Чудище-страшилище

 В одном лесу как-то помер старый Леший.  Оно, конечно, понятно, что живет всякая нечисть подолгу, но когда-нибудь приходит край. Так вот, значит, старого Лешего не стало, лес без присмотру остался – зверье распустилось, безобразничать начало, поляны-просеки позарастали, кикиморы в город зашастали, русалки рыбакам проходу не давали. Плохо в лесу без Хозяина.  Тогда вот и попал Акимка на эту должность. Молодой он еще, конечно был, чтобы в большом лесу лешачить, да замены другой не нашлось – повывелись нынче Лешие….

 А Акимка, ничего, старался, как мог: просеки почистил, зверье в чащу загнал, деревья от хвори да от пожару берег. На баб лесных страху навел – де-скать, кто в город шмыгать станет, обратно не пущу! А как с бабами без строгости?  Вот Акимка и запустил свое хозяйство: изба не метена, дрова не нарублены, сковородки не чищены, щи не сварены.

 А у лесной нечисти с порядком строго, вот и собрались они на Совет – решать, что с Акимкой дале делать…  Кикиморы да русалки, конечно, давай голосить – выгнать, мол, и вся недолга! Да баба Яга ногой топнула, зубом цыкнула и заступилась за  Акимку:

- Цыц! Окаянные! Враз выпорю, еще только, кто пикнет! А ты, соня-дрёма Водяной, поприглядывал бы лучше за своими хвостатыми!

 Водяной заурчал, забулькал в углу, пригрозил русалкам кулаком – те и притихли. Да и кикиморы умолкли – бабу Ягу все боялись, она слов на ветер не бросала.

- Ты вот что, Акимка, - продолжала Яга. – Хозяйка тебе в доме нужна. Жениться тебе надо.

- Да ты чего, Ягишна!!!  – Акимка едва с табурета не упал. – Куды мне жениться? И трехсот годов-то еще не прожил – рано! Не стану жениться и все тут!

 Баба Яга репу почесала, глубоко вздохнула, но была  непреклонна призвать Акимку к порядку:

- Что верно, то верно – молод ты еще, ветер в голове… А ты, Кощеюшка, что думаешь?

- А мне чего думать? Я первый раз женился лет в пятьсот поди… Не помню уже, - Кощей взглянул на Акимку оценивающе. – Хилый он ишшо для женитьбы-то!

 Все разом тоже посмотрели на Акимку. Косая сажень в плечах, башка огроменная, что тыква, волосы рыжей копной во все стороны торчат, бородища не чесана,  ручищи сильные, крепкие – олененок на ладони поместится.

- Ты, дядя Кощей, того, - Акимка встал рядом и провел ладонью Кощею по плешивой головушке. – Ничего я не хилый. Но жениться, все равно, не стану. Потому – рано…   

- Ноне слово модное есть. – Кощей отстранился от Акимкиной ладони. – Контракт называется. Сам я к этому никогда не прибегал – я по-честному, всех девок замуж звал…

- Да не тяни ты! Погремушка с костями! – баба Яга снова притопнула ногой. – Говори! Может, чего дельное скажешь!

- Ну, значит, так оно, - кашлянул Кощей. – Берешь, стало быть, девку в услужение,  скажем – на три года. Она тебе служит верой и правдой, как всякая баба в дому: готовит, убирает, портки зашивает. А три года пройдет – ты ей три ее желания выполнишь… И можешь не жениться вовсе!

- Ну, как, Акимка? – баба Яга потрепала рыжую копну Акимкиной гривы. – Коли жениться не обязательно, подойдет?

- А чё ж, не подойти! – молодой леший  облегченно вздохнул. – Коли жениться не надо, мне все подойдет!

- Вот и лады! – баба Яга распахнула окно и крикнула куда-то во двор. – Эй! Горыныч! Подь сюды! Дело есть!

 Из-за бани выполз сонный Змей Горыныч, протирая глаза на всех трех головах:

- Ну? Которое дело? Сожрать? Спалить? Настращать?

- Три башки, а ни одной не думаешь! – рявкнула баба Яга, но голос ее звучал вполне миролюбиво. – Надобно девку принесть. Вон, Акимке в услужение. Да гляди, чтоб молодая была,  не хворая!

- Слышь, Горыныч! – подал голос Акимка, - Пусть ее Алёнушкой зовут… Ну, или Настенькой…

- А тебе не один шиш разницы-то? – забрякал челюстями Кощей – Тебе же на ней не жениться!

 На том и порешили. Горыныч взял разгон и полетел куда-то вверх, за облака.

- А куда это он намылился? – Водяной, наконец, взглянул на небо.

- Да кто ж его разберет…- баба Яга вздохнула. – Он, чай, тоже не впервой! Немало девиц перетаскал, знает, где они водятся.



*****

 Долго ли, коротко летал Горыныч, про то неведомо, однако, к вечеру вернулся на Акимкин двор. Акимка даже с табурета встал и пошел дверь отворять. Только, как увидал он на пороге девицу, так и обомлел! Рот на растопашку открыл, глаза вылупил, руки в разные стороны растопырил!

 А девица, как Акимкино оторопение узрела, так и завизжала на весь лес:

- Чудище - Страшилище!!!!!

 От такого переполоху у всех помутнение сознания случилось. Уж на что Кощей крепок до бабьего визгу – и то за печку спрятался. Первый Акимка опомнился. Не от храбрости – от обиды:

- Это кто Чудище-Страшилище? А ты себя-то в зеркале видала?

 А потом грозно рявкнул в сторону распахнутых дверей:

- Горыныч! Это ты чего приволок? Разве ж это красна девица? Ночью в лесу встретишь – заикой останешься! Волоки обратно!

- И не подумаю! – Горыныч попятился за баню. – Она всю дорогу так визжала! И потом – не было на счет этого никакого уговору! Тебе не один шиш разницы-то? Ты же не жениться собрался.

 Баба Яга подошла ближе. И снова топнула ногой:

- А ну, не ори! Не то съем! Отвечай, кто такая? Как звать?

 Девка орать перестала, со страху в угол забилась и пискнула оттуда:

- Анфиса…

- Как???? – баба Яга с размаху села на лавку. – Эх, Горыныч, да как же тебя угораздило-то?...

- И не Алёнушка, и не Настенька,..- тяжко вздохнул Акимка.

- А тебе не один шиш разницы, как ее звать? Ты же не собираешься жениться! – послышалось из-за бани.

 Кощей высунулся из-за печки и пробрякал челюстями:

- Ягишна, давай, втолкуй девке-то, на кой она тут, да пойдем уже отседа!

- В общем, так, девица… Тьфу ты, пропасть! Язык не поворачивается ее так называть! – баба Яга сокрушенно покачала головой и начала сначала. – В общем, девица Анфиса, взяли мы тебя в услужение вот ему (Яга ткнула кулаком Акимке в спину), на три года. Будешь исправно служить – ждет тебя награда: любые твои три желания Леший, Акимка то есть, должён будет исполнить. А коли ослушаешься али сбежишь – сама догоню и съем!

 Девица сидела на лавке, поджав ноги и вытаращив глаза от страха.
Когда все, наконец, ушли, Акимка затворил дверь и сел на табурет, напротив своей наложницы.


******

 Девица совсем в комок сжалась под суровым Акимкиным взглядом.

- А ну, встань! – скомандовал он, как мог, дружелюбно. – Вот незадача! Жил же себе спокойно, никого не трогал… Я хоть погляжу на тебя, может, привыкну маленько…

 Девка сползла с лавки и встала перед Акимкой, опустив глаза в пол. Акимка разглядывал ее и сокрушенно качал головой. А ведь и было, чему сокрушаться!   

 Ростику эта самая Анфиса была небольшого – Акимке ровно по грудь, бледная, худющая! Волосы обкромсаны, как ни попадя, выкрашены черной краской и перья разноцветные по всей голове – синие, красные, желтые, зеленые. Вся эта пестрая кипа в разные стороны торчит – ни дать, ни взять – ёршик, коим бутылки моют! Лицо девицы (а как потом выяснилось, не только оно) было сплошь утыкано металлическими предметами – серьгами, кольцами, крестами и всевозможными другими железками. Одеты на ней были драные джинсы, заляпанная краской майка и кеды с прорехами, из которых торчали пальцы. Ногти на руках и на ногах были выкрашены черным лаком, такой же черной тушью подведены глаза. А на губах блестела, как крыло майского жука, темно-коричневая помада…

- Чудище- Страшилище…- вздохнул Акимка и отвернулся.

- Это ты мне? – попыталась возмутиться девица.

- А то кому же еще? – Акимка даже не повернулся, в голосе его слышалась неподдельная досада. – Кабы не Ягишна, мне бы век никого не надо было! А уж тебя-то и подавно!

- А я и не просила, чтобы меня сюда тащили! – девица обиженно фыркнула. – Налетел, схватил – этот, ваш, как его? Горыныч! Ну и выбирал бы себе какую-нибудь Алёнушку, зачем меня схватил?

- То-то и оно… - буркнул Акимка. – Это он сослепу, Горыныч-то… Стареет..  Вот и мне с тобой теперь хлопот полон рот… Ты есть-то будешь? Как, говоришь, тебя звать-то? Анфиса?

- А если буду? – обреченно вздохнула девица.

- Кадка с водой в сенях. Поди умойся, что ли? А то, как за стол сядешь, Красота невиданная?

 Анфиса, потупив голову, ушла в сени, а Акимка достал из печи грибы, румяную картошечку и поставил на стол самовар.

- Вот свезло, так свезло…- ворчал он себе под нос. – Ну, Горыныч, удружил… Ладно, хоть жениться не надо…

 Новоявленная хозяйка вернулась обратно, смыв с лица краску.

- Вот, уже лучше, - покосился на нее Акимка. – Однако, на тебе столько всего – одной кадки с водой мало! Все одно – Чудище-Старшилище!

- А ты на себя-то посмотри! Косматый! Нечесаный! Вон, брусника в бороде проросла! Нос картошкой! Ручищи, что грабли!

 Акимка сорвал в бороде ягоду:

- Зеленая ишшо… К концу лета дозреет! А что косматый – так ведь Лешие мы… А ты ешь двай шибче, да спать будем, поздно уже…

- Ты! Рыжее чудовище! Только тронь меня! Глазищи выцарапаю!

- Вот Дурында! – Акимка даже обиделся. – Сдалась ты мне, чтоб я тебя трогал! Ты на полати забирайся, а я на сеновал пойду!

 Он поковылял через всю избу, опустив косматую голову, и вышел во двор. Анфиса тут же высунулась в распахнутую дверь:

- Эй! Ты! Леший! Ты дверь всегда не запираешь? Может, ночью зайдет кто?

- Кто? – Акимка возник прямо из темноты.

- Ну… Я не знаю… Есть тут кто, кого все боятся?...

- Конечно, есть! – зарокотал басом Акимка. – Я!



*****

 Наутро, проснувшись на сеновале, вдохнув полной грудью пряный воздух начинающегося дня, Акимка сладко потянулся, опосля набрал свежей воды из колодца, умылся и, вспоминая вчерашние приключения, нехотя направился в дом.

 Девица Анфиса еще спала. Акимка осторожно подошел ближе и, опасаясь разбудить, заглянул ей в лицо. Длинные густые ресницы были опущены, на бледном лице проступил румянец. У корней волосы немного стали отрастать, и было видно, что когда-то они были русыми, что спелый каштан. Вот только невероятное количество металлических предметов портили это почти еще детское лицо: на брови, на щеках, у носа и целых три бряцалки – на губе!

- И ведь совсем недавно понавешала! – покачал головой Акимка. – Вон, даже кровит еще… Вот Дурында…

 Чтобы не разбудить девицу, леший старался не шуметь: он тихонько вымел избу, натер до блеска полы, принес свежей воды из колодца, растопил печь и заварил кашу. Анфиса, все же, проснулась и втихомолку подглядывала за Акимкой. А когда он поставил на стол самовар, слезла с полатей и ухмыльнувшись, спросила:

- Понял, поди, Чудище-Страшилище, что я не собираюсь тебе служить?

- Понял, как не понять? – не поворачивая головы в ее сторону, ответил леший.

- Ну, так прогони меня! – Анфиса с надеждой заглянула ему в глаза.  – Зачем тебе работница, от которой никакого проку нету? А?

- Не моя на то воля, - Акимка, наконец, повернулся. – Ягишна спуску не даст! Уж коли, велено чего, выполнять должён!

- Так скажи ей, Ягишне вашей, что не подхожу я тебе в работницы и делать ничего не умею! Пусть она сама меня выгонит!

- Дуры-ы-ы-нда! – Акимкино лицо расплылось в улыбке, словно блин на сковороде. – Нешто ж она тебя так отпустит? Осерчает – и будешь ты три года на болоте лягухой квакать!

- Тогда я сама сбегу! – девица чуть не плакала от досады.

- Не сбежишь. Ягишна враз назад воротит… Ладно, заболтался я тут с тобой, пора мне! – и Акимка выкатился из дому во двор.

 Вернулся домой он только к вечеру, уставший и голодный. В избе никого не было. Акимка для порядку заглянул под стол и под лавку – никого. Достал из печи кашу и с удовольствием смолотил мисочку-другую.

- Убёегла.. – раздумывал он вслух. – Эх, кабы все так легко было сделать, я бы тебя и сам из лесу проводил!

 Леший вышел на крыльцо. К вечеру собралась гроза – небо наклонилось низко-низко, до самых макушек деревьев, вдали уже сверкали молнии и раскатисто грохотал гром.

- Промокнет ведь, Дурында…- Акимка сел прямо на крыльце и стал ждать.

 Тем временем и гроза подоспела. С треском разрывая свинцовые тучи, молнии лупили по всей округе. А потом хлынул ливень! Словно кто нарочно опрокинул кадку с водой! В свете вспышки молнии Акимка разглядел хрупкую фигурку, что семенила в его сторону, то и дело,  падая на мокрой и скользкой траве.

 Анфиса стояла перед ним вымокшая, вся извалявшаяся в грязи, руки и лицо сплошь в царапинах – вместе с каплями дождя на крыльцо стекали розовые струйки крови.

- Ну, что, Чудище-Страшилище? – вздохнул, поднимаясь, Акимка. – Говорил я тебе – не уйдешь, Ягишна кругами водить будет, но не выпустит… Давай-ка дуй в баню, там натоплено, скидовай одежу, а я в сундуке пошарю. Скоренько дуй, не то простынешь!

 После бани, сидя за столом в Акимкиной холщовой, непомерно огромной,  рубахе, Анфиса пила горячее молоко, не смея поднять глаз. Кроме того, ее изрядно пробирал озноб.

- Эх, Дурында, простыла все-таки, - сокрушался Акимка. – Ладно, пей молоко да шастай под одеяло… Теперь вот выхаживать тебя придется, а то заботы мне мало…

 Анфиса даже не успела обидеться, едва коснулась головой подушки, тут же уснула, точно провалилась в пустоту… А ночью начался жар. Акимка не отходил от ее постели, то и дело прикладывал на голову свежую фланель, смоченную в травяных отварах, да приговаривал:

- Это все от железок твоих… Вишь, как рожу-то разнесло….

 На утро прилетела Ягишна. Отругала Акимку крепкими словами – пошто железки не вынул! Ловко достала все Анфисины сережки да колечки, смазала воспалившуюся кожу каким-то терпким варевом и велела Акимке не отходить далеко.

- А как же я за лесом доглядывать буду? – с надеждой спросил Акимка. – Нынче просеку от завалов надо разобрать, гроза вчера деревья поломала.

- Завтра разберешь, - баба Яга наклонилась над Анфисой. – Авось, ей полегчает, вот и разберешь. А чего это она у тебя по лесу шастала в грозу?

- Да гулять ходила… - Акимка густо покраснел. – а потом, вишь, гроза… Заплутала маленько…

- Не умеешь ты врать, Акимка! – Ягишна засмеялась, словно прокаркала.- Убечь, видать, хотела? А ты пошто ей не сказал, что заговорила я дорогу, не убежишь супротив моей воли?

- Да говорил я, только разве она станет слушать?...



*****

 Целую неделю Анфиса в сознание не приходила, металась в жару по постели, спала беспокойным сном. Акимка ни на шаг не отходил от нее, сам исхудал весь, но заботу свою исправно выполнял.

 И вот однажды утром жар спал, Анфиса открыла глаза и увидала сидящего рядом на табурете Акимку: косматая голова его опустилась на грудь, ручищи чуть ли не до полу болтались, а по плечу взбирался огромный паук.  Девка как заголосила с перепугу:

- Чудище-Страшилище!!!!

 Акимка от неожиданности да спросонья со страшным грохотом так и рухнул на пол с табурета! Убедившись, что он живой, Анфиса визжать перестала:

- Ой! А я уж подумала, что ты помер, раз паук по тебе ползет!

- Вот бестолковая! Переполох какой учинила! – Акимка потирал ушибленный локоть. – Это ты тут чуть не померла… Ягишна тебя выходила… Только это… она там железки твои вынула – через них вся хворь с тобой приключилась.

 Анфиса села на постели. Она еще была слаба и бледна после болезни, но глаза уже стали оживать: она с интересом смотрела на Акимку и улыбалась. Следы от железок на лице почти затянулись и были едва заметны.

- А ты ничего девка, без их-то, - Акимка кивнул головой на чашку, куда Ягишна поскидывала весь Анфискин пирсинг. – И как тебе мать-то позволила так над собой измываться?

- А у меня ее нету, - девчонка опустила взгляд. – Умерла она. Давно. Я с теткой жила сначала, а потом и вовсе одна… Скажи, Акимка, а ты правда, любые желания можешь исполнить?

- Ежели ты про мать, то нет – оживить никого не могу. Этого никто не может. А вот то, что тебе надобно – все исполню, ежели чего… К примеру, богатой могу сделать, за королевича заморского замуж выдать. Ну, и всякую такую дребедень, чего обычно бабы просют…

- Знаешь, а я ведь мало что по хозяйству умею, - Анфиса вздохнула. – Учить некому было. Что мы с тобой три года теперь делать будем?

- Стало быть, будем учиться, - пожал плечами Леший. – Все одно, супротив Ягишны не попрешь. Только ты не визжи так, не терплю я бабьего визгу…

 И стала жить девица Анфиса у Акимки в услужении, у лешего значит. Ягишна ей одеженку подкинула, платья там льняные, домотканые, с вышивкой, шубейку на зиму справили, Кощей платков надарил, Водяной бусы принес. Краска-то с волос смылась, перьев цветных не стало, да и волосы отрасли, шелком блестели. Акимка уж ее теперь не Анфиской – Нюрушкой называл.

 Училась Нюрка всему быстро – и щи варить, и пироги стряпать. Вскоре Акимке и хлопот не стало: днем он в лесу бродил, лешачил, а к вечеру домой спешил – к Нюрушке! По дороге охапку ромашек нарвет, приволокет в дом, а она уж как им радуется!

 Много диковинок лесных Акимка знал. Показывал он Нюрке, как лилия белая в одну ночь на пруду раскрывается, как русалки вокруг нее песни свои поют. На колдовскую поляну водил, где светлячков, что звезд на небе! А зимой любил леший сказки сказывать. Зимой-то он в лесу редко бывал, все больше в избе: сети чинил, одёжу штопал, на весну налаживал. А вечером сядет у окошка, на звезды али на снег глядит – и сказки сочиняет. А Нюрка, знай, его слушает, да гребнем космы ему распутывает или за прялкой сидит. Сказка сказывается, сверчок за печкой ей вторит, так время и шло…


*****

 Так три года и пролетели, не успели оглянуться. В назначенный день снова все собрались в Акимкиной избе. Акимка рубаху новую надел, подпоясался. Анфиса в уголочке на лавке присела и глаз с него не сводила.

- Ну, что, Акимка? – баба Яга лукаво подмигнула. – Угодила тебе девица Анфиса? Наградим аль накажем ее за услужение?

- За что ж наказывать? – леший замялся с ноги на ногу. – Коль заслужила, наградить надобно…

- А нешто отпустишь такую работницу? – наседала Ягишна. – Вон какую красавицу за три года выхолил!

- А как же не отпустить? Уж коли обещано было… Пущай идет… - Акимка густо покраснел, глаза в пол опустил.- Мне же на ней жениться не надобно...

 Тут сама Анфиса не выдержала:

- Ах, так! Чудище –Страшилище дремучее! Чурбан неотесанный! – по ее щекам текли крупные слезы. – Гонишь меня? Хорошо! Исполняй три желания! Как обещал!

- Нюрка! Да ты чего? – Акимка от изумления глаза вылупил. – Нешто я обидел тебя? Давай, говори свои желания…

 Анфиса, пуще прежнего разревелась, прямо в голос, на весь двор слыхать было:

- А раз так, вот тебе! Замуж хочу за королевича заморского! Денег хочу! Много! И…И… - сейчас придумаю третье желание!

 Тут Кощей Бессмертный поманил Анфису к себе пальцем, обнял за плечи и на ухо прошептал:

- А ты, девка, не торопись! Третье желание можно потом, не сразу… Вот тебе колечко волшебное. Ты не гляди, что оно простенькое да неказистое. Как третье желание на ум придет, так ты камешек и поверни! В раз тут окажешься, должок с Акимки, значит, стребуешь.

- Ну, что ж, Акимка…- Ягишна глубоко вздохнула. – Ты и правда, видать, чурбан!  Ну, раз ничего больше сказать не хочешь, исполняй её желания, так тому и быть!

 Хлопнул Акимка трижды своими огромными ручищами в ладоши – и исчезла Анфиса, как и не бывало.

- А что же вы меня три года назад за ней гоняли? – фыркнул Горыныч.

- Для порядку! – сердито ответила баба Яга.

 Акимка остался в избе один. Стоял он, стоял посередине да как взвоет!

- Не могу я без ей! Чего теперь делать буду?

- А пошто отпустил? – Ягишна заглянула в дверь.

- Так ведь обещал же! И три желания обещал выполнить! Как же не отпустить?

 С тех пор сладу с лешим не стало: целыми днями воет, зверье пугает, ночью по лесу шатается – черный, страшный… А потом и вовсе слег.



*****

 А первые два Анфисины желания Акимка по чести выполнил. Заморского королевича звали Юсуфом. И денег у него немеряно было. Привез он Анфису в свое заморское Королевство тринадцатой женой.

 Кругом золото да парча, лебеди в прудах плавают, музыканты на скрипках играют! Жены все целыми днями на пуховых подушках нежатся. Одна Анфиса невеселая по саду бродит. Говорит ей королевич Юсуф:

- Сегодня вечером ко мне в опочивальню придешь, ублажать меня будешь!

 Тут и вспомнила Анфиса про колечко, Кощеев подарок! Повернула камешек внутрь – и исчез дворец заморский вместе с лебедями, музыкантами и самим королевичем Юсуфом!

 В тот же миг очутилась Анфиса в Акимкиной избушке.  Сразу беду почуяла! Лежал Акимка в постели – щеки впали, позеленел весь, замшел. Ягишна вокруг с травами колдовала – не помогало.

- Акимушка! – испугалась Анфиса. – Живой ли?

 Акимка глаз один открыл, а как узрел девицу, сразу вся хворь прошла, как рукой сняло! С постели вскочил и завопил на всю избу:

- Нюрушка!!!

 А она на шею ему кинулась! И тоже голосит:

- Чудище-Страшилище! Исполняй моё третье желание! Хочу, чтобы первых двух и вовсе не бывало! Только не прогоняй меня больше…

- Дуры-ы-ы-ында! – Акимка заграбастал Анфису обеими ручищами так, что она по уши увязла в его рыжей бороде.

- Гы-ы-ы…- Змей Горыныч башку свою в окно просунул и оскалился в улыбке.
Ягишна тут же с размаху въехала ему кулаком в нос, и сама вышла следом вон из избы. Горыныч обиженно потирал нос лапой:

- Ты чего это серчаешь, Ягишна?
Баба Яга, сколь могла, нежно почесала его за ухом и, садясь верхом на метлу, мечтательно изрекла:

- Эх, Горыныч! С этими желаниями всегда такая путаница! Люди сами не знают, чего хотят!




Дизайн обложки художника ТАТЬЯНЫ ЕМЕЛЬЯНОВОЙ (с использованием рисунков Ивана Билибина)