Тамара Спектор. Мария и Иосиф

               

    Мерказ клита в Мевасерет Ционе  девяностых годов прошлого, двадцатого века – один из центров абсорбции репатриантов в Израиле. Некоторые семьи получали там временное жильё. Не получившие –завидовали им и называли счастливчиков «мерказушниками». Ещё бы! Не надо отдавать за съём квартиры шекели, привязанные к доллару. Благополучие «мерказушников» оставалось перед входом, стоило лишь переступить порог жилых домиков, окрашенных в ту пору в клеточку, в отличие от служебных помещений.
    Мы жили на съёмной квартире, рядом с центром абсорбции, и посещали там ульпан. Прогуливаясь по живописным улочкам Мевасерет Циона, я забрела, впервые в Израиле, в супермаркет. Глаза мои разбежались от невиданного ранее изобилия продуктов. Я не могла сосредоточиться, понять, что где лежит и какова цена, тем более прочитать на иврите. Я впервые увидела такое красочное разнообразие банок, склянок, пакетов, этикеток и любовалась яркой художественной выставкой экзотических плодов. Это была пляска разноцветия  фруктов и овощей. В моём воображении оживали натюрморты в картинах известных художников. Я напряжённо вспоминала их имена: Поль Сезан, Анри Матисс, Поль Гоген, художники Голландской школы XVI – XVII веков. Значит, все эти плоды вырастают также на земле Израиля, и  когда-нибудь я смогу их попробовать!
     Мой взгляд остановился на высоком, статном, светловолосом славянине, который раскладывал все эти яркие натюрморты. Думаю, что лицо моё выражало полную растерянность. То ли он увидел моё любование его действом, то ли захотел помочь озирающейся, переминающейся с ноги на ногу «русской», быстро подошёл ко мне и предложил свою помощь. Звали его Владислав. Проведя меня по всем отделам, как экскурсовод,  он постарался внести ясность в пёстрый и загадочный мир этикеток, названий и цен. Мимоходом между нами завязалась беседа.
    Владислав рассказал мне, что по специальности он – архитектор. В стране исхода был исключён с последнего курса института за непокорность и защиту слабых. Родители его – служащие КГБ.  Его мировоззрение не совпадало с их политическими взглядами, и он сбежал от них. Уже несколько лет  живёт со своей семьёй в Израиле, в центре абсорбции. Владислав посетовал, что  по срокам им грозит выселение. Мимоходом поведал, что в доме командует его  тёща Мария, необыкновенная женщина, а муж её Иосиф – это «тяжёлый случай». Владислав любезно пригласил наведаться к ним, и в ближайшие дни я поспешила воспользоваться его гостеприимством.
     Найти их жильё оказалось  нетрудно.
Дверь открыла молодая, высокая и стройная, красивая женщина с серыми распахнутыми миндалевидными глазами, которые ещё не успели выплакать все слёзы по сыночку, недавно похороненному на Иерусалимском кладбище. Это была Ольга, жена Владислава.
Семь дней после похорон она, не выходя из дома, сидела в разорванном чёрном платье. Её волосы медного цвета, длинные и кудрявые, выглядели пышной, всклокоченной гривой. В самую пору ей бы продать свои волосы, как это сделала Рахель для своего Акивы, и дать возможность мужу окончить университет в Израиле. Ведь Владислав был полон мечтаний сотворить красивые виллы, похожие на мевасеретские. Ему мечталось, что у нас всех, и, в первую очередь у его семьи, будут свои добротные пенаты, как говорили в России.
    …Интересно, кстати, что слово «пенаты» в русском языке – домашний очаг, или родной дом, на слух совпадает с ивритским «пина» – уголок в доме. Пенаты (penates –лат.) – часть жилища или храма. Возможно, это слово осталось в еврейском языке ещё со времён римского владычества…
    Но возвращаюсь к Ольге. По профессии она дизайнер, однако в Мевасерете убирала виллы. Кроме того, доставляла на работу умственно отсталого взрослого сына какого-то важного чиновника и помогала тому справляться с его служебными обязанностями.
    Мне не терпелось познакомиться с мамой Ольги. Ждать пришлось не долго. Когда из боковой незаметной двери вышла импозантная, величественная женщина, одетая в стиле двадцатых годов, я поняла, что это и есть Мария. От неё исходила главная аура их дома. В Марии как бы заключалось солнечное сплетение, главный нерв этой сложной семьи.   По своей родословной Мария была замешена на сочетании многих кровей: русской, польской, французской и немецкой. В ней смешались в хаосе гены дворянские и простонародные. Эта женщина не получила профессиональное образование, но её поведение, манера говорить, умение слушать, необычайная тяга к искусству говорили о  внутренней культуре и духовности.
    Мария привезла с собой отборную библиотеку и фонотеку. По всей большой полупустой комнате были разложены раскрытые книги, альбомы с репродукциями, пластинки с репертуаром мировой музыкальной классики. Всё это духовное богатство сушилось, проветривалось в сырой квартире с чёрными следами плесени на стенах. А из проигрывателя неслись очаровательные мелодии вальсов Шопена. Атмосфера в доме была парадоксальная, завораживающая своей необычностью.
    Длинный, сложный жизненный путь научил Марию мудрости, терпимости и самосохранению. Я сразу же ощутила полное совпадение мыслей и действий у Марии с зятем и противостояние с дочкой. Основной заботой Марии был её муж Иосиф.
    В одно из посещений я познакомилась с Иосифом. На этот раз, дверь мне открыл он – согбенный, седой, как лунь, очень старый человек. Ему подходило сравнение с этой птицей серовато-белого оперения из семейства ястребиных. Иосиф боролся с немецким фашизмом в партизанах, был в плену, пережил страшный режим  концлагеря в Майданеке. Он несколько раз бежал, и много раз был избит до потери сознания. Так и трясутся до сих пор руки и ноги этого истерзанного человека. После войны Иосифа подлечили, и он смог продолжать жить. Но случился инсульт, а затем повторный… Его движения стали неуправляемыми, отвисшая нижняя челюсть не поднималась, рот исторгал  мычание. Очень напрягшись, можно было уловить приблизительные звуки человеческой речи. И только большие, серые распахнутые миндалевидные глаза с еврейской поволокой грусти говорили о его родстве с дочерью. У Иосифа относительно ясная голова, сохранился слух, но сказать членораздельно он ничего не может – у него парализован язык. И чем больше он старался освободиться от мыслей, озвучить их, тем больший ужас накатывался на слушающего. Большие надежды возлагались на израильскую медицину.
    При каждом посещении меня охватывала волна глубокого сострадания к этому тяжело больному человеку-инвалиду  и  сочувствия к Марии. Она терпеливо кормила и поила Иосифа маленькой ложечкой, переодевала, причёсывала. По квартире он с большим трудом передвигался самостоятельно. Иосифа с помощью Владислава возили на всевозможные консилиумы в Иерусалим. На бесконечных медицинских комиссиях ему никак не могли установить степень инвалидности, от чего зависела возможность получить постоянное жильё.
   … А в их квартире в центре абсорбции продолжала тихо звучать классическая музыка. Иосиф, сидя в инвалидной коляске, слушал «Ночную серенаду» Моцарта, вокальные циклы Шуберта, «Времена года» Вивальди, концерты Чайковского. И никто не знал, спит он или бодрствует, различает ли он бессмертные летящие звуки, складывающиеся в изумительные, незабываемые мелодии. А, может быть, у него в голове проносились страшные картины Второй мировой войны, отражающиеся в мучительной маске, искажавшей его лицо.
  Совершенно неожиданно Мария получила долгожданное письмо с признанием социального статуса мужа и предложением получить квартиру в городе Нацрат-Илите, в Нижней Галилее. Справедливость победила!
   Никто из нас не имел ни малейшего представления о Галилее, о Нацрат-Илите. Владислав тотчас поехал воочию увидеть «что и как». Из его рассказа мы узнали, что склоны невысокой горной цепи, которая тянется к востоку от древнего Назарета, лицом к озеру Кинерет, начали интенсивно заселяться евреями-выходцами из восточной Европы с 1956 года. К ним присоединилась «русская» алия 70-90-х годов. Статус города был получен в 1974г. Появился молодой еврейский город Нацрат-Илит. В отличие от древнего Назарета (нижнего), его назвали верхним Назаретом. Владиславу понравилась живописная местность и прекрасный микроклимат.
    Мария и Иосиф переехали в двухкомнатную квартиру в новом доме, ещё пахнувшую свежими красками. Владислав с Ольгой также получили там свои «пенаты». И вот мы расстались, перейдя на телефонное и почтовое общение. Глубокая взаимная симпатия и духовность связывали нас с Марией. Она рассказывала в письмах о благодатном, прохладном климате Галилеи, о постоянных ветрах, блуждающих и очищающих своей неистребимой свежестью улицы и переулки. Радовалась обретённому жилью, которое можно сделать уютным по своему вкусу. Появилась даже надежда на стабилизацию здоровья Иосифа. Мария пригласила меня приехать к ним погостить.
 И вот я в автобусе на пути из Тель-Авива в Нацрат-Илит. Я была полна радости от предстоящей встречи. Мы не виделись почти два года, и, наконец, я еду в Нижнюю Галилею…Первое впечатление – это кажущаяся необъятность и бескрайность просторов Изреэльской долины. Воздух здесь напоён терпкими запахами трав, цветов и созревающих плодов. Появляется мистическое состояние свободы духа и безграничности страны, в которой мы живём. Забываешь, что в 50-60 километрах к востоку от нашего автобуса – границы с Иорданией и Сирией, на севере, на таком же расстоянии –  Ливан. К югу, в 120-130 километрах – Египет, а на западе, совсем рядом – необъятное Средиземное море, куда грозятся сбросить евреев неуёмные палестинцы.
    Так бы ехала и ехала по нашей живописной стране. Но вот, за бесконечным морем маленьких «солнц» созревающих  подсолнухов, появляется череда невысоких горных хребтов, образующих некоторое подобие окаменевших морских волн. В лоне холмов расположен известный всему миру Назарет – один из центров древней иудейско-христианской духовности. Над ним красивой террасой, на высоком холме вырастает и крепнет молодой еврейский «страж» этой глубокой  древности – город Нацрат-Илит.
    Автобус замедлил скорость, поднимаясь в гору. По левой стороне, внизу, как в чаше, начал проглядываться Назарет. В Израиле зачастую реальная красота природы окрашивает притчи, в которых древняя история сочетается с современностью.  Даже этническая пестрота, проявляющаяся на каждом шагу реальной жизни, иллюстрирует сложную историю и культуру еврейского народа.
   Случайное совпадение имён моих друзей с библейскими именами Марии и Иосифа перенесли меня в состояние виртуальности, ощущение, появляющееся на земле Израиля, где современность накладывается на исторические события, древние легенды, главы из Библии, Евангелия, Танаха.
    Здесь, в Назарете, в конце первого века до новой эры,  в пещере, у источника воды был зачат еврейской девушкой Мириам мальчик. Родился он в Вифлееме, назвали его Иешуа. Ещё до рождения ребёнка Мириам распространила слух о его Божественном зачатии и способствовала  возникновению легенды о его исключительности. Иешуа прошёл обрезание в положенный срок, был верующим евреем. Будучи самоуверенным, поверив в свою исключительность и божественные способности, он начал проповедовать в синагогах, вступать в споры с раввинами. Он был образован, хорошо знал древнееврейский язык, был знаком с учением Великих мудрецов и пользовался их постулатами. Он часто высказывал свои идеи, неприемлемые духовными авторитетами.
    Проповеди Иешуа выпадали из привычных еврейских традиций. К тому же, по-видимому, он обладал экстрасенсорными способностями – и отсюда его исключительное воздействие на людей, их душевное и физическое состояние.
Последовавшие за появившимся проповедником объявили его чудотворцем. За ним всё больше следовали недовольные жизнью в то смутное время, любители зрелищ, простолюдины, склонные к мятежу. Он начал ходить по Галилее, творить чудеса, пророчествовать от своего имени: «Истинно Я говорю вам!», вместо принятого «Вот слово Господне!». Бродячего иудейского проповедника Иисуса Галилеянина стали называть Сыном Божьим, Мессией, призванным истребить земное зло и установить на земле царство справедливости. Особенная опасность мятежа возникла, когда Иешуа вошёл в Иерусалим со следовавшими за ним учениками, нищими, калеками. С одной стороны, это испугало римские власти в лице прокуратора Понтия  Пилата, а с другой – вызвало    опасения у иудейской духовной элиты.  И случилось то, что случилось: после  казни (распространённого в то время распятия)  Иешуа воплотился в Иисуса Христа, Мириам – в Пресвятую Деву Марию. Интересно, что догматическое  учение о непорочном зачатии ею Иисуса вырабатывалось в многовековых спорах. И только в XIX веке, при папе Пие IX, это учение было принято католической церковью как догмат.
       Непризнание евреями Иешуа Учителем, сыном Божьим, Мессией, так как это категорически противоречило канонам иудаизма, (не мог Бог явиться в образе человека), положило начало неприятию иудеями Иисуса.
     По мере отпочковывания христианско-иудейских сект в узаконенную, самостоятельную религию, неприятие иудаизма превратилось в противостояние и бытовую враждебность со стороны христиан. И  ни при чём здесь длина носа, форма ушей, черты характера, особенности деятельности, сложившиеся по мере развития истории. Корни антисемитизма – в ритуальных и религиозно-амбициозных расхождениях. Не захотело  человечество   помнить, что отрицание Бога  в образе человека – это Великое открытие иудаизма, давшее цивилизации возможность развиваться. Так, знаменитый  философ Бенедикт Спиноза ещё в ХVII веке утверждал, что Бог – это гармония во Вселенной. Это расширяло интерес к изучению необъятности космоса. Но, опять-таки, Барух Спиноза – еврей…
    …В таком состоянии отрешённости я пыталась найти ответ на вопрос, мучивший меня всю жизнь: «Так почему же  антисемитизм продолжает уродовать души людей, толкает их на  злобность, зависть, ненависть и убийства?!»…
    …Вдали начал возникать город. По мере приближения, я переключалась на реальную действительность и думы о предстоящей встрече. Несколько лет мы с Марией систематически общались по телефону, переписывались, радовали друг друга маленькими подарками. Радость от встречи была обоюдная. Квартира их сияла чистотой и уютом.  Не чувствовалось, что в доме живёт тяжело больной, пока я не увидела Иосифа. Болезнь делала своё коварное дело. Он выглядел, как изувеченный пророк. Догадываться, о чём он говорит, можно было только по движениям его губ, по интонациям трагических звуковых вибраций. То ли он узнал меня и приветствовал, то ли предостерегал от чего-то ужасного, то ли пророчествовал... Разгадать его мысли было невозможно.
    На обратном пути я уже не философствовала. У меня не возникали ассоциации. На душе было  тяжело и грустно…
    Мы с Марией по-прежнему общались телефонно-письменно.
В последнем письме Мария мне писала:
 «Всегда мечтала быть в пути,
И вот уж подо мной колёса.
Поехала –  и некуда идти…
Разгадку, применительно к моей жизни, можешь прислать письменно или по телефону».
Что я и сделала.
    Вскоре Иосиф умер. Я хотела поехать в Нацрат-Илит, выразить своё соболезнование. Но Мария сказала по телефону коротко и жёстко: «Больше не звони и не приезжай». Что произошло, я до сих пор не понимаю.  Возможно, она решила изменить свою жизнь…
    Так дружбы изживают себя, и остаются только воспоминания – приятные или наоборот. Где то я читала, что дружба и брак имеют «срок годности»...
            
                Тель- Авив, 2011г.

                Продолжение следует