Третий не лишний. Гл. 5. Продолжение

ГЛАВА  5

ЖЕСТЬ 


***

В тот же год по стране прошли выборы в местные органы власти. Соответственно, и в Управу, где скромно трудился Сергей Иванович.

По ироническому выражению одного его коллеги, выборы напоминают дележку торта с взбитыми сливками, у которого коржи испечены из ржаного хлеба. За сливки постоянная драка, а черствая основа никому не нужна.

Коржи эти состоят из таких, как Сергей Иванович и Наталья Андреевна из отдела культуры. И иже с ними.

Но не затронуть их выборы не могли. Нож, снимающий с торта сливки, всегда срезал и верхнюю часть коржа, а потом выбрасывал его за ненадобностью.

Управу раз в четыре года капитально трясло. Вот и сейчас нынешний ее глава шестидесятилетний Антон Ильич Суриков собрал всех своих сотрудников в конференц-зале.

– Товарищи, – сказал он, – пришла горячая пора. Идет новое поколение политиков. Они эрудированы, образованы, подтянуты (при этих словах Сергей Иванович втянул свой, хоть и небольшой, но слабый живот в спинку стула). Они нравятся электорату. Это их выражение. Это мы с вами думаем о людях. А электорат – это какой-то гибрид электрички и сварочного аппарата. Но мы-то с вами знаем, что власть – это не только презентации и приемы. Это тяжелый каждодневный труд. Дороги, пенсии, больницы, школы, инвалиды и уборка мусора. Красоты здесь мало. Мы должны мобилизоваться и отстоять нашу старую гвардию, знающую и любящую свой город и его жителей.

Сергей Иванович и Наталья Андреевна слушали главу со слезами на глазах. Эх, умеет говорить. Но если бы эти слова хоть в чем-то… 

Тем не менее, если выберут кого-то другого, то не факт, что они останутся на своих местах. Поэтому надо бороться за Антона Ильича, как за живучесть корабля, на котором плывешь в открытом океане.

Средства были выделены немалые. А как же, из бюджета, откуда же еще. Выделены денежки на подарки ветеранам, на продуктовые наборы пенсионерам, на красочные книги по истории родного города, на титульном листе которых красовался фотопортрет Сурикова, на ремонт школ и детских садов. И все это под лозунгом «Наш  Антон Ильич – отец родной. Бросим, товарищи, клич – мы за него стеной!»

Подробно на всех перипетиях останавливаться не будем. Расскажем только один случай, приключившийся с Сергеем Ивановичем.

До выборов оставалась одна неделя. Самая горячая пора. Сергей отвечал за наружную рекламу. То есть за плакаты, растяжки, баннеры, на которых Антон Ильич мудрым, недремлющим оком взирал на избирателей, как бы говоря:

«Все равно я останусь главой Управы. Меня поддерживают так высоко, что даже птицы туда не долетают. Так что, если хотите спокойствия и благополучия, либо голосуйте за меня, либо вообще не ходите на выборы. Не портьте мне статистику».

Все вроде бы шло по плану. И вот за неделю до выборов идет Сергей Иванович, как обычно, на работу в восемь тридцать. Настроение хорошее, потому что дело правое и так далее. И вдруг навстречу ему с белым лицом бежит Наталья Андреевна и кричит так жалобно:

– Беда, Сереженька, беда!

У Сереженьки руки стали ватными, а ноги, не истерзанные физическими упражнениями, перестали держать его высокое и неустойчивое тело. Он присел на ближайшую урну, положив предварительно на нее портфель.

– Что случилось, Наталья Андреевна?

– Все наши плакаты и баннеры этой ночью были сорваны, а на их место прикреплены другие. Даже боюсь сказать, что там изображено.

– Говорите, Наталья Андреевна. Я мужественно перенесу любое известие.

– Нет, не могу. Вам нужно самому это увидеть. Пойдемте, я поддержу вас, Сереженька. Здесь недалеко, за углом. Как раз напротив Управы.

Они, опираясь друг на друга, прошли метров тридцать и повернули направо. Картина, открывшаяся неподготовленному взору Сергея Ивановича, потрясала его воображение.

Я бы сказал, что детям до шестнадцати смотреть не рекомендуется. Но эту, придуманную советской цензурой фразу, в пору моей молодости писали даже на афишах кинофильмов «Фанфан-тюльпан» и «А зори здесь тихие». А сейчас далеко не все взрослые выдержат то, что смотрят наши дети.

Короче, чтобы вас больше не томить. На том самом месте, где еще вчера висел портрет Антона Ильича размером три на четыре метра, сейчас красовалась аналогичных параметров картина следующего содержания.

Глава Управы в одной банной шапочке и резиновых шлепанцах без исподнего, но зато весь красный, что подчеркивало его политическую ориентацию, сфотографированный тайно во весь рост, пытался поймать игриво ускользающую от его напряженных органов девицу. На ней тоже из одежды был только педикюр. Дело происходило, очевидно, где-то во время банных процедур.

– Немедленно снять, сорвать, уничтожить, – зашипел беспомощно Сергей Иванович.

– Поздно, – обреченно ответила Наталья Андреевна, – уже весь город видел. И потом, если бы только один баннер перевесили.

– Что?

– Да, все двадцать. Я уже технику вызвала, начали с рынка.

Через два часа отличного качества наружная реклама была изорвана на лоскуты и сожжена на городской свалке. Но общественное мнение, внимательно изучив детали, пришло к выводу, что Антон Ильич Суриков – еще вполне работоспособный глава Управы, обладает отменным здоровьем и реально может четыре года руководить городским хозяйством. С таким-то хозяйством.

Голосование в первом же туре принесло ему победу с явным преимуществом.

Жесть.


*** 

В жизни даже рядовых, невыдающихся граждан всегда есть место подвигу. Вот, к примеру, участковый терапевт Татьяна Степановна, мать Сергея Ивановича. С утра прием в поликлинике, после обеда посещение больных на дому. Или наоборот. Казалось бы, рутина и тяжелый труд.

Как раз данный случай  произошел в тот же год, когда и выборы состоялись. Ну, так совпало.

Вызов этот сразу каким-то странным показался. Марья Григорьевна из регистратуры так и сказала Татьяне Степановне:

– А  звонок очень подозрительный.

Терапевт, посмотрев на адрес, ответила:

– Я эту семью хорошо знаю. Муж, жена, мать пенсионного возраста и дочь на выданье. Правда, давно уже. Два аборта сделала, все никак не остановится на каком-нибудь одном варианте. А кто звонил-то?

– Женский голос. Приезжайте, кричит, скорее. Караул. Я ей говорю, что скорую помощь вызывайте. А она мне, мол, мы только Татьяне Степановне доверяем, подождем лучше ее. И добавила, что вы ей, в смысле, тебе, передайте, чтобы ничему не удивлялась.

– Да я за столько лет не то что удивляться, а вообще реагировать перестала.

Короче говоря, пришла Татьяна Степановна на тот вызов, звонит в дверь, а ей никто не отвечает. Еще раз звонит, а потом смотрит, что дверь в квартиру только прикрыта неплотно. Ну, и вошла она, и кричит:

– Есть кто дома?

Тишина в ответ.

– Кто больной? – кричит она опять.

Снова – тишина.

Врачи и милиционеры никогда не разуваются, поэтому пошла терапевт по дому, искать живые души.

Везде пусто. В спальню она входит, а там все это и произошло. У бабушки ихней друг был, вместе чаевничали, в театр ходили. Обоим по шестьдесят. В тот день он в гости пришел, а старушка в магазин ушла, за свежей выпечкой. А внучка ее еще спала после посещения ночного клуба.

Он, значит, сидит в гостиной, подругу дней суровых ожидает, а девушка, как спала, голая, так и пошла в туалет по домашней привычке. А кого стесняться? И идет, потягивается, деталями колыхает на ходу. Старичок разволновался, перестал что-либо соображать, и пока внучка туалет посещала, быстро разделся и в ее постельку с головой улегся.

Та вернулась досыпать, а он к ней ручонки тянет и другие органы. Возбудился не на шутку от такой картины. Да и вообще, крепкий еще был мужик.

Внучка от неожиданности как двинет его по голове, чем попало, то есть лампой настольной металлической. Он сознание и потерял. И кровь с головы стекать начала.

А тут бабушка вернулась. Слышит, внучка рыдает. Она к ней заглянула и ахнула.

– Совратительница! – кричит, не разобравшись в ситуации. – Мало тебе своих молодых кобелей, так ты еще и моего товарища в постель затащила!

И избила в порыве страсти!

И еще как даст пакетом внучке по голове. А там банка со сгущенным молоком лежала. И точно в темечко попала девчонке.

Короче говоря, когда Татьяна Степановна появилась на месте преступления, бабушка сидела у кровати, а друг ее и внучка лежали, истекающие кровью. Слава богу, оба живы были.

Этим двоим она раны обработала, а бабушке укол успокоительный сделала.

Говорят, что внучка потом замуж за старичка этого вышла. Он, как увидел тогда ее, влюбился очень и дачу продал, и машину, и завалил цветами и подарками. А внучка вскоре родила бабушке правнучку. Еще один от бабушки ушел.

Жесть.

*** 

У Майи Михайловны вся жизнь была посвящена сыну и внуку. Казалось бы, что может быть неординарного в приготовлении обеда и уборке квартиры. Но, как говорится, в жизни всегда и везде есть место подвигу. Даже на кухне. А тем более, при помывке унитаза.

Несколько лет тому назад, когда Майя Михайловна еще трудилась в театре администратором, она по долгу службы общалась с артистами. Это обстоятельство никогда не являлось для нее предметом гордости или разговоров типа ах, какая она сволочь, хоть и народная актриса. И проститутка к тому же. Нет, выйдя из театра, Майя Михайловна тут же забывала обо всем, мгновенно переключаясь на домашние заботы, которые и были для нее основным делом.

А потом Марик стал хорошо зарабатывать, и смысла терять время, болтаясь в театре, уже не было никакого. Это раньше, в советское время, когда билет на хороший спектакль был в огромном дефиците, администратор, распределяющий эту красоту, имел неплохой дополнительный заработок. А сейчас, когда в театры ходить перестали, и правильно сделали, ее престижная работа превратилась в обычную рутинную службу.

Поэтому Майя Михайловна безболезненно в один прекрасный день осталась дома. И почувствовала такую свободу, что начала напевать какой-то бодренький мотивчик. Даже, я бы сказал, фривольный. Что совершенно не соответствовало ее сложившемуся образу степенной дамы без излишеств.

Когда начались эти истории с трупами земноводных и письмами в почтовом ящике, Майя Михайловна, как мать, почуявшая угрозу единственному сыну, не на шутку забеспокоилась. И решила сама разобраться в ситуации. Естественно, не ставя в известность ни брата, ни Марка.

Что люди обычно делают, когда попадают в неординарные ситуации? Правильно, паникуют, то есть натягивают на себя белую простыню и смиренно сами ползут на кладбище. Но не все. Майя Михайловна в такие минуты приобретает расчетливый ум в холодной голове, как говаривал товарищ Дзержинский. Горячее сердце у нее было и без того.

Она, значит, достала старую записную книжку и начала листать ее в надежде найти там человека, который мог бы помочь в данной ситуации. Среди любителей театра попадались люди разных профессий.

И точно. На страничке под буквой «х» почему-то был вписан «полковник милиции Лымарь». И номер телефона. Майя Михайловна тут же позвонила, на удачу, сразу же попав на Лымаря.

–  Сидор Тихонович?

– Так точно, – ответил тот.

– Помните театрального администратора Курляндскую?

– Майя Михайловна! – обрадовался тот. – Не поверите, но только сегодня думал о вас.

– Не может быть.

– Серьезно. В Москву приезжает Мадонна. Дочка просит билеты достать, а у меня и связей-то никаких не осталось. Кому нужны пенсионеры.

– Так вы уже на заслуженном отдыхе? – явно разочарованно спросила Курляндская.

– Так как насчет билетиков? – не отвечая на вопрос, упрямо спросил полковник. – Вы не волнуйтесь, деньги у меня есть. Это раньше мы все на халяву делали. А теперь я подхалтуриваю в одном частном сыскном агентстве, информацией ребят снабжаю. Хорошо платят, сукины, простите, дети.

– Билеты-то не проблема, – ответила Майя Михайловна, – решим. А как вы смотрите на то, Сидор Тихонович, чтобы нам с вами обменяться услугами?

– Если я могу помочь, то, как говорится, готов соответствовать. В чем суть проблемы?

– Да, понимаете, сын устроился в коммерческую фирму работать, к моему брату. Зарабатывать начал хорошо. А в последнее время ему постоянно угрожают. Письма странные в почтовый ящик суют, трупы всяких тварей туда же.

– А вы с сыном говорили об этом?

– Конечно. Но он ничего не объясняет, рукой на меня машет. И даже потерял аппетит. Перестал просить добавки своих любимых котлет.

– Да, это аргумент серьезный. Мне бы надо с ним встретиться.

– Ни в коем случае! Боже упаси! Нельзя ли как-то без этого обойтись. Ну, чтобы Марик не знал, что я к вам обратилась.

– Можно, конечно, но это гораздо сложнее. Хорошо, я посоветуюсь с коллегами и перезвоню вам.

Через день Лымарь действительно перезвонил и предложил встретиться.

– Майя Михайловна, вас ждут, – сказал он в трубку, – и захватите с собой пару фотографий сына.

Через неделю после встречи полковник позвонил вновь.

– Да, уважаемая моя, дело очень серьезное.

– Что такое? Сидор Тихонович, говорите всю правду. Надо готовиться к худшему?

– К худшему надо готовиться всегда. Но не сейчас. Ребята разобрались в ситуации и подстрахуют вашего Марика. Вам больше волноваться не надо.

На следующий день, вечером, когда в офисе остался только директор, в дверь мягко постучали.

– Да-да.

– Здравствуйте, уважаемый Феликс Михайлович. Можно к вам?

– Чем обязан?

– Я вас надолго не задержу. Разрешите представиться, полковник милиции Лымарь.

– Серьезный заход. Неужели есть повод?

– Абсолютно незначительный.

– И чем же моя кандидатура смогла заинтересовать наши почетные органы?

– Феликс Михайлович, будем откровенны. Я к вам насчет племянника.

– Марика? Что он натворил, негодник?

– Он-то ничего. А вот вы как до этого додумались? Сестру не жалко?

– Что вы себе позволяете? На каком основании?

– А вот, взгляните. Здесь два бойца мило беседуют с Марком Семеновичем. А вот эти же ребята в кафе «Водка-селедка» общаются с вами. А здесь, посмотрите внимательно, вы передаете им конверт. Я не думаю, что в нем письмо.

– Товарищ милиционер, давайте уже сразу к делу.

– Я хочу услышать объяснение происходящему. Иначе и Майя Михайловна, и ее сын узнают об этом прискорбном факте.

– Обычная проверка. Деньги серьезные в обороте. Помощник мне нужен надежный. Здоровье меня уже подводит, поэтому некоторые переговоры он будет проводить самостоятельно. Должен же я был убедиться.

– И что, убедились?

– Пока еще нет. Марик согласился с ними сотрудничать. А как он себя поведет на самом деле, я еще не сумел узнать.

– И когда планируете окончательно принять решение?

– На послезавтра у меня назначена та сделка, о которой шла речь.

– Я надеюсь, что Майя Михайловна больше не будет волноваться по этому поводу?

– Да, методы мы досконально не обсуждали. Эти твари в почтовом ящике – явный перебор. Я уже высказал исполнителям все, что о них думаю. Ну, что поделать? Где взять в наше время интеллигентных людей? Все или бомжуют, или за границей.

– Хорошо, Феликс Михайлович. Обещайте мне, что больше никаких проверок не будет. А я пообещаю, что ваши родственники не узнают обо всем этом.

– Клянусь. После сделки в любом случае откровенно поговорю с Мариком. А Майю не надо травмировать.

*** 

Сам же Марк оказался перед сложным выбором. Когда-то он уже находился в такой же ситуации. В детстве он гостил летом у бабушки в деревне. Там же гостил его троюродный брат Тимофей. Как-то вечером Марик утащил из подпола банку вишневого варенья и слопал ее самостоятельно за баней. Но потом червь сомнения начал его мучить совместно с желудком. И если желудок успокоился после трех заходов в домик во дворе, то червь сомнения не желал угомониться. Тогда Марик набрал указательным пальцем остатки варенья из банки и намазал им верхнюю губу спящему Тимофею.

Утром Марк, как человек с нечистой совестью, проснулся раньше троюродного брата. Каково же было его удивление, когда он увидел, что лицо Тимы чисто, как не знаю что.

Оказалось, что щенок Баскер, живущий у бабушки, поработал над спящим Тимофеем. В смысле, вылизал его вкусную губу.

Марик долго решал, идти признаваться или нет. Но прошел день, и никто этой банки не хватился. У бабушки количество варенья никогда не учитывалось. Так проблема разрешилась сама собой.

Но не в этот раз. Он дал браткам слово и даже съел купленное ими эскимо. Так что обратного хода не было. Марик даже не мог в то утро смотреть в глаза дяде. Боже, что же будет. Его всего колотило. Он отказался от завтрака, чем окончательно довел маму до сильнейшего душевного волнения.

Напомню, что согласно системе кодовых знаков правая рука Феликса Михайловича, легшая на стол, означала отрицание сделки, а левая – положительный комментарий. Они сразу же договорились, что ни при каких условиях подписание договора не должно состояться.

Но у братков-то было другое мнение.

И вот этот момент настал. Напротив Феликса и Марка сидели ничего не подозревающие люди. Но племянник-то был уверен, что именно эти сволочи подослали к нему бандитов с малой дорожки. Какая уж там большая дорога у таких уродов.

Марк абсолютно не слушал, о чем шла речь. Он ненавидящим взором смотрел то на одного, то на другого. Господа сильно занервничали, не понимая, в чем дело. Может, парень заподозрил в них антисемитов?

И вот Феликс Михайлович спросил у Марика его мнение по поводу сделки. Тот не слышал. Он был поглощен своими мыслями, типа, что бы он сделал, если бы два этих гада попались ему где-нибудь в безлюдном месте, а он был бы, к примеру, Володей Кличко или хотя бы псом Шариком.

Феликс Михайлович еще раз, улыбнувшись господам в знак извинения, обратился к племяннику. Его правая рука елозила по столу перед самым носом Марика, подсказывая правильный ответ.

– Хрен вам, а не сделка! – заорал племянник. – А браткам своим передайте, чтобы ближе, чем на сто метров, ко мне не приближались! Не надо, дядя, меня останавливать. Ты ничего не знаешь о них.

– Простите мальчика, – сказал Феликс господам. – У него горе. Его можно понять. Любимая девушка бросила.

Хорошо, что не добавил, что это произошло пятнадцать лет назад.

Господа, качая головами, ушли.

А Феликс Михайлович открыл холодильник, достал оттуда что-то и подошел к Марику.

– Молодец, племяш. Испытание выдержал. А это тебе от меня.

И обомлевший Марк Семенович увидел перед своим носом любимое эскимо.

Жесть.


(Продолжение следует)