Лес

Там, наверху, качаются, веют прохладу зубчатые листья. Здесь, внизу, жгуты трав, переплёты корней.
Там, за лесом, пустыня. На скалах сидят неподвижно, распластав хвосты, ящеры, древние, как небо. Острые гребни на шеях угрожающе подняты, но глаза, некогда зоркие, давно вытекли, пустые глазницы мёртво смотрят на солнце.
А там, в лесу, качаются ветки, шелестят листья огромных фикусов. Тень. Солнечные полянки. Грибы и зелёные пауки.
По кустам, по лохматым верхушкам, идёт старичок-боровичок с палочкой. Он в плоской и круглой, как сковорода, шляпе. На руке корзинка.
Там, внизу, плачет девочка. Девочки часто плачут.
Старичок спускается вниз, по зелёным качающимся ветвям, вниз, где журчат ручьи и сидит на камне-валуне седая птица Время.
- О чём ты, милая?
- Ни о чём. Так.
- Знаю. Девочки часто плачут.
Но она открывает глаза, и у неё глаза – как мерцание калейдоскопа, как тёмные бриллианты в ночном небе, пугающие...
- Неправда, - говорит она. - Я ищу. И я найду его. Я уже была и там, где растут цветы до самого неба, и под мостом, где плывёт лодка. Была и на берегу, там сидят люди-качалки, один из них предложил мне покачаться в его качалке, но я шла мимо, и даже не остановилась.
И, пока она говорила, глаза вспыхивали, гасли, словно калейдоскоп, который поворачивают в руках.
- Ха, - говорит старичок, - если бы он покачал тебя в своей качалке, ты узнала бы, как он болен, болен...
Кто-то прошёл через лес огромными ногами, обутыми в замшевые башмаки с золотыми пряжками, качая стволы, осыпая на землю тряпичных птиц.
Старик подпрыгнул и оказался на ветке, как лесная кошка. Спина выгнулась, глаза засверкали, усы и борода встопорщились.
- Девочки часто плачут, - крикнул он, - по пустякам!
Изо рта и ноздрей его повалил дым. Он весь расплылся, растёкся, как горячее стекло, покрылся рябью – и медленно осел на землю.
- Да, - сказала девочка, сверкнув чудо-глазами. - Мы часто плачем по пустякам.
Лес, лес, лес был кругом. Справа, слева, всюду. Девочка посмотрелась в осколок зеркальца и пошла дальше. Вот она идёт, и уже никто не помнит, где она проходила, потому что травы поднимаются, ветки опускаются, а на мягком бархате не остаётся следов.
Вот, стоит маленькое кафе. Вывеска: "Уют".
- Зайти, может? - подумала девочка.
- Заходите к нам в "Уют": чай и кофе вам дадут, - сказал повар, стоявший у дверей в белом колпаке и фартуке. - Вообще, берём очень недорого.
Девочка посмотрела в осколок зеркальца – вздохнула – и вошла. Она села за столик у окна, сняла шляпу, положила на колени. Повар принёс чашечку дымящегося кофе и подносик с пирожными.
- Кушайте на здоровье, - сказал он. - Берём недорого, но вперёд.
- Как в лучших домах, - ответила девочка. - А к кофе ничего нет?
Повар замялся:
- Есть, да вы не станете пить: сам варил.
- Понятно. Присядь. Поговорим.
Повар угнездился на маленьком стуле, снял колпак и вытер им лысую голову.
- Работы много, - пожаловался он.
- Нет же никого, - удивилась девочка.
- Вообще-то, да. Но работы, тем не менее, хватает.
- Ладно, - она огляделась. - А это кто у тебя спит за тем столиком?
- А это так, один.
- Ах, один...
Девочка подошла к спящему. Она легонько покачала его опущенную голову и с улыбкой сказала:
- Вас зовут из подземелья!
- Где я? - испугался тот.
- На семинаре по научному коммунизму, - она села за его столик. - Слушай, ты что тут делаешь?
- Сплю.
- Понятно... Эй, повар! Принеси два кофе и торт побольше.
- Есть! - крикнул повар и опрометью вылетел за дверь.
- Чудак-человек, - девочка погладила мальчика по голове. - Куда это ты решил сбежать?
- Ты не знаешь.
- Я всё о тебе знаю. В школе был отличником, в институте тоже. Там тебя научили пить и английскому. Но с женщиной ты ещё ни разу не был.
Повар, повар. Вот он идёт, в белом колпаке. А в руках торт и поднос с двумя чашками кофе.
- Пожалуйста, - говорит он. - Берём дёшево, но...
- Уволю, - говорит девочка. - Ступай.
- Есть.
- Или нет, постой: принеси-ка нам того, что сам варил. И каких-нибудь огурцов, что ли.
Повар убежал. Вернулся с маленькой бутылочкой.
- Поставь. Иди, готовь обед. Он должен быть праздничным.
И, пока она говорила, глаза переливались, как ограненные алмазы, что называются бриллиантами.
- Ха, - сказал он, поднявшись. - Ну, ты даёшь, старуха. Ты, я гляжу, совсем с ума спятила.
Он застегнул рубашку на все блестящие кнопки, выпил залпом свой кофе и вышел. Девочка осталась сидеть, руки на столе. "Эй, шеф, подавай мотор", - услышала она с улицы.
Девочка встала и посмотрелась в осколок зеркальца.
- А платить кто будет? - спросил повар.
- Пушкин заплатит, - сказала девочка.
- А чего ты всё в зеркало глядишься?
- На себя любуюсь, - вздохнула девочка.
Она спрятала зеркальце и вышла в лес.
Лес, лес, лес кругом.
Лес, где шорох ветвей, и глаза рыб, и грохот вулканов. И скольжение змей под ногами. И листья над головой. Лес, где ходят люди и сидят на ветвях разноцветные птицы.
Лес, где не светит солнце.


1982.