Ретро волчицы

Чтобы собрать интересный материал для своего очередного романа, я из родной станицы поехала на автобусе "ПАЗик" в дальний хутор в гости к ветерану войны.

 В большом доме, стоящем на берегу извилистой речушки, уже второе столетие живут потомки их старого рода. По опыту знаю, что в таких семьях обязательно есть архив, хранящий старые документы, фотографии, фронтовые письма.


Через окошко автобуса смотрела на зимнюю степь, заснеженные, поросшие терновником балки и буераки, заросли каких-то кустов и причудливые сугробы.
 
В хутор я приехала после полудня. Меня радушно встретили добрые хозяева. За чаем и разговорами время пролетело незаметно.

– Скоро начнёт темнеть, мне пора обратно. Не опоздать бы на автобус! – засуетилась я.

- Какой автобус!? - удивилась хозяйка. - Он обратно не пройдёть,- мягко на казачьем диалекте говорила она, - солярка в нём замёрзла, мороз-то крепчаить...

- Откуда вы это знаете?

- Я выходила кур закрыть, ужо на насест сели... Соседка мне и сказала. Она-то видала, что к нам гостья приехала.

- Тогда я побегу прямо через степь к асфальтированной дороге, тут не далеко, километра два. А там... Какая-нибудь попутка подберёт.

– Никуда мы тебя не отпустим! – категорично заявила хозяйка. – Куда на ночь глядя? Упаси, Бог, беды какой!

– Ну какая ж беда? – снимаю с вешалки пальто. – Я дорогу знаю, добегу быстро!

– Во-первых, мы с тобой ещё не разобрали вот это, – хозяйка со шкафа снимает старый футляр от баяна, набитый семейным архивом. – А во-вторых... волки. Тебя волки в степи сожруть!

– Какие волки? – не понимаю я.

– Самые обыкновенные. Раньше охотники на них облавы устраивали, а теперь - они на нас. В хуторе-то один мой Ляксандрыч ещё охотится, а дружки его постарели... Молодых казаков вообще на хуторе нету. Вот и развелись волки, чуть стемнееть, так они по хутору ходють как по своему лесу.

– Оно-то так, – поддерживает жену старый охотник. – Но зато это зверьё заставило нерадивых хуторян починить крыши сараев, подновить двери. А когда волки сожрали привязанного на цепи пса, оставив от него только ошейник да клочья шерсти, все хозяева своим собакам сделали  по конуре, чтобы было, где схорониться в случае нападения голодной стаи.

Я в нерешительности  тереблю в руках пальто, с опаской поглядываю за окно.

– Завтря мой Ляксандрыч запряжёть кобылу и домчить тебя до самой станицы, – хозяйка вешает моё пальто обратно. –  Вот я зараз по хозяйству управлюсь, потом ещё потолкуем, по чарочке выпьем, – озорно подмигивает хозяину, и тот довольно приглаживает усы.

– Ты, дочка, пока покопайся в этих бумагах,  а мы мигом... –  старик ставит передо мной архив и уходит вслед за хозяйкой.

Вечером небо заволокло тучами, посыпал мелкий колючий снежок.

...Радушные хозяева уложили меня спать в горнице на кровати с пуховой периной, под образами, как дорогую гостью.

На душе было тревожно. Кто когда-нибудь ночевал в чужой непривычной для себя обстановке, тот знает это чувство дискомфорта, настороженности и невесть откуда подступившей тоски.
Я прислушивалась к завыванию метели за окном, к скрипу ставень и думала: " Метель разыгралась. Завтра и добрый "Ляксандрыч" мне не поможет, дорогу совсем заметёт... как же я добираться домой буду? Да ещё волки..."
 
За окнами темно, под порывами ветра жалобно скрипит ставня. Не спится. И вдруг... С улицы доносится  близкий вой волчицы.

 Она воет протяжно, с короткими перерывами, словно разговаривает с кем-то. Эти звуки приближаются, холодок пробегает по моей спине. Кажется, что сейчас оконное стекло разлетится вдребезги, и в комнату ворвётся зверь. От страха сжимаюсь в комок, сердце готово выпрыгнуть из груди. Неожиданно под этот вой начинаю мысленно слагать стихи.

Чтобы не разбудить хозяев, в темноте нашариваю в сумке свой блокнот, ручку и... Сидя в кровати, дрожа от страха, наощупь пишу:

Где-то воет волчица,
с неба сыплет снежок,
на уснувшей кринице
стынет тонкий ледок.

Ветер тронет позёмку,
зашуршат камыши...
Вой протяжный и долгий –
крик зовущей души.

В бурьяне прошлогоднем
ищет пару свою
зверь, тоскует, голодный,
замерев на юру.

Чутко слушает звуки
в непроглядной ночи.
Полный боли, разлуки
вой над степью звучит.

Ветер стонет вдогонку,
дыбом серая шерсть.
В плаче этого волка
что-то женское есть.

... Отчего, я не знаю,
но с волчицею той
эту ночь разделяя,
я глушу в сердце вой.