Батюшка Дон кн. 2 гл. 12

На железнодорожный вокзал Антонина Шелехова бежала, стараясь не думать об утренней угрозе Симагина. Другие мысли занимали её голову. Неожиданный отъезд дочери нарушил привычный ритм жизни.
- Как же Сашенька будет одна жить на чужой стороне? - предсказуемо волновалась мать. - Она же такая легкомысленная и неприспособленная к тяжёлому труду...
За тяжёлыми размышлениями Антонина не заметила, как добралась до места назначения. Там уже клубилась толпа родных, отправляемых на работы подростков.
- Опоздала! - испугалась она.
Оказалось, что их к тому времени погрузили в немецкие «теплушки» для перевозки скота, и русский паровоз, натужно пыхтя, нехотя подкатывал к эшелону. Два пожилых железнодорожника без лишней суеты произвели его сцепку с крайним вагоном.      
- Как же так? - Шелехова побежала вдоль состава. - Неужели я не увижу перед отправкой дочь…
Горькая весна 1942 года пока не набрала положенный природой ход. Моросил редкий противный дождь, который смешивался на лицах, провожающих с запоздалыми слезами.
- Ваня, где ты? - рядом металась растрёпанная женщина и звала сына.
Над станцией Юзовка стоял плотный шум, крики и рыданья женщин. Антонина тоже передвигалась по разбитому прошлогодней бомбёжкой перрону, вглядываясь в зарешёченные окошки вагонов и кричала:
- Саша!.. Саша!
Редкая цепочка куривших полицаев не позволяла подойти ближе, и она не могла разглядеть дочку.
- Вот, гады, - злилась она, будто не было на свете ничего страшнее. - Не позволили даже попрощаться!
… Огромный железнодорожный состав, набитый молодёжью под завязку судорожно, дёрнулся и, набирая скорость, двинулся на Запад. Одни из вагонов были набиты девчатами, большинство заполнены местными парнями. Антонина жадно искала глазами лицо дочери, но ничего не видела.
- Уехала, - выдохнула она, когда последний вагон отстучал прощальную песню. - Когда теперь вновь увидимся?
Антонина безучастно дошла до опустевшего дома и, не ужиная, легла отдыхать. Она беспокойно спала, когда вдруг услышала настойчивый стук в дверь. Женщина открыла глаза и непонимающе огляделась. В доме было совершенно темно, очевидно, царила глубокая ночь. Электричества в посёлке давно не было.
- Кто там? - спросила хозяйка, на ощупь, подойдя к закрытой двери.
- Это я! - ответил пьяным голосом Симагин. - Открывай.
- Уходи, - попросила Антонина и сжалась внутри, - не могу тебя видеть.
- Открой, иначе сломаю дверь.
- Нет.
- Ах ты, подстилка немецкая, - крикнул Николай и начал бить сапогами в нежданную преграду, - как немцу давать, так ты первая!
Закрытая на внутренний кованый крючок дверь не выдержала. От могучего удара разъярённого мужчины она распахнулась и в свете полной луны на пороге выросла его массивная фигура.
- Долго ты, ****ь, меня мучить будешь? - зловеще спросил он. - Всю жизнь поперёк стоишь…
Он шагнул к застывшей женщине и схватил её в охапку. Та выгнулась назад, упёршись руками в его грудь, и испуганно спросила:
- Ты сдурел, что ли?
- Молчи, дура! - сиплым голосом прошептал Николай и начал целовать лицо пленницы.
- Пусти, - жалобно попросила Тоня и попыталась ударить насильника.
- Мне больно…
Симагин перехватил её руку и, легко подняв, понёс на кровать. Он одним движением разорвал до пояса смутно белевшую ночную рубашку и сладостно замычал. Затем нашарил вспотевшими ладонями опавшие груди Антонины и начал исступлённо их мять.
- Не хочу! - закричала женщина и попыталась вырваться. - Не могу…
- Сможешь, - ухмыльнувшись, пообещал Николай и, навалившись, силой развёл её ноги.
Теряя последние силы, она отчаянно вцепилась в редкие волосы насильника, словно боясь, что он куда-то денется. Тот, вскрикнув от резкой боли, выпростал из-под тёплого мягкого тела правую руку и ударил Антонину в левый глаз.
- Сука! - после нокаутирующего удара женщина не сопротивлялась.
Она безвольно затихла и позволила Николаю натужно войти в себя, громко охнув при этом. Через минуту Симагин отпустил жертву и, шумно дыша, упал рядом на скрипнувшую кровать.
- А ты говорила, что не сможешь! - удовлетворённо произнёс он. - Куда ты, милая, денешься…
Совершенно морально раздавленная Антонина молчала и даже не плакала, она тихо плакала... С этого дня между ними установились дивные отношения. Николай периодически приходил в дом Шелеховых и иногда оставался ночевать. Хозяйка больше не противилась его домогательствам, но ничего ему не говорила принципиально.
- Да, скажи ты хоть что-нибудь, - возмущался тот при каждой встрече.
Но женщина упорно молчала. Молча она ложилась на бывшую супружескую кровать, молча терпела любовные старания стародавнего сослуживца мужа.
- Лежишь как бревно…, - упрекал её горячий любовник.
Обострённым женским чутьём Антонина чувствовала, что стала надоедать разгульному Николаю. Добившись давно желаемого, он постепенно охладевал к ней.
- Слава Богу! - думала она, лёжа рядом с храпящим мужчиной. - Скорее бы он отвалил от меня.
Молчание женщины нервировало старшего полицейского. Всё чаще он заявлялся к ней вдрызг пьяным, возможно, для такого поведения существовали причины. До Антонины доходили слухи, будто любовник часто участвовал в массовых казнях евреев и советских военнопленных.
- Хотя бы тебя застрелили скорее, - Антонина жадно желала его смерти и одновременно сгорала от стыда перед знакомыми. - Сил моих больше нету терпеть косые взгляды людей…
В первых числах июня Николай ввалился к ней ближе к рассвету. Дыша в лицо самогонным вонючим перегаром, он, не раздеваясь, стоя надругался над ней и, громко икая, сказал:
- Завтра вечером приду к тебе с дорогим гостем из Киева.
- Не стыдно меня перед людьми позорить? - не выдержала Антонины.
- О, заговорила, - обрадовался гость и сытно рыгнул.
- Зарекалась молчать, но ты, ирод, кого угодно доведёшь до отчаянья!
- Я такой! - самодовольно протянул Николай. - Так что сопротивляться не рекомендую.
- Вот пошлёшь кого-нибудь сгоряча, а в душе переживаешь: дошёл? не дошёл? - игриво ухмыльнулась она.
- Не шути со мной! - гаркнул он.
Антонина повернула к нему увядающее, но красивое лицо и крикнула:
- Ни тебя, ни гостя не пущу!
- Пустишь, как миленькая, - угрожающе прошипел бывший шахтёр. - Мало того и обслужишь его по полной программе…
- Не дождёшься!
- Сделаешь всё, что он захочет, - предупредил Симагин и плюнул ей под ноги. - Ежели, конечно, у него на такую потасканную бабу встанет… Стерва.
Антонина сидела, не двигаясь, вся пунцово-красная, разгневанная и красивая. Она смотрела прямо перед собой, её открытая грудь часто и взволнованно поднималась.
- Нет! - отрезала она.
- Я тебя застрелю, как собаку, - сказал полицай и вытащил парабеллум.
- Ты сдурел?
- Поняла меня - немецкая ****ь?
Не дождавшись ответа, он грохнул дверью и отправился спать в участок. Антонина больше часа стояла как вкопанная посредине скромно обставленной гостиной и мучительно раздумывала:
- Как быть?.. Ведь он обязательно припрётся…
Шелехова переоделась в чистую одежду, сменила нательное бельё, встала на стул, чтобы дотянуться до деревянной балки на потолке и спрыгнула вниз… Когда утром соседка Наталья забежала к ней одолжить соли, окоченевшая Тоня давно висела на верёвке, продетой через кольцо на потолке, вбитое когда-то Григорием для детской колыбели.
- Ой, Боженьки мои! - вскрикнула соседка и перекрестилась.

***
Солдаты германского вермахта заняли родное село Ванюшки Захарова в конце августа сорок первого года. Захватили быстро, с налёта, без единого выстрела. Десяток мотоциклов, с грозными пулемётами МГ-34 на зелёных колясках, лихо влетел со стороны притихших оврагов, заросших по пояс колючим тёрном.
- Ой, кто это? - увидев незнакомцев, мальчик шмыгнул в хату.
Разгорячённые солдаты властно и нагло, как внезапная смерть, ворвались на притихшие улочки. Растеклись по приглянувшимся дворам. Красноармейцев в селе не было, накануне они спешно прошли редкой колонной по главной улице, по направлению на Восток. 
- О, Господи! - запричитала заплаканная мамка, державшая на руках младшего сына. - Царица Небесная, спаси и сохрани...
- Мамка, чего ты? - удивился малолетний Ванька.
Высокие и весёлые австрийские парни с закатанными рукавами, как полноправные хозяева, вошли во двор хаты деда Ваньки.
- А кто это? - он нетерпеливо дёрнул за мамкину юбку.
Сорокаградусная жара и былинная пыль русских дорог превратили их мышиного цвета гимнастёрки в подобие рыцарских лат. Первым делом они бросились к колодцу, сняли задубелую от пота и пыли одежду и долго обливали друг друга ледяной водой. Среди общего шума и суматохи водных процедур выделялся сильный голос длинного, рыжеволосого мужчины.
- Gut, - он удивительным образом напоминал Ваньке отца. - Sehr gut!
То, что им было хорошо, Ванюшка смог понять без перевода. Он в неполные шесть лет отличался повышенной любознательностью и врождённой непоседливостью.
- А ну сядь! - мамка строго приказала ему сидеть тихо.
Он обиделся и забился в закуток за русской печкой, там, где зимой содержали новорождённых, слабых телят.
- А что они делают? - настойчиво спрашивал мальчик у взрослых. - Кто они такие...
- Сиди смирно, не до тебя!
Иногда Ваньке удавалось заглянуть в окно, выходящее во двор и посмотреть на непонятные действия незнакомых дядек. Страсть как интересно было понять, чем они занимались. В детстве всё непонятное интересует и пугает одновременно.
- Глядите, глядите! - запищал Ванька.
Совсем молоденький парнишка, с закинутым за спину блестящим автоматом, вышел из сарая с парой несушек в руках. Ванька возмущённо задёргался и подумал:
- Вот сейчас точно, строгий и скорый на расправу дед даст прочухана наглецу...
- Сиди Бога ради спокойно! - мамка почему-то тихо плакала и даже не прикрикнула на него как следует. - Что делать-то? Что делать?
- Ну, одним глазком можно? - канючил он.
Встревоженный дед отмахнулся. Семья Захаровых не успела спрятаться в подвале, пришлось сидеть в хате и ждать неизвестно чего. К вечеру отдохнувшие штурмовики пообедали курятиной, на десерт съели все яблоки в небольшом саду и выехали на передовую.
- Убрались антихристы, - в хату забежала любопытная соседка тётка Галя. - Все живы?
- Все, - кряхтя, ответил дед. - А что кому-то досталось?
- Горе такое случилось! - затараторила соседка. - Наши родственники Мамонтовы, еле успели вовремя забраться в подвал. Проходящий мимо погреба для хранения картошки, пугливый солдат услышал шум из-под земли.
- Ну?
- Я такого страха натерпелась, - тётка Галя вытерла быстрые слёзы. - Вижу, немец снимает с пояса ручную гранату с длинной ручкой, открывает деревянную крышку лаза и швыряет её в низ.
- Ужас!
Погибшую семью хоронили через два дня в одном большом гробу, невозможно было в каше останков понять кто где...
- Деда. - Ванюшка растерянно стоял посредине разорённого двора, рядом с поникшим дедом. - Почему ты не прогнал их?
- Нельзя, Ваня, зараз нельзя...
Внук шмыгнул покрасневшим носом, осуждающе посмотрел на него и сказал:
- Боишься.
- Надо, Ванька, тихо сидеть... - проронил грозный дед сквозь плотно сжатые зубы. - Терпеть надо...
- Вот батька придёт, он их прогонит! - мальчик топнул босой ногой. - Так деда?
- Конешно, внучек.
- А когда он вернётся?
- Скоро, Ванюшка, скоро! - в глазах ветерана Первой мировой войны, блеснули непрошенные слёзы.
... На смену штурмовикам пришла тыловая часть, состоящая из десятка немцев и взвода шумных румын. Командовал ими немолодой лейтенант родом из Мюнхена, бывший печатник. Он занял большую комнату в избе Захаровых и в упор не замечал всех домочадцев, сбитых в общую кучу в комнате, где день и ночь дымила русская печка.
- Здоровечка желаю! - глава семьи Семён Фомич, здороваясь с ним, приниженно кланялся.
Его сын Афанасий, отец Ванюшки, воевал на фронте в составе Красной Армии. Дед боялся, как бы ему не припомнили это и не выгнали с семьёй на мороз.
- Не приведи Господи! - мучился он.
Немец, впрочем, не удостаивал его даже взглядом. Ваню удивлялся, как такой представительный мужчина, в хромовых, блестящих сапогах мог при людях громко и с удовольствием пускать газы. Ванюшке не раз за подобное влетало от деда ремнём по заднице...
- Он нас даже за людей не считает, - удивлялась мамка Ванюшки, - мы для него пустое место.
Самым добрым среди всех солдат был Ганс, пожилой шофёр, который до войны жил в маленьком городке в Саксонии. Он иногда угощал Ваньку сахаром и показывал фотку строгой женщины с тремя детьми.
- Meine Kinder! - краснея от гордости за детей и жену, говорил военный водитель. - Und seine Frau Gerda.
Среди немецких солдат попадались злые люди, запросто могли дать затрещину, но никто из них не мог сравниться в агрессивности с румынами.
- Грязные «мамалыжники», - ругался на земляков князя Дракулы Фомич. - Вечно рыскают по селу готовые на любую пакость.
Прозвали их так за любовь к сытной кукурузной каше мамалыге, национальному пищевому наркотику. Поэтому румыны пребывали на вечном взводе. Воевать за Великую Германию они явно не хотели, стремясь просто выжить в непонятной для них России…
- Пускай немцы погибают! - злорадствовали они.
Ванюшку больше интересовала всякая техника, он мог часами смотреть, как Ганс ремонтирует грузовую машину «Мерседес».
- А как работает эта деталь? - постоянно спрашивал непоседа, показывая на всевозможные детали машины. - И вот эта?
Ганс объяснял по-немецки и Ванька чудесным образом понимал его. Особенно нравились ему велосипеды пришельцев, на которых они стали разъезжать по селу.
- Вот красотища! - изумлялся пацан и бежал за очередным велосипедистом.
Бросающие солнечные блики спицы в их колёсах завораживали Ванюшку. Блестящий руль, раскинутый как рога забитой румынами на мясо, коровы «Чубки», просился в ладони. Сиденье из чёрной кожи настойчиво звало присесть на него. Хромированный звонок звучал как волшебная флейта...
- Хотя бы разок позвянькать в него! - мечтал он. 
Когда Ганс сажал Ванюшку на раму, и катал по двору, не было в целом мире человека счастливее его.
- Zu Hause habe ich einen Sohn wie Sie. - Ганс объяснял, а мальчик понимал, что дома тот оставил такого же сына. - Sein Name ist Helmut.
- Зовут его Хельмут, - догадался он.
Дети легко обучаются иностранным языкам, они не видят особых различий между народами. Ваньке нравилось слушать Ганса и кататься с ним на велосипеде, но больше всего на свете ему хотелось заполучить для себя это чудо техники.
- Вот оно счастье! - обладать велосипедом Ванька мечтал до острой боли в маленьком храбром сердце.

***
Когда весной 1942 года солнце стало пригревать, а снег начал незаметно таять, Петя Шелехов в первый раз после продолжительной болезни встал на ноги в военном госпитале.
- В тылу жить можно! - за время болезни он заметно окреп и похорошел.
Промёрзший после военной зимы украинский чернозём, наконец, отогрелся, и вся местность вокруг превратилась в сплошные болота.
- Как же хочется выйти в город! - мечтал Петя.
Выходить на улицу Шелехов всё равно не мог. Врачи санитарного батальона слоями срезали гниющую плоть с его ног и накладывали жутко вонючую мазь, больше они ничего сделать не могли. 
- Интересно из чего её делают? - недоумевал наивный солдат. - Почему лекарства всегда неприятны на вкус и вид?
Впрочем, она мало помогала в лечении, нижние конечности продолжали гнить. Онемелость постепенно уступала место чрезвычайной чувствительности, и тогда смена повязок, любое малейшее прикосновение вызывало адскую боль.
- Ты всегда держи ноги высоко поднятыми, - советовали опытные больные.
- Зачем?
- Так будешь меньше чувствовать, как в них пульсирует кровь.
Прошла не одна неделя, прежде чем боль стала постепенно утихать. Когда дороги стали пригодны для передвижения, Петю вместе с частью раненых, больных скарлатиной и желтухой, погрузили в санитарную машину и доставили в госпиталь города Луганск. 
- Здесь идеальное место для восстановления сил, - хвастался сосед по палате Гена Шахов. - Никакой тебе сокрушительной шрапнели, никаких пролетающих мимо смертоносных пуль.
- Ничто не напоминает мне о передовой.
- Вот именно…
Шахов относился к людям специфического типа и был похож на большого ребёнка, который всегда предвкушает получение подарка. Он обладал хорошим чутьём ко всему новому, чему принадлежит будущее.
- Давно ты здесь? - спросил новичок.
- Целый месяц уже в госпитале балдею! - с нескрываемой гордостью ответил Генка.
Название «госпиталь» показалось Петру некоторым преувеличением.
- Госпиталь в моём представлении это белоснежное постельное бельё и чистенькие медсестры! - буркнул он. - Здесь же пациенты лежали в исподнем и фуфайках   на тряпичных матрацах прямо на полу.
Медик, молодой врач с манерами карьериста, делал обходы раз в день, чтобы записать жалобы солдат.
- Смотри, Петя, - учил его тяжелораненый сосед. - Основная забота врача отобрать тех, кого уже можно отправить на фронт.
- Меня это не волнует.
Шахову досрочная отправка на передовую не грозила. В боях под Краматорском его взвод, находившийся на марше, немцы накрыли залпом тяжёлых миномётов. Генку подбросило в воздух, и яростная взрывная волна шмякнула тело со всего размаха об дерево.
- Представляешь, - похвастался он товарищу. - Вот повезло! Ни одного осколочного ранения, но, зараза, получил множественные переломы левой ноги и правой руки.
- Бывает же такое...
Всё отделение Шахова посекло осколками, никто не выжил. В госпитале на переломы наложили гипс, но рваные раны под ним начали гнить. Дошло до того, что вездесущие мухи отложили в открытых гнойниках яйца и их личинки копошились там, вызывая у бедолаги неистовые приступы чесотки.
- Я бы многое отдал, чтобы извести вонючих гадов, - признался он, неловко ковыряя длинной палочкой под обширным гипсом. - Ползают свободно и нагло, как настоящие «фрицы».
- К тому же их полным-полно!
Петька с Шаховым играли в шахматы и шашки, но вскоре те им надоели. Они оба пришли в неописуемый восторг, когда на втором этаже в палате номер шесть начали тайком играть в карты.
- Там режутся в преферанс… - по секрету сообщил Генка товарищу.
- Да я не умею!
- Не умеешь научим, - пошутил Шахов, - не хочешь - заставим.
Правда, не все участники солдатского развлечения отличались азартом. Некоторые никак не могли отойти от недавних боёв и прибывали в состоянии прострации. Однажды они раздали карты и ждали первого хода от Егора Гончарова. Тот долго сидел и увлечённо созерцал карты. На его лице была написана усиленная работа мысли, что никто не рискнул поторопить игрока.
- Ну, не звери же мы, чтобы человеку думать мешать, - уважительно шепнул другу Гена.
- Подождём… - согласился Шелехов.
Прошла ещё пара минут. Терпение у одного из игроков лопнуло, он сказал:
- Ходить-то ты будешь?
- А разве мой ход?
- Да, твой, - хором закричали игроки.
- А-а-а, - протянул Гончаров и опять начал разглядывать свои карты. - Тогда надо подумать...
Сначала больные играли с оглядкой, но потом игра всех захватила. В первый же вечер Шахов проиграл двухмесячное денежное довольствие, но на следующий день отыгрался вдвойне. Однажды вечером зашёл сержант-медбрат и спросил, брали ли у пациентов мазки.
- Что это значит? - спросил Петя одного из раненых солдат, когда сержант вышел.
- Ну, ты, видать, простак, - ответил тот с усмешкой. - Не говори мне, что не замечал, что большинство ребят подцепили тут венерическое заболевание.
- Какое венерическое заболевание? - удивился Петька и у него над переносицей обозначились две складки.
- Триппер, приятель, триппер!
- Он излечим?
- Это и наполовину не так страшно, как сифилис, - ухмыльнулся знаток. - В наши дни это просто шутка… У врачей есть мазь, просто первоклассная. Не пройдёт и двух недель, как всё проходит без следа, но имеешь почти месяц отпуска.
Двадцатилетний Пётр Шелехов слабо представлял, о чём идёт речь. В своей жизни он целовался всего один раз, да и то в щёчку. О чём-то большем он мог только мечтать…
- Ты хочешь сказать, что поскольку он настолько безобиден, то есть смысл подцепить его намеренно? - нарочито небрежно спросил он.
- Ну, конечно, ты просто лопух, если не знаешь!
Петя совсем не хотел показаться девственником, поэтому горячо заверил:
- Знаю…
- Что ты мне дашь, если я сведу тебя с местной шлюхой, которая надёжна? Всё, что ей нужно, это несколько папирос, и дело в шляпе…
- Надо подумать!
- Лучше всего подцепить болезнь как раз перед тем, как тебя собираются выписывать, - посоветовал бывалый солдат. - Только не сообщай об этом в самый первый день, иначе всё, что ты получишь, это инъекция, и твои страдания будут напрасны.
- Но разве тебя не засадят на три дня в карантин, если ты сообщишь об этом слишком поздно? - спросил опытный Геннадий.
- Конечно, засадят, - смеясь, ответил голубоглазый ветеран, - но ты проведёшь три дня в изоляторе, а не на фронте.
Шахов быстро повернулся к парню, который дал совет и сказал:
- Полагаю, ты знаешь о местных доступных проститутках... Таких, что не только подцепили нужный триппер, но и не выглядят как ожившая ручка от метлы.
- Есть у меня на примете подобные дамы.
- Я отдал бы за них десяток сигарет.
- Да ты я вижу, тонкий ценитель женской красоты... - пошутил кто-то из соседей. - Много видел…
- Абы с кем не пойду, не волнуйся.
- Тебе много не нужно, не так ли? - ехидно спросил другой. - Сходи к врачу, он выпишет тебе рецепт, получишь удовольствие на складе.
Картёжники дружно засмеялись, каждый по-своему представляя радужные перспективы.
- Удивительно! - подумал с раздражением Петя. - До чего только не додумываются люди, чтобы не служить Родине…
 

 
продолжение http://proza.ru/2012/04/19/9