Претензия в граните и бронзе. Хроники эпохи первон

Претензия в граните и бронзе
Хроники эпохи первоначального накопления

Всё началось, как всегда, с пустяка. Я пребывал на фамильном сеновале, где пытался привести себя в более или менее приличный вид после очередного банкета. Но тут примчался запыхавшийся старший сын и не без драматизма  известил: " Баба Надя обложила, дело шьёт!" Это означало, что тёща Надежда Трифоновна пытается привлечь моё чадо к общественно полезному труду. "А чего эта фурия хочет?" -- бледно поинтересовался я. Оказалось, её волнует проблема вывозки перегноя на заречный огород. Кряхтя и чертыхаясь, я направил стопы свои под навес, где хранилась прелестная двухколёсная дюралевая тележка, изготовленная неким оборонным предприятием по конверсии. Мой старшенький с сомнением осмотрел мой костюм, модельные штиблеты, но вслух отговаривать не стал. И я, невзирая на общественное положение местного медиа-магната и совладельца лесного кооператива, двинулся свершать трудовой подвиг...

Вполне возможно, что он и был бы свершён, не пролегай мой крестный путь мимо усадьбы Василия Шенберга -- самого знаменитого и богатого жителя нашей неординарной улицы. В ту баснословную эпоху нас с ним связывала сложная дружба-вражда, хотя двух более разных людей трудно было вообразить. Василь ( так он требовал именовать себя -- на украинский манер, хотя вообще-то был потомков немцев-колонистов, -- правда, живших именно на Украйне) был личностью яркой и нетривиальной. Его могучая и неуправляемая извне натура сочетала в себе качества, казалось бы, взаимоисключающие:

-- хохлацкую мудрую осторожность -- и полнейшую бесшабашность, которая подчас делала его похожим на представителя могучего сословия польских крылатых гусар;
-- немецкое скопидомство -- и запорожское презрение к "тряпью";
-- основательность семейного человека, отца четверых детей -- и столь же глубокий, чуть ли не на генном уровне, авантюризм;
-- скрупулёзную заботу о своём физическом здоровье -- и тягу к самому низменному разгулу;
-- куркульское почтение к "карбованцам" -- и безоглядную щедрость в добрые минуты...

В тот момент наши пути мистическим образом пересеклись. Василь, в драных тренировочных штанах и галошах, восседал за воротами. И орлиным взором высматривал достойного собутыльника. Увидев меня, расплылся в такой лучезарно-обаятельной улыбке, каковой обладал, например, братоубийца -- дядя Гамлета. "Привет медиамагнатам!" -- пропел он. "Привет акулам первоначального накопления!" -- отчеканил в ответ я. "Да уж ладно -- акулам. Так себе, акулятам"-- с ленивым всевластием в голосе парировал он. Но, если оставить в стороне всю эту словесную шелуху, мы и в самом деле были рады встрече. Что-то ведь и в самом деле притягивало нас друг к другу...

Слово за слово, и на садовом столике появились как бы покрытая алмазной пылью бутылка элитной по тем временам водки "Чайковский", банка красной икры, изрядное "поленце" тайменьего балыка... Молодецки хлопнули по первой. "Знаешь, старик, прочитал я "Огнём и мечом". Сильнейшая вещь! Хоть и понимаю, что Сенкевич выгораживает свою шляхту, а от книги не оторвался, пока не закончил. Давай за хорошую книгу! Потому что какая без неё жизнь?"

Ещё более молодецки хлопнули по второй. Но я-то чувствовал, что Василя что-то гложет изнутри. "Колись, старик, какие кошки у тебя на душе скребут? -- отважился я после третьей чарки. -- С Оксаной, что ли, поссорились?"

"Акула первоначального накопления" саркастически хмыкнул: " Да мы уж и не ссоримся. Просто живём под одной крышей как чужие, да и вся недолга. "Отростки" меня в бараний рог скрутить хотят. Вот это уже серьёзно"

"Отростками" в определённых кругах нашего уездного общества называли сыновей бывших первого и второго секретарей горкома партии, которые после упразднения КПСС продолжали играть немалую роль в раздаче как пышек, так и шишек местному населению. В описываемый момент "отростки" были президентом и вице-президентом местного коммерческого банка. Какую конкретно подлость они ему устроили, Василь не сказал, но по всему его облику было видно -- немалую...

"И вот сижу я уже полдня, а придумать ничего не в силах. А сам пустой, как пустая цистерна, и как будто чьи-то сапоги  по мне грохочут!" -- опечалился он, но тотчас же взял себя в руки. "Всё равно я этих номенклатурных сосунков переиграю! Не будь я Василь!"

"Чайковский" вступил в полосу творческого кризиса, а проще говоря водка кончилась. "Слушай, мне же ещё перегной возить!" -- вспомнил я. "Ты хоть переоденься в рабочее, я тебе сейчас дам!" Облачившись в Васины доспехи, я, не взирая  на сложную международную обстановку,  двинулся на огород. Героически!


--------------------------------------------------


Впрочем, мой пассионарный порыв не был подкреплён физическими ресурсами. Если выражаться не так литературно, через некое время я проснулся на куче опилок. Одуряюще пахла расцветшая черёмуха. Надо мною ярилась весенняя луна. На "автопилоте" ухватил рукоятку милой моему сердцу тележки и поковылял домой. Василь сидел всё в той же позе и за тем же столиком, только "Чайковский" был уже другой (или третий?). "Слушай, вспомни-ка свою поговорку! Что-то про золото и мрамор?" "В смысле, "высечем золотом на мраморе?""Вот, вот! В десятку! Да не то слово -- в сотню! Я этим кровопийцам устрою абзац с последующим симпозиумом!" Василь пылал, его несло, он был буквально счастлив! "Ну, я им устрою! Ну, я им устрою!"... И хоть был он в те минуты баснословно нетрезв -- сдержал-таки слово!


В следующий трудовой понедельник я усиленно ковал интеллектуальные ценности, когда мне позвонил добрый приятель, директор местного комбината бытового обслуживания. Он пытался говорить серьёзно, но чувствовалось, что хохот его буквально распирает: "Палыч, давай быстро ко мне, не пожалеешь! Тут такой цирк-шапито!" И бросил трубку. Я особо и не раздумывал: Виталий Иваныч  и сам был мастером розыгрыша, и в других это умение ценил безмерно. Тем более, что идти- то было два квартала. Двинулся! И не пожалел...

На крыльце "Востокконквестбанка", возглавляемого уже упоминавшимися "отростками", высилась гранитная плита ассиметричной формы, покрытая убористым, но хорошо читаемым текстом. На сером камне бронзированные буквы выделялись прекрасно! "Представляешь, это Василь банкирам претензию вчинил! По всей форме, ни одной юридической зацепки не усматривается!" -- восторгался Виталий.
А надо пояснить, что мой сосед был монополистом по добыче и обработке гранита в ближайшем карьере и единственным в округе обладателем двух тяжёлых японских автокранов,которые только и могли что-то сделать с монументальной плитой. ..

Тем временем, вокруг "претензии" бестолково суетились "отростки". Отродясь не занимавшиеся ни умственным, ни физическим трудом, они были ошарашены настолько, что вид имели жалкий и даже как бы слегка обписанный. Дело в том, что гранитный монумент весом тонн этак в двадцать был установлен с такой ювелирной точностью, что абсолютно перекрывал парадный вход в уважаемое кредитное учреждение. Проникать в него теперь надо было исключительно через поросший матёрыми лопухами задний двор...   

Милиция, начальник которой был Васиным собутыльником и терпеть не мог "отростков", ответила на письменную жалобу горе-банкиров, что, дескать, в законе ничего не сказано о необходимости представлять претензию именно в бумажном виде. Поэтому податель оного документа не нарушил ни одного из действующих на территории Российской Федерации законов... Точно такую же отписку  сиятельные отпрыски получили и из суда. Примерно в том же духе откликнулась прокуратура. Более того -- прокурор разъяснил: банк не имеет права отвергнуть упомянутое заявление своего клиента. Он обязан переместить его в архив и рассмотреть в установленном законом порядке. Надлежит ли отвечать заявителю на аналогичной гранитной плите, в документе не разъяснялось...

В нашей тогда ещё не совсем капитализированной местности тупых и патологически жадных "новорусских" никто не жаловал. Так что Претензия в граните и бронзе ещё долго красовалась на крыльце означенного банка...