Осколок прошлого на память - Гл. 12

Глава 12.

Я думал, после этого она меня возненавидит и никогда не простит. Даже разговаривать со мной не будет. Я даже не надеялся, что попытки что-либо объяснить дадут хоть что-нибудь. И я не ошибся: Николь возненавидела меня, едва только поняла что к чему, вычеркнула из своей жизни, и даже не дала возможности объяснить, что к чему.

Джим принял нейтральную позицию, но каким-то образом дочь просекла, что это отнюдь не я попросил его об услуге, а он предложил свою помощь. Джим попал в немилость.
Итак, Николь возненавидела меня и вычеркнула из своей жизни. Правда, как оказалось, только до вечера.

К тому моменту я уже был у Вилборгов, и даже успел поговорить с Инес по поводу своего, как я надеялся, ближайшего будущего. Точнее, говорил только я, Инес слушала, после чего посмотрела на меня взглядом, который мне сложно было оценить как одобрительный или неодобрительный, и сказала только:
-Что ж… Это твой выбор. – А потом добавила: - Но скажи о нём Борису. Сегодня обязательно.

Я позвонил ему и хотел рассказать по телефону, но Дэрб, словно почувствовав что-то в моём голосе, заявил, что что бы я не хотел с ним обсудить, лучше это сделать при личной встрече. Хорошо, ответил ему я, увидимся завтра.
Теперь я сидел в комнате, которую выделили мне Вилборги, и проклинал себя за то, что не поговорил с Николь сразу, при встрече утром. Казалось бы, с одной стороны… С чего бы я должен ей отчитываться? Этой мыслью я пытался поначалу себя оправдать. Но с другой стороны… Мы ведь друзья. Мы ведь такие друзья, что скрывать подобное – просто непозволительно. Но, стоп, я ведь не скрывал ничего. Я собирался сказать. Чёрт бы меня побрал, почему же я не сделал этого сразу? А уж с опытом рассказывания моего бессмертия…

В дверь негромко постучали, а потом она с лёгким скрипом приоткрылась. Господи, как же я был рад, когда в образовавшийся проёма заглянула Николь, негромко поинтересовавшись:
-Можно?
-Конечно! – я вдруг обнаружил, что счастливо улыбаюсь.

«Есть такое, о существовании чего мы не задумываемся, поэтому не можем наверняка сказать, знаем мы об этом или нет… Но от этого оно не перестаёт быть. Иногда даже пытается как-нибудь заявить о себе. И порой нужен какой-нибудь незначительный толчок, чтобы это предстало перед нашим взором…»
Я люблю Николь. Всегда любил. С того самого момента, как только увидел её улыбку, с того самого момента, когда она за локоть потащила меня к дому, где я обрёл для себя так много. Я люблю её.

Она зашла, прикрыв за собой дверь.
-Макс, я… Прости, что даже не стала тебя слушать.
Я поднялся с кровати, не зная толком, что ответить. Моё открытие, открытие, которое всегда было у меня под носом, но которое я тщательно отказывался замечать, оказалось тем самым узелком, запутавшим к чертям все мои мысли. И сейчас… Сейчас этот узелок был развязан…
Николь тем временем продолжила:
-Не нужно только на меня обижаться, хорошо?
Боже, что она несёт? Обижаться? Мне-то за что?
-Мне нужно что-то тебе сказать… Мне очень-очень дорога наша дружба…
Я смог только кивнуть: мне тоже. Она сделала глубокий вдох, выдохнула… Собирается с мыслями? Мне бы это тоже не помешало.
-Сейчас не вспомню, кто именно сказал, что дружба – это любовь без крыльев.
У меня с крыльями, Николь, у меня – с крыльями.
-И… - она посмотрела мне прямо в глаза… - Ты знаешь, мне иногда очень больно отрывать крылья…
Я медленно подошёл к ней. Близко-близко.
-Николь… - я нашёл её ладонь и крепко сжал.

Сама она едва заметно дрожала. Да и внутри меня всё трепетало, словно чувства не желали больше сидеть в клетке. Внутри меня словно зажегся бенгальский огонёк. Господи! Какой там к чертям бенгальский огонёк?! У меня душа, щекоча крыльями грудь, рвалась наружу!
Интересно, подумалось было мне, Николь сейчас то же самое чувствует?
И в тот момент, когда я, чуть наклонившись, ощутил вкус её губ, стало ясно: то же самое.

***


-У меня есть новости, - Джим поспешно снял халат и повесил его на спинку стула.
Николь отодвинула чашку с чаем и напряглась.
-Папа...
Учёный мельком бросил на неё взгляд и быстрым жестом показал не волноваться. Она промолчала и кивнула, но сжала руку, лежащую на столе, в кулак.

-Я внимательно изучил полученные результаты, Макс. Честно говоря, не ожидал, что они будут так скоро. Под воздействием винбластина  деление клеток прекращается вообще. Все клетки поддаются плазмолизу через 4 секунды. Ты практически взорвёшься на месте. Аценафтен, как я и говорил, не вызвал вообще никаких изменений. Тенипозид тоже. От воздействия колхицина клетки просто-таки взрываются! Но в чём весь ужас. Это происходит неодновременно, очагами. Это будет долгая и мучительная смерть. – Гарднер даже не думал запнуться, увлечённо продолжая. - А вот действие винкристина очень сходно с действием винбластина, что вообще и неудивительно. Поначалу не было никаких изменений вовсе, но через 47-48 минут наступает одновременный плазмолиз всех клеток. Как бомба с часовым механизмом. Сначала яд поступает в каждую клетку. Это удивительно, и как-то связанно с особенностями именно твоих клеток. Немного меньше часа – и Бабах! – Джим возбуждённо изобразил руками взрыв.

Николь одарила отца неодобрительным взглядом.
-Нет, это, правда, удивительно. Скорость поступления яда в разные клетки разная. Но плазмолиз во всех клетках наступает одновременно, скоординировано. И это учитывая то, что это даже не органный и не организменный уровень.
Я кивнул, хотя и не до самого конца понял, что именно он имел ввиду под органным и организменным уровнями:
-Действительно удивительно.
Просто для поддержки.
Джим постучал пальцами по столу и отложил листок с анализом результатов в сторону. Николь не шевельнулась.

-Ты понимаешь, что даёт воздействие винкристином?
-Время. Время для того, чтобы покончить с собой. После введения яда деление клеток прекратится. Если я получу пулю в лоб...
-...регенерации не произойдёт, - закончил Джим. - Ты умрёшь мгновенно. Так и не узнав, каково это – взорваться.

Я удовлетворённо кивнул:
-Тогда проведём всё завтра вечером. Если я до него, конечно, доживу.
Джим непонимающе на меня посмотрел.
-Мне ещё предстоит поговорить с Борисом, - я улыбнулся.
Николь прикрыла глаза рукой. Мы с Джимом переглянулись, а потом задумались каждый о своём.
-А что если... Подождать пару дней. Неделю. - Николь посмотрела на отца, потом на меня. - Ведь с результатами ничего не случится, а ты... ты мог бы побыть ещё немного с нами. - Она почти просила. - Ведь не обязательно делать это завтра. Умереть... умереть всегда успеется.
Джим отрицательно покачал головой.
-Милая, неделя... это невозможно. Ты ведь знаешь, исследовательская группа отправляется в Германию через шесть дней. На месяц.
-Месяц... - Николь опустила руку на стол и бросила на меня взгляд, полный надежды. Теперь головой покачал я.
-Это... это много. Всякое может случиться за месяц, как бы это не прозвучало. Прости, но... я не хочу упустить момент.
-Тогда... пять дней. Хотя бы пять дней. У меня день рождения скоро, ты ведь знаешь. Подари мне эти пять дней.
-Конечно.
Я положил свою руку поверх её руки.

Джим посмотрел на нас внимательно, поднялся из-за стола и, вздыхая, вышел.
Николь положила голову мне на плечо.
-Спасибо.
-Нет... Это тебе спасибо.
Я повернулся, коснувшись губами её лба:
-Я люблю тебя.
И не смог подавить вырвавшийся наружу тяжёлый вздох.
-Что такое? – девушка встрепенулась.
-Как думаешь, это правильно?
Николь задумалась:
-Правильно ли, что ты, едва обретя счастье, почти тут же готов бросить его, не успев даже насладиться?
-Нет… Не это. Правильно ли, что я позволил нам обоим быть счастливыми, любить друг друга, а потом… В общем… Ты не жалеешь, что…
-Молчи. – Она перебила и коснулась пальцами моих губ. – И даже не думай об этом. Я счастлива. Мы счастливы. Что может быть важнее?

Боль может быть важнее, Николь. Боль, которая потом может остаться от утраты счастья.
Словно прочитав мои мысли, она добавила:
-Я не боюсь боли. Было бы гораздо хуже, если бы всё осталось так, как было. Счастье многого стоит, поверь мне.

***

-…А потом я просто пущу себе пулю в лоб.
Борис внимательно меня выслушал.
-Пулю в лоб?
-Да, - кивнул я.
-Просто?
-Ну, да. Это в общем-то несложно, я когда-то даже пробовал так сделать, но тогда ничего не вышло. Но после воздействия винкристином…
-Ты – кретин, - как ни в чём не бывало выдал Дэрб.
Я обалдел. Дэрб сказал это таким тоном, как если бы я ему рассказал, как меня развели на двадцать фунтов шарлатаны на улице.
-Я? Почему? Ты слушал меня вообще?

Борис достал из кармана пиджака сигару.
-Ещё как слушал.
-И что?
-И то, что у тебя, наверное, совсем крыша поехала. Просто погляди на свою жизнь не под углом жалкого нытика, каким ты только что стал в моих глазах, а под тем углом, под которым бы на всё это взглянул тот Макс, которого я знал когда-то.
Честно говоря, чем больше говорил Дэрб, тем больше я охреневал.

-Ты просил моего совета? Так получай его, чёрт возьми! Для начала, погляди вокруг. У тебя появилось счастье. Скажи мне, что сейчас ты не счастлив?
-Счастлив, - только и смог промямлить я.
-У тебя появилась девушка, которую любишь ты, и которая любит тебя. Разве не так?
-Так.
-У тебя есть друзья, которые всегда готовы тебя поддержать. У тебя есть счёт в банке. Ты не на улице живёшь. В конце концов, если ты не захочешь возвращаться в свой особняк в Уэльсе, то без каких-либо проблем можешь купить себе что-то поскромнее в любом понравившемся тебе городе. Я просто не понимаю, Макс, НЕ ПОНИМАЮ, почему тебе именно сейчас приспичило умирать. Тем более так.
-Мне давно это приспичило, ты знаешь. И как «так»? Пуля в лоб – не так уж плохо.
-То есть, ты не предполагаешь, что даже после этой твоей «пули в лоб» действие яда не прекратиться, и твоё тело все равно взорвётся, как… - он запнулся, - даже сравнения подходящего не нахожу. К чёрту всё это. Брось и наслаждайся жизнью.
-Даже если взорвётся – то посмертно.

Дэрб окончательно вышел из себя:
-Ну да, а остальным от этого каково?! Меня если честно, от уже одной этой мысли выворачивает…
С одной стороны, Дэрб был прав. С другой…
-Это сейчас – счастье. Но потом, как всегда, я переживу это счастье… Любимая, друзья... – всё уйдёт, и я снова останусь ни с чем. Только со своими воспоминаниями. Воспоминания, которые будут приносить мне бо…
-Да отпусти ты к чертям все свои воспоминания!!! Всё – это прошло, забыто! Остался только опыт – остальное ни к чему.
-Ты не прав. Близкие мне люди живы, пока жива моя память о них.

Борис покачал головой. Потом продолжил уже спокойно, крутя в руках сигару:
-Они мертвы. Они мертвы очень давно. Прошлое – наше зеркало. У обычного человека и зеркало вполне обычных размеров. Но даже обычные люди зачастую выбрасывают отломавшиеся кусочки своих зеркал. Зачастую. Твоё зеркало просто огромно. И большая его часть под силой собственной тяжести разбилась на тысячи осколков. Но ты их не выбрасываешь. Ты собрал их в кучу, и время от времени елозишь этой кучей по душе и мозгам, занимаясь какой-то извращённой формой мазохизма. Расстанься уже с ними. Хватит.
Он был прав. Как же, чёрт возьми, он был прав! Но…
-Не так-то просто их выбросить, дружище, даже при всём желании…
-А кто говорил, что это будет просто?

В коридоре зазвонил телефон. Борис поднялся с дивана и, не спеша, пошёл снимать трубку.
Действительно, разве кто-то говорил, что это будет просто? С другой стороны… С другой стороны, как ни крути, мне хотелось умереть счастливым. Я продолжал терзать себя одними и теми же вопросами, пока в комнату не влетел Борис.
-Собирайся, мы едем к Джиму.
Я подорвался с кресла:
-Что-то случилось?
Борис улыбнулся:
-Ага. Собирайся, по дороге расскажу. Или нет… Лучше Джим расскажет.

***

Борис припарковался у дома Инес.
-Он тут? – я непонимающе взглянул на друга.
-Ага.
Через пару минут я оказался в кабинете Инес, где, окружив стол, на котором царил какой-то непривычный бумажный беспорядок, что-то обсуждали Джим, Инес и… Фишер. Чуть в стороне стояла Николь, и по её лицу было видно, что она жадно ловила каждое услышанное слово.
-Всем привет, кого не видел, - как можно беззаботнее попытался произнести я.
Меня поприветствовали в ответ.
-Да-да, привет, ребята! – в комнату вошёл Борис, который определённо спешил не так, как я. Ещё бы, он-то знал, что должен был мне сказать Джим.
Гарднер тем временем подошёл, взял меня за локоть и потянул за собой.
-Пойдём, нужно кое о чём тебе рассказать.
Он вывел меня в коридор и отвёл чуть в сторону от двери.
-Что случилось? И почему Фишер там?
-Ну, Фишеру ты теперь просто обязан доверять.
Мне подумалось, что я, наверное, крупно влип.
-Ладно. Доверять – так доверять. Что случилось.
-Сегодня через пару часов после того, как ты ушёл, я решил утилизировать образцы твоего биоматериала. Так вот… Я обнаружил, что аценафтен подействовал.
-Помнится, ты говорил, что он не действует на животные ткани… Как?
Я почувствовал, как сердце в груди забилось быстрее.
-Клетки стали нормальными.
-То есть как? – я нахмурился. – Разве это можно как-то определить?
-Да можно, можно! Прежде всего – нормализовалась частота деления клеток, да и в структуре кое-какие изменения. Но не в этом дело.
-А в чём? – я никак не мог понять.
-Если ввести тебе аценафрен, то ты станешь обыкновенным человеком. – Радостно оповестил Джим. – Сможешь прожить свою жизнь, как обыкновенный человек. Но самое главное… Я знаю, как избавить тебя от воспоминаний. От твоего прошлого вообще.

***

Я должен был доверять Фишеру. Потому что Джон Фишер, неизвестный пока ещё хирург с золотыми руками, должен будет каким-то образом взять да и вырезать мою память. Хотя нет, почему же. Вполне определённым образом: он вырежет мне часть головного мозга. Правда, для этого придётся применить лошадиную дозу обезболивающего, а также местно ввести уже разработанную Джимом смесь аценафрена, которая сделает деление клеток «нормальным», но лишь временно. Это позволит провести операцию, после чего мозг сможет регенерировать (кстати, именно способность к регенерации моей нервной ткани поразила Фишера больше всего; а ещё он сказал, что я оболтус, не понимающий, какое счастье ему досталось). То есть, если всё получится, то мозг восстановится, следов от операции не останется, а память исчезнет. Возможно, я буду помнить лишь самое близкое прошлое. Например, неделю или месяц. Или год. А значит и то, что я вроде как был бессмертным. Но тут уже было всё продумано. Инес, Джим, Борис, Джон, Николь, да и я сам – все мы постарались на славу, решая, какой же будет моя жизнь после операции.

У Инес, правда, возникала идея не вводить мне аценафрен после того, как мозг восстановится, а я стану приходить в себя. Но я мне она не понравилась. Я хочу быть самым обычным человеком, с обычной человеческой жизнью. Хочу быть вместе с Николь и хочу иметь от неё ребёнка. Или двоих. Хочу состариться вместе с ней. Хочу увидеть своё лицо в тридцать, в сорок, в пятьдесят…  А там как уж выйдет.

***

-Макс! - Джим поспешно ковылял в мою сторону.
-Да, Джим, - поспешил навстречу.
-Ты уже уходишь?
-Ну… Да. Мне нужно уладить несколько вопросов. Выкинуть некоторые вещи… В общем…
Джим понимающе кивнул.
-Мне бы хотелось кое о чем тебя попросить.
-Давай, конечно.
-Мне нужны твои стволовые клетки.
-О… Хорошо. А зачем? Нужны ещё какие-то анализы или пробы?
Джим покачал головой:
-Нет, Макс… Они нужны МНЕ.
Тут взгляд мой упал на его протез, и я понял, что к чему.
-Ты уверен?
Он кивнул.
-Тогда без проблем. Главное, потом не пожалей об этом.

***


Я набрал номер. Гудок. Второй.
-Алло!
-Добрый день, Спрингсон. Это Макс Уисдем.
-Мистер Уисдем, сэр! – разволновались на другом конце провода. - Рад вас слышать! Чем могу быть полезен?
-Мы можем встретиться через пару часов в вашем  офисе?
-Да, сэр, конечно.
-В таком случае, я скоро буду.

***

Я ещё раз осмотрел сброшенные в кучу вещи, книги, бумажки. В руках у меня был жёлтый конверт. Я открыл его и стал перебирать содержимое. Фото Бориса в десять лет. Или это Тим?.. Мамин портрет, нарисованный отцом. Старый высушенный кленовый лист. Где-то на дне марка. И… снимок, на который я всё не решался посмотреть. Достал его. Это я и мой сын, Лео. Но, взглянув на это фото, вы бы решили, что это я и мой отец. Лео тут 63. Тогда прошло около двух лет после того, как наши с ним отношения снова наладились. Странное дело, мы тут оба чертовски счастливы. Просто-таки чертовски счастливы. Я убрал снимок обратно в конверт, после чего бросил последний в общую кучу.

Ветра не было. Откручивая крышку от канистры с бензином, я прошептал:
-Я люблю вас, мама, папа… Тим, Джо… Эрнст, хотя ты и был ещё той сволочью. Я люблю, тебя Лео. Кэт, прости… Питер… Я люблю вас.

Я поднялся, поливая кучу бензином.
-И пусть очень скоро я не буду знать, даже догадываться не буду, что эта любовь существует, что вы были в моей жизни…

Я поставил пустую канистру в сторону и достал спичечный коробок.
Яркое пламя охватило «Преступление и наказание» Достоевского, дневники моего отца, белую хлопковую рубашку… Всё, что напоминало мне о прошлом, было охвачено огнём. Снег вокруг костра растаял, оголяя промёрзшую землю.

Я смотрел на чёрный дым, взымавшийся к небу, на язычки пламени. Погори оно всё пропадом. Я ощущал исходящий от костра жар всем телом, вдыхал запах горящей бумаги.
- Я люблю вас. Пусть я не буду знать об этой любви. Но, поверьте, от этого она не исчезнет. От этого она не перестанет быть. От этого она не станет меньше.

***

-…Вы всё поняли, мистер Спрингсон?
Аллан потёр лоб рукой.
-Да. Это несколько неожиданно… Но да, я всё понял.
-Что нужно будет сделать с остальными бумагами?
-Уничтожить их.
-Паспорт и другие документы?
-Отдать лично в руки вашему другу – мистеру Дэрбу.
-Что говорить мне потом – запомнили?
-Ещё бы, сэр. Не только запомнил, но и записал, - Спрингсон, устало улыбаясь, показал мне исписанный вдоль и поперёк листок бумаги.
-Замечательно!

***

Я подъехал к дому Гарднеров. Борис вышел мне навстречу.
-Ого, да ты дымом пропах насквозь.
-Я тебя обрадую – твоё сиденье тоже.
-Где тебя носило? Операция через четыре часа.
-Был у юриста. Теперь послушай, что тебе нужно будет сделать…

***

Высушив волосы полотенцем, я бросил его на кровать. Натянул чистую футболку и джинсы. Хотя, наверное, в этом нет смысла. Перед операцией всё равно придётся переодеться.
В комнату вошла Николь.
-Переживаешь?
Я посмотрел на её лицо и улыбнулся.
-Не больше твоего.
Она ответила улыбкой.
-Минутку, - я подал ей знак подождать и выбежал из комнаты.

Пальто висело в холле, на вешалке. Так, кажется, во внутреннем кармане. Так и есть, там. Я поспешил обратно.
-Что случилось? - поинтересовалась она, когда я вернулся. Так, теперь… Теперь просто не волноваться.
Я подошёл к ней близко, так, что ощущал кожей спокойное дыхание.
-Мне нужно что-то тебе сказать. Что-то очень важное.
-Хорошо… - она едва заметно кивнула.
-Только… перед этим пообещай мне кое-что.
-Что?
-Прими решение, которое посчитаешь верным. То решение, которое будет идти от сердца.
Она не успела ответить, а я уже открывал маленькую бархатную коробочку, которую сжимал до этого в руке.
-Николь, выходи за меня…

***

Её голова покоилась на моей груди. Горячее, неровное, сбивчивое дыхание понемногу успокаивалось, становилось ровным, не таким частым, и скоро я заметил, что дышим мы в один такт.
-Я слышу, как бьётся твоё сердце… - полушёпотом проговорила Николь. – И… мне от этого хорошо.

Она пошевелила пальцами, и я почувствовал приятный щекоток за ухом.
Я не слышал, как бьётся её сердце. Я ощущал.
Ладонью касался её мягких русых волос, играл прядями.
О чём она сейчас думает? А о чём думаю я?

Я думал о том, каким очнусь завтра. И очнусь ли? О том, что буду помнить, о том, как изменится мир в моих глазах. Изменится ли? Одно я знал точно: этот отрывок своей жизни мне забывать не хотелось. И (по крайней мере, хотелось на это надеятьсяся) я его не забуду.

Тут донёсся какой-то шорох из коридора, и я приподнял голову. Дверь распахнулась:
-Ты вообще в курсе, что чере… О, чёрт! – Дэрб выскочил из комнаты, поспешно прикрыв за собой дверь.
Прошло мгновение, прежде чем Николь повернула голову, посмотрев на меня, и задумчиво поинтересовалась:
-Нам с тобой смущаться, или предоставим это занятие Борису?

***

Всю операцию мне предстоит провести в положении сидя. Голову мою тщательно зафиксировали.
-Парень… Ты готов? – Джим внимательно на меня посмотрел.
Я попытался кивнуть, но у меня не очень-то получилось. Перед операцией Борис успел передать, что Кэр желает мне удачи. А ещё извинился за, цитирую, «неожиданное для всех сторон вторжение». Мне вспомнилось, как он мычал «Лунную сонату» Бетховена. Это тоже забывать не хотелось. Но он ведь её ещё промычит, не так ли?
-Готов? – повторил Джим.
-Да.

Фишер выложил два пузырька с анестетиком, а Гарднер тем временем набирал в шприц только что приготовленную смесь аценафтена.

Тысячи и миллионы людей мечтают о бессмертии, вечной жизни и о прочих подобных вещах. Глупые…
Что мы получаем, обретая бессмертие? Вечный мираж. Время, не имеющее границ, чуть ли не целую вечность; бесконечную жизнь, которая, кажется, имеет сотни и тысячи граней, которые нужно постигать и постигать, но, как оказывается, грани эти преимущественно схожи между собой, более того, иногда они даже идентичны, только называются по-разному и рассматриваются под разным углом. А значит, и воспринимаются большинством людей по-разному. Большинством… А вы скорее всего окажетесь в меньшинстве. Рано или поздно. Потому что восприятие жизни как таковой необратимо меняется.

Время – самое ценное, что есть у человека, - даётся в избытке. Человек вообще по натуре таков, что перестаёт ценить то, чего у него много.

Фишер и Джим начали вводить анестетик.

Так же, как и не видит счастья, которое у него под носом. Почему так?
Голова начинала тяжелеть.
Я знал, о чём буду думать, перед тем, как отключусь.
О счастье. И о том, что оно всегда рядом. О любви. О Николь. Я думал о том, что прошлое нужно уметь отпускать. Отпускать людей, которые были в этом прошлом. Ценить настоящее.

Думать становилось тяжелее. Казалось, что мысли наполнялись свинцом, от чего становились просто неподъёмными. Я уже не мог вспомнить, кто я и где нахожусь. Но передо мной всё ещё расплывался образ девушки… Девушки, которую я любил… Как же её зовут? Как? «Её зовут… её зовут Счастье…» - вспомнил я до того, как провалился в пустоту…