Матюхина свадьба - рассказы за жизнь

- Бла-бла-бла-бла-бла-бла.,,,  брачующиеся,  в знак вечной любви обменяйтесь кольцами – наконец, произнесла церемониймейстер,  высокая дородная дама, на необъёмной груди которой лежала крупная цепь из начищенной до блеска латуни. А большая латунная бляха с непонятным гербом сиротливо ютилась в глубоком проёме её грудей, мощно выпиравших их глубокого выреза кримпленового платья едко-зелёного цвета. 
Брачующиеся, неловко путаясь, пытались надеть друг другу на безымянные пальцы обручальные кольца, благо те были привязаны за ниточки к блюду, на котором их подала им помощница дородной дамы.  Примета плохая, когда кольца падают, вот они и не падали. Этим новшеством очень гордилась церемониймейстер, поскольку, как она утверждала, после внедрения её  ноу-хау количество разводов в их районе сократилось на ноль целых и две десятых процента.
В конце концов, кольца были надеты.

- Бла-бла-бла… объявляю вас мужем и женой. Молодые могут поцеловаться!
 Не успел Матюха наклониться к низкорослой новоиспеченной жене, как та, подпрыгнув, вцепилась в него пиявкой. Бедный, он так и стоял, наклонившись, пока невеста сама от него не отвалилась, видимо допив всю кровь.
Вован хмыкнул, но на душе у него было тоскливо.  Ему вообще эта история с женитьбой Матюхи  не нравилась с самого начала.  По всему выходило, что жениться он и не собирался, а потом – раз! И всё сладилось за один месяц. Странная это была пара. Жених, явно не красавец, походил на Жака Паганеля, а вечно спадающие к кончику носа очки придавали ему придурошно-удивлённый вид. Да, и невеста была, прямо сказать, не подарок, а скорее нагрузка по жизни. Маленькая, корявенькая с крошечной головкой. Даже сейчас в подвенечном платье она смотрелась, как раскрашенная мартышка в фате.

 Ещё Вована неприятно удивило то, что Матюха, оказывается, не умел писать – он долго что-то ковырял ручкой в бланке, когда пришла его пора расписаться. А когда Вовка, как свидетель, подошёл поставить и свою подпись, то удивился ещё больше, но промолчал и отошёл на своё место. 
Меж  тем, толпа гаркнула: «Ура!», видимо обрадовавшись окончанию церемонии, и все устремились в соседний зал, пить шампанское. 
***
  Когда длинный членовоз с  двумя кольцами на крыше и распятой на радиаторе  растерянной (за что?!) куклой подъехал к кафе, молодых встречала  орава из разномастных родственников. Возглавляли ораву родители с хлебом-солью на традиционном рушнике. Матюха хотел было нагнуться к хлебу, но согнулся от резкой боли в правой ступне, чуть не заорав во всё горло,  – это молодая жена,  пробив каблуком его башмак, вцепилась в каравай обеими челюстями, отхватив от него кусок величиной с боксерскую перчатку. Она, как её научили, начала отчаянно его жевать, не обращая внимания на вопли позади себя. Это букет невесты, который она метнула через себя перед броском на каравай, угодил в глаз проходящей мимо старушке. Та имела неосторожность повернуться, чтобы посмотреть на торжественную встречу.

 Молодая  жена продолжала быстро жевать, незамужние женщины с тоской и завистью смотрели на вопившую старушку, и лишь один Вован догадался помочь пропихнуть остатки боксерской перчатки в пасть молодухи, подпихнув их пальцем.  Ему стало ясно, кто в будущей семье будет хозяин. После этого все успокоились и толпой направились в кафе. Впереди  шли молодые - хромающий муж и икающая жена, которая, обернувшись к маме, жестами показывала той, что ей надо попить.
***   
 Войдя внутрь кафе,  гости попали в лапы тамады – живенькая такая  хохотушка-ягодкоопять. Молодежь сразу расселась вперемежку,  но даже  тупые  шутки-прибаутки тамады  не смогли сбить родственников в одну команду, за столом четко обозначились два лагеря. Справа от жениха окопались его родственники, а  невесты - через стол напротив.
 Матюха  казался выродком среди  своих деревенских дядьёв и братьёв, кои были, как один - плотно сбиты, краснощёки и большеруки, всего числом восемь, считая и жён. Заправлял этой кодлой старший брательник отца Тимоха, краснорылый гигант с огромными волосатыми кулаками. Под стать ему была и жена Гликерья, отличавшаяся от мужа только полом и визгливым голосом.

Невеста же, наоборот,  была омоложенной копией своей мамани Элеоноры Геркулесовны, которая говорила хриплым голосом, испорченным бесконечным курением, и  мёртвой хваткой держала в маленьких ручках СЭржа,  своего мужа, служившего в симфоническом оркестре литавристом. Данное обстоятельство давало повод мамане считать их семью глубоко интеллигентной, поскольку сама она работала портнихой в театре драмы.  Её старшая сестра Фелицата Геркулесовна, бледная субтильная особа с остреньким носом и губам в ниточку, была замужем за Карлом Бруновичем Брехманом, юристом по бракоразводным делам. Эта слабосильная команда пыталась противостоять деревенскому духу земли и пота, демонстрируя изящество манер посредством оттопыривания пальцев при еде и питии, а также тщательном, но быстром,  пережёвывании пищи, не открывая рта. Тимохимские тоже ели быстро, но много.  А ещё быстрее пили.

 Пока хохотушка что-то мямлила в рифму про совет да любовь, на столе родственников закончилась водка. Оглядев стол, Тимоха сказал одному из братьёв.
- Оформи, как положено!
Через  две минуты на столе появились –  три четверти самогона, трёхлитровая банка соленых огурцов и шмат сала весом кило на полтора. Гликерия уже ловко чистила большие головки лука, периодически вытирая глаза и матерясь. При виде этого грубого изобилия интеллигентная часть стола стала заводить глаза, слегка морщась при этом, что должно было, по её мнению, выражать недоумение по поводу такого нетактичного поведения в культурном обществе. Вместо того, чтобы смутиться, Тимоха налил им по фужеру самогона и   сказал.
- Предлагаю познакомиться поближе! Будем здоровы! – и с этими словами опрокинул в себя содержимое фужера. То же сделала и вся деревенская компания, после чего  все вопросительно уставились на родственников невесты. СЭрж и Карл,  переглянувшись, последовали примеру Тимохи.  Геркулесовны, пожав плечами, отпили из фужеров, синхронно поперхнулись, а после того, как Гликерия ловко сунула им во рты по кругляшу соленого огурца, стали быстро жевать с изумлёнными глазами.

 Уже через полчаса все родственники лихо отплясывали «русского». Вдруг Гликерия, растянув руками платок за спиной,  пустилась по кругу, визгливо зачастив.
«Я милёнка удивляла,
Разов двадцать отказала!
Он на двадцать первый раз
Залепил мне прямо в глаз!»
Сестры тут же перехватили инициативу и наперебой стали выдавать частушку за частушкой, самой приличной из которых была.
«ПередОм ему давала,
А он просит сзади.
Я   милёнку объяснила –
Не на маскарадИ.»
Родственники как-то незаметно перемешались, и в пропитанном самогонным духом воздухе уже незримо витал извечный вопрос: «Ты меня уважаешь!?»
***   
 Вован,  уставший от «сладкой парочки» и пьяных гостей, решил выйти освежиться на задний двор кафе и, подойдя к служебному выходу, услышал голоса.
- Если б не я, хрен бы твоя квазимода себе жениха нашла! Так что, ты мне по гроб жизни должен!
- Тише, Карлыч,  тише! Не дай Бог эти мордовороты что-нибудь узнают! – отвечал другой.
«Так это же папаня невесты! Вот те раз!» - подумал Вован и бросился искать жениха. Матюха раскололся сразу и поведал о том, что однажды невеста пригласила его домой, где набросилась на него с поцелуями. В этот момент появились Элеонора , Фелицата и дядя Карла, который предложил ему на выбор – или попытка изнасилования, или свадьба.

 Минут через десять в большом зале кафе можно было наблюдать следующую картину.
В могучих руках Тимохи, дрыгая ногами в воздухе, трепыхались СЭрж и Карл Брунович, в буквальном смысле слова, припёртые к стенке.
- Я ж, падлы, к вам  со всей душой! А вы подляну мне зарядили?! Вы шо  ж думаете, мне самогонки не с кем выпить?! Колитесь, глисты поносные, при всём честном народе – как вы обманом маво племяша хотели обженить на страшилке на вашей. Ну!!!
Геркулесовны дискретно голосили, а в перерывах накапывали себе пустырник в рюмки, разбавляя его самогоном. Порушенная невеста, лёжа ничком на столе,  тряслась в рыданьях, укрыв фатой близстоящие закуски. Матюха стоял рядом с Вованом, иногда всхлипывал и молчал. Молодёжь хохотала.
   
Чтобы как-то отвлечь Матюху, Вован спросил его.
- А зачем ты нехорошее слово на брачном бланке написал?
- Чё ж там нехорошего? Обычное слово «пошлина»! – ответил тот.
-  Ну, да! Ну, да! Только почему-то  «на» отдельно написано.
Матюха  хмыкнул, потом рассмеялся.
*** 
  Кстати, это несуразное слово дало формальное основание Карлу Бруновичу, через своих знакомых, аннулировать брачную запись в ЗАГСе.  Действовал он стремительно, поскольку никак не мог забыть волосатый кулак и красное рыло Тимохи.