Ти ядуть каровы дровы

Представители старшего поколения хорошо помнят, как, где то  в середине восьмидесятых годов теперь уже ушедшего в прошлое двадцатого века, в Белоруссии, из-за проливных дождей, не уродились травы. Невозможно было заготовить корм для скота на зиму. Предстояла бескормица. И вот некие умники, которых всегда найдется достаточное количество в идейно-руководящих инстанциях, нашли путь, которым, по их мнению, можно выйти из этой безвыходной ситуации. Нашелся подходящий ученый, написавший большую и умную статью о том, что скот можно кормить зимой, если нет травы и сена, заготовленными впрок тонкими молодыми ветками некоторых пород деревьев.
Тут же идеологическими органами была организована общереспубликанская кампания по рубке веток. Вся интеллигентская часть населения, кроме, естественно, воспитателей детских садов и школьных учителей, была освобождена от работы и отправлена в колхозы, совхозы и прочие сельскохозяйственные организации. Там эти никому не нужные советские интеллигенты должны были нарубить много веток, заполнить этими ветками пустующие силосные ямы и спасти тем самым от голодной смерти советских коров. В том году в народе родился даже специальный термин для обозначения вышеуказанной благородной миссии — поездка на лоно природы для заготовки веточного корма обозначалась короткой, но емкой, фразой "поехать на ветки".
Был отправлен "на ветки", в составе большой группы никому не нужных ученых — сотрудников Института физики Академии наук Белоруссии,— и я.
Вскоре после того, как нас отправили "на ветки" погода исправилась. Было начало августа, и времени для того, чтобы заготовить корма, оставалось еще достаточно. Однако идеологически отлаженная машина успела уже набрать ход, и остановить ее было невозможно.
Работали мы в зеленой роще, расположенной на берегу реки, неподалеку от села, в котором располагалась центральная усадьба приютившего нас колхоза. Поначалу работа шла медленно. Не поднимались наши руки на уничтожение этого чуда природы, на вырубку ветвей, которые служили укрытием для множества живущих здесь птиц, беззаботно, не подозревая о нависшей над ними опасности, выводящих звонкие свои рулады. Но человек — это существо, которое способно на любую гадость, если на него надавить хорошенько. Вот и мы, поддавшись настоятельным увещеваниям нашего руководства, начали, все-таки рубить ветки. Сначала старались срезать только тонкие, а потом, разойдясь, рубили уже и те, что потолще.
Почти сразу после нашего приезда дожди прекратились и установилась теплая, солнечная погода. Природа, словно понимая, что провинилась, старалась искупить свою вину. И мы старались наверстать упущенное этим летом из-за плохой погоды. Загрузив ветками очередную машину, мы, пока она  ездила разгружаться, купались. Вода в реке была чистая, теплая и отказать себе в этом удовольствии было просто невозможно.
Мы привыкли к тому, что приходится уродовать деревья, угрызения совести почти совсем перестали нас мучить, песок на речном пляже был чистый и теплый. В общем, все шло прекрасно. Но время от времени нас, прямо с утра,, усаживали в автобусы и везли куда-то в другое место. Это означало, что  некое высокое начальство собралось "объехать владенья свои" и нужно было сделать нечто такое, что помогло бы ему прийти к выводу, что беспрестанно идет активная работа по заготовке кормов, которая непременно должна закончиться успехом.
В одном месте необходимо было вырубить ветки сплошной полосой, вдоль дороги, чтобы проверяющий даже не усомнился, что деятельность в сфере рубки веток ведется в полном соответствии с указаниями вышестоящих инстанций, в другом — надо было, активно вырубая ветки в тот момент, когда кавалькада проезжает мимо по шоссе, продемонстрировать проверяющему что он смело может рапортовать в те самые инстанции, что указания эти воплощаются в жизнь  повсеместно и безостановочно.
После каждого такого выезда мы вновь возвращались в свою рощу, пусть теперь уже не такую зеленую, как раньше, к чистой речке с бархатными песчаными берегами.
Нарубленные нами ветки свозились на большую площадку в центре села, где находилось правление колхоза. Там была установлена машина, которая дробила привезенные ветки и бросала их на траспортёр, который тянул полученную смесь в стоящий рядом невысокий тракторный прицеп. Место для этой машины было выбрано не очень удачное. Поскольку место было открытое, то, как только поднимался ветерок, листья, падающие из дробилки и транспортера, сдувало в сторону, а в прицеп падали дроблёные куски веток. Поскольку, по мере того, как мы втягивались в эту странную игру, мы начинали рубить все более и более крупные ветки, а ветер, поскольку дело шло к осени, с каждым днем понемножку усиливался, то наступил момент, когда листьев с дробленых веток падало в прицеп совсем немного, а молотых веток — наоборот, довольно-таки много. Но это место имело и существенное преимущество перед другими возможными местами расположения дробилки. Поскольку каждый проверяющий начинал свою контролирующую деятельность с того, что посещал правление колхоза, то экономилось огромное количество времени на поездки по окрестностям колхоза и рассказы о том, как хороши в колхозе веточные дела. Уважаемого гостя просто выводили на крыльцо. И он, полюбовавшись дробилкой, с чувством выполненного долга садился в машину и уезжал восвояси.
Однажды мне тоже понадобилось посетить колхозную контору и я приехал в центр колхоза в кабине машины, привезшей туда очередную порцию веток. Все было как обычно. Посреди колхозной площади привычно тарахтела дробилка, возле нее, подбрасывая ветки, суетилась Нина Зотова, огненно рыжая сотрудница лаборатории лазерной спектроскопии. Неподалеку, наблюдая за ее работой, стоял и задумчиво почесывал бороду уже примелькавшийся нам дед из местных, деревенских. Дед, в совокупности с Ниной и дробилкой составлял некую, достаточно живописную, группу. Я,  залюбовавшись этой группой, остановился, не дойдя до крыльца правления. И остановился не зря, поскольку стал свидетелем короткого, но очень интересного разговора. Дед, подойдя к наполовину заполненному прицепу, заглянул в него, черпнул ладонью горсть того, что там находилось, и сказал Нине:
— Дзеука, ти ты бачыла, каб карова дровы ела? Дык, кали зима наступит, прыязжай у наш калхоз, можа разам побачым.
Нина, несколько озадаченная, не нашлась, что сказать ему в ответ. Дед, видя ее замешательство, проявил деликатность, не стал к ней больше приставать, повернулся и пошел в сторону, прочь от дробилки.
Однако никому так и не довелось посмотреть, как колхозные коровы едят ветки, поскольку все эти ветки буквально через месяц начали в силосных ямах интенсивно гнить. Положение было спасено тем, что, поскольку погода исправилась, овощи росли интенсивно, давая высокую и густую ботву.
Силосные ямы были в срочном порядке очищены от гниющих веток и заполнены ботвой. Положение было спасено.Коровы перезимовали, так и не попробовав тех "дров", что были заготовлены для них под руководством Коммунистической Партии, под знаменами Марксизма-Ленинизма.