Очерки бурсы

***
-Девушка, Вы с училища?
-Да, еще какая!

 «Так это не сон?!» - вскрикиваю я спросонок. Нет, не сон… Сейчас мне действительно придется одеться-собраться, сесть в маршрутку и трястись в ней сорок минут до заветной цели – М-ского педагогического колледжа. Разумеется, это никакой не колледж, а настоящая учага, махровая…
Глотаю комок, предательски подступающий при мысли о том, что ждёт меня там. «Держись! - говорю себе, - так надо! Как-нибудь прорвёмся!».

В маршрутке не так уж плохо, ехать далеко, не надо беспокоиться об остановках – моя конечная, можно подумать, мысленно пробежаться по немецкой литературе – миннезанг, куртуазный роман… Рыцари. Думаю о рыцарях, они ведь совершали подвиги, были бесстрашны и доблестны, вот и я мчусь к своему дракону, не сказать, что бесстрашно, но всё-таки мчусь!

Ёлки! Какие они красивые! Голубые! На душе становится полегче, можно оглядеться, благо, до начала занятий еще полно времени.
Первым живым существом, которое встречается мне на аллейке меж дивных ёлок, оказывается тощая серая кошка – это знак, для меня добрый. Останавливаюсь поговорить. Кошка ластится, мяукает… можно жить! У самой двери учаги расположился следующий кот – разноцветный, упитанный, с ним обмениваемся кратким приветствием (тут же ловлю себя на мысли, что разговариваю со зверями вслух, а это, кажется, не полагается делать преподавателю столь солидного учреждения).

Мой первый день, конечно, начинается с неразберихи и форс-мажора: кабинет, в котором должны пройти уроки, на ремонте, а куда податься вместо него знает только какая-то загадочная дама с приятной фамилией, не знаю, чем уж она приятна, но именно такие мысли шевелятся во мне на протяжении получаса, который проходит в беготне из одного корпуса в другой, мимо ёлок, мимо кошек, бегаю, ищу, а мои новые коллеги стараются эти поиски как-нибудь затруднить, то отсылая меня в неправильном направлении, то заворачивая назад…

Коллеги занятные: они постоянно что-то спрашивают у меня, а на мои вопросы предпочитают отвечать молчанием, на настойчивые расспросы о том, чем же так страшно преподавание у физкультурников (а ведь именно с ними мне предстоит проводить по 7 часов в неделю!), охотно отвечает только «подмигивающая дама». Во время своего пылкого повествования о том, как студентов физкультурного отделения собирали по детским комнатам милиции, предлагая им учагу вместо тюрьмы, дама постоянно подмигивает – то одним глазом, то другим, голос дрожит, глаза блестят, как обычно пишут, лихорадочно! Спрашиваю: «И что же делать с ними?», в ответ подмигивающая дама кричит так, что я непроизвольно отступаю и присаживаюсь на колченогий стульчик: «На них надо ОРАТЬ! И писать докладные! Постоянно писать докладные!».
Орать я не могу (болит горло, да и гуманистическим ценностям сие противоречит), писать докладные – крысятничать, не, это тоже не ко мне, не про меня. Я - кот. Вопрос «Что делать с физкультурниками?» остается открытым, торчит в мозгу, мешает ходу мыслей.

Мытарства с поисками кабинета моментально забываются, когда я обнаруживаю, что заниматься предстоит всего с тремя приятными детишками. 
Барышни немного зажимаются, но все-таки охотно внимают историям о сверкающих латах и прекрасных дамах, с парнишкой сразу находим общий язык. Искренне радуюсь, что тут есть нечто приятно, кроме ёлок и котов! Компания для перемены найдена, внутренне ликую.
Уроки пролетают незаметно, рассказать всего не успеваю, так как постоянно отвлекаюсь, чтоб объяснить, что такое матриархат, феодализм, чем фольклор отличается от литературы, а вассал от сюзерена… На каждом шагу для них что-то оказывается загадочным, а для меня главная загадка в том, как эти замечательные и совсем не глупые дети прожили в такой «интеллектуальной дикости» аж до третьего курса. Они не физкультурники, но что-то подсказывает, что методика «ор и докладные» применялась и здесь.

«Вольфрам фон Эшенбах» - вывожу я на доске, всеми силами стараясь писать разборчиво и крупно. В это время из коридора доносится страшный грохот и аплодисменты. Вопреки «учебной дисциплине», которая не велит отпускать студентов во время занятий даже в туалет («Как не отпускать?! Ведь им очень срочно может понадобиться!» - «Не отпускать, ни под каким предлогом! Им лишь бы ничего не делать, а туалет может и подождать – всего 45 минут урок идет. На перемене надо успевать – не успел – терпи!»), выпускаю разведчика в коридор. Разведчик сообщает, что физкультурники разбили план эвакуации, висевший под стеклом на стене. Почему аплодисменты? Потому, что юному спортсмену удалось сделать это ногой… Мои девчонки вздыхают: «Посуды в столовой почти не осталось, физкультурники постоянно кидаются тарелками друг в друга».


Второй рабочий день обещает мне 6 уроков, все они разные, разные группы, разные темы, надо узнать, что именно делать, что и с кем проходить. Коллеги снова приветливо футболят меня от одного кабинета к другому, в каждом – поджатые губы, оценивающий взгляд и краткое: «Спросите у Марьиванны…».
В конце концов, удается найти заведующую кафедрой русского и литературы. Она сразу заявляет, что ей надо поесть, а то она еще не обедала (я тоже, но мне ведь никто и не скажет, где столовая, где туалет, впрочем, и то, и другое, я планирую отыскать по запаху).
Обед у мариванны основательный, я жду ее чуть больше часа. Когда совсем отчаиваюсь, она появляется. Узнаю о своих обязанностях – их много. Прав у меня нет, даже распечатывать тонну тестов надо своими силами и за свои средства («У нас не богадельня!» - напоминает марьиванна).

- И запомните главное: работы по русскому языку должны быть выполнены на листах в линейку! Работы на листах в клетку не читайте – сразу два!
- А какая разница – клетка-линейка…?
- Умничать будете у себя в аспирантуре! У нас все должно быть правильно!


По дороге домой смотрю в окошко маршрутки – желто-красные деревья, красиво, весь день стоит как бы хрустальный, очей очарованье, что такое осень…
Утренняя паника давно отступила – теперь я точно знаю, что люблю детей и хочу им что-то рассказывать, объяснять, что я, чёрт возьми, педагог! «Спасибо Вам! Было ТААК интересно!» - ради этих слов, наверное, и стоит жить. На душе становится очень просто, как у великого Гребенщикова: «Я больше не играю, теперь всё в порядке!». Впрочем, в то же самое время я понимаю со всей очевидностью и то, что работать там невозможно, как и в школе. Меня не съедят физкультурники, но марьиванны и планы уроков, отчёты за каждый шаг и вся эта бюрократия не оставят шансов.



***
Пушкин был чёрным,
Его дед был чёрным!
Он сам писал свои тексты,
Он погиб в перестрелке…

Утро второго рабочего дня холодное, хорошо, что «газелька» не заставила себя долго ждать. Суббота… город еще не проснулся, так что домчались за двадцать минут, я даже не успела мысленно прокрутить ход лекций, припомнить с чего надо начать, чем закончить… Физкультурники… Сегодня мы встретимся. «Делай, что должно и будь, что будет!» - говорю себе, подходя к знакомым красавицам-ёлкам.
Впрочем, зловещая встреча состоится только на пятом уроке, до этого еще жить и жить. Кошки куда-то подевались, а вместо них явилась лохматая собака на трех ногах. Интересно, это добрый знак? Или наоборот?

В первом корпусе два этажа, но это обман, так как все лестницы ведут в никуда, упираясь в грязные, наглухо заколоченные двери. Значит, тридцатый кабинет на первом этаже. А там меня уже и ждут!

Студентки, готовящиеся стать учительницами начальных классов, почему-то похожи на усталых женщин тяжелой судьбы. Мне хочется их оживить, немножко встряхнуть… Позабыв программу, выданную вчерашней мариванной, начинаю рассказывать о взглядах на возникновение языка, о психолингвистике Гемана Пауля, о биологизме Шлейхера… Меня прерывает звонок, возвращается реальность, перспектива продолжения лекции, которая теперь должна будет коснуться воззрений Соссюра, начинает казаться совсем уж нелепой.

- Вопросы есть? Вам было понятно? Вы не стесняйтесь, в любой момент поднимайте руку и спрашивайте, будем со всем разбираться!
- А может, Вы нас отпустите пораньше?

На перемене считаю ворон. Восемь штук. Прошло всего два урока, физкультурники  приближаются, под ложечкой тоскливо сосёт, но не только от страха, а еще и от голода. Столовая по субботам не работает, вот и вороны завтракают чем попало прямо на еловой аллейке.

- У вас уже были уроки русского в этом учебном году?
- Были…
- Что вы на них делали?
- Мы по цепочке читали учебник, а потом делали упражнения.

Девицы отделения коррекционной педагогики на унылых женщин не похожи, они, напротив, энергичные, раскрашенные, громко переговариваются прокуренными голосами. Меня охватывает ощущение какого-то тягуче-липучего безумия, а они всё стонут протяжно так: «Не хотииииим! Давайте по цепочке почитаем…». Они не знают, что скрывается за выражением «как курица лапой», не понимают, что значит «попасть впросак». Сначала думаю, что издеваются, прикидываются, но нет… увы.
А сердце бьётся в горле, а руки предательски дрожат, еще пара десятков минут и физкультурники.


Удача! Кабинет нашелся быстро и легко, да еще и открыт! Но там какая-то женщина в костюме цвета крови.
- Вы кто еще?!
- Я – новый преподаватель русского и литературы. У меня здесь урок по расписанию…
- Вы только пришли к нам работать, а уже устанавливаете свои порядки и права качаете!!!
- ?
- У меня здесь психология, я тут с первого дня занятий!
- А что мне-то делать? Куда мне девать группу? Они ведь сейчас уже придут…
- Отведите куда-нибудь, это Ваши проблемы.


И тут… сначала я услышала вопли, грохот, смех, потом к звукам присоединилась картинка – на меня двигалась толпа невообразимого вида удальцов (мне показалось, что их около сотни, на деле же – 35). Значительная часть оказалась джигитами, объясняющимися на своем гортанном наречии. У меня осталась пара секунд, чтоб убежать, пока они не поняли, кто я, пока ничего не началось. В тот же миг во мне кто-то умер, а кто-то новый сказал громко, хоть и слегка дрожащим голосом: «Всех приветствую! Меня зовут Анастасия Александровна, я – ваш новый преподаватель литературы!».
Тут выяснилось, что они не собираются меня убивать, но готовы предложить кино, вино, клуб и даже руку с сердцем… Не готовы они только звать меня по имени-отчеству. Что ж, это не то, ради чего стоит умереть, поэтому не разбеждаю. Однако надо их куда-то сажать (то есть, конечно, понятно, куда их следует сажать, но сейчас речь о другом). Передо мной немыслимая задача – они не должны разбежаться, пока я найду кого-нибудь, кто подскажет, что делать.

- Как тебя зовут?
- Оганес!
- Оганес, будешь тут за старшего! Следи, чтоб никто не разбежался, пока я не вернусь, хорошо?
- Для тебя всё, что угодно!

В кабинете спортсмены делятся на три команды: первая затевает карточное сражение (это тихо и довольно-таки безобидно, но время от времени происходят какие-то разногласия и раздается мат-перемат), вторая затевает потасовку, третья же команда занимает передние парты и начинает интересоваться, но не Пушкиным, а мной – сколько лет, какие парни нравятся, я говорю, что умные и пытаюсь перейти к Александру Сергеевичу.

- Пушкин сидел.
- Нет, он был в ссылке.
- Ну, значит, на поселении!
- Можно, пожалуй, и так сказать… Что ещё вам о нём известно?
- Он был с Гоголем.
- В каком смысле? Что значит «был с Гоголем»?
- Ну, Пушкин такой же был, как он. Жили давно, работали вместе.
- И кем они работали?
- Они вместе писали стихи.
- Можете что-то прочитать?
- Легко!
Оганес встает и грозно предупреждает: «Заткнулись все на х*й!».

Сижу за решёткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орел молодой…


Теперь мне надо поставить ему «пять», это сложно: вся группа окружает мой стол, все пытаются вырвать журнал, всем нужны «пятёрки». Оганесу удается оборонить заветную тетрадь, после выставления оценки, она скрывается под его олимпийкой. Да, интуиция не подвела – я сделала правильную ставку, выбрав его «старшим».
Боковым зрением замечаю, что дерущиеся с начала урока джигиты взялись за мебель: один лежит на полу, другой дубасит его по спине стулом (хм… а ведь у «подмигивающей дамы» стул был колченогим, тут же проносится какая-то страшная мысль о собаке…).
- Не лезь, зашибут ведь! – предупреждает Оганес, но недавно родившийся во мне человек отчаянно устремляется к дерущимся.

- Ты ж его убьёшь! Прекращай немедленно!
- Да мне без разницы. Мне участковый сказал, что пойду в колонию, а если не хочу, то в педуху, но чуть что – сразу в колонию, а там, наверное, лучше даже, тут надоело уже.
- А ты не мог бы прокладывать путь к колонии не на моем уроке, а то мне туда совершенно не хочется, понимаешь?

Последний урок вела уже не я, а тот новый человек, который способен укрощать тигров и крошить стекло, как шоколад, руками… Кстати, мне везет – в маршрутках не играет шансон, так что езжу то в тишине, то под аккомпанемент негромкой иностранной попсы.
В группе информатиков множество разнообразных девиц и один толстый мальчик.
- Это все?
- Нет, мальчишки сегодня не пришли…
- Один пришёл!
- Разве ЭТО мальчик?! Он же урод!
Новый человек во мне не терпит несправедливости и не церемонится с врагами.
- Кто это сказал?
- Да мы все считаем, что он мерзкий урод…
- А я считаю, что вы – дуры. Парень похудеет, если захочет, а вы останетесь дурами, это диетой не исправляется.

Аудитория возмущенна, слушать меня никто не собирается. Ничего, мне уже ни капельки не страшно. После звонка никаких «досвиданий» и робкое «спасибо» от пунцового толстяка.

Путь домой… опять мелькают осенние деревья, посадки, сады, потом город, дома, магазины, люди. Я очень устала, мне надоело. Унылая пора…