Туннель

Я прекрасно знал этот выход из метро – единственный на станции. Справа – сквер, где мы договорились встретиться с Мариной, слева – проход во двор. За тугой дверью подземный переход и широкая улица. В этот раз людей было больше, чем обычно.  Входа не было, только выход. Привычка к очередям въелась в память, и я стоял спокойно в ожидании встречи. Толпа на улицу двигалась медленно, и когда я, наконец, смог глотнуть свежий воздух весны и оглянуться, я не поверил своим глазам. Справа, там, где сквер, высилась бетонная стена, слева, где проход в переулок, тоже стена. Когда они только успели их возвести? Выход оставался один – через подземный переход. Туда и выстраивалась вереница людей, выходивших из метро. Впереди был какой-то барьер, возле которого люди останавливались надолго, а потом проходили поочередно. Другого пути не было, и, видимо, каждый понимал, что идти больше некуда, стены вокруг, обратного хода нет, народ подпирал сзади,  и двигаться можно было только туда, в туннель.  Я шел, как в строю, и смотрел на эти огромные, непробиваемые, железобетонные туловища, которые  нельзя перепрыгнуть, от которых нельзя убежать. Странно: никто не пытался перелезть через них, хотя не было ни охранников, ни полицейских. Мужчины и женщины передо мной  и за мной казались безликими, словно вымазанные мукой. Мы шли, затылок в затылок, спокойно и молчаливо, как на заклание. Иногда люди отходили к стенке, чтобы справить нужду, но их помнили в лицо и принимали обратно в очередь. Я позвонил с мобильного подруге, чтобы сказать, что задерживаюсь, но ответил мужской голос: «Ее нет и не будет» И только тогда я понял, что этот голос мой, что я говорю сам с собой. 
 Когда я подошел ближе к подземному переходу, увидел, почему очередь продвигается так сиротливо и монотонно. Вход перегораживал стол, за которым сидели три дряхлые бабульки. Одной было на вид лет семьдесят, другой – восемьдесят, третьей под девяносто. Между столом и входом в туннель имелся маленький проход, в который бабушки пускали только тех, кто прошел контроль. Почему-то очередь не роптала, а спокойно подходила к столу. Когда некоторые, особенно прыткие, пытались пройти между столом и стеной, главная из трех старушек вставала грудью навстречу и говорила: «Вернись на свое место». Не знаю почему, но их слушались. Когда я придвинулся еще ближе, то увидел, в чем заключалась их работа.
- Новое постановление. Здесь все написано.
На столике стояла табличка, подпертая газетой, где от руки, корявым подчерком, было написано: «При выходе из метро вы обязаны оставить отпечатки пальцев и получить квитанцию, с которой можно следовать дальше. Стоимость квитанции – пять рублей».
Одна из бабушек отпечатывала пальчики приходящих, вторая брала деньги, а третья на печатной машинке ее же возраста скрипела и выдавала чеки. Очередь шла медленно. 
- Все успеете, - говорила старшая, когда очередь особенно подпирала. Но никто не делал попытки снести столик и войти в туннель.
В руках у меня были цветы, но когда до стола, перегораживающего вход в подземный переход, оставалось три человека, я понял, что цветы мне уже никогда не понадобятся. Меня больше всего поразила даже не сама очередь, а то с каким остервенением и старушки, и те, кто стоял сзади осаживали пытающихся прорваться вперед.
Когда я продвинулся совсем близко к входу в туннель, то смог разглядеть этих старушек. Слева за столом сидела младшая из них – полненькая и улыбчивая. Перед ней стояла железная коробка из-под конфет, наполненная мелочью, а рядом бумажка, на которой было написано «Вход – пять рублей». В центре восседала старшая, не по возрасту, а по положению. Это было видно по ее суровому, морщинистому лицу и по коротким фразам, которые она роняла в лицо подошедшему: «Дайте руку», - после чего макала пальцы в краску, отпечатывала их на бумаге, а бумагу прятала в ящик стола. Третья, самая старая, вряд ли что-то соображала. Время от времени она печатала на машинке, а перед ней были разложены обрывки бумажек, на которых стояла печать «Оплачено». Когда до меня оставалось три человека, левая старушка выдернула из-под стола табличку «Ушла на базу», средняя – «Обед», а та, что справа – «Технический перерыв». Очередь остановилась, и напирающая сзади толпа заволновалась.
- Почему встали?
- Перерыв, говорят.
- Я спешу.
- Все спешат. Что вы возмущаетесь?
- Стойте спокойно, всех пропустят.
- Неужели непонятно, надо у всех взять отпечатки пальцев.
- Зачем?
- Так положено, значит так надо.
Толпа пошевелилась немного, успокоилась, притихла и замерла.
Моложавая, пухленькая старушка встала из-за стола и подошла к витрине соседней продуктовой лавки, в которой не было ни стекол, ни продавцов. Выстроенные в ряд бутылки коньяка, водки и вина стояли беззащитные и неприкаянные, как прижавшиеся друг к другу слепые котята. Будто сжалившись над ними, с безмятежной, детской улыбкой, старушка принялась их поглаживать одну за другой, так, будто отпивала по капле из каждой, так, как ласкают, нежно и трепетно, родного человека.
Самая дряхлая перебирала квитанции и бормотала: «Ничего не записала. Кому что дала? Все забываю. Аборт что ли сделать?»
Старшая сидела прямо и строго, приглядывая, чтобы кто-нибудь не прошмыгнул без очереди. Но народ стоял тихо, безмолвно и терпеливо.
- Эй, Машка, иди работать.
Толстушка нехотя оторвала пальчики от бутылок и села за стол. И тогда снова послышалось: «С вас пять рублей», «Давай пальчики, отпечатки сниму», «Квитанцию возьмите», - и очередь всколыхнулась и пришла в движение.
Я все еще сжимал в руке букетик цветов, но теперь он мне казался нелепым и неуместным.
Подошла моя очередь, и я послушно отдал деньги и окунул пальцы в краску. Потом оставил свои отпечатки на листе бумаги, которую серьезная старушенция тут же спрятала. Взял квитанцию с печатью и через узкий проход между столом и стеной шагнул в темный туннель.
Где-то за влажной, невидимой стеной шумела зеленой листвой весна. Где-то за высоким забором меня ждала любимая женщина. Я, как факел, сжимал в кулаке цветы и понимал, что ничего больше не будет: ни весны, ни лепестков роз, ни любимой женщины. Я сознавал, что встал не в ту очередь и вышел не на ту улицу и не там, что на этой станции метро не было пути назад, и чем дальше я продвигался, тем яснее видел, что и пути вперед тоже нет.
Я помнил этот подземный переход, он выходил к Садовому кольцу. Но то ли туннель стал пустой, черной бесконечностью, то ли я заблудился во времени, то ли превратили его в тот вход, из которого нет выхода. Освещения не было, и я брел вперед на ощупь, держась рукой за склизкие стены. Странным было это безмолвие: ни тех, кто прошел передо мной, ни тех, кто должен бы выйти позже меня, я не слышал. Я брел наугад один и не мог определить, сколько времени это продолжалось. Я ступал по лужам, и кто-то еще шубуршался внизу, может быть, крысы. Машинально переступая через них, я шел, но не видел проблеска в конце туннеля. Иногда мне казалось, что ключ от выхода спрятан в глубине моей памяти, но я так и не смог понять, чего я не сделал или что сделал не так.
Я не помню, что со мной случилось потом: может быть, меня съели крысы, а, возможно, меня спасли, главное не в этом: до самого конца я держал в руке свой букет роз, как память, как надежду, но так и не увидел света.       
 


Рецензии
Техногенный путь развития, выбранный человечеством, предопределил всем нам ходить по большим и малым "туннелям". По ним ходят и в Саудовской Аравии, и в США, и в Израиле... Везде они "оформлены" по-разному, но суть одна - "туннель".
С уважением.

Юрий Зорько   12.11.2012 19:25     Заявить о нарушении
Да, это так. Спасибо за отклик. Со взаимным уважением.

Михаил Забелин   12.11.2012 23:19   Заявить о нарушении
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.