Свадьба

   — Горь-ка! Горь-ка! — скандировали уже порядком подвыпившие гости и подкрепляли требование ритмичными хлопками в ладоши.

   Невеста со смущенной готовностью потянулась губами к жениху. Тот инстинктивно подался в противоположную сторону, словно собирался сорваться с места и сбежать, но в последний момент удержался и, повинуясь желанию приглашенных, полуобернулся к суженной, наклонился, слепо ткнулся губами куда-то в район подбородка и снова застыл весенней сосулькой с шиферной крыши. Довольные гости зааплодировали.

   При всем оптимизме, свадьбу сложно было назвать многолюдной и размашистой, всего-то пара дюжин человек. Да и невозможно разместить большее количество за одним длинным столом, составленным из двух поменьше в зале двухкомнатной квартиры, даже не улучшенной планировки. Виновники торжества сидели в торце сооружения, у балконной двери, тогда как гости теснились по обе длинные стороны, гнездясь на разномастных стульях и табуретах. Места для танцев, понятно, не осталось. А и кому танцевать? Молодежи —  почти что и не было. В основном гости из числа родственников и друзей — люди в возрасте, пожившие. Сидели за столом и соседи по площадке, куда же без них.
 
   И хотя плясовые и медленно-контактные танцы отсутствовали, гости не скучали. Поесть-попить — вдоволь, а когда попить есть что, то всегда тянет и попеть. Заводил песню кто-нибудь один. Остальные подхватывали. Сначала нестройно, не попадая в такт, но постепенно хор становился слаженным, и песня парила над столом, заполняя своим звучанием все пространство комнаты. Пели разное: «Вот кто-то с горочки спустился» и эротично двусмысленную «Пойдем, Дуня, во лесок!», и еще другие. Только когда слегка захмелевшая тетка жениха, подперев сухоньким кулачком голову, затянула тоскливо-доронинскую «Опустела без тебя земля…», ее не поддержали — не в тему.
 
   Тосты становились все реже и бессвязнее, тонули в гомоне разговоров. «Горько» уже не кричали, натешились дорогие гости. Уже и в рюмки наливалось без тостов и пожеланий.

   Заторможенный жених встрепенулся, когда увидел предлагающе наклоненное горлышко бутылки, зажатой в руке соседа, и потянулся своей пустой рюмкой навстречу. Но тут же ощутил тычок в бок острым локтем:

   — Федя, ты чего это удумал? Три рюмки уже выпил, хватит, — и невеста попыталась забрать ненаполненную рюмку.

   — Нина, так, а как же не выпить немножко? Радость же у нас с тобой! — Федор повернул к суженной лицо и столько неизбывной тоски плескалось в глазах жениха-мужа, что она не выдержала и, смягчившись, сказала:

   — Ну, хорошо. Но только одну и все! Что я ночью с тобой делать буду? Уснешь с храпом и всего делов.

   Крупнотелый и рослый Федор послушно закивал головой, как маленький детсадовец перед строгой воспитательницей. Хотя та макушкой едва доставала до плеча воспитанника. Поставил рюмку на стол под горлышко, дождался, пока она наполнится и осторожно понес ко рту. Но прежде чем опрокинуть в себя, шепнул:

   — За нас, Нинуся!

   — Вишь, ты, — неодобрительно проскрипела соседка баба Нюся, главный дворовый комментатор, не пригласить которую было никак нельзя, — свадьбу такую отгрохали, а рот у жениха щербатый. Дырки вон чернеют, не мог зубы вставить, пожадился, — и ухватила со стоящей рядом тарелки кружок твердокопченой колбасы.

   Сказанное адресовалось сидящей рядом женщине. Та по всей вероятности приходилась родственницей кому-то из счастливой пары, поскольку вступилась:

   — И чего это пожадился? Ничё он не жадился. Федя к протезисту ходил, да тот к сроку не успел. Чего-то там не подошло. Вот и пришлось беззубым на свадьбу.

   Сорок градусов, помноженные на четыре (количество выпитых рюмок), видимо растопили сосульку, стержнем пронзавшую женихов организм. Федор отмяк, завертел головой, прислушиваясь к разговорам и поддерживая тот или иной. Но потом вдруг дернулся подняться со стула и тут же был одёрнут второй половиной:

   — Ты это куда собрался, Федя? — обеспокоенно спросила супруга.

   Жених опустил зад на сиденье стула и, склонившись, прошептал:

   — Да отлить надо бы, а заодно и сигаретку. Сколько уж без курева терплю.

   Санузел в квартире был совмещенным: вдоль длинной стены тулилась кургузая ванна, напротив которой мостились раковина для умывания и унитаз. Федор задвинул щеколду и опустился перед ванной, как перед иконостасом, на колени. Пространство под ванной прикрывалось декоративной ширмой с дверцами на полозьях. Сдвинув одну, жених запустил руку внутрь и зашарил в темноте. Вытащил свернутый кольцами трос на случай засора канализации, флакон с «Кротом» для той же оказии, еще какую-то бытовую химию ядовито-розового цвета и уж затем полную бутылку водки «Путинки».
 
   Оглянулся на дверь, проверяя, надежно ли задвинута щеколда, с хрустом свернул с горлышка резьбовой колпачок и, не поднимаясь с колен, запрокинув голову, припал нетерпеливым ртом к горлышку. Кадык под натянутой кожей шеи ходил поршнем вверх и вниз, дублируя глотки. Очетвертинив бутылку, шумно втянул носом воздух, закрутил колпачок и снова засунул водку вглубь под ванну. Убрал и все остальное. Лишь после этого, не поднимая крышку, сел на унитаз и достал из кармана рубашки пачку сигарет. Глубоко затягиваясь, быстро выкурил одну. Отвернув кран с холодной водой, сунул окурок под струю и, потушив, бросил в мусорное ведро. После этого, чтобы не чувствовать себя полным обманщиком, опорожнил мочевой пузырь и вышел.

   В коридоре столкнулся с Натальей, давней и лучшей Нининой подругой. Обхватив лицо Федора ладонями, и пригнув его голову, Наталья, привстала на цыпочки, сочно, со звуком поцеловала новобрачного в губы. Выдохнула:

   — Федька, Федька! Вовек не забуду Нинке, что увела тебя, — развернулась, покачнувшись — Федор придержал ее за локоть, чтобы не упала — и пошла в комнату за стол, где ее ждал законный муж.

   — Что так долго? — подозрительно осведомилась суженная, когда Федор тяжело опустился на стул.

   — Да пока то, да сё, — отозвался тот. — Сигарету выкурил, лицо ополоснул. Да вроде как и не долго. А что, пропустил что интересное?

   — Особо-то и нет, разве что некоторые гости засобирались домой.
 
   И действительно, было уже достаточно поздно и приглашенные постепенно начали расходиться. К концу остались самые близкие и соседка баба Нюся. Впрочем, она, пособирав в полиэтиленовый пакет что-то с тарелок, тоже откланялась, пожелав молодым хорошей ночи.

   Сообща быстро убрали и снесли на кухню со стола, перемыли посуду и Нина, сказав, что с остальным управиться завтра сама, попрощалась с последними гостями.

   Когда она в ночной сорочке вышла из ванной и направилась в спальню, Федор уже спал, отвернувшись спиной и посвистывая носом, как перепел. Невеста постояла, глядя на мужа, встала на одно колено на край кровати и потрясла Федора за плечо:

   — Федь, а Федь… Ну вот, как знала, что заснешь не дождавшись. Иди ко мне под одеяло. Хоть поговорим.

   Федор сонно заворочался и, повернув в ее сторону голову, отозвался:

   — Нин, ну какие разговоры? Мы уж с тобой пятьдесят лет разговариваем. Давай спать, а завтра и договорим.

   Нина вздохнула, улеглась на свою половину и, повернувшись к Федору спиной, закрыла глаза.

   Юбилей закончился. Золотые молодожены погрузились в сон.