Справедливость 2

Взошло солнце. Набрав полную силу, оно, разливая повсюду свой тёплый свет, засияло ярко и весело. Громов закончив копать, выпрямился и, высунув голову за бугорок земли, огляделся. Было примерно шесть утра. Он давно научился определять время по солнцу. Ещё на флоте. Вытерев пот со лба и щурясь от света, он, кряхтя, вылез на поверхность. Ему удалось отыскать на погосте приличную по размерам яму, которая подходила для похорон Сомова. В подсобке подвала имелся вполне добротный гроб, в который он бережно положил Сомова и с помощью верёвок опустил в могилу. Бросив горсть земли, Громов хотел что-то сказать, да не мог толком ничего придумать. Он решил закончить всё побыстрее, и без лишней болтовни. Давала о себе знать усталость, да и голова побаливала. Некоторое время он листал молитвенник, пытаясь подобрать что-нибудь соответствующее подобному случаю. Совесть священника подсказывала ему, что хоть Сомов человек неверующий и много грехов натворил, но всё же и он может рассчитывать на какое-то хотя бы подобие… И всё же…Всё же…
Нужно было что-то сделать с героином. Громов понимал, что за ним скоро придут. Осмотрев комнату настоятеля, он не нашёл больше ничего подозрительного. В сейфе, правда,  имелась приличная сумма в валюте и ключи, которые Громов примерил ко всем заслуживающим внимания дверям. Также он просмотрел еженедельник и файлы компьютера Сомова, порылся в его почте и прочих записях. Разглядывая фотографии, на которых Сомов позировал во время застолий с немалыми чинами из полиции и прокуратуры, Громов пришёл к выводу, что положение его, мягко говоря, сложно. Полученная информация дала ему пищу для размышлений. И размышления эти оказались совсем нерадостными.
Достав свою флешку, Громов скопировал на неё всю информацию, которая, по его мнению, могла быть полезной оперативным работникам и заставила бы их шевелиться. Он зашёл на сайт ФСБ, чтобы отправить файл, но внезапно интернет отключился. Даже мобильная связь не работала. Городские телефоны тоже замолчали. «Так вот это я и влип!»  - подумал Громов.
Во время досмотра, в одном из помещений, обнаружилась комната для расфасовки наркотиков со всем необходимым. Но судя по лежащему повсюду толстому слою пыли и обрывкам старых газет можно было с уверенностью предположить, что ею давно не пользовались. Набравшись со временем опыта, Сомов перестал заниматься расфасовкой и поручил это своим людям, координаты которых имелись в его записной книжке. На дисплее мобильника Сомова имелась пара неотвеченных звонков, говорящих о том, что трафик прослеживался и контролировался. Двигая диван, для того, чтобы отыскать выпавшую из его руки флешку, Громов посчитал его слишком тяжёлым и открыл. Там обнаружилось различное оружие и боеприпасы, включая гранаты и пулемёт.

Стали собираться прихожане. Службы сегодня не было и их оказалось немного. Поставив свечки к иконам, они покинули церковь. Видно не любил отец Владимир свою паству.
 Приехали родственники отпеваемых, и Ольга Евгеньевна. Громов встретил Ольгу у входа в храм. Они тепло поздоровались и обнялись. Он рассказал Ольге о сложившейся ситуации и дал необходимые инструкции. Чтобы не подвергать себя опасности, после погребения она должна была срочно уехать.
 Громов, готовясь к обряду, заметил в раздевалке дьякона и поздоровался с ним.
- Михаил – дьякон протянул ему руку.
- Отец Алексей – ответил Громов, пожимая её.
- Вас вместо отца Владимира прислали? – спросил дьякон.
- Ну, в каком-то смысле, да. Не знаете, где стихарь?
- Вот он.
Михаил подал ему нужное, и, бросив тревожный взгляд на дверь, заметил:
- Мы все его нелюбим. Это я про настоятеля. И служители и прихожане. Но у митрополита, видать, своя точка зрения. Есть ещё отец Николай, но он старый и часто болеет. Позвоните ему.
- А ты чего же? Знал, что здесь творится?
- У меня семья… Жена беременная, да детишек двое  – Дьякон опустил голову – Всего не знал, но подозревал. Сомов намекнул мне как-то, что семью порешит, если что. Вот я и молчал…А вы бы на моём месте что сделали?
Дьякон Михаил поднял на него виноватый взгляд.
- Не знаю, Михаил, не знаю – Громов, одеваясь,  повёл подбородком из стороны в сторону – Знаю только одно. Всё возвращается. Сказано в Писании:"Страх Господень прибавляет дней, лета же нечестивых сократятся".
Обряд прошёл спокойно. После чтения Евангелия, Громов, как обычно,  зачитал разрешительную молитву, испрашивая разрешения грехов, которые покойные забыли исповедать по слабости памяти. Он наклонился над гробом, в котором лежала Анна, и вложил ей в руку свиток с разрешительной молитвой. Затем возгласил: «Вечная память» и крестообразно посыпал землю на тело с произнесением слов: «Господня земля и исполнение ея, вселенная и вси живущие на ней»..  После этого оба гроба закрыли крышкой и опустили в могилы.
Громов закончил обряд и, попрощавшись с Ольгой, переоделся. Все разошлись, и он остался только с дьяконом, который задержался, чтобы забрать какие-то бумаги.
На дороге послышался звук мотора. Громов выглянул в окно и увидел, как возле ворот остановилась серая «восьмёрка». Из неё вышли трое мужчин и, осматриваясь, осторожно пошли к церкви. Один из них остался возле дверей, а двое других прошли дальше.
«Боевики разбираться приехали» – подумал Громов. Он взял в шкафу рясу и быстро надел её. Оглянулся по сторонам. В комнате к тому времени он уже успел навести порядок. Всё вроде бы лежало на своих местах. Несколько успокоившись, он достал из ящика стола нож и переложил его в карман. Когда они вошли он, приняв благочинный вид, как раз, подносил спичку к лампаде.
- Здравствуйте – шаря вокруг взглядом, сказал первый из них. Попутно оглядывая комнату, он уверенно направился к Громову. По его поведению Громов предположил, что он старший. Так видимо и было. Второй остался возле двери.
- Здравствуйте – ответил Громов обернувшись.
- Нам нужен отец Владимир.  А вы, извините,  кто?
- Я-то? Священник.
- Ну, это я вижу, что священник. А что вы здесь делаете?
- Как, что? Служу, если вы успели заметить.
Первый из вошедших, которого Громов принял за старшего, остановился и, повернув голову ко второму, ухмыльнувшись, сказал:
- С юмором товарищ попался!
Вызывающе глядя, продолжил:
- Ну, так, где же настоятель отец Владимир?
- Понятия не имею.
- Послушайте, как вас там…
- Отец Алексей.
- Отец Алексей, у нас полно дел и нет времени на беседы с вами. Я был бы вам очень признателен, если бы вы ответили на мой вопрос.
Старший начал терять терпение. Мускулы  его лица нервно подёргивалось.
Громов поднял глаза на иконостас и, взяв в руку свечку, вымолвил:
- Неисповедимы пути Господни…
- Ты что это, святоша, опять шутишь? – подал голос тот, что возле дверей.
Старший  нетерпеливо подошёл ближе. Он грубо выхватил свечу из руки священника и, поводив ею возле его лица, сказал:
- Шутливый ты наш. Я тебе сейчас эту свечку в одно место засуну! И по церкви заставлю бегать. Вот тогда и посмотрим, захочется ли тебе ещё шутить?
Правой рукой Громов тут же отвёл его руку в сторону, а ребром ладони левой резко ударил старшего по горлу. Отступив назад и обхватив шею руками, тот опустился на пол. Второй, что стоял возле двери, поначалу опешил от происходящего и растерялся, но быстро пришёл в себя и бросился на Громова. Громов развернулся и сильным ударом ноги отбросил его назад. Затем наклонился, обхватил голову старшего и, сдавив её, дёрнул вправо. Раздался лёгкий хруст, напоминающий треск сухариков во рту. Тело боевика обвисло. Громов выпрямился и увидел, как второй боевик, ворочаясь на полу, вынимает из-за пояса пистолет. В ту же секунду дверь открылась, и появилось встревоженное лицо дьякона. Он, недолго думая, шагнул вперёд, схватил боевика за руку и стал отнимать у него пистолет. Раздался выстрел. Громов поспешил на помощь. Вынув нож, он всадил его бандиту в грудь. Дьякон перевёл дух и перекрестился.
- Вот уж довелось, не приведи Господи – сказал он и посмотрел на Громова.
- Да – ответил Громов, вытирая нож о куртку убитого – Случается и такое.
- Отец Алексей, ведь это грех – Михаил посмотрел на иконостас и снова перекрестился.
- А вы помолитесь за меня, дьякон Михаил, помолитесь.
Услышав звук выстрела, третий, что стоял возле входных дверей в храм, встрепенулся. Выхватив пистолет, он, распахнув двери, влетел внутрь и, упав на пол, перекатился в сторону. Осмотревшись и держа оружие наготове, достал рацию, и тревожно озираясь, поднёс к уху.
Громов решительно подошёл к дивану, поднял сиденье и достал автомат. Он осмотрел его и, проверив магазин, передёрнул затвор. Дьякон, наблюдая его приготовления, потрогал ушибленную руку и сказал:
- Послушайте, отец Алексей, вы человек хороший. Я как вас увидел, сразу это понял – он, отвернув голову в сторону, закашлялся и, приложив платок к губам, продолжил:
 – Но в нашей глухомани вам правды не сыскать. Езжайте отсюда – он махнул рукой в сторону, и его лицо сразу исказилось от боли.
– Здесь, если что, недалеко старая часовня есть… Уф-ф! Там передохнёте, подумаете – закончил он, потирая ушибленную руку.
- Это где?
- Здесь по дороге километров с десять будет. Затем налево свернёте и через лес проедете по грунтовой дороге. Увидите там…Уф-ф! Как болит!
- Спасибо тебе, Миша – дружески взяв его за плечо, ответил Громов – Посиди здесь и никуда не выходи. Я сейчас с третьим разберусь.
- Только не выходи! – крикнул он, выбегая за дверь.
Дьякон послушно опустился на диван. Затем передумав, встал, прошёл по коридору в душевую и закрылся там.
Громов открыл дверь в зал и осторожно перебежал к колонне. Он заметил, как на противоположной стене мелькнула чья-то тень. Боевик тоже заметил его и, высунув дуло, выстрелил. Громов ответил очередью из автомата. Перепуганный боевик пригнулся и вжал голову в плечи. Он не ожидал, что священник так хорошо вооружён. Пули опрокинули лампаду, и горячее масло вылилось ему под ноги. Боевик заплясал на месте и, дав несколько выстрелов наугад, рванул к дверям. Громов наоборот побежал наверх. Он открыл окно и увидел, как боевик, петляя, короткими перебежками бежит к машине. Ему нельзя было дать уйти. Громов положил дуло автомата на подоконник и стал стрелять, не спеша, прицеливаясь, короткими очередями. Одна, из которых, и зацепила боевика возле самой машины. Когда Громов подошёл к нему, он, зажав рукой кровоточащее плечо, пытался что-то сказать по рации. Громов прервал разговор выстрелом в упор. Взял рацию и попытался настроить её. Но она оказалось повреждённой, и он не смог по ней ни с кем связаться. Немного пошипев, она смолкла.
Пришёл отец Николай. Это был больного вида худой немощный старик с измождённым лицом. Он выслушал Громова и дал несколько дельных советов. Когда Громов стал собираться, отец Николай попросился с ним.
- Вы не смотрите, что я стар и болен – сказал он, разглядывая арсенал в диване – У меня к ним свои счёты. Сын от наркотиков погиб. Лечился, лечился, да всё без толку.
- Если не возьмёшь, я сам пойду – добавил он.
Отец Николай выбрал себе винтовку, и твердо взглянул на Громова.
Громов вместе с отцом Николаем погрузили в машину сумки с героином и всё необходимое и поехали. Не успели они проехать и пару километров, как впереди образовался затор. Громов достал бинокль и посмотрел вдаль. Дорога была перекрыта. Их искали. Тогда они повернули на грунтовую дорогу, ведущую в лес, к часовне. Едва они скрылись в лесу, мимо них, сверкая мигалками, пронеслась полицейская машина. Священники переглянулись.
                ***
Дьякон вышел из душевой и, увидев полицейских, обрадовался.
 - Вот наконец-то! Уж я звоню, звоню – залепетал он.
- Кто еще в живых остался? – спросил его лейтенант.
Носком сапога он перевернул одного из убитых и уставился на дьякона.
- Больше никого.
Лейтенант нагнулся и, подняв с пола пистолет, стал его разглядывать. Вдруг, выбросив руку вперёд, выстрелил дьякону в голову. Раскинув руки, открыв рот, Михаил рухнул на диван.
Полицейский посмотрел на дьякона. Тот разомкнул окровавленные губы и произнёс:
- Вот оно и вернулось…
Дьякон закатил глаза. Взгляд его остекленел. Лейтенант протянул руку и потрогал артерию на шее дьякона. Посмотрев на сержанта, кивнул головой. Быстро осмотрев комнату, они вышли.



Глава 2

Резиденция митрополита. Полдень.
Митрополит Анатолий (Анатолий Степанович Селивёрстов), сидел в кресле у письменного стола и слушал музыку. Скрипичный концерт А. Вивальди "Времена года". Приятная музыка, лаская слух, захватила его воображение. Анатолий Степанович ритмично поводил головой из стороны в сторону и постукивал ботинком в такт музыке. Иногда , под особенное настроение, он даже начинал с выражением декламировать: "Но вот гроза, бурлящие потоки, с крутых высот в долины низвергая, ревет, бушует на несжатых нивах. И град жестокий бьет, у горделивых цветов и злаков головы срывая… " Он был пожилым человеком с давно сложившейся репутацией и определённого рода привычками.  Лицо его, благообразно обрамлённое седой бородой время от времени меняло выражение, а рот открывался. Руки его, спокойно лежащие на коленях, иногда оживлялись, и он начинал шевелить пальцами, как будто играл на клавишах. Дослушав мелодию, митрополит положил правую руку на стол, забарабанил по нему пальцами и, перевернув несколько лежащих на столе бумаг, с унылым видом отбросил их в сторону. Заиграл следующий концерт: «Весна». Анатолий Степанович поднял голову и, бросив задумчивый взгляд на потолок, прищурил глаза. Много лет он отдал служению церкви и пользовался доверием и поддержкой патриарха. Опираясь на недюжинный опыт, управлял умело и уверенно. Имел хорошо отлаженные контакты с городским и областным начальством. И все его хорошо знали.
Он был частью системы, которая его взрастила. И взял оттуда всё лучшее. Впитал с корнями, словно младенец, привыкший к молоку матери и просто не мог жить по-другому. Незаметно, шаг за шагом, он оказался на самом верху мафиозной группировки, которая орудовала в области. Расставив повсюду своих людей, он создал собственную организацию. Внутри церкви он основал свою церковь. Его мировоззрение отличалось от мировоззрения тех, кого он сменил. Это позволяло ему не бояться ответственности за содеянное. Он не признавал законы совести и не боялся смерти. Он знал, что после смерти телесной, человек не умирает в полном смысле этого слова, а переходит в другое измерение. Где душа живёт и духовная жизнь сохраняется. Его знания непринятые и не понятные остальными членами общества позволили ему подняться над основной массой людей. Они изменили его сознание и подняли его на новый, более высокий уровень.
Симфоническая музыка успокоила его, и он уже почти задремал, когда вошёл его помощник отец Андрей (Соколов). Это был высокий, плотный мужчина в возрасте. Он закрыл дверь и почтительно поклонился. Митрополит, недовольный тем, что его оторвали от такого приятного занятия, повернул голову и спросил:
- Что-то случилось?
- Да, Ваше Высокопреосвященство. Мы не можем связаться с отцом Владимиром. Недавно он получил партию.
- Сумма большая?
- Да. Приличная.
- Какие ваши действия? – митрополит поднялся и внимательно посмотрел на помощника – Что вы предприняли?
- Я направил туда своих людей, но никто не вернулся. Один из них позвонил и сообщил, что вместо настоятеля отца Владимира, там какой-то священник. По виду, похож на Громова.
- Отец Алексей Громов? – митрополит задумался.
– Ну, да. Они же с Сомовым друзья вроде.
- И что? Больше ничего?
- Ничего. Он на связь не выходил. Нужно посылать группу.
- Думаю дело плохо – согласился митрополит – Я давно знаю этого Громова и если он что-то пронюхал, то просто так не оставит.
Он огладил бороду и задумался. Подошёл к окну и, глядя на монастырский двор, застыл в напряженной позе. Соколов ждал. Наконец митрополит повернулся и спросил:
- А сколько у тебя здесь человек, Андрей?
- Человек пятнадцать, я думаю, наберётся. Анатолий Степаныч, завтра ещё столько же подойдёт, вы…
- Времени нет, Андрюша. Совсем нет, понимаешь? Держи меня в курсе.
Соколов вышел из комнаты, закрыл дверь и обеспокоенный, поспешил в гараж. В гараже возились несколько человек. Двое раскрыв капот джипа, возились с мотором. Один, разложив на столе оружие, чистил его и откладывал в сторону, а другой смазывал и собирал. Остальные сидели в бытовке и болтали друг с другом. Соколов, приветственно махнув рукой, скомандовал:
- Срочное дело, ребята! Выезжаем немедленно!
Из бытовки повалил народ. Переговариваясь на ходу, все стали собираться в дорогу. Грузили в машины оружие и продовольствие. Раздался голос:
- А пожрать-то хоть можно?
- Времени нет! – отмахнулся Соколов – В дороге перекусим.
Вдруг в гараж из боковой двери ввалился крепыш, напевая:
- Перекрёстки – перекрёстки, чёрно- белые полоски-и…
Он остановился и глядя осоловелыми глазами на собравшихся, запрыгал на полусогнутых ногах, продолжая:
- Можно влево, можно вправо… Отец Андрей, я с вами. А вы к-куда?
Помахивая себе в такт рукой, с зажатой в ней банкой пива, он крутил головой с застывшем на нём глупым выражением лица. Двое, грузивших оружие, глядя на него, заулыбались.
- Иди, проспись, Валера! – Соколов взял его за плечи и оттолкнул на топчан.
Тот,  потеряв равновесие, повалился на топчан и, повернув голову, забубнил:
- Знаю, что имею право-о…Тянитесь до самых, до небе-е-ес…
- Имеешь, имеешь – Соколов отобрал у него начинающее разливаться пиво – Жрать надо меньше. Право он имеет…
Крепыш тут же отвернул к стене небритую рожу и громко захрапел.
Через несколько минут ворота гаража открылись и из них выехали три джипа набитые людьми. Водитель первой машины деловито поправил зеркало и включил магнитолу. В передней машине, рядом с водителем сидел Соколов. Он выставил в окно ладонь руки и закрутил ею в такт мелодии, подпевая:
- Можно влево, можно вправо – знаю, что имею право…

Когда «девятка» Громова поворачивала на грунтовую дорогу, ведущую к часовне, их стала догонять патрульная машина полиции. Отец Николай тронул Громова за рукав и сказал:
- Возьми пистолет и выйди. Отвлеки их. Когда я уберу одного, ты сразу стреляй в другого.
На том и порешили. Громов остановился и пошёл к полицейским, которые приготовив оружие, стояли возле своей машины. Когда до них оставалось несколько метров, сзади раздался выстрел. Один из полицейских упал с простреленной головой. Второго Громов свалил сам. Он обыскал их, забрал оружие и, возвращаясь к машине, бросил через плечо:
- Это вам не беззащитным обывателям бутылки в зад заталкивать!
Отец Николай садясь в машину, вздохнул и посетовал:
- Давно ни в кого не стрелял…Однако…
«Девятка» тронулась и стала набирать скорость. Громов держа руль, повернул к нему голову:
- Я тоже…Выхода у нас нет. Такие обстоятельства сложились…
Отец Николай после недолгой паузы сказал:
- Да, Лёша. Сколько бы ни говорили, что с падением интеллектуального уровня, повышаются шансы на насилие. Я всё же могу заметить, что это смотря в какую ситуацию, попадает человек. Вот возьмём нас с тобой. Мы духовные лица, имеющие высшее образование, просвещённые…
- Воспитанные на религиозной морали! – вставил Громов.
- Вот, вот – отец Николай утвердительно кивнул головой – А смотри же, убиваем, как бандиты. Значит, поступками человека управляет ситуация?
- Ну, так мы же бандитов и убиваем! Разве не так? – Громов взглянул на собеседника – Этак мы с вами до таких рассуждений дойдём, до того договоримся, что ум за разум зайдёт. А вы, отец, говорят, в монастыре долго прожили?
- Да лет пять. Там, как на другой планете – отец Николай откинул голову на сиденье и расслабился.
- Там, Лёша, мир другой – начал он после некоторой паузы – Лица людей. От них радость исходит. А какой добротой они светятся!
Громов, не отрывая взгляд от дороги, молча, кивнул.
- А посмотри на наших прихожан – оживился отец Николай – Почти все задавлены грузом проблем. В их глазах тревога. Одни разговоры про пенсии и пособия, да цены в магазинах. В садик ребёнка не устроить, с работы уволили. Они больны. Все эти искалеченные жизнью люди. Это понятно – их довели. И наше общество больное. В церковь идут за облегчением. Принял пилюлю и убежал. Обратно в рутину и хоровод грехопадения. Я же, как врач лечу их души. Но я не хочу быть врачом. И не в такой обстановке. Я священник. Но я бы очень хотел. Понимаешь, Громов? Увидеть такую же теплоту во взгляде, какую видел в монастыре. Я ищу и не могу найти…
Они свернули с шоссе и заехали в лесополосу. Провожая взглядом мелькающие за окном деревья, отец Николай заметил:
- Я, Алексей, стараюсь вначале всё объяснить с философской точки зрения. Найти причины и докопаться до истоков побуждающих человека проливать кровь себе подобного.
Громов, наблюдая за дорогой, ответил:
- А не забыли: «Кровь оскверняет землю, и земля не иначе очищается от пролитой на ней крови, как кровью пролившего её».
На этой невесёлой ноте разговор прервался. Они заехали во двор часовни и, поставив машину, стали выгружать оружие. Громов поднялся на купол и, высунув из окна бинокль, посмотрел на дорогу. К ним подпрыгивая на ухабах, приближались три машины. Тогда он спустился, подошёл к отцу Николаю и сказал:
- Я пойду встречу их на дороге. Иначе нельзя. А так нам потом легче будет.
Отец Николай, протирая платком прицел винтовки, согласно кивнул головой. Когда Громов повернулся к нему спиной и направился к выходу, он вытянул руку и, перекрестив его, зашептал молитву.
Громов взял сумку с оружием, взвалил на плечо пулемёт и вышел из часовни. Он пошёл наискосок через лес и через несколько минут услышал гул моторов. Жмурясь от солнечных лучей, просвечивающих сквозь листву, поглядел на дорогу. Машины поднимая облако пыли приближались. Громов выбрал удобную позицию, лёг и приготовился. С пригорка, на котором он лежал, хорошо просматривалась дорога. Вот появилась первая машина. Увидев цель, Громов прижал приклад к плечу и дал длинную очередь. Пробитый пулями водитель задёргался и бросил руль. Сидевший рядом с ним Соколов успел среагировать. Он, открыв дверь, выпрыгнул на ходу и, перекатившись по склону, затаился. Джип, потеряв управление, врезался в дерево. Громов продолжал стрелять, прошивая пулями салон машины. Боевики на заднем сиденье, не успев выбраться, застыли в неудобных позах. Громов перенёс огонь на вторую машину, которая дав задний ход, заехала на обочину. Из неё открыв двери, выскочили боевики и расползлись по траве. Громов выдернув чеку, бросил одну гранату, затем ещё и ещё. Поднял пулемет и, петляя между деревьями, скрылся в лесу.
Соколов собрал оставшихся людей. Они подсчитали потери и перевязали раненных. Затем, сверив часы, двумя группами,  вошли в лес. Подойдя к часовне с двух сторон, взяли её в кольцо.
Соколов осторожно выглядывая из-за дерева, приложил к глазам бинокль и осмотрелся. Перед ним была покосившаяся ограда небольшого заброшенного кладбища, дальше виднелся купол старой часовни с сидящими на нём воронами. Он перевёл взгляд налево и увидел небольшую поляну. Направо стоял деревянный сарай с заколоченными окнами. Соколов присмотрелся внимательнее, но как не напрягал зрение, больше ничего не увидел. Людей не было. Стояла тишина. Лишь ветер, налетая время от времени раскачивал верхушки сосен и шумел листвой. Соколов дал знак своим людям. Они держа оружие наготове пошли по кладбищу к часовне. Другая группа в это время обходила часовню с другой стороны. Соколов проходя мимо сарая, разбил прикладом окно и швырнул туда гранату. Громов наблюдая в бинокль, как сжимается кольцо, оглянулся на отца Николая. Тот улыбнулся и кивнул ему в ответ. И этим было всё сказано. Они распределились. Громов остался на чердаке с пулемётом. Отец Николай с винтовкой, спустился на второй этаж.

Дойдя до ограды кладбища, боевики затаились. Дальше было почти открытое пространство. Соколов высунулся из-за надгробия и, сложив руки рупором, крикнул:
- Послушай, Громов! Давай по-хорошему! Нас тут двенадцать человек. Отдай нам сумки. Деньги Сома можешь оставить себе. Мы тебя не тронем!
Громов, опасаясь снайперской пули, осторожно приблизил голову к окну и ответил:
- Ну, спасибо тебе, Сокол! Ты в семинарии всем пакости делал, шкура! Я тебе не верю!
- Ну как знаешь – Соколов, сплюнув на могилу, передёрнул затвор и, обернувшись к своим, махнул рукой.
К часовне с двух сторон побежали боевики. Отец Николай подошёл к окну и увидел, как со стороны кладбища, сжимая в руках автоматы, приближаются четверо. Он выбрал позицию, прижав к плечу приклад винтовки, прицелился и нажал на спусковой крючок. Первый из нападающих, не успев добежать до ограды, раскинув руки, упал на траву. Остальные залегли и ответили плотным огнём. Напуганная выстрелами стая ворон, шумно каркая, поднялась в небо и, дав круг, улетела в лес. Пули защёлкали по кирпичам, зазвенели выбитые стёкла. Отец Николай присел и передёрнул затвор. Дымящаяся гильза полетела на пол и, подпрыгивая, со звоном откатилась в сторону. Один из боевиков залез в склеп и высунул из него дуло пулемёта. Крупнокалиберные пули ударили в стену. Отец Николай встал на четвереньки и пополз по полу. Сверху на него летели осколки кирпича и куски штукатурки. Поднялось облако пыли. Громов отвечал с чердака длинными очередями. Сменив позицию, отец Николай поймал в прицел мелькающую в склепе голову пулемётчика и выстрелил. Стало тихо. Громов присмотрелся. Он увидел как двое боевиков, прячась за сараем, тащат гранатомёт. Отец Николай тоже их заметил. Он перебежал на другую сторону и прижался к стене. Осторожно высунул дуло винтовки и прицелился. Боевик поднял на плечо гранатомёт и навёл дуло на купол, но выстрелить не успел. Винтовочная пуля вошла ему в лоб. Второй боевик откатился в сторону, но отец Николай и там его нашёл.
Выстрелы постепенно прекратились, и наступила короткая передышка. Громов сел спиной к стене и положив рядом пулемёт, вытянул ноги. Навалилась усталость. Он запрокинул голову, прикрыл глаза и подумал: «А что сейчас делает Ольга? Наверное, пошла гулять с собачкой. Она говорила, что взяла маленькую собачку и теперь с ней нужно гулять. Ну, пусть гуляет. На улице сейчас хорошо…Хорошо…
Со стороны кладбища послышалось:
- Сдавайтесь! Вам конец! – кричал Соколов – Последний раз предлагаю!
Громов поднял тяжёлую голову:
- Да пошёл ты! – он нехотя встал и поднял пулемёт – Перестань, Сокол, и без тебя тошно!
- Ему тё-ё-шно! – изменив голос, передразнил его Соколов – А когда ты всё это затеял, тебе не было тошно?
Соколов, глядя в сторону часовни, лежал в укрытии. Он оторвал пучок травы, сунул в рот и принялся жевать её, выплёвывая куски. Где-то за бугорком, невдалеке, застонал раненый. Два боевика, прячась за кустами и озираясь на окна часовни, перебежками, побежали в ту сторону. Они оттащили раненого в безопасное место и стали перевязывать. Громов вставил последнюю обойму. Больше патронов не было. Автомат, пистолет, да пара гранат. Не густо.
Боевики со стороны Громова оживились и пошли в наступление. Громов стрелял, пока у него не кончились патроны. Отбросив от себя горячий пулемёт, он побежал вниз к отцу Николаю. Отец Николай был ранен. Он лежал на боку, поджав под себя ноги. Рука его привычно сжимала винтовку.
- Я вас перевяжу – крикнул на ходу Громов и раскрыл аптечку.
Он перевернул худое тело старика и, положив его на спину, стал перевязывать рану. Боевики, несколько раз выстрелив из гранатомёта, пошли в наступление. Часовня содрогнулась. Купол заволокло чёрным дымом. Он покосился и сполз в сторону. Стены покрылись трещинами. Осколок гранаты чиркнул Громова по спине. Он выгнулся, почувствовав, как спина намокает от крови и несколько раз глубоко вздохнув, присел.
Лежащий неподвижно, отец Николай зашевелился. Лицо его покрытое пылью, перекосилось. Он посмотрел на Громова и произнёс с трудом:
- Доведи дело до конца, Лёша…Обо мне не думай. Господь призывает меня к себе…Дай воды хлебнуть. В горле совсем пересохло…
Громов поднёс к его губам флягу. Отец Николай, сделал несколько глотков.
- Иди – сказал он и добавил:
- Передай моей жене вот это – слабеющими руками, он снял нагрудный крест и протянул его Громову со словами – Скажи ей, что я люблю её.
- Хорошо – ответил Громов – Я всё сделаю.
Он повернулся к выходу, но отец Николай окликнул его:
- Постой…
Громов повернулся. Отец Николай тяжело задышал и произнёс:
- Теперь, Лёша, я не жалею, что умер не в тихом монастыре, обставленный свечами, глядя на лики святых. А здесь. В этой часовне. Я жизнь прожил не зря, и ты постарайся её не зря прожить…А теперь, достань из моего кармана мобильник. Поставь что-нибудь. Пусть играет. Всё не так грустно….
Отец Николай бросил прощальный взгляд  и закрыл глаза. Громов нажал клавишу и, положив мобильник на камень, взял автомат и побежал вниз по лестнице. По его щекам катились слёзы.
Сломав дверь, в часовню ворвались боевики. Громов кинул гранату и прижался к стене. Прогремел взрыв. Едва облако дыма и пыли стало рассеиваться, Громов спустился. На полу лежали два трупа. Взяв автомат наизготовку, и бегло оглядев тела, он осторожно пошел вдоль стены и услышал сзади:
- Стой! Оружие на землю!
Громов отбросил автомат и осторожно повернул голову. Сзади, направив на него дуло пистолета, стоял боевик. Он скомандовал:
- Пошёл вперёд!
Снаружи стреляли. Несколько пуль впились в потолок.
- Не стреляйте! Я его взял! – крикнул боевик и пригнул голову.
Правя рука Громова, скользнула в карман, где лежал нож, и наполовину достала его. Рядом с боевиком в стену ударили ещё несколько пуль. Он вздрогнул и потерял бдительность. Это позволило Громову достать нож, и как только боевик крикнул:
- Праведник у меня! Не стреляйте, мы выходим!
Громов резко выбросил руку вперёд. Нож вонзился боевику в горло.

Глава 3

Вдруг выстрелы прекратились. Громов осторожно выглянул за разбитую створку окна и увидел, как на дороге остановился чёрный джип. Из него вышел человек. Он не спеша прошелся по дороге, скользнул взглядом по разбросанным телам боевиков, посмотрел на часовню. Немного постояв на месте, достал белый платок и пошёл по  тропинке, ведущей в часовню. Громов спустился ниже, чтобы наблюдать за ним в щель между брёвнами. Когда человек подошёл ближе он узнал в нём митрополита. Анатолий Степанович был одет в мирское. На нём была куртка-ветровка с капюшоном и потёртые джинсы. На голове кепка. Анатолий Степанович подходя ближе, замедлил шаг и, посмотрев на разбитые взрывами окна, остановился.
- Отец Алексей! Ты где? – позвал он.
- Здесь! – ответил Громов.
- Кто ещё с тобой?
- Отец Николай. Он ранен, да и я тоже.
- А-а! – протянул митрополит и вздохнул.
Он оглянулся на своих людей, ещё раз окинул взглядом разбитую часовню и крикнул:
- Послушай Громов! Хватит крови. Я никогда не был сторонником таких мер, но ты меня вынудил.
Митрополит повернулся в сторону, опустил голову и, заложив руки за спину, сделал несколько шагов. Остановился и крикнул в сторону часовни:
- Смотри, сколько людей ты положил! – он кивнул на трупы – У них семьи, дети. Ты убийца Громов!
- Нет, Анатолий Степаныч, - отозвался Громов – это ты их убил! И ещё тысячи умерли от наркотиков. Ты разрушаешь семьи и калечишь души людей. А я лишь пытаюсь это исправить.
Митрополит повёл головой, пытаясь определить место, где засел Громов и немного погодя, ответил:
- Ты вбил себе в голову идею и готов умереть за неё. Ладно. Умирай и Бог с тобой! А как же другие? О них ты подумал? Отец Николай слишком стар, чтобы играть в героя. Он болен и наверняка ослаб от ран. И всё это по твоей прихоти. Давай закончим бессмысленное кровопролитие. Вызовем «скорую» и разойдёмся с миром. Пусть Коля скажет. Я хочу услышать его.
- Степаныч, я здесь по своей воле – отозвался приглушённым голосом отец Николай – Громов прав. Я буду с ним до конца… И если суждено нам умереть, то мы умрём вместе…
- Ещё один праведник! – митрополит покачал головой и усмехнулся.
Затем снял очки, протер их платком, и что-то ворча себе под нос, водрузил на место. Платок спрятал в карман. Снова заложил руки за спину и, изредка поглядывая на часовню, принялся прохаживаться взад вперёд, рассуждая вслух:
- Полиция и прокуратура куплены. Вам никто не поможет. Вы одни… У тебя, Громов, нет ни семьи, ни детей. У отца Николая хоть жена есть, а у тебя никого. Ты гол как сокол! За тебя даже свечку некому будет поставить! Ха-ха!
Громов воспользовавшись передышкой, стараясь не шуршать осколками кирпича, подошёл к отцу Николаю и склонился над ним. Отец Николай лежал, положив голову на ствол винтовки. Глаза его были закрыты. Громов тронул его за плечо. Рука отца Николая, лежащая на оружейном прикладе, сползла вниз и безжизненно повисла. Мобильник играл мелодию Шопена. Громов понял, что остался один.
Митрополит между тем продолжал свои рассуждения:
- Вы думаете, я плохой? А что значит плохой, а что хороший? Во Вселенной нет таких понятий, как добро и зло. Я покаюсь, и Господь простит меня. Он обратит на меня свой лик и скажет, как тогда Моисею: «…Ты приобрёл благоволение в очах моих, и Я знаю тебя по имени».
Громов подошел к окну и крикнул:
- Может тебе и щёку подставить?
Митрополит остановился и, подцепив ногой кусок кирпича, отпихнул его в сторону. Посмотрев в сторону часовни, задал встречный вопрос:
- Ты где Сомова похоронил?
- Там же, на погосте.
- Ну, хоть что-то человеческое в тебе осталось!
 Митрополит нервно дёрнул рукой и повысил голос:
- Кому нужна твоя справедливость, Громов? Ты тешишь свое самолюбие и только! От этого люди вокруг тебя страдают. Разве не замечал? Убил ты Сомова и других. Убьёшь меня. Но вместо нас придут другие. Они будут хуже и злее во сто крат. И Земля тогда вздрогнет и захлебнётся в крови. А я поддерживаю баланс и соблюдаю равновесие. Вот видишь? Твоя глупая идея борьбы со злом не выдерживает критики. Что такое зло? Кто даст определение? Заповедей Христа никто не придерживается, а церковные догмы давно устарели. Так, где же истина?
- Да – ответил Громов – Все дураки. Один ты умный!
Он собрал из сумки оставшиеся патроны и стал заряжать автомат.
Митрополит, услышав голос Громова, тут же оживился и подхватил:
- Я знаю, Громов! Больше тебя знаю! Я старше и на свете больше прожил. За что ты борешься? За справедливость, которой нет? Ты сам-то в это веришь? Давай посидим, поговорим не спеша. Ты давно не был на исповеди. Я открою тебе глаза. Ты узнаешь все тайны Вселенной. Такая честь выпадает только избранным, и я введу тебя в их число.
Митрополит вытянул указательный палец и направил его в сторону окна, из которого слышался голос Громова и продолжил с ещё большим воодушевлением:
- Ты мне нравишься, Громов! Я давно к тебе присматривался. Что скажешь? – он развернул свою руку ладонью вверх и подёргал пальцами – Ну?
Громов закончив заряжать автомат, встал, приблизив лицо к амбразуре окна, ответил с горечью:
- Всё, что построено на лжи и крови неизбежно разрушается. Я пришёл сюда, чтобы разрушить твой мир созданный подобным образом. Господь призвал меня. Он вложил в мои уста слово, а в руки меч.
- Чего ты добиваешься? Не много ли берёшь на себя, отец-праведник? – крикнул митрополит – Ищешь себе местечко в раю? На том свете ничего такого нет. Там голая пустыня, по которой бродят тени умерших. Вот и всё! Мне горько разочаровывать тебя, но это так. Поверь мне, Громов. Я знаю такое, чего не знает никто…
Громов в ответ выставил в проём окна средний палец и издевательски поводил им в воздухе. Затем убрал палец и, включив мобильник на всю громкость, поднёс его к окну. Зазвучала песня Елены Терлеевой: «Забери солнце с собою». Эхо усилило звук. Оскорблённый митрополит заскрежетал зубами. Он прислушался и удивлённо воскликнул:
- Чего это там у вас? Музыка играет?
Из разбитого окна неслось:
«Оно меня больше не любит. Оно меня больше не грее-еет…»
- Совсем с ума сошли, идиоты! – воскликнул митрополит с досадой.
Он посмотрел в сторону дороги и что-то там заметив, махнул рукой, стоящему в отдалении Соколову, чтобы тот подошёл. По дороге двигался небольшой автобус, похожий на маршрутку.
- Что, Анатолий Степаныч? – произнёс Соколов усталым голосом, подойдя к митрополиту.
- Сколько у тебя людей осталось? – спросил митрополит, косясь на наблюдавшего за ними Громова.
- Двое и четверо раненых. Трое из них тяжело.
- Видишь автобус? Давай в мою машину и наперерез! Пригонишь сюда, тогда и праведники наши сговорчивее будут.
Соколов, созывая на ходу подельников, побежал к джипу митрополита. Они залезли в машину и поехали.
- Наперерез, Саша, через поле давай! – Соколов хлопнул по плечу водителя. Тот насупился и завёл мотор со словами:
- Не дело вы затеяли. Нельзя так – он повернул голову к сидящему рядом Соколову и посмотрел ему в глаза.
- Смотри на дорогу, Саша, и баранку крепче держи! Больше от тебя, сопляк,  ничего не требуется – ответил ему Соколов.
- Ну, ты ещё поплачь тут – подхватил боевик на заднем сиденье – Маменькин сынок!
Саша покраснел и, кусая губы, впился глазами в дорогу. Громов посмотрел на удаляющуюся машину, затем на митрополита, но так ничего и не понял.
Автобус вёз детей из бассейна обратно в близлежащий посёлок. Их было двенадцать.  Они, утомлённые дорогой и палящим солнцем, прижав к себе любимые игрушки, мирно спали. Молоденькая воспитательница, сопровождающая группу, что-то тихо рассказывала водителю. Они шутили и, подзадоривая друг друга заковыристыми словечками, посмеивались. Вдруг, метрах в двадцати, наискосок движению выскочил чёрный джип и остановился. Водитель автобуса сжал руль и чертыхнулся:
- Совсем обнаглели, перепились, что ли? Где хотят, там и подрезают! – он резко сбавил скорость и затормозил.
Дети проснулись, некоторые из них упали и, растеряв игрушки, заныли на разные голоса. Из джипа вышли трое и, оставив дверцы открытыми, быстро пошли к автобусу. Водитель автобуса почуял недоброе. Прихватив монтировку, он тоже вышел и, оглядывая тревожным взглядом приближающихся мужчин, остановился рядом с дверью.
Впереди шёл Соколов. Приблизившись к автобусу, он выхватил пистолет и выстрелил водителю в голову. Тот, выронив монтировку и цепляясь рукой за колесо, сполз на асфальт. Саша, наблюдая за этим из машины, в сердцах, хлопнул руками по рулю и упёр в него лоб. Двое боевиков Соколова ускорили шаг и, схватив убитого водителя за ноги, оттащили в сторону и сбросили в придорожную канаву. Соколов влетел в автобус и, размахивая пистолетом, скомандовал:
- Тихо, дети! Будете себя хорошо вести, и с вами ничего не случится.
Глядя на воспительницу, добавил:
- Собери всех и быстро на заднее сиденье! И смотри мне! – он угрожающе повел дулом – Успокой их, чтобы не орали! И так голова пухнет.
- Вы понимаете, что творите? – залепетала воспитательница – Это же дети!
- Заткнись и делай что говорю! – он подошел к ней и, отняв мобильник, грубо оттолкнул в сторону.
Двое боевиков зашли в автобус. Один сел за руль, другой рядом с Соколовым на переднее сиденье. Автобус поехал. Джип митрополита следовал за ними. Воспитательница, собрав вокруг себя детей, замолчала. Один мальчик встал и плача пошёл искать упавшую машинку. Когда автобус затормозил, он упал на пол и набил шишку. Теперь она болела и он капризничал. Машинка закатилась под ноги одному из боевиков, и он отпихнул её ногой, прикрикнув на воспитательницу:
- Забери щенка, чтобы не крутился под ногами!
Женщина встала, чтобы забрать ребёнка. В этот момент автобус качнуло на ухабе, и мальчик налетел на боевика. Тот подхватил его и, выругавшись, швырнул воспитательнице. Она, обхватив ребёнка руками, вскрикнув, упала на сиденье. Автобус подъехал к часовне и остановился. Митрополит, нетерпеливо прохаживаясь, продолжал наставлять Громова:
- Да кто ты такой, Громов? Жалкий человечишко возомнивший о себе! В твоих действиях отсутствует смысл. Где логика поступков?
Боевики с Соколовым вышли из автобуса и закрыли дверь. Митрополит обернулся к ним:
- Тащите из машины канистры с бензином и ставьте к автобусу. Сейчас мы живо расшевелим наших праведников!
Соколов, открывая багажник, крикнул в сторону часовни:
- Эй! Герои! Вы там часом не заснули? А?
Громов приставил глаза к щели между брёвнами. Он увидел автобус с детьми и кусочек лужайки. Затем, прижавшись левой щекой, разглядел митрополита и стоящего рядом с ним Соколова, а прижавшись правой, увидел, как боевики вытащили из багажника две канистры и понесли к автобусу.
Митрополит подозрительно поглядел на окна и тоже подал голос:
- Где отец Николай? Что-то его не слыхать…Может, окочурился уже? Пусть выглянет! Чего молчишь, Громов?
Боевики дружно заржали. Саша, сидел в джипе и молча, наблюдал за происходящим. Он вынул из-под сиденья пистолет, зарядил и проверил его. Лицо его перестало быть растерянным и приобрело суровые и решительные очертания. И чем дольше он наблюдал, тем решительнее становился. Послышался голос Громова:
- Да, отёц Николай умер. Теперь я остался один – он засунул за пояс пистолет. Теперь он понял, что задумал митрополит, но не знал, как помешать этому.
- Вот видишь – митрополит сделал убедительный жест рукой – Ты сеешь вокруг себя смерть. А ведь когда ты умрешь, то за тебя и помолиться будет некому. Не понимаю я тебя.
Он достал из кармана пузырёк, отсчитал на ладони несколько горошин и, запрокинув голову, всыпал их в рот. Соколов подал ему бутылку минералки. Сделав глоток, митрополит, обращаясь к Громову, продолжил:
- Я больше не буду тебя уговаривать, Громов. Бросай оружие и выходи. От лица церкви я дарую тебе прощение. А с Богом ты уж сам разбирайся.
- Индульгенциями торгуете, Ваше Высокопреосвященство? – съязвил Громов – Плохо вы Библию читали, а там сказано: «Надеющийся на богатство своё упадёт, а праведники, как лист зеленеть будут».
Митрополит хмыкнул и ответил:
- Да ладно! Уж прямо "как лист" и "зеленеть". А рожа у тебя, Громов не треснет?
Громов ничего не ответил. Держа наготове автомат, он подошёл к окну и, встав сбоку, стал разглядывать открывшуюся панораму. Он искал выход из положения и не находил его. В довершение всего Соколов зашел в автобус и вывел оттуда воспитательницу. Он подвёл её ближе к окнам и, встав за её спиной, приставил пистолет к её виску со словами:
- Ну, если тебе, Громов, себя не жаль, то пожалей, хотя бы её!
Митрополит улыбнулся и, огладив бороду, добавил:
- Она ни в чём не виновата. Её убьют на твоих глазах. Ты сможешь потом спокойно спать? А как же христианская добродетель? Ты же священник! Как ты можешь обрекать эту бедную женщину на страдания?
Из груди Громова вырвался стон. Не выдержав нервного напряжения, он бросил автомат и, опустившись на корточки, обхватил голову руками.
По знаку митрополита боевики заклинили дверь автобуса и принялись поливать его из канистр. Дети испуганные резким запахом бензина и происходящими на их глазах ужасами, заплакали. Воспитательница закричала и стала вырываться. Соколов схватил её за волосы и, тыча в лицо дулом пистолета, чтобы Громову было лучше видно, снова повернул её к окнам. Митрополит вынул из кармана зажигалку и поджёг заранее приготовленную скрутку газет. Он поднял факел над головой и пошёл к автобусу, говоря на ходу:
- За свою нелепую идею, Громов, ты обрекаешь невинных на страдания! Их ждёт мучительная смерть. Ради чего они умрут? И как ты будешь смотреть в глаза их матерей, когда они спросят тебя за что погибли их дети. Так кто из нас хуже? Ты или я?
Громов потеряв осторожность, высунулся из окна и крикнул:
- Остановись мерзавец! Ты этого не сделаешь!
- Сделаю! – митрополит потряс факелом.
- Всё я выхожу! – Громов спрыгнул в амбразуру окна – Никого больше не трогайте!!!
Он положил автомат на траву и, подняв руки, направился к митрополиту. Саша, видя всё это крутил головой и нервничал. Он достал из бардачка пистолет и передёрнул затвор. Соколов оттолкнул от себя женщину и направил оружие на Громова. И тут Саша не выдержал. Он выскочил из машины и, выставив перед собой два пистолета, стал на ходу стрелять. Первым упал Соколов. Пуля попала ему в плечо. Другой боевик, с простреленной головой, выронив из рук канистру, повалился набок. Третий, схватившись за грудь, попятился. Саша, не давая никому опомниться, продолжал стрелять. Раненый Соколов зарычал и поднял с земли автомат. Но Громов опередил его. Он выхватил из-за спины спрятанный там пистолет и несколько раз выстрелил. Митрополит растерялся и остолбенело смотрел на происходящее. Громов подбежал к нему, вырвал из его рук факел и растоптал.
Саша открыл двери автобуса. Вместе с воспитательницей, они стали выводить детей.