***
Начиналась эта история много лет назад, если быть точным – тридцать семь. Жили мы тогда с мамой и бабушкой в старом доме, некогда принадлежавшем крепостным крестьянам, с большой тёплой русской печкой, неровным крашеным полом из толстых досок и маленькими игрушечными окошками, какие рисуют в сказочных домиках на рождественских открытках.
Маме было тридцать девять лет, и она оставалась ещё очень красивой женщиной с яркими карими глазами, в которых можно было разглядеть незаурядный интеллект, нерастраченную нежность и настоящую страсть. Ухажёров у неё, конечно же, хватало, но ей не хотелось растрачивать свои чувства на многих – как и любой другой, ей нужен был тот, единственный, ради которого она была бы готова на всё.
Почему не сложились их отношения с моим отцом, не мне судить. На этот счёт у каждого была своя точка зрения. Так или иначе, они развелись, а она по- прежнему продолжала его любить…
И только когда умерла бабушка, пролежавшая прикованной к постели в течение пятнадцати лет, в наш дом пришёл жить Свирид, – так представила мне его мама. Долго не удавалось запомнить странное имя, до тех пор никогда мною не слышанное. Первым делом я на весь день ушёл из дому, да и потом далеко не сразу наладились наши отношения.
Отец, с тех пор, как они разошлись с мамой, раз в год, с немецкой пунктуальностью, приезжал на мой день рождения и привозил какой- нибудь сногсшибательный подарок: то велосипед, то наручные часы, то ещё что то в этом роде. Алиментов он не платил, мама при разводе не стала подавать исковое заявление. Жили мы втроём на бабушкину пенсию в 60 рублей и на мамину зарплату в 70 за полторы ставки – так в то время оценивался труд воспитателя детского дома. Часто не хватало на самое необходимое, а уж сладости случалось пробовать только по праздникам, да и то не всегда…
В таком возрасте, а к тому времени я заканчивал седьмой класс, объяснить мальчику, почему мама живёт с чужим дядей, непросто. Но отец ещё раньше обзавёлся молодой женой и у них рос сын Юра, который был младше меня на пять лет. После очередного моего дня рождения Спиридон напивался и не прекращал это занятие ещё неделю. Трудно вспомнить, кто в нашей деревне тогда не пил. Пили все, только по-разному, одни – потихонечку, другие – на всю катушку. Спиридон Алексеевич пил основательно. Как он мне позже рассказывал, курить он начал в семь лет, а выпивать в десять! Ещё любил он вспоминать о службе в советской армии, служить ему довелось в Венгрии. Там же он в совершенстве освоил бензопилу «Дружба» и не только хорошо валил лес, но и мог разобрать и собрать эту пилу, что называется, на коленке. Она и послужила тем недостающим звеном во взаимопонимании между нами. А через три года уже меня провожали на службу в армию. Спиридон, изрядно «приняв на грудь» и утирая слезу, напутствовал меня словами: «Серенька, не поддавайся!» И мне это запомнилось и действительно пригодилось. Отец на проводы не приехал. По возвращении из армии я уже и не жил больше дома, приезжая только проведать маму, да провести несколько дней летнего отпуска в родных и милых сердцу местах. Так прошло много лет, у меня появлялись дети, менялись жёны, неизменным оставалось только одно – Я регулярно приезжал в родной дом. И когда встал вопрос о строительстве своего дома, сомнений по поводу местоположения нового жилья у меня не было – только в родной деревне! Спиридон Алексеевич ревностно отнёсся к идее строительства, и не его в том вина, что за всю свою трудовую жизнь он смог заработать и построить только маленькую баньку да летний домик в огороде. У многих не было и этого. Жили они с мамой гражданским браком, он был даже не разведён со своей первой женой. В совхозе, где он проработал к этому времени более сорока лет, полагали, что отдельное жильё для него – непозволительная роскошь. Думаю, он и сам так считал. При строительстве дома он всегда помогал мне, чем мог – где советом, где делом. Дом строили мы большой, в котором, как наивно я полагал, хватит места всем, и старикам, и детям. По завершении строительства, собрав все вещи из старого дома, привёз я своих старичков в новый, но жить вместе не получилось. К тому времени каким то чудом дали Спиридону Алексеевичу от совхоза однокомнатную квартирку в старой пятиэтажке. И стали они с мамой жить в этой квартире. Безусловно, для пожилых людей, проживавших до сих пор даже без водопровода, отопления и элементарных удобств, и такая квартира была благом. Они нежно называли её «Пятое небо», но на лето всегда возвращались в старый дом, сажали на огороде картошку, лук, чеснок, другие нехитрые овощи, а Спиридон ещё выращивал для себя махорку. Время от времени ходил он в свою новую квартиру проверить, всё ли там в порядке. Когда же наступали холода, он приходил и оставался там уже до тех пор, пока не включали отопление. К этому занятию он относился чрезвычайно серьёзно, переставал выпивать и ждал, когда в батареях отопления появлялось тепло, и нужно было выпустить воздушную «пробку». После чего с удовольствием наблюдал, как в квартире становилось тепло и докладывал: ну, баба, теперь не замёрзнем!
Через несколько лет собрался я делать у них ремонт. По правде говоря, делать его нужно было ещё перед заселением, но то не было средств, то одолевали сомнения, что вот, мол, отремонтирую им квартиру, а дед и помрёт, квартиру заберут – они ведь так и жили, не зарегистрировав брак. Наконец, после долгих мучений по оформлению, начался ремонт. Косметическим там отделаться было невозможно, так как всё, за что не возьмись, тут же отваливалось. Пришлось заменить окна, двери, полы, всю сантехнику. От старого не осталось ничего, но вот старые чугунные батареи отопления дед менять не разрешил! Вместо обещанного месяца ремонт угрожающе затягивался. Старики нервничали, говорили, что им ничего не нужно, всё это очень дорого и они прожили бы и так… Но рано или поздно всё заканчивается. Правда, остались неустановленными наличники на входной двери, замок в ванную комнату, ещё какие то мелочи, но зато висят красивые репродукции в багетных рамах Шишкина и Левитана, куплены два новых дивана и кухня, в ванной комнате стало просторно и удобно. Новоселье!
Дед зашёл, посмотрел и ничего не сказал! Как, спрашиваю, нравится? - нравится, нравится! Жить только вот мне осталось три понедельника!
Было это седьмого октября, сразу после моего дня рождения, а восьмого ноября мы похоронили Спиридона Алексеевича. Каждому бы вот так помирать: утром сходил он на почту, по дороге выпил с братом по рюмочке, пришёл домой, сварил картошки, поел и тут же, за столом, уронил голову – остановилось сердце, оторвался тромб.
Вспоминаю, как ласково называл он своих неродных внучат, моих детей, «друг мой», как ходил с ними в лес и на рыбалку, учил их тому, что хорошо умел делать сам. И каким, в сущности, был добрым и чутким человеком, несмотря на пристрастие к выпивке и четыре класса образования. Никогда не слышал я от него, верит ли он в Бога, и сам не спрашивал. Возможно, он и не знал даже заповедей Господних, хотя и висят они у меня в рамочке на видном месте. Вот только кому то и знание Библии не помогает стать добрее, а другой и без этого проживает свою жизнь с достоинством, оставляя о себе светлую память. Думаю, он бы даже не обиделся, узнав, что его родной сын и один неродной внук, которых он очень любил, не пришли на его похороны.
Авдотьино, 9 мая 2007 года. С. Комахин
Свидетельство о публикации №212041301076
О нашем отношении к жизни,к родным, близким тебе людям, которых мы не всегда понимаем, а когда опомнимся, бывает поздно...
Вы хорошо сказали: Возможно, он и не знал даже заповедей Господних...
И это вполне понятно, ведь все мы в советские времена были атеистами.
Апостол Павел писал, что всякий раз, когда люди, у которых нет закона, по природе делают законное, сами себе закон и тем самым показывают, что суть закона написана у них в сердцах...
Вечная память таким как ваш отчим, а вам спасибо за прекрасный рассказ.
Ирина Голованова 3 24.04.2012 06:33 Заявить о нарушении