Короткой строкой, или невыдуманные истории

Сантехническая хирургия

Последний день празднования годовщины Революции.
Рахиль Семёновна,  мама моего друга, хирург травматологического пункта в Петрогорадском районе Ленинграда, возвращалась домой после трудного дня. На лице возникала, гасла и снова возникала улыбка. Чему улыбаться? Сегодня  трудовой народ с энтузиазмом отмечал годовщину революции застольем, пьянством и драками. Раны, ушибы, переломы конечностей и подбитые глаза в такие дни были ординарными травмами. Время грустить ...
Но сегодня в кабинет хирурга вошли двое. По-видимому, муж и жена. Не похожи на дебоширов. Наверное, что-то серьёзное. Но почему мужчина так странно одет?
Рахиль Семёновна обычно с первого взгляда почти безошибочно предсказывала характер и причину травмы посетителя, а в этом случае не получилось. 
Пациенты были без пальто, в праздничной одежде. Однако на голове мужчины красовался высокий головной убор, чем-то похожий по форме на чалму индусов-сингхов, хотя физиономия посетителя была типично славянской. Да и материал чалмы напоминал не светлую одноцветную ткань, а знакомое по цвету и рисунку китайское банное полотенце, которое не было дефицитным даже на скудном вещевом рынке города.
Оба смущённо поздоровались, и женщина стала разматывать полотенце на голове мужчины.
Что такое? Рахиль Семёновна с удивлением наблюдала появление нижней части странного головного убора, скрытого полотенцем – нечто, напоминающее металлическую часть алюминиевой кастрюли с ушками. Действительно, на голове красовалась обычная суповая кастрюля.
Трудно было сдержать улыбку от трагичности и комичности ситуации. Рассмеяться врачу не позволяло его официальное положение, а медсестра согнулась в почти истерическом смехе.
Диагноз напрашивался сам собой. Пациенты поссорились, и жена, схватив кастрюлю, нахлобучила её с силой на голову мужа. Наверное, муж попытался снять кастрюлю, но протащить её обратно мешали уши, а ушки кастрюли помочь в этом случае  не могли.
« Дорогие мои! Вам нужен сантехник, а не хирург», - сказала Рахиль Семёновна. Среди хирургических принадлежностей подходящего режущего инструмента не было.
В этой удивительной, никем не понимаемой стране, должны быть и удивительные хирургические инструменты!

Плата за скромность

Маститый, уважаемый профессор, лауреат Государственной премии, которая  раньше, когда его награждали, называлась Сталинской, автор двухтомной фундаментальной монографии, уже несколько месяцев занимался подготовкой очередного её издания.  Предстояло не только заново отредактировать и дополнить главы самыми последними достижениями науки, но и обогатить текст диаграммами и рисунками. Нелёгкий труд для пожилого учёного и притом довольно скучный, так как автору материал знаком, начиная от первого абзаца до последней строки. Чтение и редактирование рукописи вызывало у автора зевоту, и сотрудники лаборатории старались не громко разговаривать, чтобы не мешать тихому посапыванию, а иногда  и лёгкому, но с внезапными громкими всхлипываниями, храпу в басовом ключе.
Дело двигалось медленно, а срок сдачи рукописи неумолимо приближался, в соответствии с издательским договором. Но учёный был умный, опытный и находчивый в трудных ситуациях, поэтому привлёк к работе над рукописью Колю, молодого младшего научного сотрудника своей лаборатории. Профессор объяснил Коле, насколько важна для самого Коли эта работа: прочтёт книгу, станет ведущим специалистом в этой области науки и, конечно, сможет продвинуться по службе. Несомненно, что во время их совместной работы над монографией, появятся у них новые идеи и замыслы. А это прямой путь к написанию кандидатской диссертации под рукодством профессора.  У Коли аж дух перехватило! Повезло!
Но... Всегда есть это проклятое «но». Работать над монографией надо в нерабочее время. Плановая работа никуда убежать не может. А Коля молод, не женат, и встречи с милыми сердцу девушками занимали всё свободное время.  И отказаться нельзя. Тупик.
Прошло несколько месяцев, и рукопись в почти две тысячи страниц, была отправлена в редакцию. Коля за это время действительно серьёзно повысил свою квалификацию, научно возмужал и созрел для проведения экспериментов с целью проверки новых научных гипотез.
Двухтомный труд в пахнущем типографской краской твёрдом переплёте возлежал на левом углу стола шефа. При появлении Коли в поле зрения профессора, автор монографии жестом подозвал его, и, придвинув оба тома к себе, сделал на форзаце надпись « Молодому коллеге Коле С. от автора».  И это не всё. За подписанием последовало приглашение домой к профессору на семейный обед.
В назначенное время Коля, умытый, причёсанный и побритый, в белой сорочке при галстуке, появился в квартире профессора. Стол был накрыт. Обедали втроём: хозяин, его жена и Коля. Когда обед подходил к концу, профессор вынул из бокового кармана пять купюр самого крупного по тем временам достоинства, протянул их Коле со словами: «Коля, вы мне очень помогли. Вчера я получил гонорар за книгу и считаю своим долгом поделиться с вами».
Коля смутился. «Что вы, что вы? Я ничего особенного не сделал. И здесь так много...», - сказал Коля, отпрянув от стола.
« Ну что же, если вы так считате, то мы это скорректируем», - сказал озадаченный реакцией Коли профессор, и, убрав три купюры, протянул остаток скромному Коле.
Урок? Да, урок. Квалифированный труд должен быть достойно оплачен.



Будни коммунальной квартиры,
или бой рядом с унитазом

О коммунальных квартирах советских городов, в первую очередь Ленинграда и Москвы, написано немало, но число удивительных эпизодов, связанных с их жителями, неисчерпаемо. В такой квартире я жил с самого рождения и был свидетелем не только скандалов и драк, но и оговора-доноса, закончившегося трагически: наш сосед, главный инженер крупнейшего в стране завода, был осуждён по этому доносу за анекдот и погиб на каторжных работах в Джесказгане.
Мои родители говорили, что до войны отношения с соседями были по большей части дружескими, но после войны, когда резко изменился социальный статус жильцов,  квартира стала действительно коммунальной в своём нарицательном значении.
Тогда-то и появились на входных дверях таких квартир много почтовых ящиков и кнопок звонков. А внутри квартир - многочисленные электрические счётчики, возникло мелкое воровство, подслушивание разговоров соседей, доносы в общественные организации и милицию, антисемитские оскорбления. 
На моего отца одна соседка пожаловалась в партком института, где он работал, что он с ней не здоровается, а на меня  - в милицию, что ворую её электрические пробки. Она приняла даже меры по защите пробок: обвязывала их верёвочкой и пломбировала. А другой сосед регулярно проверял карманы пальто соседей и присваивал их содержимое.
Однако до жестоких разборок с увечьями дело никогда не доходило. И в силу безысходности, жизнь в коммунальной квартире казалась нормальной. Осознание ужаса такого быта пришло позже, в хрущёвскую оттепель, когда появилась возможность покупать кооперативные квартиры.
Запомнился из будней коммунальной квартиры эпизод, поразивший своей жесткостью и изощрённой соседской пьяной ненавистью.
В травмопункт под утро, к концу ночного дежурства врача, пришёл мужчина, один глаз которого был закрыт ладонью. После осмотра оказалось, что он лишился глаза и поэтому срочно на скорой помощи был отправлен в больницу.
Женщина, которая сопровождала мужчину, рассказала следующее. Два соседа-собутыльника поссорились. И один «приятель» решил отомстить своему обидчику. Для этого задумал его хорошенько напугать. Ночью он спрятался неподалёку от дверей уборной и стал ждать, когда обидчик направится в туалет. Не дождался и, сидя на карточках, возможно по тюремной привычке, заснул.
Обидчик действительно в какой-то момент отправился в туалет, но увидел своего «друга», спящего на корточках. Интуиция подсказала ему, что неспроста друг спит у туалета и решил, в свою очередь, его напугать.
С криком «У, у, у!» , растопырив два пальца рогаткой и делая вращательные движения рукой, он направил пальцы к глазам соседа. Сосед от неожиданности и пьяного пробуждения дёрнулся и одним глазом наткнулся на «рогатку», которую продвинул вперёд приятель.
Результат известен. Можно представить, сколько похожих эпизодов возникало в коммунальных квартирах миллионнов советских городов и посёлков.





Мопассан, Рокфеллер и КГБ

В мои детские и юношеские годы, когда ещё не было телевидения, а знания и информацию получали в основном из книг, у нас дома часто читали вслух рассказы, стихи, отдельные, избранные места произведений. Помнится, мама прочитала нам рассказ Мопассана о том, как одна дама потеряла одолженные у подруги драгоценности, а потом долго и тяжело работала, чтобы возместить их стоимость. А когда принесла хозяйке деньги, то выяснилось, что драгоценности были фальшивые, и никакого возмещения не требуется.
А вот другой, невыдуманный случай.
Мама, военный врач, была начальником физиотерапевтического отделения в Окружном военном госпитале в Ленинграде. В её отделении нередко лечились амбулаторно высокопоставленные офицеры, генералы, а также их жёны, бывали и маршалы. С некоторыми из пациентов у мамы складывались столь доверительные и дружеские отношения, что лечение сопровождалось беседами и разговорами о прочитанных книгах, просмотренных спектаклях, концертах в филармонии и интересных случаях.
Как-то мама нам рассказала, что у неё появились новые пациенты, двое приятных и образованных людей, муж и жена. Он генерал, новый зам. начальника ленинградского КГБ, недавно переведен из Москвы. Особенность встречи с этими пациентами заключалась в том, что мама не испытывала, мягко говоря, симпатии к этому учреждению и его обитателям: два её брата по вине этого учреждения прошли через ГУЛАГ. А тут оказалось, что и в «Конторе» есть приятные люди.
Теперь имя этого генерала хорошо известно, напечатана его книга, а он заочно осуждён  нынешним российским судом за измену Родине, хотя инкриминированное ему преступление является, по-видимому, политическим фарсом. Живёт он в Вашингтоне, я однажды разговорился с ним после его лекции в балтиморском клубе «Интересных встреч» и напомнил ему о лечении в мамином отделении и об эпизоде, о котором расскажу ниже.   
Через пару недель после сообщения об интересных пациентах, мама поделилась с нами историей, которую ей рассказал генерал, чем-то похожую на рассказ Мопассана.
В Ленинград инкогнито приехал Рокфеллер с дочерью, и КГБ организовал его охрану, что означало постоянное скрытое сопровождение гостей. Генерал курировал эту операцию. Особое беспокойство у сопровождающих вызывала дочь Рокфеллера, которая гуляла по улицам города, посещала театры, музеи и пригороды с красивым бриллиантовым ожерельем на шее. Беспокойно было от того, что ожерелье могло привлечь внимание бандитов, а за этим могло последовать и нападение. Попросить дочь магната не носить ожелерье посчитали неудобным, поэтому неделя пребывания в городе высокопоставленных гостей была для генерала тревожной.
Перед отъездом из города Рокфеллер с дочерью был на закрытом приёме у городского руководства. На приёме генерал был представлен гостю и поделился с ним о том, какие сложности были у службы охраны из-за украшений его дочери. Рокфеллер рассмеялся и объяснил причину смеха – ожерелье было фальшивым.
Однако гостю смеяться не стоило - бандиты, как и генерал, не могли знать об этом.


Значок «НТО-«Известия»

В одном из своих коротких рассказов (см. Виталий Аронзон. «Волшебный фонарь», с.169. Изд. M*Graphics Publishing, Boston, 2011)* я писал о «Красном пропуске» - служебном удостоверении, которое напуганные спецслужбами советские граждане, не задумываясь, принимали за удостоверение сотрудника спецслужб.  А вот похожий эпизод, но уже не с красным пропуском.
В одну из суровых сибирских зим в 80-х годах я возвращался из Красноярска в Ленинград. Мне надо было срочно вернуться домой, так как на следующий день должен был состояться экзамен у студентов группы, для которой я весь семестр читал леции по их основной специальности. Билет на самолёт у меня был, и я не сомневался, что буду в Ленинграде вовремя.
И опять «но»!  Как ненавижу я это «но» из советской жизни! Аэропорт закрыт, так как лимит на керосин исчерпан, и самолёты нечем заправлять. Но через три дня, как мне объяснили, наступит другой лимитный период, и керосин завезут. В аэропорту столпотворение. Мест присесть нет. Кто-то лежит, кто-то сидит на полу. Время бежит. Самолёты не летают. Напряжение толпы нарастает. И я в отчаянии.
Звоню в институт зав. кафедрой, объясняю ситуацию и прошу прислать мне в аэропорт «до востребования» отчаянную телеграмму, что мне необходимо срочно быть на работе, иначе и т. д. Такую телеграмму хотел иметь на всякий случай, если придётся биться, чтобы попасть на первый самолёт, который взлетит из Красноярского аэропорта «Емельяново». 
Телеграмму «до востребования» получил на почте аэропорта, но применить её пока случай не представился.
Занял очередь к начальнику аэропорта товарищу Евреинову. У него действительно была такая фамилия, но к еврейскому племени её владелец отношения определённо не имел. На еврейскую солидарность рассчитывать было нечего, но вдруг пообещает отправить первым рейсом! Не получилось. Даже ничего не пообещал, но обнадёжил: самолёт с керосином вылетел из Сыктывкара. Первый рейс из Емельянова будет на Москву скоро. Попасть бы на него.
На всякий случай стал слоняться рядом со стойкой регистрации на московские рейсы и придумывать аргументы для получения нового билета. Однако у стойки тишина. Пошёл к билетной кассе. Надо попробовать уговорить кассира поменять мне билет на Москву, а там с билетом - в бой.
Девушка в кассе явно скучала. Объяснил ей проблему, но по глазам вижу, что она безучастна к моим жалобам.  Но я продолжал стоять и не отходил от кассы. И тут распахнулась пола моего незастёгнутого пальто. Что-то изменилось во взгляде девушки, она в упор смотрела на нечто на моём костюме.
Меня осенило: «Она смотрит на мой значок «НТО-«Известия» и принимает меня за корреспондента известной газеты».
«Давайте сделаем исключение для корреспондента «Известий», - мягко говорю девушке, как будто не замечая её взгляда. Не знаю, о чём она подумала, но билет мне обменяла. Вот как велико уважение ко «второй древнейшей профессии». Или это опять закоренелый страх перед властью?
Мне удалось попасть на первый московский рейс.


«Человек рассеянный»

«Жил человек рассеянный на улице Бассейной....». Люди моего поколения, безусловно, помнят эти замечательные стихи для детей Самуила Маршака. Но рассеянные люди живут не только на этой улице. И есть тому примеры. Да и мне не гоже кинуть в кого-нибудь «камень». Уже бывало не один раз, как я захлопывал дверь машины, оставляя включенным двигатель.
У меня есть знакомый – изобретательный человек. С ним такие истории случались чаще, чем со мной, и он решил с такой рассеянностью побороться.
Придумал мой знакомый следующее. К связке ключей, на которой болтался и ключ от двигателя машины, привязал тонкий проводной шнур, второй конец которого закрепил на брючном ремне. Замысел очевиден. Когда хозяин машины выйдет из неё, не выключив двигатель, то тут же по натяжению ремня на штанах, немедленно поймёт, что надо вынуть ключ. Очень он меня агитировал последовать его примеру.
И нам представился случай проверить изобретение в действии, если такое случится. Выехали мы на одной машине вместе с нашими жёнами в длительное путешествие на пару недель по северо-восточным штатам Америки. Причём маршрут выбрали таким, чтобы путешествовать не по скоростным дорогам, а по мелким – хотелось посмотреть настоящую Америку и полюбоваться природой.
Дело было летом. Одеты мы были легко. Ремень на шортах хозяина машины был пристёгнут посредством шнура к ключу машины, поэтому необходимые условия зашиты от рассеянности были соблюдены, и ничто не омрачало наше путешествие.
Через несколько дней мы добрались до штата Мейн и направились в самые глухие места этого штата на север. Погода стояла жаркая, на нашем намеченном пути, немного в стороне, было озеро, и мы решили завернуть к нему, чтобы искупаться.
  План удался. Чудесное озеро. Мы одни. Купайся хоть голышом, если бы нас было не четверо. Запарковались. Выскочили радостные из машины. И тут произошло то, что не  должно было произойти. Дверь машины захлопнулась, и наша машина оказалась, к сожалению, на слишком длинном поводке у незадачливого водителя.
Двигатель работает, хозяин привязан к машине, дверь на замке, помощи ждать неоткуда, а мобильных телефонов тогда ещё не было. Просчёт изобретателя стал понятен: повок длинный, а должен быть коротким.
Отойти от машины её хозяин не может – привязан. Надо либо снять штаны, либо отвязать или перезать шнур, а нож в багажнике. Спутники, несмотря на серьёзность ситуации, чуть ли не катаются по земле от смеха.
Что делать? Без штанов летом можно обойтись, хотя не слишком прилично выглядит человек в семейных трусах. Но дверь для хозяина даже без штанов всё равно не откроется, двигатель будет  работать, перегреваться, бензин расходоваться.
Надо искать телефон. Прошли пешком два километра до основной дороги, потом ещё два километра по ней и нашли стойку с телефоном на солнечной батарее. Америка! Вызвали помощь. Хорошо жить в стране с таким сервисом. Через час приехала аварийная машина. Открыли дверь.  Выключили двигатель. И бросились купаться.
На коротком поводке следует держать рассеянного учёного.




Потерянное доверие

В студенческие годы попал я как-то в больницу. При поступлении больного в стационар его обычно опрашивают: «Курите, пьёте, чем болели». Мой лечащий врач, милая и благожелательная старушка, такой она казалась с моих возрастных позиций, записала ответы и напоследок с улыбкой спросила, не болел ли я венерическими болезнями. Прочитав на моём лице смущение от её вопроса, а затем услышав убедительное: «Нет, нет!», - доктор успокоилась.
Действительно, у меня не было серьёзного сексуального опыта, а страх пред случайными связями был сильным сдерживающим началом. Соседи по палате, а их было трое, слышали беседу врача со мной, и когда врач ушла, занялись моим просвящением. Попутно объяснили, что им всем сделали реакцию Вассермана, а мне, вследствие моей непорочности, анализ не назначили, но тут же они подсказали, что можно здесь, в больнице, развлечься с сёстрами и приобрести безопасный опыт.
Повод познакомиться с милой девушкой из другого отделения больницы вскоре представился. Режим у меня был непостельный, было лето, в больнице был тенистый сад, и мы стали часто уединяться в укромных местах.
И так случилось, что мой милый доктор увидела меня с подругой в саду. Последствия не были предсказуемы, но назавтра мне сделали рекцию Вассермана. То ли мой доктор знала что-то про мою подругу, то ли во мне усомнилась.



Незабытое  из детства

Лучшим учеником в 5-ом классе был Юра К., блондин, невысокого роста, ходивший характерной походкой, как моряк по палубе, покачиваясь из стороны в сторону. Благодаря этой походке я издалека узнал его в аэропорту Шереметьево-2, когда возвращался из командировки домой в Америку .
Мы не виделсь несколько лет,  а по телефону говорили незадолго до моего отъезда в эмиграцию.  Он тогда поддержал моё намерение покинуть страну: антисемитизм и ему казался в России неискоренимым. Оказалось тогда, что мы летим одним самолётом до Франкфурта-на-Майне. Он, дипломат, Чрезвычайный и полномочный посланник, летел на сессию ООН на Канарских островах.
За два с лишним часа полёта многое вспомнили и поделились текущими новостями.  Но что удивительно, вспомнили из нашего детства одну и ту же историю.
Юру и меня преподаватель истории направил в детский исторический кружок в Эрмитаже, занятия в котором и сегодня с благодарностью памятны. Кажется, не было уголка музея, который бы мы не обследовали. Занятия были серьёзные, мы слушали лекции, участвовали в коллоквиумах, делали доклады. Помню свой первый доклад о Шампольоне и его открытии - прочтении египетских иероглифов.
Изучая греческие мифы, мы задумывались о действительном происхождении мира. Однажды решили проверить: есть ли Бог, поставив Бога, как нам казалось, в трудные условия.
Дело в том, что мы оба пропустили одно занятие в античных залах музея и не были готовы к коллоквиуму, на котором должны были обсуждаться экспонаты. Мы нервничали, понимая, что провалимся при опросе. А как избежать позора?
По дороге в Эрмитаж мы придумали: если Бог есть, то нас спросят только о статуе Зевса, потому что о других статуях, обсуждение которых предполагалось, мы, из-за пропуска занятия, ничего не знали. Поверить в то, что нас обоих спросят о Зевсе-громовержце, мы не могли, а значит, Бога нет, и все греческие мифы - выдумка.
С таким выводом мы и явились на коллоквиум, готовые к позору. Но Бог и преподаватель оказались умнее нас. Сначала наша учительница попросила меня рассказать о Зевсе (мы переглянулись), а потом прервала мой воодушевлённый рассказ и попросила Юру продолжить.
Умный педагог не захотела нас ставить у позорного столба. Однако верующими мы не стали.


Sex и зубы

Был у меня хороший приятель, с которым вместе съели много «икры заморской баклажанной» в бесчисленных командировках на заводы. А тесное общение в командировках нередко перерастает в доверительную дружбу. И бывает поведаешь друг другу такое, что никому другому не расскажешь.  И, конечно, делились мы и своими увлечениями подругами.
Однажды Коля заглянул в мой кабинет и, хотя у меня никого из сотрудников не было, не вошёл, а поманил меня в коридор. Отведя меня к окну в конце коридора – любимому многими месту для неслужебных бесед -  поведал мне Коля свою печальную историю. 
В его лаборатории появилась симпатичная новая лаборантка, которую по чьёй-то протекции взяли на работу, так как девочка после окончания школы не попала в институт.
Она была довольно высокая, но это не защитило её от Колиного обояния, несмотря на его маленький рост. Я давно заметил, что женщины каким-то внутренним чутьём чувствуют мужскую притягательность Коли. Нередко эта пара стала мне встречаться в институтском кафе во время перерывов, но меня со своей подругой Коля не знакомил.
Ясно было, что он влюблён и горд вниманием красивой, раза в два более молодой по сравнению с ним спутницей. О своей подруге заговорил Коля со мной у нашего совещательного окна: 

- Она мне очень нравится. Великолепная любовница. Я даже подумывал на ней жениться. Но нам придётся расстаться. Она определённо мне изменяет. На днях, извини за подробность, у меня воспалился «мужской инструмент». Такого никогда не было. Ни с кем, кроме неё в последнее время, у меня не было sex–а. Я пошёл в диспансер и мне сделали экспресс-анализ на реакцию Вассермана – так полагается вне зависимости от проблемы перед осмотром врача. Реакция оказалась положительной, хотя меня успокоили, что экспресс-анализ иногда даёт ложный результат. А полный анализ будет не скоро. Что делать?
- А доктор тебя смотрел?
- Посмотрел практикант. Сказал, что надо ждать результата полного анализа. Ничего серьёзного он не видит и предложил простенькое лечение.
- Так чего ты волнуешься? Может быть какая-нибудь банальная инфекция, а ты здоров и подруга  не причём. 
- У тебя мама врач. Поспрашивай её по поводу моих симптомов. Вдруг это серьёзно. С подругой встречаться боюсь, а объяснить ей надо, почему не встречаемся.
- Коля, уезжай на неделю на завод. Вернёшься - будет анализ. И надеюсь всё обойдётся. А с мамой говорить неудобно. Она без анализа и осмотра объяснять мне ничего не будет. 

Растроенный Коля пошёл оформлять командировку.  Я был огорчён за него, но поделиться его проблемой  ни с кем не мог. Встречая в кафе Колину подругу, вспоминал о его заботах и ждал приезда друга из командировки. 
Дней через пять Коля появился в институте. Я узнал о его возвращении случайно, встретив в коридоре.
- Что у тебя? Всё обошлось раз не зашёл?
Коля радостно заулыбался.
- Пришёл к врачу. Доктор старый, старый. Я спрашиваю его об анализе, а он мне говорит: «Снимайте штаны, молодой человек». Он взял в ладошку мою игрушку, покачал и говорит: «Эх, молодость, молодость... Все зубы отпечатались». 
И такое бывает! Happy end! Коле повезло больше, чем известному американскому президенту.


Опасный смех

Березники – город, где в военные годы я был в эвакуации. Тогда в этом городе строился, а теперь работает титано-магниевый комбинат.
 Когда представилась возможность поехать в командировку на этот комбинат, я с радостью согласился. Как не посмотреть город, где прошли два года моего детства. И в краеведческом музее хотелось побывать. Там была экспозиция, посвящённая военному госпиталю, начальником которого была моя мама.
Итак, командировка. А что делать вечером зимой в провинциальном городе, да ещё в заводской гостинице вблизи завода? Самое приятное времяпровождение – собраться компанией у кого-нибудь в номере, попить чай или что-либо покрепче, травить анекдоты или делиться историями и впечатлениями, которые быстро накапливались в советской среде обитания.
И в этой командировке так и было. Да ещё и повезло, что собрались вместе несколько хорошо знакомых между собой сотрудников лаборатории, в которой я работал. Пришёл как-то после работы, узнал, где собрались коллеги, и присоединился к вечерней посиделке в номере у Иры Л.
Большинство из нас были молодые инженеры, которых администрация подолгу держала на заводах и на жалобы, что рушатся от таких командировок семьи, безжалостно замечала, что в разлуке любовь крепчает.  Скучая по семьям, рябята с удовольствием проводили время в женском обществе. У женщин всегда было в номере уютнее, а негласное мужское соперничество подогревало обстановку.
 Выпили, разговорились, анекдоты становились острее по содержанию, а чем проще и грубее анекдот, как я давно заметил, тем смех безудержанее, громче и переходит нередко в хохот.
Мы все очень смеялась над очередным анекдотом. И… вдруг Ира схватилась за свой подбородок - он свободно болтался, если можно так выразиться, на лице, выскочил из «салазок». Никто не осознал поначалу серьёзность случившегося. От вида Иры, которая в недоумении держала отвисшую челюсть, засмеялись ещё громче. Но пострадавшей не до смеха. Внезапно посерьёзнели, всполошились, обеспокоились. Оделись. Едем в больницу.
При виде Иры и сопровождающей компании,  в которой все периодически ощупывали свои челести, а также от услышанного описания произошедшего, сестра заулыбалась и не могла сохранить серьёзность, провожая больную к врачу. 
Врач вправил Ире челюсть. С удовольствием посмотрел на свою работу и тоже рукой свой подбородок попробовал на крепость. Потом невинно спросил Иру, как это произошло.
Ира с радостью, что подбородок на месте, посмеиваясь, рассказала, что услышала анекдот, рассмеялась и сделала случайно челюстью «вот так».…
Под гомерический хохот врача и всех свидетелей Ире снова вправили челюсть и настоятельно посоветовали воздержаться от встреч со смешливыми друзьями. Но как удержать смех? Вспомнилась притча о Ходже Насреддине, который говорил сидящему в мешке торгашу, чтобы он не думал о безобразной обезьяне, если хочет разбогатеть. Так и с нами.
Приехали в гостиницу. Больную бережно отвели в её номер, и те, кто не был с Ирой в больнице, стали ждать отчёта о лечении травмы. Ира рассказала, что страшного ничего с ней не произошло – так бывает, врач ей поставил на место челюсть и предложил воздерживаться от смеха некоторое время, потому что, если она сделает «вот так», то челюсть опять вывалится. Последние слова она не произнесла, так как демонстрация «вот так» закончилась «успешно», и Ира вновь под общее серьёзное веселье отправилась в травмопункт.


Цепочка случайностей

Жизнь наша – это цепочка случайностей, которые цепляются друг за друга, как и цепные звенья. Мысль совершенно тривиальная, но не всегда удаётся проследить причинно-следственную связь случайностей. Как правило, искать такую связь нет необходимости в повседневной жизни, но иногда самому себе хочется задать вопрос: «Почему я так делаю?», - и бывает находишь ответ.
Отвечая на вопрос читателя о моей книге «Волшебный фонарь»* когда, почему и зачем была написана книга, мне удалось, так мне кажется, ответить себе и читателю.
В середине 60-х годов моя семья проводила отпуск на Рижском взморье, в Юрмале, в посёлке Меллужи. Нам не повезло, погода была пасмурная, лежать на пляже и купаться было неуместно, потому подолгу и помногу гуляли вдоль берега, отмеряя километры.
Таких гуляющих было немного, поэтому те, кого часто встречалали, запоминались, начинали с ними здороваться, а бывало и знакомились. Обычно нам навстречу, всегда в противоположном нашему хождению направлении, гулял с девочкой пожилой, интеллигентного вида, приветливый мужчина. А мы гуляли с сыном, который был примерно одного возраста с девочкой. Через несколько таких встреч мы разговорились, дети начали играть, а мы волей-неволей присели на скамейку, обсудили кто из нас кто и откуда, а дальше пошло-поехало, так как меня распирало от вопросов. Собеседник оказался профессором Рижского университета, заведующим кафедрой марксизма-ленинизма. Фамилию собеседника я уже забыл, но помню, что она на букву «Р» и еврейского звучания, так как уверен внешность не обманывала.
Первый вопрос, который напрашивался сам собой, но задать который долго не решался, был о том, как и почему его занесло на такую позицию. Оказалось, что его профессиональные научные интересы к собственно марксизму-ленинизму никакого отношения не имеют, а предметом его изучения явлется немецкое влияние на исторические процессы в прибалтийском регионе. Поэтому отношение к марксисткой науке у него чисто бюрократическое: занял освободившееся место по конъюнктурным обстоятельствам по конкурсу.
Когда политическое лицо моего собеседника мне стало понятно, то я смелее стал задавать вопросы, в том числе и о пакте Молотова-Риббентропа, учитывая специализацию профессора. Наш разговор происходил в конце 60-х годов. 
В это время одна за другой стали публиковаться исторические романы Валентина Пикуля, а последним прочитанным мною романом был роман о Распутине, от которого отдавало бульварным душком.  Писатель жил в Риге, и я поинтересовался не знаком ли профессор с ним, и читал ли он роман.
Они оказалось знакомы. И история их встреч такова.
Профессор романы Пикуля не читал, но роман «У последней черты» из любопытства решил прочесть после скандальных оценок его в прессе. Роман не понравился и по мнению читателя к исторической правде отношения не имел. После прочтения романа профессор решил, что читать произведения Пикуля больше не будет. Я  же заметил, что мне его романы нравятся, они занимательны, легко читаются и веришь их исторической правдивости. Мнение критиков об исторической недостоверности романов читающая публика как бы и не воспринимает.
Мой собеседник на мою реплику проигнорировал и заметил, что позже его познакомили с Пикулем по просьбе самого писателя на одном мероприятии, где они вместе оказались. Пикуль подробно распрашивал профессора  о событиях предшествующих войне на территории Латвии. Вопросы были грамотные, Пикуль сам хорошо был знаком с этими событиями, но ему нужны были уточнения. Короче, писатель произвёл хорошее впечатление. Больше встреч не было, но профессор, когда заболел и лечился в республиканской больнице, познакомился с женой писателя, которая также лечилась в этой больнице. Жена оказалась интересной собеседницей и одной из обсуждаемых ими тем, естественно, были романы её мужа.
Профессора заинтересовала технология сбора материала для романов. И тут выяснилось, что у Пикуля уникальная библиотека мемуаров, которые писались эмигрантами из России, бежавшими после переворота. Эти книги служили для писателя источником сюжетных находок и историй. Ценность их была в том, что это были рассказы очевидцев, которые создавали слепок реальных событий.
Об этом я вспомнил, когда потерял работу и искал себе занятие, чтобы избежать депрессии безработного. События прошлого и настоящего постоянно будоражили моё воображения, и я взялся за мемуары, чтобы показать читателем свой слепок истории, которая пришлась на мою жизнь. Так протянулась ниточка от случайной встречи под Ригой к написанию моих мемуаров.

8 февраля 2012 г.

* Информацию о книге « Волшебный фонарь» можно найти на сайте издательства www.mgraphics-publishing.com