Переменчивые чувства...

Николай Петрович уже был глубокий старик, если его единственному и горячо любимому сыну стукнуло недавно  пятьдесят восемь.

В доме - жена сына Ольга -  называла его просто Петровичем, и он не протестовал, хотя лучше было бы, если она называла его полным именем. Имелось в Ольге что-то отталкивающее – то ли некое панибратство, то ли внешность, выдающая строптивый характер (тонкие губы и волевой подбородок).

Когда они оставались с сыном наедине, Алексей признавался отцу: “Устал я, отец, от Ольги. Уж больно строптивый у нее характер. Скучно мне с ней, даже на зевоту клонит.
 
Его сын нашел себе славненькое место там, в Америке.

- Господи, как мне без сына! Видимо, и внуков не суждено пестовать да передавать ему мои знания -  жаловался Алеша..

Ольга работала каким-то менеджером (сейчас все менеджеры!), а Алексей был профессором  и заведовал кафедрой электротехники.

- Куда это ты клонишь. Не завел ли кого – ухмыльнулся Николай Петрович.

- Если бы завел, то веселее было бы. Куда мне в любовники в таком возрасте – отвечал с явным сожалением Алексей.

- Не зарекайся. Если любви нет, то это не жизнь – рассуждал Николай Петрович.

Чувствовалось, что этот старик испытал что-то важное, раз по его лицу скользнула таинственная улыбка. В последнее время он здорово сдал. А еще эти - частые головные боли! Без пентальгина Николай Петрович не выходил - таскал эти таблетки с собой - с собой же брал бутылочку с водой, чтобы запить таблетку. Что только он не пробовал – хорошо помогала лишь смесь пентальгина с нурофеном. 

Он и Алексея приучил ходить с таблетками. У сына так же были частые головные боли, которые предсказывал волгоградский врач больницы водников. В этой больнице Алексей оказался после сильного сотрясенья мозга. Тогда врач предрекал буквально следущее: “Послушайте, доцент. Вы грамотный человек и понимаете, что вам нельзя пить. После пятидесяти у вас начнутся сильные головные боли. Бросьте эту гадость: вы же сильный человек!”.
Врач, как в воду смотрел - головные боли пришли в возрасте пятьдесяти  трех лет. А пить Алексей так и бросил, ссылаясь на особенности работы завкафедрой. И Алексей стал ходить, как и отец с пентальгином и нурофеном.

Бывало так, что, начав лекцию с сильной головной болью, он увлекался и даже не замечал, как боль проходила сама - без таблеток.

- Совсем без пентальгина и нурофена! – говорил Алексей отцу.

- Вот так и держись – говорил отец. Но сам Николай Петрович сдавал все больше и больше: особенно досаждал артроз. Он с трудом перемещался даже  -по комнате.

- Видно мне каюк – жаловался сыну Николай Петрович.

Но беда пришла от ишемического инсульта. Николай Петрович потерял речь и моторику. Ему с каждым днем становилось все хуже и хуже. В больницу его не взяли, как безнадежного – ему было 83 года. По глазам домочадцы угадали, что отец хочет видеть всю семью.

Собрались одни домочадцы. Внук из Америки не приехал: очень трудное время переживала его фирма. В ней Славка – внук Николая Перовича и сын Алексея - был ответственен за создание роботизированных плазматронов. Состояние фирмы в последнее время сильно пошатнулось, и Славка не мог распоряжаться своим временем. 

Окружение Николая Петровича, понимая движение глаз, определило, что отец собрал всех, чтобы попрощаться. Так оно и вышло: утром следующего дня отец оказался холодным. Инсульт лишил его какой-либо возможности даже крикнуть что-либо.

- Хорошая смерть! – я хотел бы такую, мрачно высказался Алексей.

- Типун тебе на язык! – произнесла Ольга. Она приняла смерть Николая Петровичи, как само собой  разумеющееся. По виду Ольги можно было сказать, что она ни сколько не огорчена.

Мать – Нина Андреевна - не перенесла смерть мужа и, как это часто бывает, протянула только год. В квартире остались лишь Ольга да Алексей. Трехкомнатная квартира оказалась в руках только трех людей, поскольку Славка, хотя и работал в Америке, был полноправным хозяином в этих хоромах.

Однако Алексея это не волновало. Его вообще ничто жизненное не волновало – был бы большой стол для дисплея компьютера и для его многочисленных бумаг. Ольга уговорила Алексея написать дарственную на имя сына.
Дарственную так дарственную! Алексей был не от мира сего и не понимал разницы между дарственной и завещанием. Завещание можно переписать на другое лицо, а дарственную - нет.

Ондако произошло то, что предсказывал Николай Петрович. Алексей встретил Веру Сергеевну и влюбился в нее, как мальчишка. Праздновалась годовщина  850 лет Москве. В этот день Алексей и Вера были, как ему казалось, счастливы настолько, что долго ходили по Москве и говорили, говорили, говорили...

Потом они сблизились настолько, что он стал встречался с Верой каждую неделю. Алеша так любил ее, так любил... И в один день, вернувшись из Китая, он все рассказал Ольге, которая, в сердцах собрала его пожитки и выбросила их в коридор.

Его интересовало только одно – примет ли его Вера или нет. Вера приняла его. Это был день 22 июня – день начала войны с Гитлеровской Германией.  В этот же день  ночью началась страшная буря, повалившая много деревьев и вызвавшая гибель нескольких людей. Потом Алексей говорил, что колдунья Ольга вызвала эту бурю в отместку за уход от нее Алексея.

Вера перетащила Алексея, почти спящего от моральной усталости, со своего балкона в комнату. И с этого момента он был принят в "семью", состоящую, как ему показалось сначала, из двух человек – т.е. его и Веры. В действительности, причем, совершенно естественно, у Веры было богатое событиями прошлое. Она была моложе Алексея – на десять лет, но у нее были две дочери и даже два внука. Младшая дочь приняла Алексея, как принимают хорошего человека, а старшая была категорически против Алексея, что доставляло ему моральные мучения.

- Почему ко мне так пренебрежительно относится Аня? Что я сделал ей плохого? – подумывал он.
Вспомнилась история с мужем Ани, в которой Алексей принял живое участие. Ему бы не нужно было лезть чужую жизнь. В любовных делах защищающий всегда оказывается потом, после примирения пары, персона “нон грата”.  Так оно и случилось...

Алексей Николаевич читал лекцию в одном из институтов Академии Наук РФ. Его ученики присутствовали при этом и видели, как он, при ответе на вопросы, стал крениться вправо и упал. Он ещё понимал, что с ним, как и с отцом, случился инсульт. Потом, в больнице жена Вера и бывшая жена Ольга узнали, что у Алексея тяжелая неоперабельная форма геморрагического  инсульта.

И с этого момента он борется с последствиями инсульта уже много лет. Последствия сопровождаются невероятными болями, но он не сдается. Правая сторона тела парализована и он ждал, что паралич отпустит, а теперь - не ждёт. Сначала нога и рука были такими, как будто он только что  вышел из Бухенвальда. Все это было ликвидировано постоянными тренировками. Но не боли - они никуда не делись...

Алексей стал очень тяжелым в семье, но в старую семью он никогда не вернулся бы. Свою комнату в старой квартире он, как известно, подарил сыну.  Страшными были его мысли, и еще более тяжелые были его поступки. Он амок, следящий за каждым шагом Веры, потерявший веру к жене, а она веру и уважение к нему.

О, как он любил Веру! По сути, он любит и сейчас! Но жизнь жестока – она твердит ему: “Ты не прав! Ты убиваешь того, кого любишь. А, быть может, уже убил любовь и остался только пепел!?”. 

Алексей сейчас, т.е. после недавней стычки, в таком состоянии, которое не пожелаешь и врагу. Но, несмотря на это, в его жизни остались наука. Это тот спасательный круг, который пока его держит. Но только пока...

И куда они – эти чувства – исчезают? А может быть, их и не было, а это был только сон?!

- Вот так и становятся профессором - бомжем - грустно подумал Алексей Николаевич. Он вспомнил шуточную студенческую песенку:

"Стану я шестьдесят
кандидатом на ниве столичной.
Я гнезда не совью,
буду жить без жены, безрежимно.
Но Москву я люблю
и, мне кажется, это взаимно". 
 
 
ВТ.