Престольный праздник

Престольный праздник.
    В Солодовке на общественном поле собрали первый урожай. Хороша была бахча в молодом колхозе.
Место для бахчи выбрали удачное -- на пригорке, открытое, солнечное, хорошо продуваемое ветром. Одно неудобство -- близко дорога. Сторожем на бахчу отрядили Мартына Путивцева.
Мартын сторожевал охотно. Соорудил вышку, сделал шалаш, взял с собой дворового пса Буяна.
Весь сентябрь подводами возили арбузы и дыни, а все вывезти не смогли. Набили ими подполы, сараи, а на поле, среди сухой ботвы, еще лежали собранные в кучи ажиновские арбузы с сахарно-сладкой сочной сердцевиной и отдельно дыни: зеленые огурцовки с медовой мякостью; скибастые -- длинные, гладкие; шершавые -- круглые, с потрескавшейся кожурой, сахарно-крупитчатые внутри.
Раз в день тетка Химка приносила Мартыну горячую еду: постный борщ, пшенную кашу с салом, пирожки с фасолью, с требухой, печеный кабак. Чем не жизнь? Мартын Путивцев сидел невылазно на бахче до Покрова дня, а на Покров раненько утром собрался и пошел в деревню.
   На Покров в Солодовку съезжались жители соседних сел. На престольный праздник из Ростова прибывал архиерей. На площади у церкви устраивалась ярмарка.
По пути Мартыну попадались принаряженные женщины, кое-кто из мужчин был уже под хмельком. Молодые приветствовали Мартына степенно, уважительно, сверстники еще издали кричали.
-- С праздником тебя, Путивец!
Мартын свернул в проулок, к правлению колхоза. В тесной хате, где помещалось правление, было пусто. Один только Демьян с деловым видом корпел над бумагами, разложенными на столе. Лицо его было хмурым, в зубах потухшая цигарка.
-- Здоров, брат! Ты и в праздник робышь? -- спросил Мартын.
-- Кому праздник, а кому маета одна.
-- А чего ж маета? -- простодушно поинтересовался Мартын.
-- А того, что все это есть леригиозный дурман. З им надо бороться, а як? Шо ж мэни, поперек дороги ложиться, шоб архиерей не проихал?
-- Хай йдэ, на шо вин тоби? Ховай лучше ци бумажки, та пидымо на площадь.
-- А ты на кого бахчу покынул? -- Демьян напустил на себя строгость.
-- Та ни грэца тим гарбузам не зробиться за день. Буян посторожуе, а к ночи я прыйду.
-- Цэ не дило, Мартын. Бачишь, народ на ярмарку брычками валэ. Гарбузы можут поворовать. Коли тоби так приспичило, нехай Химка день посыдэ.
-- Заставишь ее черта лысого. Она з утра разрядилась в пух и прах. Семечек нажарила, торговать будэ. Пишлы заместо меня кого-нибудь.
-- Кого? И шо скажут селяне: председатель брата своего ослобонил от працы в церковный праздник?
-- Ну тоди иды и сам сторожуй. Ты -- партейный, церковных праздников не признаешь...
-- Хочешь мэнэ на посмишки выставить? Председатель, та будэ с берданкой на вышке стоять...
-- А шо ж ты за шишка така на ровном мисте,-- озлился Мартын.-- Чи давно ты стал такым важным. Седня ты -- председатель, а завтра тебя -- геть, а я, твой брат, им и зостанусь.
-- И на шо тоби здався цей престол? Чи ты в бога вируешь? -- уже тоном ниже сказал Демьян.
-- Вирую чи не вирую, а отцы и деды наши в цей день не робыли.
-- Так то ж когда було, а зараз Совитска власть, -- не сдавался Демьян.
-- А шо вона, Совитска власть, придумала заместо старых праздников?
-- Сегодня лекция будэ и кино...
-- О! Кино! А ты хочешь, шоб я на бакши сидел? -- уцепился Мартын за новый довод.
-- Ну гарно. Иды вже, -- согласился Демьян. -- Тильки к ночи щоб був на бакши.
   Несмотря на ранний час, на улицах деревни было уже людно. На молодых женщинах -- яркие цветастые платки; парубки -- в пиджаках нараспашку, чтобы видны были расписные рубахи; старушки -- в темных юбках и кофтах; старики -- в поддевках, в сапогах, густо смазанных дегтем; на головах у некоторых красовались новенькие фуражки с лакированными козырьками.
Разноцветные людские ручейки стекались к площади перед церковью.
Здесь на лотках и прямо на возах уже были разложены товары: белые шерстяные платки, шелковые полушалки, расшитые цветами, кофточки разных фасонов, бусы, мониста, ленты. На другой стороне базарной площади бойко шла торговля разной снедью. На прилавках в высоких глиняных глечиках стояло кислое молоко, покрытое желто-коричневой корочкой каймака; на бумаге были разложены куски матово-белого сала с розовыми прожилками; вкусно пахла чесноком домашняя свиная колбаса.
-- Кому терновки?! Ох и гарна ж терновка!..-- выкрикивала молодая розовощекая женщина в сиреневом платке.
-- Дядя! Откушайте моченого яблучка...
Мартын Путивцев взял на пробу яблоко, надкусил. Кисло-сладкий холодный сок прыснул в рот. Потом Мартын взял на пробу помидорину в чапре. Так, переходя от лотка к лотку, Путивцев в свое удовольствие отведывал разную разность.
Рыбаки из Приморского на ярмарку привезли вязанки серебристых рыбцов, светящихся на солнце желтым жиром; икряные вяленые чебаки размером с доброго поросенка висели на прочных шпагатах; свежепросоленная донская сельдь продавалась на десятки. Пробовать тут было нечего, и Мартын пошел к ряду, где продавали сладости. Тут было полно ребятишек, они, как осы, бились около лотков. На полках горками лежали сдобные расписные пряники -- лошадки и барыньки, красные петушки на палочках, темно-янтарный мед в сотах, молочно-сахарные тянучки, сладкие маковки ромбиками.
Все уже были возбуждены праздничным гомоном, многолюдьем, ожиданием. Наконец на главной улице показался фаэтон на дутых шинах, запряженный тройкой серых лошадей в яблоках. На козлах примостился важный кучер. Сам архиерей, в черном клобуке, с ниспадающим на плечи покрывалом, восседал сзади на мягких подушках.
У ворот церковной ограды его встречали священники в ризах. При подъезде кучер круто осадил лошадей, а священники поспешили навстречу экипажу. Осенив крестным знамением собравшихся, архиерей ступил на ковровую дорожку, которую специально постелили к его приезду. Священники подхватили владыку под руки и торжественно повели его ко входу.
Мартын вместе с другими прихожанами вошел в церковь.
В церкви после солнечного света, пока не привыкли глаза, казалось темно. И только на амвоне под образами Богородицы; и Христа ярко мерцали огненные язычки множества свечей. Как только архиерей вошел в церковь, на клиросе раздались звонкие молодые голоса певчих.
Начался обряд облачения архиерея. Иподьяконы держали на руках отливающие золотом одежды.
Протодьякон, специально приехавший из города на праздник, зажав между пальцами .в поднятой руке перекинутую через плечо парчовую ленту -- орарь, густо забасил:
-- Блаааагоооослооовииии, влааааадыыкооооо!..
Архиерей поднял руку, сложив персты:
-- Благословенно царство отца и сына и Святого духа ныне и присно и во веки веков!..
Хор на клиросе подхватил;
-- Аминь!..