***

Вся наша (да и ненашенская) культура (да и бескультурщина) пронизана вечной, как Сонечка Мармеладова, темой — темой любви. Не менее вечный и не менее пронзительный Аристотель однажды сказал, что поэзия «философичнее и серьезнее истории, ибо поэзия больше говорит об общем, история — о единичном»[1], а о чем поэзия говорит чаще всего? Конечно (т.е. бесконечно!), о любви! Да и что может быть более всеобщим, чем чувство, вызываемое единичным (т.е. единственным) человеческим существом… Впрочем, не только им, ведь у любви сортов больше, чем у сыра или вина, — и к Родине она бывает, и к берёзе, и к сакуре, и к трём апельсинам. Любовь разная и должна быть разной, и вообще — любовь должна быть, есть и пить, а также:

Любовь должна быть, как бумага,
чтоб и корабль, и самолёт, и журавлик в руках.

Любовь должна быть, как Кижи,
и никаких гвоздей!

Любовь должна быть, как волосы, —
не зубы —
Мягче и длиннее.

Любовь должна быть, как локоть,
близкая, но не кусачая.

Любовь должна быть, как форточка, —
не дверь, не окно,
но тоже выход в мир,
или вход во внутренний покой.

Любовь должна быть, как каблук,
делать выше и лишать комфорта.
И, непременно, оставлять следы.

Любовь должна быть, как варенье
малиновое,
и лечить от холода.

Любовь должна быть, как рюкзак,
освобождать руки,
но иметь свой вес.

Любовь должна быть, как Пушкин,
нашим всем!



[1] Аристотель Поэтика // Аристотель Соч.: в 4 т. — М., 1984. – Т.4. – С.655.