Осколки Глава 5

Глава 5

Июльские дни радовали Артема. Погода стояла теплая, можно сказать – жаркая. До конца отпуска еще две недели. Каждый день ходил за огороды, в лес, собирал грибы, ловил в речке хариуса.
– Царская рыба, - говорил он матери.
Ирина Александровна варила уху, делала рыбные котлеты, а грибов насолила – и себе, и ему положить. Как могла – угождала сыну. Приезжает ведь, не бросил.

Однажды он попросил отца:
- Давай на охоту сходим. По лесу прогуляемся. Просто, побродить хочется.
- Ну что ж, хочется – сходим, - сказал Егор Дмитриевич. – На кого пойдем-то? 
- Кто попадется, - отшутился Артем.

- Ладно, сходим, а патроны вот с дробью, на мелочь. Для себя-то всегда патронташ готовый, а второй надо бы приготовить.
- Давай, помогу, - предложил Артем.
- Я сам. Тебе ж много не надо. В армии, поди, настрелялся до отрыжки?
Они рассмеялись.
- Там стрельба не такая. Здесь по консервной банке и то интересней, а если косой попадется – год радости.

- Что-нибудь попадется, - заверил его отец, - в лесу дичи полно, успевай присматриваться, стриги ушами. Зверь-то он чуткий, успеешь развернуться – твой – не успеешь – останется след. В общем, зверья много.
Утром рано, взяв ружья и берестяные туеса, направились в лес. Артем далеко не отрывался.

- Отвык в лесу-то? – смеялся Егор Дмитриевич.
- Есть немного. В любом городе не заблужу, а здесь…
- Если разойдемся, - делал наставления Егор Дмитриевич, - покрикивай. На голос ориентируйся. Если мишка встретится, не бойся, они в это время ручные, хоть играйся с ними.

- А что, бывали случаи?
- Бывали. Ишшо какие. В прошлом годе бабы малину собирали – и он тут как тут. Они с одной стороны, а он с другой. Наберёт горсть и в рот, горсть и в рот… будто не хватит, торопится. Ягода кончилась – он, как дитя малое, заревел и подался дальше искать… так что они в это время ручные.

Артем не заметил, как отец расставил руки, тихо мол. И вдруг – выстрел. От неожиданности уши заложило, он остановился и захлопал ладонью по уху. Ничего не слышно. Егор Дмитриевич сбегал куда-то, и через минуту держал в руках небольшого рябчика, говорил что-то, смеялся, разводил руками, показывая чьи-то размеры. Наконец-то звон прошел и Артем услышал:

- Смотрю - сучок не сучок, он – не он? Хлоп – он…
Положив рябчика в мешок, направились дальше. Теперь-то Артем стал внимательней, и ему попался заяц.
- Сделаем привал?
- Теперь можно.

Они прошли ещё метров сто, и спустились к небольшому лесному озеру. Артём стал таскать сушняк, а Егор Дмитриевич принялся разводить костёр. И вот уже заклубился, потянулся кверху синевато-молочный дым.

- Искупаться, что ли, - вслух подумал Артём, снимая тяжёлые солдатские сапоги.
Егор Дмитриевич попробовал воду рукой.
- Холодная, как лёд, а ты распарился, можно застудиться.
- Ну, я ж нырять не собираюсь.

Артём по колено вошёл в воду, набрал в пригоршни воды и, плеснув на грудь, стал растирать и охать на всю тайгу. Его обожгло холодом. Наверное, поблизости били ключи.
Егор Дмитриевич нагрел в котелке воды и ошпарил рябчика. Тут же выпотрошил и поставил варить.

Вечером пришли домой уставшие. Егор Дмитриевич поклевал немного жареной картошки и уснул, а Артем решил прогуляться по улице.
- Может, в клубе чего, - оправдывался он перед матерью, - сколько дома, а всё не получается.

- Чего ж сидеть, сходи, дело молодое. Девчата выросли. Настоящие лебёдушки. Свитерок накинь, а то хоть и лето, а заря холодная.
- Ладно тебе, - махнул рукой Артём и убежал.    
Наташа поджидала его третий вечер. Семечки перещелкала все. Хотела домой идти, а тут...

- Ну надо же, Артем Егорыч!? – удивилась она. - Добрый вечер.
- Здравствуйте, - ответил ей Артем.
- Торопитесь?
- Нет, просто.
- Я тоже вот… скучно одной…

Они не заметили, как разговорились. Вечер был прекрасный. Лёгкий ветер ласкал своей свежестью. Бесцельно блуждая, они очутились на краю села. Хлебное поле тянуло к себе магнитом обоюдных чувств. Наталья закрыла глаза. Ей хотелось застыть, не дышать. «Ждала ведь, ждала. Хотелось, конечно, чтоб всё как у людей… вот и мне досталась благодать. Господи, как хорошо!» Она оглянулась по сторонам и побежала по узкой меже на пригорок.

- Ты горох любишь? – спросил её Артем.
Она согласно кивнула головой.
- Я сейчас.
Он кинулся в море хлеба, но отыскать заветные плети пожелтевшего гороха было трудно. Хотя ночь и была молочной, а всё равно всё сливалось. Он топтался на месте, не зная, что делать. Усатые колосья покалывали кисти рук. Бесшумные волны подкатывались ближе, цепляясь за ноги. Нырни, казалось бы, не выплывешь.
Он сорвал несколько усатых колосьев.

- Да ну его, с горохом, - махнула рукой Наталья. - По светлому надо. «Зачем горох!?» Её интересовал Артём. Ещё тогда, когда шли от парома, она приметила его офицерскую выправку, печатный шаг. «Вот бы мне такого».
От назойливой мысли улыбка скользнула по его пересохшим губам. Наклонив голову, она следила за Артемом, а он, не обращая внимания на её реплику, продолжал искать...

Где-то птицы журчали подобно ручью,
где-то лаяли псы на пустую дорогу. 
Перезвон, перестук… и под сердцем чуть-чуть
было слышно, как били тревогу.

От россыпей звёзд глаза её блестели. В это время, как никогда, звёзды падали большущими роями. Артем видел их переливы, тем более, искры ночного неба сочетались с его желанием, но наглеть не хотелось, нравилась ему Наталья. Добрая, красивая. Казалось, для него была и создана. Он рукой прикоснулся к её волосам и почувствовал, как жар лица пьянит его и делает смешным. Он никогда ни с кем не встречался, и смущение тяготило его.

А впрочем, и она… сдерживала себя, и смотрела на него, как на какую-то загадку, от которой в сознании возникали различные образы, и тело покрывалось испариной пота. Вздрагивая от лёгких прикосновений, она выгибалась и подставляла свои губы для поцелуя, но каждый раз Артём не замечал этого жеста, а говорил и говорил…

Ночь пролетела одной минутой. Было уже светло. Солнце еще не показалось, а она  давно уже чувствовала игривое жжение его лучей. Лицо горело приятным огоньком, и расставаться не хотелось.
- Домой идти надо, а то потеряют нас, - смущаясь, сказала Наташа.
Артем пробежался по полю и, набрав охапку желтого раздолья, вручил ей.

- Спасибо. Вот это букет!..
- Поговорю, чтоб тебя перетащить в город, - говорил ей Артем. - Ты  все-таки  врач,  а  здесь… папа  привык… о переезде и думать не хочет. Мне тоже эти места нравятся. Приезжаю как на курорт, для отдыха. Где лучше отдохнешь? Рыбалка, охота… жаль молодежи мало, хотя это  так, кажется. Ты не их круга человек, вот тебе и одиноко. Поговорю…

Они замолчали. Только сейчас Наташа подумала о том, что их не видели, а то бы было сплетен! Она скосила взгляд и увидела, как Артем закатывает рукава. В лучах зари волосики горели, и он горел, и всё внутри горело. Сердце билось в каком-то предчувствии. Ей хотелось плюнуть на все разговоры, кинуться на шею, прижаться, зацеловать. Неясное чувство, от которого слабели ноги, охватывало её всё больше и больше. Она знала, что стоит приблизиться или коснуться его тела, как будет взрыв.

А перекресток приближался, где хочешь - не хочешь, а идти придется в разные стороны. Вновь они расстанутся на день или на два, а может, вовсе суждено на век расстаться? «Нет, так не быть, нельзя допустить такого, - думала она, - если он такой, то я должна вести себя смелее».

Артем заметил, что с ней творится что-то неладное. Хотел спросить, но было уже поздно. Её колени подкосились. Он успел подхватить её обмякшее тело. Какое-то мгновение не знал что делать, лишь разглядывал горящее лицо и вырез платья, от которого сушило во рту и перехватывало дыхание.

Придерживая рукой за нежную шею, как можно аккуратней, он опустил её на свежую траву. Сам опустился на колени. Она, языком смочила пересохшие губы, но Артём не заметил, он видел лишь жар лица да вздыбленную грудь, которая готова была лопнуть.
- Наташенька, - робко позвал он её и поцеловал обнаженную руку.

Сквозь ресницы она видела его изумленный взгляд, чувствовала, что всё-таки переигрывает. «Ах, глупенький». Потом, приоткрыв глаза, сделала вид, что всё уже прошло и ей намного лучше. Пыталась встать, но получилось так, что лицо приблизилось, и он невольно коснулся губами её щеки. Для Артема это было полной неожиданностью, и если б не она…

Она повернула голову, подставила свои губы навстречу его губам, что и решило всё. Первое касание, второе, третье… его руки блуждали по телу, отыскивая места, но где б они не задерживались, всё слепило и сводило его с ума: Вот жар лица, округлости груди... Она дарила ему блаженство, от которого не мог он отказаться. А через мгновение трепетала в его руках подобно птице пойманной  в силки. 

Разгоряченные тела действовали на обоих, и тут уж никакая сила не могла их разъединить. Он что-то ещё говорил – ласковое, нежное. Она отвечала, подставляя своё тело для поцелуев, гибкие руки обвивали ему шею. - Любишь меня? А? Любишь? – шептали её пересохшие губы, - любишь?..
На секунду лето расцвело по-новому. Над головой раскинулось небо, она лежала среди густого клевера и сквозь прикрытые веки смотрела вверх, вдыхала цветочные запахи. В ушах приятно гудели кузнечики и пчёлы. Первый раз она тонула в бескрайней синеве.

Он смотрел на неё сверху вниз и ничего не видел, кроме отражения летящих облаков. Высокая трава лезла в рот, в уши, в нос, щекотала живот. Её пахучее тело пьянило и придавало ему ещё больше сил.
- Если б ты знала…
- Я сама, сама, погоди. Я хочу… всё, всё… чтоб ты видел какая я, какой ты…

И вертелось всё перед глазами.
Птицы пели песни о любви.
И, казалось, мир на время замер,
и Артём был очень говорлив.
Руки говорили, тело, ноги…
Только лишь дыхание его
слышалось отрывисто с дороги,
и качался сена старый стог.

Он упал, и падали к ним звёзды.
Зорька рыжая смотрела из-за гор,
как они лежали утром поздним,
слушая с рожком коровий хор.
Он любил. Она его любила.
«Любишь? А?» - твердила как в бреду.
Даже слышалось – трава заговорила
оттого, что ветер лёгкий дул.

Для конспирации домой пошли разными дорогами. Наташа, сделав небольшой крюк, чтобы никто не догадался, огородами вышла к больнице, а Артём, притаившись на опушке леса, пропустил пастуха и стадо коров - направился к речке.
Первый раз он ночевал вне дома.

За всю дорогу Наташе никто не встретился, однако, преодолев последний жердяной забор, она увидела сгорбленную фигуру старой нянечки. От неожиданности она отпрянула со сдавленным криком, но спрятаться было негде, да и поздно.
Казалось, старуха нисколько не удивилась, увидев её в таком месте и в такое время.
Опершись о стену, она тяжело дышала.

- Ивановна, - прошептала Наталья, - вам плохо?
Морщинистые веки дрогнули, и Наташа увидела, как по иссохшей щеке прокатилась слеза.
- Разогнуться не могу…
Дальше она её не слушала, а стрелой побежала в процедурный кабинет и приготовила шприц для укола. Татьяна Ивановна, не дожидаясь Наталью, сама выпрямилась и уже поднималась на крыльцо.

- Давайте уколю?
- А… прошло уже, - махнула она рукой. – Минут пятнадцать стояла, ну думаю, всё, смертушка пришла, а тут ты…, вот и не удержалась…
Её взгляд скользнул по платью, на котором застряли следы уходящей ночи, но она ничего не сказала, однако Наталья догадалась, о чём подумала старуха, и её лицо, сначала побледнело, затем вспыхнуло костром. «Должно быть, она следила за мной, чтобы удовлетворить своё любопытство, - подумала Наталья, - ужасно, не дай бог, пойдут сплетни...»

Татьяна Ивановна улыбнулась, и улыбка разгладила складки в уголках рта. Она взяла из рук Натальи шприц.
- Не думай обо мне слишком плохо, я же понимаю – молодость.
- Вы так добры, - обрадовалась Наталья, - Наверное, нет другой женщины, как вы.
- Ладно-ладно, подлиза… - она взяла швабру и стала протирать совсем ещё чистый пол, а Наталья, убедившись в искренности слов, успокоилась.

Проснувшись, Ирина Александровна посмотрела на заправленную постель Артёма и улыбнулась.
- Вот и вырос, - сказала сама себе.
Её интересовало – с кем он? Правильный ли выбор сделал, молодой ещё, глупый.

Продолжение следует. http://www.proza.ru/2012/04/16/1641