Часть восьмая. Непредвиденные обстоятельства

    Ночь. Тишина. Спокойно, легко дышится прохладным морским воздухом. Ни единого лишнего шороха не слышно в округе. Только чирикает где-то в кроне деревьев поздняя пичужка, да хрустит галька под босыми ногами. Бледно-желтая луна, зацепилась за край высокого горного утеса и, запутавшись в клочьях фиолетовых облаков, уныло освещает спокойную гладь моря.
    - Э - ге - гей! – донес ветер из-за поворота звонкий крик. 
    Я боязливо оглянулась на застывшую у подножия деревушку. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал о моем уходе. Наверное, он их нисколько не удивит. За ужином Мари поглядывала на меня не без зависти, я это чувствовала, а перед тем, как ложиться спать, спросила:
    - Ну что, удалось тебе подластиться к Сыну Ветров? Небось, унесет он скоро тебя в свое царство – поминай, как звали! Только ты уж и нас не забывай.
    Я тогда рассмеялась и обняла ее, пожелав спокойной ночи и пообещав никогда не забывать. Что ж, свое обещание я сдержу. Только вот на душе как-то тяжело. Вспоминаются слова вредных бабок, косо поглядывавших в мою сторону сегодняшним вечером. И правы они. Чужая я здесь. Не так-то просто принять в свою большую семью неизвестную бродяжку, их не в чем винить. Но все же обидно, почти до слез обидно. Но это не самое страшное. Самое страшное это то, что они мне уже не чужие. Деревня стала моим домом. Я веселилась и работала здесь, отдаваясь без остатка и не мечтая о большем, здесь жили мои друзья, если, конечно, они считали меня хотя бы товарищем. Мне не хотелось верить, что жители деревни так и не смогли меня полюбить. Слишком больно. Ведь я-то их полюбила. Полюбила их простые радости, полюбила их трудолюбие и веселость. Мне было среди них хорошо и спокойно, почти так же, как раньше в лесу. Может, именно это имел в виду Друг, говоря о нашем доме. Не дом, в котором чувствуешь себя, как дома.
    - Э – ге – ге – ге – гей! – снова позвал ветер, и я поспешила вперед.
    Странное желание доказать то, в чем я сама уверена отнюдь не была, хотя бы для того, чтобы в этом увериться, заставило меня прийти на эту встречу. Я даже платочек с собой захватила, чтобы помахать на прощанье несносному мальчишке Элритэ. Захватила, но случайно потеряла по дороге. Обидно. Еще более странным было то, что, собираясь, я надела свое старое платье и совсем позабыла про туфли. Забавно, но, только миновав последний дом на окраине деревни, я поняла, что не надо никому ничего доказывать. Я больше не вернусь в это место. Выбор сделан, и обратной дороги просто не существует. Но чувства сожаления не было. Только мелкая досада оттого, что этот сорванец Элритэ оказался прав. Как же легко он согнал меня с насиженного места!
    - Ты опаздываешь. Смертельно опаздываешь, - заявил мальчишка, едва я поднялась к нему на утес. Он уже начал приплясывать от нетерпения. И куда эти ветра всегда торопятся? 
    - Залюбовалась ночным морем, - призналась я, пряча улыбку. Ничего, ему полезно дышать свежим воздухом.
    - О да, оно великолепно, - взгляд  мальчика сделался мечтательно задумчивым. – Но еще более великолепно оно с высоты полета! Пойдем, покажу!
    И, схватив за руку, он потянул меня к самому краю обрыва в четком намерении с него спрыгнуть.
    - Подожди-подожди! – закричала я, чувствуя, как в душе ворочается с боку на бок паника. – Я так не могу! Мне нужно…
    - Что? – насторожился Сын Ветров. Он замер всего в нескольких шагах от края и недоуменно посмотрел на меня. – Что тебе нужно? Поторопись же, мне уже не терпится взлететь!
    - Мне нужно, - я тщательно подбирала слова, хотя сама не до конца понимала, что же именно мне требуется на самом деле. – Мне нужно позвать ветер.
    - Я уже здесь, - резонно заметил Элритэ.
    - Нет, - раздраженно отмахнулась я. – Другой ветер.
    - Какой еще другой? - кажется, он обиделся, но мне было не до его детских капризов.
    - Не мешай! Ты сбиваешь меня! Позвать ветер, расправить крылья и…и... Нет, никак! Я не могу! - я в бессилии опустилась на камень. Паника заворочалась сильнее, ненароком пихнув в бок дремавшее рядышком отчаянье. Как же можно быть такой легкомысленной! Горько... – Я не помню! Не помню, как это делается!
    - Не помнишь, как летать?- поразился Элритэ. – Но ведь это равносильно тому, как если бы ты забыла, как ходить или говорить… Или зажигать огонь.
    - Огонь! – я встрепенулась. Ну конечно же! Все предельно ясно! Нужно просто зажечь огонь и слепить из него крылья. Поверить в свои силы, как тогда, в пещере, позвать ветер и взлететь. Главное теперь - не отступать. Один неверный шаг может навсегда лишить меня неба. Уверенным шагом направилась я к самому краю. И тут меня обуял страх. «А что, если не получится? Упаду. Разобьюсь о равнодушную гладь черного моря. Не лучше ли вернуться в деревню? Не лучше ли быть бескрылой?». В ногах появилась дрожь, ладони мгновенно вспотели. Казалось, ужас поглотил все мысли и теперь откусывает маленькие кусочки от сердца.
    - Ну же, Оа, не трусь, у тебя получится! – донесся издалека детский голос. Почему-то он сумел прогнать страх, ноги снова стали послушными, голова перестала кружиться.
    И я шагнула с края утеса. Даже не зажмурившись. Я верила, что крылья появятся. На мгновение звезды начали стремительно удаляться от меня, дыхание перехватило. В ушах засвистел ветер. и показалось, что время остановилось, так стремительно я падала вниз.
    Ну же, гори! Скорее, приди ко мне!
    По венам от сердца непрерывным током начало растекаться пламя. Голова закружилась от пьянящего ощущения свободы. Сомнения и страхи исчезли. В дрожащих руках алыми искрами расцвел огненный цветок, а за спиной захлопали огромные крылья. Звезды теперь уже не отдаляются, а становятся ближе. Я падала вверх.
    - Какая же ты неуклюжая! – раздался где-то слева язвительный смешок. И верно. Живя у людей, я настолько привыкла ходить, что совсем разучилась летать. Ну не глупо ли?
    - Э – ге – гей! Попробуй догнать меня!
    Я кое как выровняла полет, направляясь навстречу лунной дорожке, поймала крыльями поток воздуха и, на миг зачарованная звездным небом, полетела прямо в неизвестность. Обернулась наконец, и обнаружила, что Элритэ пропал.
    - Где же ты? Я тебя не вижу!
    - Хи-хи, ну конечно же, ты не видишь! Ты даже не туда смотришь! Да и неправильно ты смотришь.
    - А куда мне смотреть? – я в недоумении замотала головой.
    - Ну опять ты все поняла неправильно, хи-хи! Важно - не куда, важно – как.
    - А как?
    - Сколько вопросов, сколько вопросов! Прежде чем спрашивать – подумай! Смотри так, как смотришь на ураганчики внутри людей.
    - Огоньки, - пробурчала я, понятия не имея, как это так нужно правильно смотреть. И все же я попыталась. Не могла не попытаться.
    Краски вокруг приобрели яркость: небо стало еще синее, звезды – еще серебристей, а луна – еще бледней. Даже сам воздух стал какой-то непрозрачный и переливался всеми оттенками фиолетового. А прямо рядом со мной, у левого плеча крутился небольшой смерч. Крутился и хохотал. Весело, звонко, заразительно.
    - Ну что? Каков я, а?
    - Нет. С тобой я наперегонки летать не буду, - улыбнулась я, откровенно любуясь завихрениями воздуха в его глубине. И почему я раньше не смотрела на мир иначе? Немудрено, что он казался мне серым. А ведь что может быть проще...Бедные люди, им, наверное, такого не дано.
    - Почему? – расстроился смерч.  – Я буду тебе поддаваться, честно-честно!
    - Ну хорошо, - ощущение свободы и легкости было столь велико, что отказать себе в удовольствии полетать под луной было бы страшным кощунством.
    Это был необыкновенный полет! Я не знала раньше, как это невообразимо и прекрасно: лететь об руку с ветром! Ласковым, веселым, смешливым. Ощущать, как он играет с твоими волосами, из баловства спутывая их в рыжий колтун, как шепчет тебе что-то на ухо и нежно прикасается к щеке. Как нарочно поддувает в правое крыло, чтобы сбить тебя с направления, но ты знаешь, что он никогда не позволит тебе упасть. С ним спокойно, весело и легко, и, стоит только позвать – вы ринетесь навстречу любой опасности, полностью полагаясь друг на друга и поддерживая друг друга, с расправленными крыльями и звонким смехом. Таким виделся мне Элритэ, когда мы, смеясь и подтрунивая друг над другом, соревновались в искусстве полета под луной, описывая бессчетные круги над сонной морской гладью. Ловкие дельфины провожали нас красивыми пируэтами, и даже луна перестала унывать и щедро осыпала волны белоснежным светом. Звезды лукаво подмигивали с небес.
    - А давай танцевать!
    - Давай!
    И мы танцевали. Каждый по - своему. Я – как учил меня Аланар, Элритэ – как принято в его семье. Он кружился вокруг меня с молниеносной быстротой, и от стремительных и резких движений его мои крылья разгорались еще ярче.
    Вдруг Элритэ насторожился. Замер, застыв в воздухе и устремив взгляд на горизонт.
    - Что такое? – я тоже остановилась.
    В один краткий миг черты его исказил испуг, он метнулся в мою сторону, не говоря ни слова, оттолкнул в сторону, и в то же мгновение огромная волна накрыла нас с головой. Тело пронзило пульсирующей болью, сконцентрировавшейся в ломающихся крыльях. Я почувствовала, что падаю. Серый пепел потушенного пламени застилал глаза. Я задыхалась этим пеплом, пыталась отвернуться от него, но не могла. Воспоминания поднялись из глубин сознания. Череда размытых, пропитанных страданием картинок. Нет, не хочу! Не хочу, чтобы все повторялось! Крики. Огонь. Мечущиеся по стене тени, противное шипение умирающего пламени. Смерть. Есть только один проверенный способ убить салмию – заставить разгореться, а потом залить водой. Так, чтобы не осталось ничего. Только мокрая серая зола да кружащийся в воздухе пепел.
    Снова пепел…
               
                ***


    - Оа! Оа! Очнись! – боль во всем теле. В ушах какой-то свист. Холодно. Пронзительный ветер забирается под мокрое платье, треплет волосы, завывает и хохочет, как бешеный.
    - Что происходит?
    - Северный ветер пришел раньше, чем я думал, - вокруг меня кружился, поддерживая в воздухе, маленький воздушный вихрь. Под нами, меж надутых серых туч виднелось разбушевавшееся море. Огромные волны вздымались, пенились и угрожающе обрушивались друг на друга, будто играя в какую-то чудовищную игру. Несущий меня вихрь с бешеной скоростью носился между громовых облаков, так, что свистело и звенело в ушах. То там, то здесь в нас норовило попасть молнией, а сильный напористый ветер грозил опрокинуть, швырнуть на острые скалы или забросить в опасное море. Если мы не притормозим, то точно погибнем. Паника вновь подняла голову из своего укрытия.
    - Элритэ! Перестань! Лети помедленнее!
    Элритэ хохотал. В каком-то страшном экстазе он летел навстречу опасности, уворачиваясь от нее в самую последнюю секунду, выделывал в воздухе сложные винты и петли, совсем не заботясь о том, чтобы не уронить меня в море. Кажется, поглощенный стихией, он совсем забыл о моем существовании. Голос сорвался на хрип.
    - Элритэ! Ты меня уронишь!
    - Вздор! – просвистело в ушах. И снова закрутило – закружило, забросало из стороны в сторону в безумной пляске разыгравшегося смерча. Мне стало страшно. Холод пронизывал до костей, глаза слезились от сильного ветра, а ноги и руки совсем закоченели. Элритэ был не управляем. Он рвал мои волосы, сильными ударами холодного воздуха хлестал по щекам. Стремительно закручивался и сжимал меня в своих объятьях так, что я едва могла дышать. Проскальзывал между двумя сверкнувшими на лиловом небе молниями, крутился волчком и резко несся вниз, метнувшись под вспенившуюся волну, и снова взвивался вверх, к тяжелым серым тучам. Он меня не слушал. Докричаться до него не было сил.
    Продрогшая, озябшая и испуганная, я совершенно не знала, что же мне делать. Слезы выбивало из глаз, голова кружилась,в глазах щипало от соленой воды. Это безумие длилось, казалось, уже целую вечность. И продлиться примерно столько же. Так же будет свистеть ветер в ушах, и сердце будет отмерять удар от взлета вверх. К набухшим от дождя тучам до резкого падения вниз, к негодующим непокорным волнам.
    Но вдруг ног моих коснулся холодный мокрый камень. Я пошатнулась и чуть было не свалилась спиной в море, но чьи-то тонкие, но сильные руки, вовремя поддержали меня за плечи.
    - Осторожней! Не падай!
    - Элритэ, - едва выдохнула я. Мальчишка выглядел встрепанным, но счастливым, глаза его блестели от возбуждения, а в уголках губ таилась довольная улыбка.
    - Вот это буря, а? Давно я так не летал…, - воскликнул он, указывая рукой на бурлящие волны, жадно лижущие утес, на котором мы кое как примостились. – Видно почуял мое присутствие Северный ветер. Вот сварливый старик!
    Мальчик обернулся ко мне и, прочитав что-то страшное на моем лице, неуверенно спросил.
    - Эй, Оа, с тобой все в порядке? – и с большим воодушевлением добавил. – Правда, этот полет был изумительным?
    - Ну как тебе сказать…, - я с трудом сдерживала бешенство. Хотелось отвесить этому негоднику порядочную затрещину. но рукам пока не хватало сил. - Все было отвратительно!
    Элритэ даже отшатнулся, не ожидая от меня подобной реакции, и теперь мне пришлось хватать его за руку. Ничуть не смутившись его удивлением, я продолжила. Пусть слушает. на что меня обрек своей игрою.
    - Мне было ужасно холодно, мои крылья превратились в пепел, да и сама я чуть не стала пеплом! Ты хоть представляешь, какой пытке меня подверг! Ты даже не слышал, как я просила тебя остановиться! Ты хотя бы немного обо мне думал, а? Нет, куда там, конечно же, не думал! Зачем? Мало ли, чуть не погубил последнюю в мире салмию! Тебе было весело! А знаешь ли ты, что испытывают, когда крылья медленно рассыпаются в прах, и ты чувствуешь, что падаешь в бездну без шанса взлететь когда-нибудь снова? Когда ты слаба и беспомощна, когда тебе не слышат, а ты все равно кричишь, потому что ничего иного не остается? Когда тот, кому ты доверила, вдруг бросает тебя из одного эпицентра боли в другой?
    Никогда раньше еще я так ни на кого не кричала. Чувство обиды и возмущения полыхало в груди ярким костром, и все новые и новые приходящие на ум обвинения были подобны сухому валежнику. Огонь моего раздражения поглощал их и разгорался еще сильнее. Я злилась не на самого Элритэ, но на его глупый поступок, четко чувствуя эту зыбкую грань. И с каждым новым резким словом злость эта почему-то уменьшалась. Внезапно обвинения кончались, и пламя моего гнева медленно потухало. Пока не потухло совсем.
    На мальчишку во время моей тирады было жалко смотреть. Я, кажется, чуть не довела его до слез. Не надо было так открыто заявлять о преданном доверии. Это сильно ранило его, что было заметно невооруженным глазом. Но не мне и не тогда. Мальчик стоял передо мною, низко опустив голову и кусая губы, и не смел даже шелохнуться, не то что попытаться оправдать свое поведение. 
    Наконец, когда я почувствовала, что все слова уже сказаны, а из души начал подниматься дым сгоревшей в костре пламенного гнева обиды, и нежданное облегчение каплями соленой воды покатилось по щекам, Элритэ поднял на меня свои большие темные глаза и тихо спросил.
    - Ты на меня очень-очень-очень сердишься, да?
    Стало как-то стыдно и неловко. Вот он стоит передо мною, бледных, растрепанный, и смотрит на меня жалобно-жалобно, и только в уголках губ притаилась готовая вот-вот распуститься улыбка - признак надежды на прощения. А ведь я уже успела его простить.
    - Нет, просто вспылила немного, - честно призналась я, миролюбиво улыбнувшись ему. Пепел от потухшего костра гнева и раздражения белыми хлопьями оседал в сердце.
    - Ничего себе «немного» - хмыкнул мальчик. И улыбнулся в ответ. – Правду Старшие говорят, что стихия портит характер.
    - Это уж точно, - кивнула я.
    - Ну и ехидна же ты! Чему только тебя эти люди научили…
    Я вздрогнула. Люди! Пока я ругалась, буря уже утихла, но каковы ее последствия? Волны же взлетали до небес, а оттуда вниз падали огромные слепящие молнии. И ветер разносил морскую пену и хлестал по скалам. Что же случилось с небольшой деревенькой, доверчиво притулившейся на самом морском побережье?
    - Элритэ, летим скорее!
    - Куда?
    - В деревню… , - А точнее, в то, что от нее осталось. Но мне страшно было это говорить.
               
                ***


    Все мои опасения не были напрасными, как бы я ни надеялась. Это было ужасное зрелище. То, что осталось от несчастной деревни, напоминало гигантскую кучу водорослей, выброшенную на берег приливом. Грязную, гнилую, мертвую. Среди размокшей соломы и развалившихся досок можно было обнаружить кое-какие предметы домашнего обихода: крынки, лопаты, старую кочергу, на кончике которой болталась огромная морская раковина. Значительную часть деревни смыло вовсе, и на еще не успокоившейся поверхности воды плавали самые разнообразные вещи, навеки потерявшие своих владельцев. Вот скользнул цветной рыбкой пестрый шелковый платок, кажется, его носила дочка кузнеца, вот окончательно скрылся под водой большой топор дровосека, а там, чуть в отдалении, одиноко крутится вокруг своей оси и все никак не может потонуть большой дырявый сапог. Кажется, он принадлежал деревенскому дурачку, веселому бездельнику, чья деревянная дудочка заставляла пускаться в пляс хороводы местных красавиц. Теперь она уже никогда не зазвучит... 
    К горлу подступил горький комок. Я знала эти вещи. Знала каждого их владельца. А теперь они стали бесхозными. Мне даже казалось. что они плачут. жалуясь друг другу на свою судьбу. Бедные, брошенные, обреченные на жизнь. Ни души вокруг, сколько ни зови. Только уныло хлюпает под ногами мокрая печная зола, вымытая из навсегда скрывшихся в морских недрах печек. Скрывшихся вместе со своими хозяевами. И теперь не зазвенит на часовенке колокол, не позовет добродушная толстуха-мать обедать заигравшуюся на берегу детвору, не станет мудрый старейшина рассказывать свои байки про гармонию теплыми мирными вечерами. Потому что нет больше этой гармонии. Потому что нет тех, кто ее создал. Стихия уничтожила их всех. Но за что? За что? Холодные волны не ответят. Они с гордостью и презрением слизывают с берега остатки уничтоженной ими деревни. Но ветер! Ветер – то рядом! И он ответит сполна.
    - Элритэ! – я судорожно схватила мальчишку за ворот рубахи и хорошенько тряхнула, не чувствуя больше ни усталости, ни слабости. – Отвечай, за что? За что ветер с ними так?
    - Это не я! – с обидой воскликнул тот и начал вырываться. – Я сам жалею, что так вышло, Оа, пусти! Я же сказал, это Северный ветер, а мои родные повелевают Южными! Не знаю, что на Северных нашло! Никогда они еще так не бушевали, да и не время им! Но пусти! Больно!
    Я разжала пальцы и медленно опустилась на колени, спрятав лицо в ладонях. Элритэ был не виноват. Я чувствовала это. Ему тоже было жаль эту деревню. Но он–то прожил тут только лишь день. Эта деревня была ему чужой, случайным прибежищем, а не уничтоженным домом. Уничтоженным домом…
    Крики, огонь, разбегающийся по жилам страх.               
    - Почему, мама? Почему они уничтожают наш дом?
    - Я не знаю, дорогая, не знаю…
    - Берегись!
    Горящая балка падает слишком медленно чтобы зажмуриться, но слишком быстро, чтобы спастись. Крепкие объятья вырывают прямо из пламени. Бешено бьются два сердца – спасителя и спасенной. Дом в огне, но ему как-то удается выбраться. Любимый, родной, он не верит в то, что происходит. Ему незачем верить. Он просто хочет спасти то, что любит. Подчинить себе мир не получается, и он почти на грани отчаянья. Слышится его прерывистое дыхание, стук сердца, стон сквозь крепко стиснутые зубы. Теплая кровь бежит по пальцам. Прижаться ближе, обхватить руками шею, зарыться носом в опаленные рыжие волосы, прошептать… Но что?  Огонь не хочет слушаться, ведь если он послушается, его уничтожат. Он напуган, напуган еще больше, чем мы. Ему нужно истребить, чтобы не быть истребленным. Истребить собственных господ.
    - Нас предали…
    - Нет, конечно, нет. Мы просто должны понимать, что Стихия – это все же Стихия.
    - Я хочу к маме…
    - Не бойся, милая, не бойся, - он изо всех сил старается придать голосу спокойствие. Но сам он напуган. Очень напуган. – Я не дам тебя в обиду.
    Не дам тебя в обиду… – рассыпчатой золой, сухим серым пеплом, отгоревшим пламенем, серебристой тенью… Не дам тебя в обиду… Слезы падают прозрачными капельками, и потухают кусающиеся угольки. Слезы делают золу мокрой и темной, слезы создают беззвучную музыку, где сплетаются вместе огонек надежды и волна безнадежности, слезы стирают и смывают, уносят прочь по реке времени. Как странно и страшно ловить слезы того, кто раньше согревал своим теплом, а теперь сгорает перед тобой со счастливой улыбкой на окровавленных губах, тянет к тебе охваченные пламенем руки, и смотрит ласково и с любовью. Но его слезам не потушить пожара. И твоим тоже не потушить. Он тянет к тебе руки, но ты не можешь вложить в них свои ладони, чтобы вы сгорели вместе. Потому, что он любит тебя, а ты любишь его, и он хочет, чтобы ты жила. Пусть ценой его собственной жизни. Поэтому и улыбаются в последней улыбке его губы. Улыбаются и шепчут как приговор, как заклинание.
    …Сохрани мои слезы в золе, Дитя Пожарищ…
    Слезы бегут по щекам, капают на серый камень. Камень, не пепел. Чья-то рука легла на плечо.
    - Оа, что с тобой?
    Образ пылающей фигуры исчез. Я вздрогнула, последний раз всхлипнула и утерла слезы.  Я была слишком поражена увиденным, чтобы разобраться в нем. Прошлое явило себя так внезапно и с такой яркостью, что я не была уверена, что способна сразу выдержать эту ношу.
    - Ни-ничего, Элритэ, - еле слышно прошептала я, сбрасывая оцепенение. – Ты иди, а я посижу тут немного, хорошо?
    Мальчик, кажется, все понял верно. Он похлопал меня по плечу, коротко кивнул и на мгновение скрылся из виду. Вскоре, правда, показалась его черноволосая голова, мелькающая среди развалин деревни. Я сидела и тупо смотрела на небо. Давнишняя боль вернулась и теперь с силой вгрызалась в сердце. Нужно было просто подождать. Очень кстати забарабанил по камням противный мелкий дождик. Он смыл с моих губ вкус пепла, прилетевшего из прошлого. Но горечь прошлого ему смыть не удалось. Оно вернулось, не все, не полностью, не до конца, но и того, что я увидела, было достаточно, чтобы причинить душе страдания. Что же с ней станет, когда я вспомню все?
    - Эй, Оа!
    Я обернулась.
    Элритэ выбирался из останков полуразрушенного дома, который окончательно рухнул, стоило мальчику слегка задеть головой потолок. Тут же Сын Ветров резко рванулся вперед и за руку вытащил из-под падающей кровли маленькую перепуганную девочку, которая мертвой хваткой вцепилась в своего спасителя. Я присмотрелась к ней повнимательней и с трудом признала младшую дочку старейшины, маленькую целительницу. которая ухаживала за Элритэ в хижине. Чумазая, растрепанная, покрытая синяками и царапинами, в грязном, оборванном платье она вся дрожала от пережитого ужаса и потрясения. Большие глаза ее блестели, и девочка поминутно проводила по ним грязным кулачком. Огонек в груди почти потух. Элритэ с нежностью и какой-то непонятной, неожиданной для меня грустью смотрел на свою находку. Как только они подошли поближе, девочка подняла глаза и сразу признала меня.
    - Ты! – вскрикнула она отчаянно, но без злобы. – Почему? Почему ты никого не предупредила и ушла одна? Почему ты отвернулась от нас? Если бы осталась с нами, быть может, мама и папа…Они..
    Элритэ не дал ей договорить, крепко прижав к груди и прошептав на ушко.
    - Поплачь, ну же, поплачь. Тебе же больно, так поделись своей болью со мной. Я этого хочу.
    Девочка попыталась вырваться и сдавленно прокричала, пару раз ударив ему в грудь маленьким кулачком.
    - А ты, куда смотрел ты? Наша деревня приютила тебя, обогрела, подлечила, а ты отплатил нам штормом? За что же, за что ты так с нами?
    - Ты действительно думаешь, что это устроил я?
    Сын Ветров резко отстранился и серьезно посмотрел ей в глаза. Ее маленькое тельце сотрясалось от рыданий, слова захлебывались в слезах, а взгляд был беспомощным и потерянным. Но слова Элритэ, казалось, напугали ее еще больше. Она перестала рыдать, утерлась подолом рваного платья и застыла, дрожа на холодном ветру. Сын Ветров ждал. Воцарилась длинная пауза. Почему-то не желая встречаться с виенди глазами, девочка потупилась, отрицательно мотнула грязными космами, и, запинаясь, спросила.
    - Почему ты нас не спас?
    - Ты думаешь, я не сделал бы этого, если бы мог? – ласково переспросил Элритэ и снова притянул глотающую слезы девочку к себе. – Пожалуйста, не сердись на то, что меня тогда не было рядом. Я больше никому не позволю тебя обижать. Ведь, помнишь, ты должна будешь стать моей избранницей, когда совсем-совсем перестанешь меня бояться?
    Девочка встрепенулась. В блестящих глазах проскользнуло что-то похожее на надежду.
    - Ты меня не обманываешь? -  тихо спросила она.
    Мне тоже было интересно знать.
    Но Элритэ лишь серьезно покачал головой. Глаза его улыбались.
    - Нет. Я отведу тебя в чудесное место, где построю тебе замечательный большой дом, в котором будет много-много светлых окон с узорчатыми ставнями. А около дома мы разобьем красивый сад, куда будут прилетать сладкоголосые птицы. Если ты, конечно, согласишься идти со мной.
    Щеки девочки окрасились румянцем. С секунду она внутренне на что-то решалась – так странно колебался огонек в ее груди – а потом вдруг крепко обняла Сына Ветров за шею и тихо, но тоже очень серьезно прошептала.
    - Больше мне некуда и не за кем идти. Я стану твоей избранницей, когда подросту. Ведь я уже ни капельки тебя не боюсь, - и, в доказательство тому, что она действительно не боится, маленькая целительница ласково зарылась носом в его мокрые черные волосы. Элритэ с нежностью погладил ее по щеке и, стараясь говорить как можно веселее, предложил.
    - А теперь сбегай и посмотри, не сохранилось ли что-нибудь из твоих запасов трав.
    Я нахмурилась. Жестоко было со стороны Элритэ посылать девочку обратно в то место, где она потеряла все, что было ей дорого. Сын Ветров, кажется, тоже понял свой промах, потому что глаза девочки снова наполнились слезами. Но она упрямо вытерла их кулачком и, ничего не сказав, побежала к развалинам дома.
    - Ты действительно…,– я тщательно попыталась подобрать слово. – Любишь ее?
    - Не знаю, - вздохнул Эоритэ.  – Может, я бы сдержал обещание и сделал бы ее своей избранницей в далеком будущем, а может, нашел бы себе другую, сложись судьба иначе… Она понравилась мне, потому что почти не боялась меня, и я искренне рад, что именно она осталась в живых. Иначе я не получил бы такого удовольствия, исполняя свой долг.
    - Долг? – переспросила я.
    Сын Ветров гордо улыбнулся.
    - Мой долг состоит в том, чтобы возродить уничтоженный стихией род. Это очень ответственное задание – стать прародителем рода, и Старшие ни за что бы не доверили мне его, кабы узнали, что произошло, раньше меня. Я нарек эту девчонку своей избранницей, и она действительно ей будет. Когда я подросту для нее, а она подрастет для меня. Я чувствую, что еще не готов. А она то и подавно. До той поры я буду заботиться о ней и оберегать от всяческих невзгод. Сложновато мне будет усидеть на одном месте, но это прекрасное испытание для моей силы воли! Когда-нибудь я покину ее, но буду помнить о ней и навещать и ее детей, и внуков, и правнуков…, - тут он смутился. – Если, конечно, не забуду ненароком. Ты сейчас стала свидетелем одной из тех историй, которые люди любят воспевать в балладах и которыми очень гордятся. Истории появления рода. Когда-нибудь моя внучка, будучи почтенной старухой, будет рассказывать своим внукам и правнукам удивительную легенду о том, как после кошмарного бедствия к ее бабушке с небес спустился прекрасный черноволосый юноша и увел ее в чудесное место, где они построили огромный дом, а потом на этом месте появилась целая деревня. И будет мой род именоваться Элрити, а потомков моих будут называть элритинами…
    Элритэ так увлекся рассказом о своем великом подвиге, что не заметил бы появления своей будущей избранницы, ни дерни я его за рукав рубахи. Из глаз мальчишки исчез мечтательный огонек, он вскочил на ноги, подбежал к маленькой целительнице и, бережно взяв ее под руку, легко вознесся к пурпурным облакам. Сверху до меня донесся детский переливчатый смех. Кажется, девочка была счастлива, и Элритэ смеялся, потому что ее счастье делало счастливым и его. Вдруг ослепительной вспышкой брызнули, рассыпались по морской глади первые золотистые лучи восходящего солнца. В их юном сиянии четко вырисовывался профиль двух держащихся за руки детей: маленькой чумазой девчонки, на чьих глазах еще не высохли слезы потерь, но чьи губы уже счастливо улыбались ждущему ее будущему, и смуглокожего черноглазого мальчишки, который крепко сжимал ручку своей спутницы и вел ее в это самое будущее, обещающее быть прекрасным. Эдритэ обернулся в мою сторону и, ласково перехватив девочку за талию, помахал мне рукой.
    - Прощай! Прощай, Оа! Прости, придется тебе самой искать ответы на свои вопросы. Ищи моих Собратьев в Порт – Дайсе, если вдруг они тебе понадобятся! Удачи тебе, салмия, надеюсь, еще встретятся наши дороги, коли будет попутным ветер!
    Я стояла и улыбалась им, жмурясь в лучах утреннего ласкового солнца. Пусть позади лишь пепел и зола, пусть позади огонь и потери, я была счастлива, глядя на удаляющихся в свое светлое будущее детей. Пусть недолгим будет их счастье. Пусть Элритэ вскоре наскучит оставаться на одном месте, и он вдруг исчезнет, незаметно, свежей ночью через окно, не оставив даже записки. Или же будет оплакивать смерть своей возлюбленной, коли найдет в себе силы остаться с ней до самой ее старости. Это все будет потом. А сейчас они  несутся, держась за руки, ослепленные и окрыленные рассветом, несутся навстречу своему счастью. И от этого они уже счастливы вполне. Это прекрасно, прекрасней всего, что я когда-либо видела. И я обязательно расскажу про Элритэ Алану, когда найду его. А в том, что я его найду, когда-нибудь, где-нибудь, но непременно, сомнений больше не было.