторил свой вопрос Стапин.
    - Нет-нет скоро ехать нужно дела ещё есть.
"Ну, деловой" – подумал Стапин, а вслух сказал: - Тогда может, пройдём в кабинет? Поговорим о делах.
    - Да, да! конечно!
    Они встали и пошли.
    А Вера Петровна пошла на кухню, неся в руках собранную со стола грязную посуду подумав: "Что-то, наверное, опять с бизнесом неладное? Всё мучается". Вера Петровна никогда не приставала с расспросами о бизнесе мужа никогда не интересовалась, чем он занимается, спрашивала: "Ну, как дела?" И всё.
    - Мам! Это папин одноклассник? – спросила Людмила, вошедшая на кухню.
    - Да! А что?
    - Да так! Я его сразу узнала, по школьной фотографии на папином выпускном вечере.
    - Да-да! Видела, помню, - ответила Вера Петровна занимаясь мытьём посуды.
    - Надо Леночку покормить, а то сидит со своей железной дорогой и ждёт деда, - сказала, озабочено Людмила.
    Людмила молодая женщина 25 лет, стройная, но уже склонная к полноте выглядела чуть-чуть старше своих лет. Среднего роста выше матери, но ниже отца с пышными формами, не портящими фигуру. Короткая стрижка каштановых с красноватым оттенком волос, лоб, прикрытый чёлкой, длинные кукольные ресницы, серые жизнерадостные, но с небольшой грустинкой глазки, прямой расширенный у основания нос, ямочки на щеках, припухшие губки, накрашенные ярко-вишнёвой помадой и округлый со складками на шее подбородок. На ней надет домашний байковый халат с короткими рукавами, с выступающими как у мужчины мышцами, хотя физической работой она не занималась, если не считать дел по хозяйству. Халат на поясе подвязан, синей шёлковой лентой от банта.
    Во времена одной из отсидок Стапина, когда не было возможности выслушать отцовский совет, Людмилу охмурил молодой многообещающий в будущем парень. Она скоропалительно вышла замуж, и муж увёз её подальше от столицы, в глубинку, в один из небольших городков Тамбовской области, где затеял серьёзный бизнес. Первый год после свадьбы всё складывалось благополучно. Людмилу муж носил на руках и с бизнесом у него всё спорилось. Но что-то пошатнулось, муж чаще стал прикладываться к рюмочке, наступило безденежье, ревность. В порывах своей любви муж стал чаще прикладывать к жене свои кулачишки, ревнуя её даже к печке, его не останавливало даже рождение дочки. Людмила не выдержала и в один из запоев мужа после многочисленных побоев тайком собралась, оставив мужу все свои вещи, вернулась в родительский дом. Стапин после отсидки хотел съездить и поговорить по душам за жизнь с зятем, но дочка и жена его отговорили. Жизнь сама накажет. Теперь она жила у родителей, работала вместе с матерью в больнице и училась заочно в институте.
    Кирьянов, сопровождаемый Стапиным, поднялись по деревянной с резными перилами лестнице на второй этаж в кабинет хозяина.
    Кабинет обставлен простенько без излишней помпезности и изыска, но с присутствием мужского вкуса. Одну стену занимали стеллажи с разными книгами. Там и художественные произведения классиков и современных авторов, и медицинская и техническая литература. Напротив стеллажа диван, слева от него торшер на длинной некилированой ножке с оранжевым абажуром. У окна с тёмно-зелёными шторами, тёмного дерева письменный стол с разложенными на нём несколькими тетрадями, рядом раскрытая книга. На столе перекидной календарь и пластмассовый стаканчик с ручками и карандашами. Борис Григорьевич пользовался кабинетом очень редко, только в часы, когда хочется побыть одному. Посидеть поразмышлять, в одиночестве, забывшись о заботах, почитать книгу. И в редких случаях деловых разговоров, как в этот раз. Заслуга в оборудовании кабинета целиком и полностью принадлежит Вере Петровне, и в особенности книгами. Да и весь дом обустроен заботами супруги. Стапин пользовался всеми этими благами цивилизации и уюта только в перерывах между отсидками. Последнее время Борису Григорьевичу всё больше и больше нравился кабинет. И он всё чаще и чаще в нём уединялся от семьи и забот.
Мужчины сели на диван в непринужденных позах облокотясь на подлокотники, положа, нога на ногу, обратясь лицом друг к другу, начав разговор с ничего не значащих фраз.
    - Хорошо, хорошо обустроились, с шиком обставились.
    - Да! Погодка-то нынче разыгралась, - Стапину глубоко плевать на мнение Кирьянова об обустройстве дома.
    А Кирьянову плевать на разыгравшуюся погоду.
    Валерий Юрьевич достал из кармана пачку стодолларовых купюр и положил Стапину на колени.
    - Вот! Как я обещал! Это аванс! Если найдёте бумаги – получите столько же.
    "Кем он себя вообразил, альфонс долбанный" – подумал Стапин и, не пересчитывая деньги, положил их в ящик письменного стола.
    - Ну что ж, Валерий Юрьевич, изложите подробнее, что же всё-таки произошло. В прошлый раз вы были слишком взволнованы и возможно что-то упустили в изложении вашей истории. А то мои ребята копают, можно сказать землю роют, а не знают что и как. Кого искать? Хоть какие-нибудь зацепки.
    - Да-да, конечно, - сказал Валерий Юрьевич, но ему было стыдно. Нет! Не стыдно, а страшно… признаться во всём. Не всё складывалось, как хотелось бы. Соблазнившись на лёгкий, не стоящий больших трудов заработок, на обещанные большие деньги, связавшись с тёмными личностями, играя роль посредника, он что-то не учёл и прокололся. Вот поэтому было очень страшно.
    - Я ехал из Москвы в Рязань, - собравшись мыслями и духом, как-то не уверенно, всё ещё колеблясь и взвешивая каждое слово, нерешительно начал Валерий Юрьевич, - там у меня должна быть встреча по поводу поставок. Всё это связано с моим бизнесом. Времени было предостаточно, и я вполне успевал. Хотя до вашего городка для меня приличный крюк, я решил заехать к своей знакомой. Что-то на меня нашло! Подъехал к дому. Оставил машину у подъезда. Взял цветы, вышел из машины, включил сигнализацию. Поднявшись на нужный этаж, убедился, что хозяйка дома, спустился к машине. И тут обнаружил: машина открыта, пропал кейс и пакет с продуктами. В кейсе были деньги и прочая мелочь, и самое главное… бумаги. Очень ценные бумаги.
    - Э-э-э, - многозначительно протянул Стапин, почувствовав что-то неладное, - что-то ты друг ситный не договариваешь.
    - Я это… - Кирьянов вздрогнул, его глазки подёрнулись дымкой. Он весь как-то съёжился, напрягся, что-то соображая, смотря на Стапина мутным взором, и кажется, внимательно его слушая. Бас Стапина звучал угрожающе и взволновано.
    - Кроишь ты что-то, - Стапин встал, явно показывая собеседнику своё негодование, расхаживая по малому пространству комнаты, - За такое короткое время только хороший спец по охранной сигнализации мог открыть дверь… и только дверь. Любому хорошо подготовленному профессиональному вору, специализирующемуся на угоне тачек, - басил надтреснутым голосом, уже злясь, отбросив всю свою предыдущую вежливость, Стапин, обличая Кирьянова в неточности рассказа, - как минимум нужна минута.… Поверь мне… уж я-то знаю! И это притом, что автомобиль хотели угнать. Твою тачку явно угонять не собирались. Смею предположить, что охотились за твоими документами, а всё остальное прихватили просто прицепом. И так что мы имеем? – Борис Григорьевич, кажется, немного смягчился, - нужна минута отключить сигнализацию, да плюс минута осмотреться в машине, чтобы взять, что нужно и не менее минуты отвалить на порядочное расстояние. И того получается… минуты три-четыре, а ты мне впариваешь.… Кстати, на каком этаже живёт кр… дама?
    - На четвёртом.
    - Тогда добавляем ещё пару минут. Ты же не рекордсмен по бегу и прыжкам в сторону? Пока поднялся, пока спустился. Всё же ты чего-то недоговариваешь. Так серьёзные дела не делаются.
    - Да! – чуть не сорвался на крик Кирьянов, но тут же опомнился. В этом восклицании чувствовался страх. И уже ласково, заискивающе, бегая глазками с предмета на предмет, стараясь не встретится взглядом с собеседником, продолжал: - Конечно! Я пробыл там чуть дольше. Не хотел тебя впутывать в свои любовные интриги и чем-то огорчать. Но раз уж дело приняло такой оборот и обстоятельства не в мою пользу, не буду от тебя скрывать. Расскажу всё как на духу.
    - Ну, уж, пожалуйста! – передразнивая и подначивая к откровенности, сказал Стапин.
    - Я позвонил, - мурлыкал Кирьянов, - открыла хозяйка, впустила, - он заулыбался, растянул губы скорее в гримасу, чем в улыбку и на минуту озадачившись, как испугом, продолжил: - вхожу в прихожую, в комнату и вижу, сидит на кровати полуголый мужик. Здоровенный как кабан… как шкаф. Я конечно озадачен. Не вру, ей Богу – струхнул. А он улыбается, скалится вставными зубами, будто рад до смерти моему приходу. "Вах! – говорит, - Какие гости, да!" – тут Кирьянов явно не переборщил, подражая голосу и акценту кавказца, - "Прахади дарагой, да". Я, конечно, не стал выяснять отношений с подругой, а тем более с этим… амбалом. Категории разные… Я вручил цветы и хотел их покинуть, но… но шкаф подскочил ко мне как ошпаренный. "Э-э, дарагой, просто так не атпустим, да", то да сё, "Выпей са мной" – говорит, и поволок меня на кухню, а сам в одних семейных трусах, да грудь волосатая как у обезьяны. "Господи" – думаю, -"Спаси меня грешного". Я уже не рад, что заехал. Тут уже ехать надо, а он заладил: "Выпей, да! Выпей, да!" Куда деваться, выпили, закусили, чем Бог послал. Ну, думаю, влип. Кое-как отделался от него, а он ещё привязался опять: "Слушай, дарагой, да, аставайся, да. Павасэлымся, да. В лубов втраём паиграэм, да". Насилу отбился, ушёл. Выхожу – дверь машины открыта. Я к машине – всё украли. Вот думаю, погулял. Может, он хотел меня специально задержать? Навряд ли. Никто не знал, что я заеду и куда. Тем более я предварительно не звонил.
    - Да уж! – удивился новому повествованию Стапин и на этот раз он смягчился, ему жаль одноклассника, тем более, кто платит, тот и заказывает музыку. А Кирьянов платил хорошие деньги.
    - Вот-вот! И я говорю: "Да уж!" – опасаясь вновь гнева друга, - Вот! А потом я сразу же обратился к тебе. Кроме тебя я здесь больше никого не знаю, а ты мне друг и школьный товарищ, - льстил Кирьянов, - да и покруче меня. Съездил в Рязань, а теперь еду обратно. Съездил – да всё как-то неудачно. Там плохо встретили из-за утраты документов. Здесь дела идут неважно. Как ехать в Москву, домой? Ума не приложу! Партнёры-то очень серьёзные и не рады пропаже документов. И проект был серьёзный. Вот! Собственно и всё! Что я могу ещё сказать?
    - Да уж! Генацвале! – задумался Стапин, - ты вот что Валерий Юрьевич, ты мне хоть и одноклассник и я тебя уважаю – дружим-то мы давненько, но всё ж мне не всё понятно. Думаю, что ты мне вешаешь лапшу на уши. Слишком много у меня вопросов, хотя не моя привычка задавать слишком много вопросов. Сечёшь генацвале?
    - Секу! Секу, Боря! – первый раз он обратился к Стапину просто по имени.
    - Так вот! Слушай сюда! – продолжал Стапин, - почему ты, вроде как, типа крутой бизнесмен, при бабках, а обратился ко мне, а не в ментовку? Менты-то быстрее найдут. А? Что за бумаги? Может с ними не совсем чисто? Что это? Просто коммерческая тайна? Так такие документы не бросают в машине, носят в трусах. Понял? Хрен с ними, если это криминал, а если что похуже… Времена-то какие, знаешь? Такие бабки отваливаешь, а темнишь. Ну?
    - Ну что ты Боря! – заискивал Кирьянов, - конечно там не всё чисто, но это только по бизнесу… просто не совсем законная сделка… неуплата налогов.… Не дай Бог такие бумаги попадут к ментам или в налоговую – мороки необерёшься. Да и здесь пришлось бы задержаться, а у меня бизнес, встреча… Время деньги…
    - Ну, вот что! – Стапин вновь подобрел, и казалось, хотел искренне помочь другу, - у меня есть кое-какие подвижки. Я говорил тебе, что мои ребята копают, роют землю, но нужно время… Время лечит. Подожди с недельку, ну может два-три дня. Мы это дело раскачаем – будь спок! Езжай спокойненько домой, занимайся своими делами, отдыхай в своё удовольствие. Что-то появиться или случиться непредвиденное – я тебе сообщу. Только телефончик свой оставь.
    - Да, да! Пожалуйста! Записывай.
    Стапин достал из ящика стола записную книжку.
    - Диктуй.
    - Восемь, -- диктовал по одной цифре Кирьянов, - девять… ноль… ноль… три… два…
    - Ну, вот и порядок! – заключил Стапин и убрал книжку в ящик.
    - Спасибо и на этом! Ты только постарайся, напряги все свои возможности… Для меня это, как говориться: вопрос жизни и смерти, - чуть ли не плачущим голосом закончил Кирьянов. Он встал с дивана, давя понять, что уходит.
    Они вышли. Стапин проводил Кирьянова до выхода из дома. На улице всё ещё мело и казалось света белого не видать, но небо начинало проясняться, отгоняя всё дальше и дальше свинцовые тучи.
    Кирьянов ехал и перебирал в памяти события того дня, ему теперь стало ещё страшней, чем до приезда к Стапину. Он явно нервничал, и у него не укладывалось в голове: как, и каким образом, он мог совершить такую непростительную оплошность. И даже не оплошность, а грубейшую ошибку. Те люди, с кем связался Кирьянов, были для него, в общем-то, тёмные личности. Они субсидировали его бизнес, ему лично платили не малые суммы.… Без этих людей Кирьянов не поднял бы так высоко свой бизнес, и не продвинулся бы в своей карьере, до тех высот, на которых находился сейчас. Перед поездкой его тщательно проинструктировали, но… Они предусмотрели все нюансы, но не учли личный фактор, а стоило бы.
    Те люди – тёмные личности, довлевшие над Кирьяновым, руководившие им, использовавшие его в качестве посредника или курьера, в своих не совсем понятных и тёмных как они делах, занимали высокие посты и не очень. Были сошки и помельче. Перед каждой поездкой Кирьянова тщательно с пристрастием инструктировали. А это точно было больше похоже на инструктаж, как в заправской разведшколе, готовившей агентов. Езжай так, а не иначе, зайди туда, возьми то, скажи это и прочее, прочее.
    Но Кирьянов не был профессионалом в таком деле, поэтому первой его грубейшей ошибкой было то, что он отклонился от маршрута ему предписанного. И самым настоящим его врагом была его же алчность, жадность, высокомерие и наплевательское отношение ко всему. Но в большей части жадность к лёгким деньгам, сыпавшимся на него как из рога изобилия, за малейшую выполненную работёнку и послушание.
    В отклонении от маршрута была виновна его похотливость, которую он ещё не осознавал.
    Второй его ошибкой было то, что, если следовать данной ему инструкции, то нельзя было ни под каким предлогом оставлять документы без присмотра, а тем более с кейсом, в котором находилась электробритва в футляре.
    И вот! Он возбужденный от предвкушения сладострастия, покидая машину, всё оставил в ней и второпях не проверил, включилась ли сигнализация.
    Теперь возвращаясь, домой он не знал что предпринять, что сделать. Он нервничал, сам себе гримасничал и думал, думал, думал. Ведь для него это всё могло обернуться чреватыми последствиями и даже смертью.
    Из тех простеньких пунктов, какие следовало выполнить, он в точности не один не исполнил.
    Он поехал в Рязань, но раньше предполагаемого времени. Сделал ненужный крюк. И вот тут пошло-поехало – всё наперекосяк. В Рязани Кирьянов должен в одной из придорожных гостиниц снять забронированный на его имя номер. Переночевать там одну ночь, а утром встретить человека и передать ему документы. Кирьянов этого не сделал, так как бумаги украли. Пришлось перед пришедшим оправдываться, ссылаясь на забывчивость и обещать привести документы через неделю. Надеясь на расторопность Стапина и его подельников.
    Потом, следуя инструкции, Кирьянов должен расплатиться в гостинице и уйти, а в номере оставить электробритву с футляром. Этого он тоже не выполнил из-за утраты. Он переночевал в гостинице, утром расплатился и ушёл, ничего не оставив. В гостиницу больше не возвращался.
    В течение дня, желательно в первой его половине, следуя всё той же инструкции, Кирьянов должен заехать на базарную площадь и в условленном тайнике оставить кассету с записью. Там же в тайнике взять оставленные ему деньги. Из-за утраты кассеты в тайник положить было не чего, но зато можно было взять оставленные для него деньги за не оказанные услуги. Денег было много – несколько пачек стодолларовых банкнот. Глаза горели жадностью лёгкой добычи.
    Кирьянов ехал по Дмитровскому шоссе осторожно, но с приличной скоростью разрешенной правилами дорожного движения. До Москвы оставалось чуть более сорока километров. По обочине мелькали рекламные щиты, на которые Кирьянов не обращал внимания. Шёл снег и на дороге скользко. Падавший снег моментально прикатывался проносящимися автомобилями, и дорога становилась гладкой как каток. Место было почти безлюдным и навстречу очень редко попадались машины. Правда он заметил в зеркало заднего вида как от городка за ним прилепился какой-то грузовичок, но он ехал медленнее и на почтительном расстоянии.
    Вдруг Кирьянов заволновался – машину потащило вправо.
    "Наверное, колесо проколол" – подумал Кирьянов и стал притормаживать, но машина не слушалась. Будто отказали тормоза, и неслась, казалось, с ещё большей скоростью и стала неуправляемой.
    Машину резко потащило к обочине. И вот она со всего маху, сломав заграждение, с треском и скрежетом съехала в кювет, где было уже много снега, и откуда без посторонней помощи не выбраться.
    - Вот не везёт, как утопленнику, - вслух сам себе сказал Кирьянов и попытался открыть дверь – она не поддавалась, упираясь в сугроб снега. Он вспомнил про плетущийся сзади грузовичок и хотел поскорее выбраться из машины, чтобы попросить о помощи. Кирьянов напрягал все свои силы, открывая дверь, но она не поддавалась.
    Грузовичок остановился почти напротив "Мерседеса", съехав на обочину.
    "А вот и помощь подоспела" – подумал Кирьянов и ещё с большей силой навалился на дверь.
    Из грузовичка с пассажирской стороны вышел человек в спецовке и без головного убора, с черными, как смоль волосами, развевающимися на ветру, улыбаясь приветливой улыбкой, даже Кирьянов не удержался, заулыбался ему в ответ. Парень продирался по сугробам, утопая в снегу, к машине Кирьянова и в тот момент, когда Кирьянову всё же удалось справиться с дверью, немного приоткрыв её, чтобы выбраться, парень был уже у машины. Неожиданно выхватил из-за пазухи пистолет с глушителем и выстрелил в Кирьянова, попав прямо в лоб. Кирьянов откинулся на спинку сиденья, запрокинув голову, и глаза его стали мутнеть, становясь стеклянными, а на лице всё та же радостная улыбка, чуть-чуть исказившаяся гримасой с вопросом: что это? По спинке сиденья сразу поползла кроваво-жёлтая кашица.
    Парень выбросил пистолет в сугроб и всё ещё счастливо улыбаясь, развернулся и направился к грузовичку, думая на ходу: "Вот и нам подфартило, а мы ждали случая – он сам представился".
    - Поехали, - твёрдым повелительным тоном бросил водителю киллер, садясь в машину.
    Машина пробуксанула на льду дороги и тронулась.