Осколок прошлого на память - Гл. 3

Глава 3.
Нет на свете ничего лучше искреннего разговора с хорошим другом. Таким другом, которому не приходится лишний раз что-то объяснять и рассказывать, который может осудить, но никогда станет презирать.
 Вы просто говорите о сути проблемы, не зацикливаясь на мелочах… Да, в этом, пожалуй, большой минус общения с женщинами – они слишком много внимания обращают на мелочи, причем абсолютно ненужные по крайней мере, большинство из них.
До сих пор я удивляюсь тому, как свела меня жизнь с таким человеком, как Борис.


***


В 1974 году я не на шутку увлекся журналистикой. А потому пару месяцев был вольнослушателем в Ельском университете в Штатах и одновременно писал краткие очерки в местных газетах. После чего полгода был внештатным журналистом в небольшом издательстве, названия которого сейчас, по сути, уже и неважно. Важно то, что довольно скоро мои статьи пошли что называется “на ура”, меня, можно сказать, заметили. Поступали неплохие предложения из довольно солидных издательств, однако… Не было смысла светиться и делать карьеру. Прошло 163 года с дня моего рождения, и за то время я уже научился жить, скажем так, умно, так, что бы получать от жизни хоть какое-то удовольствие, при этом не привлекая к себе излишнего внимания. Стоит сказать, что самой абсурдной испробованной мной профессией было актерство, потому как немного времени погодя я понял, что и без того играю слишком много ролей в жизни. Помню, игра на сцене, была когда-то для меня чуть ли не навязчивой идеей.

Главный редактор - точно помню, что его звали Чарли – был невероятно рад моей непоколебимости в отношении этого, приписывая такое моё поведение заслугам издательства, а потому всячески пытался меня поощрить. Прежде всего предложил работу в штате. Последовал отказ. Старик невероятно возмутился, помню, долго и громко причитал, что я глупый мальчишка, ничего не смыслящий в жизни…

- Подумай, парень, сделаешь карьеру, поднимешься на верхи, быть может, возглавишь со временем наше издательство, а? Перспективы, возможности… Понимаешь ты в конце-то концов или нет?!..
-Сэр, я…
Но в такие моменты Чарли трудно было остановить…
-Что ты?! Ты! Сколько тебе?..
-Двадцать один. Будет, – большую часть моей жизни для окружающих мой возраст колебался в пределах девятнадцати – двадцати трех лет.
-Двадцать один ему будет! А как же жизнь? Что ты думаешь себе вообще? – тут он перешел с крика почти на шепот. - Тебе нужно развиваться, сынок, развиваться, пойми же. А так ведь и оклад выше, и гарантии, и командировки, и вообще! Макс, а? Ну не валяй дурака. К тебе ведь уже все относятся, как к своему! Тебе ведь и надеяться-то не на кого, кроме как на себя…

Говорили, у Чарли погиб сын в автокатастрофе. Не знаю, было ли это как-то связанно с тем, что старик всегда пытался взять меня под опеку, всячески беспокоился о моей судьбе. Пожалуй, было. Вообще,  Чар был славный малый, пусть немного несдержанный и вспыльчивый, временами по-детски наивный, но вместе с тем довольно расчетливый. Он иногда мог вести себя, как последняя сволочь, но, вместе с тем, никогда не позволял себе лишнего в отношениях как с подчиненными, так и с вышестоящими. У него определенно было не только чувство собственного достоинства, но и само достоинство. В отношении меня он был более мягок и лоялен, чем с кем бы то ни было. И нередко напоминал, что родители мои скончались и что надеяться мне не на кого... Поначалу это невероятно раздражало, потом я как-то свыкся. В конце концов, это ведь Чарли. Мои родители и правда скончались. Правда, намного раньше, чем полагали окружающие.

Так вот, наш разговор закончился тем, что быть штатным я так и не согласился.
В ту пору я занялся статьёй о Пэлеме Грэнфиле Вудхаузе, которая должна была выйти в связи с его недавней кончиной. Мой хороший знакомый отправил мне кое-какие материалы посылкой, так что перед возвращением домой мне предстояло заглянуть в почтовое отделение.
Вечерело. Легкий слой инея, покрывавший все вокруг, блестел серебром в лучах заходящего солнца. Люди, не спеша, шли по улице, довольно узкой, отчего автомобили здесь можно было встретить очень редко. Узкой, тихой и спокойной. Казалось, вырванной из другой реальности.

Это почтовое отделение являло собой лишь филиал, отчего народу здесь было не особо много. А потому работало лишь одно окно. Я занял место в очереди и погрузился в мысли. Мысли ни о чем. Тысячи, сотни тысяч кусочков прошлого, мгновений, отрывков мелькало передо мной; осколки целого мира, разбитого временем, которые, кажется, вечно будут жить в моей памяти, то теряясь, то вновь находясь.

Тут я почувствовал, что кто-то пытается самым безобразным способом вытянуть мой бумажник из кармана пальто. Не стоит все-таки его там носить. Легкое, вместе с тем быстрое, почти незаметное движение руки – и вор схвачен за запястье. Не люблю привлекать внимания. Я повернул голову, ожидая встретить лицо негодника, однако… Пришлось посмотреть вниз. Я удивился и, как мне думается, это удивление мельком отразилось на моем лице.

 Позади меня стоял мальчик, лет одиннадцати-двенадцати, как мне тогда показалось. И самое странное, что он не был похож на уличного мальчишку, на беспризорника – это было почти сразу мной замечено. За годы своей жизни я приноровился определять по первому взгляду, что за человек передо мной, и, как ни странно, редко ошибался.
Он уставился на меня взглядом, полного не просто страха, а какого-то ужаса. Ребенок замер на месте, боясь, казалось, даже шелохнуться, даже не пытаясь выдернуть руку. Так продолжалось, возможно, секунд пятнадцать.
-Подожди меня здесь, в стороне. Мне нужно забрать одну важную вещь, а потом я с тобой познакомлюсь, - я отпустил его руку. – Договорились?

Мальчик кивнул и отошел в сторону. Я отвернулся. Почему-то мне казалось, что он убежит, так ведь и должно было быть. «Странный поступок,»-скажет кто-то. Увы, я сам по себе довольно странный, нечего тут удивляться. Просто в жизни бывает всякое, и, видимо, у этого ребёнка что-то стряслось. Ну не верил я, что он от “делать нечего” в мой карман полез. А людям иногда нужно давать шанс, по крайней мере вот таким, как этот мальчик. Нет, не поощрять, но… Впрочем, неважно. Это был мой душевный порыв, поступок, который я понимал, но некоторое время не мог объяснить.

Когда в моих руках оказался большой толстый пакет с материалами, я уже и думать забыл о мальчике. Однако, повернувшись, я обнаружил, что он стоит недалеко от выхода, там, где я просил меня подождать. В душе я пришел в некоторое замешательство. Почему?! Он ведь мог убежать, скрыться, у него же была такая замечательная возможность! А он стоит, понурив голову и уткнувшись взглядом в пол.

Я взял пакет под мышку и подошёл.
- Странно, что ты все еще здесь.
- Вы ведь велели ждать, сэр, - он даже не поднял взгляда.
- Ну… Что ж… - свободной рукой я почесал затылок. - Как вас зовут, молодой человек?
- Борис.
- Хорошее имя, необычное, - я улыбнулся. – Пойдем.

Солнце давно уже село. Дорога, присыпанная снегом, белела, поблескивая в тех местах, где на неё падал свет с фонарных столбов.
- Так ты говоришь, тебя Борис зовут?
Мальчик кивнул и промычал в знак согласия.
- Ну, а сколько тебе лет?
- Четырнадцать.
- Так много? – искренне удивился я. – Мне казалось, что тебе порядка одиннадцати.
Борис шел, не отрывая взгляда от своих ботинок.
- Далеко живешь?
Молчание. Я вздохнул.
- Послушай, я не желаю тебе зла. Было бы неплохо отвести тебя домой, погляди: ведь на улице ночь.
Опять молчание.

Вот за углом показалось небольшое здание какой-то кофейни.
“Надо бы действительно узнать, где живет мальчик”. Заметно похолодало, и мой маленький спутник шёл теперь, не просто понурив голову, а поеживаясь вдобавок от холода. Что ж…
- Пойдем, выпьем хорошего кофе или горячего шоколаду. Что тебе по душе?
Я остановился и улыбнулся. Мальчик тоже остановился, поднял голову и посмотрел на меня. Глаза были влажные, поэтому блестели, и я понял, почему он шел с опущенной головой. Слезы… Многие скрывают свои слёзы, думая, что скрывают свои слабости, свою боль…
-Ничего, - сказал он тихо, но довольно чётко, чтобы можно было услышать.
-Не обманывай. Пойдём. А заодно расскажешь мне, если захочешь, конечно, что у тебя стряслось.

Я не спеша повернулся и направился ко входу в кофейню. В отражении витрины я заметил, как детский силуэт замер на какое-то мгновение на месте, словно в раздумье, в сомнениях – не знаю – после чего пошёл за мной.


***

-Мне плохо.
-Это я уже понял.
-Со мной творится что-то неладное.
-Логично, если тебе плохо.
-Да нет. Понимаешь, тут вся загвоздка в том, что я не пойму, в чем причина. Мне и раньше бывало плохо. Бывают такие периоды в жизни… Знаешь, когда ничего не хочется, когда мир как-то приедается, когда все становится слишком…
-Скучным? – Борис почесал затылок.
Я кивнул.
-Вроде того. А тут…
-Знаешь, как сказала когда-то Хеллман? – слегка нахмурил брови, очевидно, вспоминая дословно. – Секунду… “Люди меняются и забывают сказать об этом другим. Это плохо, это вводит других в заблуждение”.
-И?
-Думаешь, ты не меняешься?
-Нет, я не могу понять, кого это вводит в заблуждение. Тебя?
-Нет. Мне не нужно о таком говорить. Возможно, ты просто забыл сказать об этом себе.

Я улыбнулся.
-Неужели ТЫ  не напомнил бы мне об этом?
-Напомнил бы, но я тоже ничего особого не наблюдаю. – Дэрб пожал плечами. – Есть, правда, один… Скажем так, нюанс, но…
-Что “но”?
-Видишь ли, я могу сказать то, что вижу, и даже дать гарантию на 99,99%, что я прав, но Господин Упёртость будет все отрицать.
- Это я упёртый?! – кажется, мои брови поползли вверх. Я бросил на друга испытывающий взгляд.
-Бываешь, когда хочешь доказать что-то обратное. – Я продолжал смотреть в глаза этого негодника. – Ну что?! Что ты так смотришь? – Не отводить взгляд. – Ну ладно, ладно… - Борис, улыбаясь, развёл руками. – Преувеличил, но самую малость. Ты иногда не хочешь признавать очевидного.

Я хмыкнул и посмотрел в сторону.  Очевидное не всегда правдиво, а что касается правдивого очевидного – не обязательно показывать всем, что оно мной признанно.
-У каждого человека есть право оставаться при своём мнении, нет разве что права навязывать его другим. Рассказывай свой нюанс, - я приготовился слушать.
-Тебе хреново потому, что тебе одиноко, - выдал, не спеша, Борис, смотря поначалу будто сквозь меня. Через пару секунд он сфокусировал взгляд на моем лице.
-Одиноко? Интересно… - я склонил голову чуть набок. – У меня же есть ты.
-Да ну. Понимаешь же, что я не об этом.
Я отвёл взгляд к окну. Не об этом, а все о том же.
-Ты романтик, Макс, я тебя знаю почти семнадцать лет. И за эти  семнадцать лет ни одной девушки. Твоё целомудрие очень занятно, только ничего, что ты от этого разнесчастный весь чуть ли не до кончиков волос?!
-Я не разнесчастный.
-Да, а то я не вижу разницы между Максом семнадцать лет назад и Максом сегодня. Начнём с того, что ты закрылся в себе и более полугода практически ни с кем не общаешься.
Я хотел перебить.
-Ой, да, ну конечно, заходишь ко мне раз в месяц или два.

Можно было бы начать возражать. Но в этом не было смысла: мой друг говорил правду. С кем я вообще общался последние полгода? С ним. Редко. Иногда очень коротко. С хозяйкой той квартиры, что снимаю (с ней чаще: раз в две недели). С продавцом в круглосуточном магазине за углом. Мои соседи меня не знают. Разве что видели пару раз мельком. Это как-то… ни к чему. А вот я их немного знаю. Но сейчас не об этом. По большому счёту Борис прав. Я практически ни с кем не общаюсь в последнее время. Но что с того? Никогда не чувствовал себя обделённым, лишаясь человеческого общества. Говорят, что чем глубже и богаче внутренний мир человека, тем легче ему переносить одиночество. Иногда мне кажется, что внутри меня целая альтернативная реальность.

-Хм.. Что ж… Может, ты и прав. Только я не считаю себя несчастным. Но просто ищу счастья.
-Если ты что-то ищешь, выходит, что этого у тебя нет. Или как?
Ух, за живое… Наверное, потому-то я и люблю разговоры с Борисом: несмотря на кажущееся легкомыслие, он довольно вдумчивый и может дать неплохой совет. 
-Погоди. Не перегибай палку. Если я не в плюсе, это не значит вовсе, что в минусе.
Борис покачал головой:
-Ноль тоже никуда не годится.
-НЕ НА НУЛЕ!
-А где ж тогда? Или тебя нет на графике? – Борис насмешливо поднял брови.
-Какого черта ты не стал инженером?! Графики, плюсы, минусы…
-В школе я просто был силен в математике, - друг подмигнул.

Борис почесал затылок, посмотрел себе под ноги, а потом вдруг резко вскинул голову:
-МАКС, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ТЕБЕ ПРОСТО НУЖНА ДЕВУШКА! ДЕ-ВУШ-КА!!! ПОДРУГА!!!
Он воскликнул так громко и неожиданно, что я чуть содрогнулся. Не знаю, зачем, но я ошарашено переспросил:
-Кхм… Что?
-Господи, Макс, девушка! Я уже говорил. Дама, если тебе так понятнее будет. Спутница жизни. Как ещё сказать?
Я решил не отвечать и сделать вид, что целиком поглощён поглощением яичницы.
-И, кстати, моя идея с жёнами действительно хороша. Будь у меня в распоряжении целая вечность… Ей-богу, я бы эту идею реализовал! Я бы…
Так. Хватит. Я перебил:
-Борь, а скажи-ка, ты любишь Кэр?
Дэрб чуть поморщился.
-Ну я же просил не называть меня так. Мне… Мне это не приятно. Воспоминания об отце, которого не было… ХА! Какого черта вообще тебя носило в России семьдесят седьмом… Это звучит ужасно! Борь… Фу! Извращение.
-А там вполне нормально. Боря. Боря-а-а. Хах, так слащаво, - я улыбнулся.
-М-да… Кэр? – короткая пауза. – Кэролайн. Ну, мне с ней комфортно, она красива, в меру умна, да и готовит неплохо.
-Я о том, что ты чувствуешь.
-Да знаю я, что ты имеешь ввиду. Ничего такого, что было бы похоже на любовь. У нас будет удачный, я бы, пожалуй, сказал, счастливый брак; мы друг другу подходим. У нас смежные интересы, похожие цели… Да и в постели… - Борис чуть пожал плечами. - Да что тебе объяснять – ты ведь понимаешь.
-Понимаю прежде всего потому, что хочу понимать. Ты ведь мне… как брат.
-Ты романтик, причём неисправимый. – Друг улыбнулся. – Видишь ли, для меня важнее семейное благополучие и прочее в этом духе. Любовь, я думаю, придёт. Со временем. Через месяц, год, два, пять лет – не знаю.
-Или вообще не придёт. Не лги себе – это ведь будет не любовь, а привычка – не более того. Привязанность, понимаешь?
Снова пожал плечами:
-Может, и так. Только меня-то это устраивает. А твоя, повторюсь, романтическая сущность жаждет настоящей любви, чувств и переживаний. Вот ты и мучаешься, томишься, но сам себе боишься в этом признаться. Боишься потерять и чувствовать самую сильную на свете боль – душевную. Но, скажи мне, разве так лучше?
Пауза. Я молчал. Я слушал. Я ждал продолжения. Я хотел продолжения. Борис это понял, а потому продолжил:
-Ты ведь знаешь, что, ограждая себя, ты ничего не изменишь и ничего не добьёшься. Хуже не будет, но ведь и лучше не станет. Так и пройдёт целая Вечность. А что потом?
Я не знаю, что потом. После минутного молчания я начал:
-Мне жить надоело. Моя память издевается надо мной. Я не могу заснуть по ночам. Вместо сна погружаюсь в воспоминания. Я не хочу вспоминать - это происходит самопроизвольно. Перед глазами проплывают эпизоды прошлого, иногда абсолютно не связанные между собой, и возникает такое чувство, что голова сейчас расколется на две части. Ты знаешь, мне даже хочется, чтобы так и было: чтобы она раскололась, потому что все лишние мысли рассыплются, растеряются…
-Послушай, - Борис отошёл от кухонного стола, об который опирался, и сел на стул передо мной. – Ты научил меня жизни. Ты был моим старшим братом, моим наставником, моим другом. Иногда, ты делал то, что не могла сделать для меня мама, но должен был сделать отец. Ты помог моей матери, помог мне. –  он смотрел мне прямо в глаза. -  Ты, да, Макс, именно ты помог мне добиться всего того, что у меня есть.
Борис потёр лоб, потом продолжил:
-Я знаю, что ты многое видел, многое пережил. Я пытаюсь понять тебя, как могу, но… - Друг запнулся. -  Но, чёрт возьми,  я не видел и сотой доли того, что ты видел! Мне не ведомо, что такое настоящая война, я о ней только в книжках читал и фильмы смотрел. Я там не был. Я этого, не переживал рядом с тобой. Хотя временами ужасно хотел бы. Бывали моменты, когда я пытался себе представить всё то, что ты пережил. Но я бросил. Я понял, что это практически НЕВОЗМОЖНО. Для меня по крайней мере.

К чему, интересно, он клонит? Я вопросительно посмотрел на него.
-Видишь ли… - Борис снова запнулся. – Я понимаю, это трудно, но тебе нужно просто многое забыть. Избавиться от лишнего. Пойми, ты собираешь кусочки прошлого, хранишь их, бережёшь, рассматриваешь на досуге, вспоминаешь… Это всё хорошо, но эти кусочки – они тебя ранят, они острые. Больше на острые осколки смахивают. Осколки прошлого, которые раздирают твой мир, твою душу до крови. К чему это?

Я молчал. В какой-то момент, пока я слушал Дэрба, мой взгляд, мои мысли, моё сознание – весь я куда-то абстрагировался… Лишь в голове эхом отзывались слова, произносимые человеком, сидевшим напротив меня, человеком, который, иногда казалось, знал меня в чем-то лучше меня самого. Или нет, не так… Он произносил вслух то, в чем я сам себе боялся признаться, в чем я сомневался, в чем был очень не уверен; мысли, что посещали меня порой… Но…  Но ведь тогда…
Борис вдруг помахал рукой прямо перед моим носом:
-Приём!
Я сфокусировал взгляд на его лице.
-Да, я… Я слышу. Я просто… Просто… Я не хочу потерять себя. Кто я без этих всех воспоминаний? Что останется у меня, если я все забуду?
Мгновение. Борис хотел было что-то ответить, рот его даже открылся, но слова замерли в его устах, так и не дойдя до меня. Я, наверное, даже примерно знал, какой ответ последует…
Молчание.

Друг опустил голову и начал рассматривать собственные руки.
-Знаешь, тебе все равно нужно прийти ко всему самому. Сколько бы я не объяснял… Тебе разве что станет немного лучше. И то, только на какое-то время. Ненадолго. Я ведь не ты, ты - не я… Ты потерялся, ты очень изменился за последние два года.
Резкий звонок в дверь.
-Кэр?
-Да нет, она только завтра будет вылетать из Австралии. Пойду, посмотрю, кто там.
Звонок повторился, а Борис уже скрылся в холле.
Я вспомнил, как на лице его отразилось какое-то удивление, даже лёгкое замешательство. Стало быть, сегодня он никого не ждал. Хотя, возможно, милая Кэр решила сделать своему жениху сюрприз, но это далеко не в её духе.