Фанера 2 Чиф и друг его Бек

Крысы путешествовали по свету в трюмах каравелл. А современные мухи путешествуют куда комфортней — в салонах авиалайнеров. Хотя наш ТУ — 154 лайнером может назвать только дехканин, на родину которого мы и летели.
Эта здоровая навозная, зелёная от злости муха, моталась по самолёту, за весь рейс так, кажется, ни на кого и не присев. Хотя было на кого. И вот наглость, как только открыли люк — она первая вылетела из самолёта! Прямо перед носом командира! Ну мы-то люди... А музыканты всегда выходят последними, у них вещей много, и торопиться им некуда, куда надо — отвезут.
Как только я ступил на трап, сразу понял — Азия! Пахло чем-то цветущим, чем-то жарящимся, авиационным керосином, и, конечно, фирменным запахом — конопли...
Аэропорт Душанбе ничем от прочих не отличается, но шаг за порог — и ты в другой стране. Прямо от стеклянных стен разбегаются асфальтированные аллейки, таксисты что-то лопочут, за Дашкой, как всегда, подали что-то из семейства катафалков, как ей самой не надоест ездить на этих монстрах?
--- Ох, иттить, жарища! — Плекс вытер ладонью лоб, — По такой жаре водка не пьётся, придётся пивом, пивом!
--- И барышни потные, поди... --- фальшиво расстроился Дрю, — Хочу в Рейкьявик!
--- А в Норильск не хочешь? В декабре? --- мне это нытьё надоело уже лет несколько, не было случая, чтобы кто-то с порога сказал:" О, лепота и превосходность...«.
--- Ты, Чиф, кайфолом и нигилист! А ты прикинь, каково тебе будет с пультом за кулисами при такой жаре... Цирк работаем, это тебе не на зелёной лужайке под зонтиком...
--- Ладно, поехали уже, куда грузимся-то?
Дашка с Ванычем уже уехали, наш автобус оказался пришвартован у ларька с сувенирами, оттуда нам уже призывно махала Татьяна, наш администратор на эту поездку.
Впрягшись в кофры и сумки, мы двинулись на погрузку.
--- Эй, мастер, --- я сунул голову в переднюю дверь, --- Задние ворота распахни, вещи закинем...
--- Ай, совсем я ишак, забыл-забыл, конечно — давай...
Ё-ё-ё-ё! Не может быть!
--- ...Бек? Ты, что ли..?

***
...Огромный подземный оперативный зал командного пункта перегораживал толстый лист оргстекла, замысловато подсвеченный, на него нанесены «местники», координатная сетка, и прочие фигульки. Планшетисты разноцветными стеклографами наносят на планшет маршруты самолётов и всего того, что в небе находится. А что находится и где именно — им сообщают радисты, которые сидят тут же, за спиною планшетистов. Время от времени специальный человек собирает у радистов листы блокнота с цифирками и задиктовывает их планшетистам. Система громоздкая, но необходимость визуального представления о воздушной обстановке для толстых и ленивых командиров является очевидной. Им недостаточно того, что рядом с ними за индикатором кругового обзора сидит гений обнаружения и сопровождения воздушных целей в моём лице. Ну, да хозяин барин.
Одним из смены радистов был Джафар Алибеков. Невысокий, худой, до черноты смуглый, с точёным лицом магиканского индейца. Когда он был салагой -- х/б висело на нём, как на вешалке, в голенище сапога мог поместиться весь Бек, только макушка лохматая торчала бы. Нестроевая видуха, одним словом. Заматерев  - стал подборист, даже элегантен.А через год и лычки получил. Радист был отменный. Покуривая с ним в пересменки, я рассказывал ему про Москву, про метро, а он хохотал, не верил, махал руками и кричал:
--- Ай, совсем я ишак, нигде не был, митра не знаю!
...Своё имя он не любил, и часто просто не отзывался на него. Сейчас я подозреваю, что имя было не его, как, впрочем и фамилия. Меня он слушал с интересом, но сам рассказывал мало. Как-то сразу переставал «знать русски язык». По отрывочным откровениям, он был наполовину таджик, наполовину узбек, жил когда-то в Ташкенте, родители погибли при «том самом» землетрясении, из детдома он почти сразу убежал и до двадцати лет беспризорничал по всей Средней Азии, пока не оказался грузчиком в галантерейном магазине в Намангане. Так бы он и жил-поживал, но по соседству с магазинчиком был райвоенкомат, и как-то раскумаренный Джафар наехал тележкой с хозяйственным мылом на военкома. Через сутки он сам уже ехал в плацкартном на восток, в Днепропетровскую учебку связи.
Многое в истории этой мне казалось сомнительным, как-то не вязались плохое знание русского и отсутствие образования с виртуозной работой на рации ( как-никак — КП бригады), отличные зубы — с беспризорным детством, худоба и миниатюрность — со страшной сухожильной силой. Как-то раз мы в шутку сцепились бороться, и впредь я зарёкся. Капкан, я раз десять мог остаться без глаз или зубов.
Непонятно, на чём могли скорешиться хипповый москвич и диковатый на вид азиат. Я звал его Бек, а он, с его плохопроизносимыми гласными, звал меня «Дрюг».
Его даже свои же соплеменники сторонились, впрочем, они были свинарями, а радист всё-таки элита.
Когда я уходил на дембель, Беку оставалось служить ещё полгода. Кроме кликух Москвич и Славец, я имел ещё одну — Гравёр. Самодельными штихилями, изготовленными из надфилей, на выпрямленных бляхах со сточенными звёздами я гравировал всякие милитаристские самолёты-ракеты, не гнушаясь и пацифистскими лозунгами и эмблемами. Спрос был огромный. На прощание я подарил Беку жемчужину моего прикладного творчества: на бляхе был избражён АК-47 с обломанным штыком, из дула торчала гордая ромашка, а всё это великолепие обвивала надпись «NO WAR», исполненная шрифтом «Нью-Йорк Таймса».
Бек задумчиво подкинул тогда бляху на ладони:
--- Жалко, ай, жалко... С кем говорить буду? Кто про митро расскажет?
--- Да ладно тебе, дембельнёшься — заезжай, покатаемся на метро!
--- Ай, совсем я ишак, русски плохо говорю, писать совсем не могу, домой поеду.. Наманган...
...Конечно, ни я ему, ни он мне так и не написали ничего. Да и какая такая особая дружба была, так, приятельствовали...
И вот тебе припара! В сухом полуседом мужичке я не узнал бы Бека, ну, может — не сразу, если б не его «Ай, совсем я ишак...».

***
... Бек вгляделся в мою улыбающуюся рожу. Брови у него поползли вверх, и блицем блеснули всё такие же белые зубы:
--- Дрюг..? Ты что такой толстый? Это правда ты? Э, совсем толстый-волосатый! Борода зачем? Умный, да? Ты же такой толстый не ходил! — орал Бек, хлопая меня по плечам,  подпрыгивая на сиденье.
Вдруг он вскочил, выпрыгнул из автобуса и рывком, чуть не свалив меня с ног, выдернул на тротуар.
Ну, понятно, он видел меня последний раз семнадцать лет назад, я весил семьдесят пять кг против ста десяти сегодняшних.
--- Ай, зачем не стригся, ты что, дервиш, да? Ай, совсем я ишак, что спрашиваю...
Я видел, что Бек искренне рад, и сам от этого растерян. Здесь не Кавказ, эмоции не очень-то афишируют, всё тишком да исподволь...
--- Ай, Дрюг! Это много лет прошло, да? Много?
--- Много, Бек, пол-жизни прошло...
Мои ребята молча стояли вокруг нас, никто не орал: " Хорош, поехали, хавать пора!"...
Все служили, по первым же фразам все всё поняли, и сейчас просто удивлялись. Не кино — а случилось! Не книжка — а вот ведь! " Служили два товарища«...«, » Двадцать лет спустя«... Опять Чиф во что-то вписался...
****

Пока ехали в гостиницу, Бек постоянно крутился и поглядывал на меня. Чтобы не впаяться в какой-нибудь столб, я пересел на сиденье экскурсовода:
--- Слушай, Бек, так ты тут и живёшь? Шоферишь?
--- Да, давно приехал, давно на автобусе... Хорошо здесь, тепло, на Украине плохо было, холодно...
--- Ну ты даёшь! Вспомнил — на Украине! Да там Африка была! Это ты с нами на полигоны не мотался — во где народ морозился, в степи балхашской... Байконур, Сары - Шаган,  Ашулук, Куйманчи... А то вспомнил — Запорожье...
--- Там вообще потом совсем плохо стало, плохие люди в деды вышли... Ермохин...
--- Ермоха? Из Туапсе?
—- Да... Из-за него молдован повесился, Дискалуй, помнишь?
--- Высотомерщик? Как же..?
--- Ладно, и вспоминать не хочу, совсем ишак, такая встреча, а мы про плохое... так ты сам-то с музыкой ездишь? Большая певица, у нас её знают, громко поёт! Много народа будет, очень ждали! Ай, Дрюг, ну и дела!
... Гостиница была из новых, таких десятки и сотни по стране, называлась, конечно, «Душамбе»... Направо от входа — регистрация и вход в парикмахерскую, налево — в кабак, прямо — лифты и служебная лестница. Куда не пойдёшь — всюду обуют. Не богатырский выбор... В номере было чистенько, видно, что недавно всё ремонтировалось. Но ванна отсутствовала. Был роскошный душ, пол выложен малахитовой плиткой с тщательно заполированными стыками. Моё окно выходило на узкую улочку с какими-то духанами, дастарханами и чайханами... А сразу за ними виднелся рынок. Настоящий восточный базар! Но с кошмарным стеклянным сооружением в центре. Администрация, видимо.
Я решил проверить, как устроились ребята, кто заселился покруче меня. Оказалось — паритет, только у Дрюхи окно выходило на главный вход, а через дорогу раскинулся огромный парк с какими-то живописными развалинами. Дрю уже загорал на балкончике, это святое — загар должен быть плотным и повсеместным, дабы когда Дрю выходит из ванной к очередной счастливице — та должна обмереть от его бронзовитости, даже в самых интимных местах.
— Портки надень, а то туземки набегут — не отобьёмся!
--- А нехай бегут...! --- но джинсы Дрю всё-таки натянул. ---Когда я отбивался... Не боец я, ох не боец... Слушай, Чиф, это правда про полигоны? Холодно?
--- И голодно... На Балхаше вообще верблюжатины кусочек, с палец, и миска клейстера, знаешь, из макаронных-вермишельных мешков всю труху вытрясают и на воде варят... Кстати, про берлять --- пошли в кабак, что ль?
--- Да ну, что-то на местную хавку меня не тянет... Может, что сами сготовим? Я плитку захватил.
Дрюнина плитка — это вставленный в большую банку из-под тихоокеанской сельди двухкиловаттный диск от польской плиты, агрегат настолько мощный, что когда в каком-то Кислодрищенске мы затеяли рыбный супчик и подключились к сети — во всей гостинице вырубились телевизоры. Я слышал про аналогичный случай с ансамблем «Берёзка» и их кипятильниками, в Дели. Но их было пятьсот человек! Хотя и гостиница была побольше....
И тут в дверь тихонько поскреблись
--- Ох, уж эти восточные церемонии...! --- Дрю распахнул дверь.
На пороге стоял улыбающийся Бек.
--- Ты как меня нашёл? — почему-то я спросил именно это, как-то хамовато получилось...
--- Ай, совсем просто! Там тебя нет, а на этаже только этот номер ваш... Посмотрю, думаю, а вдруг к дрюгу Дрюг зашёл? Вот и нашёл...
--- Меня Андрей зовут, а ты Бек, да? — Дрю не любил церемоний, хотя часто из-за своего амикошонства и панибратства здорово горел, особенно в южных регионах. --- Бек, где бы нам пожрать, только так, чтобы донышко к вечеру не пробило?
--- Донышко..? Это как это? --- Бек был заинтригован.
--- Да чтоб не обосраться потом! У нас концерт, с поносом не поработаешь!
--- А! Понял... Ха-ха! Донышко.. Запомню... Ха-ха! --- развеселился Бек, но глаза его мне что-то не понравились, я-то его знал...
--- Ладно, это потом решим... Что ты меня искал-то?
--- Директор сказал — аппарат поставили, в цирк надо, проверять надо, звуковика ищи и вези в цирк...
--- Оперативно... Хотя — в притирку... Слушай, Дрю, я тогда погнал на площадку, а ты с пацанами что-нибудь сухпаем мне привезите, иначе не успеваем... Лады?
--- Ок! Пока, Бек! --- на выходе Дрю придержал меня за рукав. --- Чиф, ты бы шепнул другану, а то он в таком прикиде, что если Дашка увидит, какой чмошник... ну --- извини... нас возит, то как бы и нас рублём под горячую руку не опустили... Прецеденты, как ты знаешь, уже были...
--- Помню..., — да уж, Дашка очень трепетно относилась к внешнему виду своего окружения, черта противная и неаристократичная...
А Бек на одёжке явно не заморачивался. Рогожные мятые брючки, серенькая застиранная маечка, клеёнчатые пионерские сандалеты на босу ногу — удобно и практично.
Я сам никогда не имел костюма. Если приглашали на свадьбу — я одалживал пиджак у кого-нибудь, подходящего по габаритам, а то и обходился свитером. Уже потом, когда пошли всякие дипломы, съёмки и интервью — тоже обходился без смокингов. За своим первой наградой в Останкино я приехал в свитере-самовязе «от бабушки» , хотя меня строго предупредили — только пиджак, смотрит вся страна Советов. " А то не дадут?« — спросил я тогда у администратора конкурса. «Могут и вырезать!» — испугали меня. " А и не надо!" — не растерялся я. Никуда не делись! И на все следующие съёмки-тусовки я приходил исключительно в МЧС-овском джемпере. Ну не могу я костюм носить! И галстука у меня нет, ни одного! И не носил никогда! Так что предъявлять претензии Беку по поводу дрескота было бы аморально с моей стороны. Цинизм голимый и лицемерие. Но по башке от Дашки получить тоже было реально. Ни за что.
--- Слушай, Бек, ты на концерт-то придёшь? Я тебя приглашаю, а то ведь и не пропустят на шару, хоть и водила группы? Приходи, принарядишься, с девушками притусуемся...
— Ай, спасибо, но меня пропустят, меня знают, я всё время всех артистов вожу... Спасибо, Дрюг, что приглашаешь, я приду, приду, вот вас всех привезу на концерт и сам пойду... Обязательно..., --- забормотал Бек, думая явно о чём-то своём. Ну и ладно, что я действительно, с какой-то фигнёй в чужой Шао-Линь лезу...
...Цирк был — как цирк. Только пульт поставили неудачно, возле главного выхода на манеж. Но иначе не получалось, я сам в этом убедился и смирился. Вместе со мной на площадку приехал наш сессионный конферансье, подписался на тур, дурашка, Дашка ему за любую самую маленькую оговорочку мозги проебёт и счёт выставит. А мужик-то в годах, зачем-то с гитарой припёрся.
--- Олег, а гитара тебе зачем?
--- А я номерок буду работать, с Дашой договорился, ей там десять минут на переодевание надо будут, так я спою...
--- Да иди ты! Поёшь? Кстати, надо было меня предупредить, я на тебя отдельно микрофон отстрою, и гитару подзвучить надо... Давай сейчас, у меня как раз время есть.
Олег встал к микрофону и ударил по струнам:
--- О-о-о! А-а-а-а! Раз-два-три... Нормально?
Ехал грека через реку-у-у-у-у!
Да пробрал его понос!
Сунул грека руку в реку
И поймал трихомоноз!....
--- Алё, гараж, стой! Ты что — это петь будешь?
--- А что? Это пародия такая, народ очень смеётся..
--- Дело твоё, но не советую на этой широте...
--- А что? Не поймут?
--- Пол-беды, если не поймут... Не так поймут --- вот беда будет...
--- Да..? Я подумаю
Кстати, мужик оказался вдумчивым, и на концерте исполнил нейтральный " Я спросил у ясеня«...
Бек все концерты просидел на стуле рядом с пультом, очень переживал, что мне слушать некогда, что я всё что-то делаю с пультом, магнитофоном, разными железными ящиками в железном шкафу, всё время снимаю и надеваю наушники... Он хватал меня за рукав и умоляюще бубнил:
--- Ты послушай, хорошая песня...
--- Бек, остань, тыщу раз слышал, будешь теребить — не услышишь следующую, да и не ты один... А я к тому же и не увижу... денег за поездку... Отвали!
Бек не обижался, плюхался на стул, но только до следующего включения.
Меня это совсем не раздражало, я только делал вид офигительной профзанятости, держал фасон... Так мы все четыре концерта и отбарабанили.
...--- Билеты только на вторник, на утро, у них что-то с аэродромом, так что понедельник — свободный день, чего тут смотреть — я не знаю, --- Ваныч закатил глаза, — В прошлые разы уже и в горы ездили, и шашлык жарили, и базар обобрали, и Хохла кобра кусала.... Как, кстати, всё обошлось?
--- Сдохла... --- мрачно сказал Хохол, — И так будет с каждым, кто...
--- Ну вот и резвитесь, только кто на самолёт опоздает — тут с басмачами и останется... Знаете, сколько сейчас билет стоит?
--- Сколько?
--- Столько.... Ладно, хау, я всё сказал....
Ваныч лениво встал, задумчиво посмотрел в окно, потом на нас, хмыкнул и вышел из номера...
---- Ну, и кто что предложит?
--- Я загорать буду. — Дрю на крайних югах не шалил, опасался, ему хватало Севера и Средней полосы, — Можно ещё на базар...
--- Ладно, а ты Чиф, куда?
— Меня Бек в гости пригласил, у него тут дом на окраине, посидим, войска вспомним.... Вас не приглашаю, сами понимаете...
— Ясный перец, встреча ветеранов... «Они вспоминали минувшие дни»... Дрю, как затлеешь — звони в мой номер, мы с Плексом по пиву....
Я посмотрел на часы:
— Ладно, Андрюх, я внизу посижу, прессу почитаю, Бек сейчас уже заедет... Если наемся — там и заночую, хиппиш не поднимайте, я всё равно адреса не знаю...
--- Не стремаешься?
--- Ну, здесь, понятно, не Сокольники, но Бек-то местный...
--- Тады ой...
Я спустился в вестибюль и направился было к прилавку с журналами.
— Дрю-ю-ю-юг!
Бек сидел в кресле у входа и махал рукой.
--- Давно сидим?
--- Только приехал, вот только приехал, здесь хорошо прохладно, а там жарко, и дома у меня жарко... Ну, поехали?
--- Погнали...
Сначала мы ехали широкими улицами, потом узкими, где автобус еле-еле протискивался, потом выехали на какую-то широкую трассу, но тут же и затормозили.
— Всё, дальше пешком..., — Бек виновато посмотрел на меня, — там автобус не проедет, узко...
— А куда ж ты автобус денешь?
— Посторожат, вот в этом доме хороший человек живёт, — Бек показал на хилую мазанку, — Он и посторожит, он всегда дома, всегда сторожит...
— Ну, двинули...
Забрав из автобуса сумку с какими-то свёртками, Бек, проходя мимо железной калитки в высокой стене, долбанул по ней кулаком. Из-за стенки послышался кашель, и Бек кивнул головой:
--- Пост принял... Нам сюда.
Минут пятнадцать мы шли между высоких белых стен, ни одного оконца, только через каждые пятьдесят-шестьдесят метров попадались прочные, какие-то на вид крепостные, калитки.
--- Как вы тут ориентируетесь? Ни табличек, ни указателей, а чужому, поди, и хрен откроют, дорогу не спросишь?
— Зачем спрашивать? Кому надо — знает, кому не надо — а пусть ищет..., --- Бек хитренько улыбнулся, — Пришли.
Калитка ничем не отличалась от пройденных. Бек погремел связкой огромных ключей, он использовал их аж три штуки, и распахнул тяжёлую створку:
— Входи!
Я ожидал увидить что-то, соответствующее сандаликам Бека, но увидил большой, чистый двор, с маленьким фонтанчиком из дикого камня, посередине росла огромная шелковица, а под ней — столик с двумя стульями. Дом был построен буквой П, невысокая галерейка, справа, слева и прямо — три двери. Запертые.
--- Извини, Дрюг, в доме ремонт, извёстка, цемент, грязно...
Посидим здесь...
--- Да без проблем.... Так, значит, один и живёшь?
--- Пять лет уже... Жену похоронил, а другую не встретил... У нас, вообще-то, женятся для... как это... для хозяйства.... Ну, чтоб женщина в доме....А я дома редко бываю, обхожусь пока... Вот ремонт сделаю — и женюсь! — Бек улыбнулся невесело, — Ладно, давай выгружай, что привезли, там мясо, я жаровню принесу, жарить будем...
На юге темнеет мгновенно, и по пятой мы пили уже при торшере, который Бек приволок откуда-то из-за тутовника. Шнур уходил вглубь двора, выдавая Бекову домашнюю заготовку.
...--- Всё, я больше жрать не могу! — столько жареного-пареного я не ел давно, да ещё запивая водкой, — Передых... А помнишь...
--- Ха-ха, это что! А вот тогда, после полигонов....
Бек всхохатывал, размахивал руками, клялся, что и до сих пор без запинки может три раза подряд произнести имя-звание нашего комроты — полковник Ишлаков Эльдар Амирбубаевич, но что-то меня поджимало... Какая-то работа в башке у Бека точно шла, и это не давало мне расслабитьсяч окончательно.
— Дрюг, курить будем?
— Так я ж курю...
--- Чудной, я ж говорю КУРИТЬ!
--- А-а-а-а... Бек, ты ж знаешь, не люблю я её, и тогда не курил, и потом не начал... Сам кури, вперёд, только я с подветренной сейчас пересяду.... А то зайцев словлю, пробъёт на хи-хи — какой разговор тогда...
— Ладно-ладно, тогда я тоже не буду, лучше ещё выпьем водки.... Вот в следующий раз приедешь...
--- Да ну, когда это...
--- Так вы ж много ездите, везде бываете, а вдруг... Дрюг, а наверно, тяжело так много ездить, столько вещей с собой возить, в самолёт садишься — проверяют, из самолёта — тоже где-нибудь проверяют... Или не очень проверяют? Уважают Дашу?
— Да какое там, трясут, как всех, затрахали уже...
— Дрюг, а песню ту помнишь, про Фантомы? Хорошая песня, я её больше и не слышал, я ведь на севере больше и был никогда...
— А на юге?
— Спой, а? Хорошая песня...
— Ладно, только ещё по чуть...-чуть... Ну, слушай!
Я опёрся спиной на устойчивую вековую шелковицу и заорал:
--- Снова по чужой земле иду,
Гермошлем защёлкнув на ходу...
Мой «Фантом», как пуля быстрый...

Бек хлопнул полстакана, подпёр щёку ладошкой и пригорюнился...

Различаю белую черту,
Мой «Фантом» теряет высоту...

... В небе голубом и чистом,
Больше никогда не увидать,
Не увидать... не увидать...

...Я орал, как, бывало, орал где-нибудь в каптёрке, накатив спёртого из ЗИПа ректика, а то и просто «Тройного», а вокруг сидели такие же тоскующие по гражданке бойцы ЗРВ ПВО, и плевать нам было, что за столь идеологически невыдержанную песнь замполит майор Засядьвовк мог запросто организовать 15 суток гарнизонки.
...--- Хорошая песня.. хорошая... Слушай, Дрюг, а давай у тебя допьём, а то совсем пьяный буду, автобус разобью, а у тебя посидим, ты спать ляжешь, а я у знакомого в городе заночую... Вставать рано, и тебе на самолёт... В ругой раз приедешь — дом покажу, после ремонта, а сейчас поехали?..
---Бек, да без базара... Только какой другой раз? Когда? При наших раскладах — может через неделю, а может и никогда...
--- Тогда сам приедешь, встречу, угощу... Поехали?
---Да поехали, поехали...
То, что осталось от посиделок, уместилось в пакет. Мы долго, нога за ногу, плелись меж нескончаемых дувалов, а Бек хохотал и пугал меня:
— Ты говорил — заблудится можно, вот я и заблудился!
Автобус оказался на месте, целый и не разграбленный, что в любой известной мне местности на просторах Родины — вещь невероятная. Воистину — «Восток —...», далее по тексту...
Мы опять петляли по узким улочкам, как мне казалось — по два раза проезжая один и тот же перекрёсток, и наконец вырвались на проспект...
— Дрюг, а водки-то нет, мы всё выпили... Здесь магазин, поздно торгует, я куплю, ты только скажи — тебе в дорогу что надо? Поесть-попить? Я тоже куплю...
--- Бек, да ладно, ничего не надо, в гостинице в кабаке сейчас возьму...
--- Что ты, там дорого всё, здесь дёшево, но хорошая водка... Вот, приехали.
Бек тормознул у огромного супермаркета, почти московский размах.... Но местный народ, видимо, не привык к европейским фенькам, не было видно ни души, только стоял какой-то раздолбанный в прах «Газон»...
--- Покури, я быстро,— Бек исчез в недрах магазина.
К ночи похолодало, я закурил и прислонился спиной к тёплой решётке движка...
--- Папироской не богат? — негромко сказал кто-то из-за правого плеча, и я оглянулся.
Высокий тощий абориген в мятой ковбойке, не иначе — вылез из того утлого "ГАЗ«а.
— Держи...
--- А кроме папирос что у тебя есть?
Вот так. Чего и следовало ожидать москвичу в Душанбе поздней тёмной ночью.
— А ещё у меня ****юли россыпью... До ****и матери... Отсыпать?
Абориген быстро шагнул назад, но не испугался. Оно и понятно — из раздолбайки брызнули ещё двое. Ну, Чиф, ты попал. Похоже — отъездился. И как бы не навсегда....
Один из выскочивших быстро подошёл к двери магазина и прислушался, а второй шагнул ко мне, ненавязчиво поигрывая чем-то вроде монтировки. Мятый ковбой нехорошо улыбнулся и потащил из заднего кармана здоровый пичак с воронёным лезвием. Больше ничего не успело произойти, потому что дверь распахнулась, и на пороге вырос Бек.
Я не успел ни крикнуть, ни вякнуть. Браток у двери успел сказать:
--- Какого...
Это всё. Очень проблемно разговаривать с раздробленным кадыком. А Бек уже ртутным шариком перетёк к кенту с монтировкой. На мгновенье прислонился к нему, монтировка звякнула об асфальт, а кент просто оплыл неопрятной кучкой рядом с ней. По здравому прикиду, я доставал пирата с пичаком по печени, стоял я выгодно, а тот таращился на расправу с его дружбанами... Но и тут я опоздал — Бек уже был рядом, что-то хлюпнуло, пирата как-будто рванули за ворот, и он приложился затылком о бампер автобуса. Раздался нехороший хруст, и одновременно с ним спокойный голос Бека:
— Мухой в машину!
А где акцент? Что-то я даже не удивился, просто прыгнул в салон..
... Как и всегда, ровно через пять минут пошёл послестресс, адреналинчик вскипел и затряслись руки.
Бек покосился на меня:
--- Там водка в пакете, хлебни...
--- Да когда ты пакет-то подобрал, успел...
— Да я его и не выпускал... Слушай, я забрасываю тебя в гостиницу, сиди ровно, всё будут тип-топ, а я помою тачку, потом прозвонюсь. Успею — попрощаемся, нет — телефон у меня твой контактный есть, созвонимся.. Лады?
— Конечно... Спасибо, Бек, лежать бы мне сейчас под азиатскими звёздами...
— Пустое..
--- Они живы, чи как?
--- А кто их знает... Аллах милостив... А там...
Я взгянул на невозмутимо крутящего баранку Бека. Однако. Сам рос у Курского вокзала, и потом, отдавая дань моде, в разных додзё кантовался, и киношки уже вовсю разные крутили, так что я давно усвоил, что реальная уличная драка так же похожа на «единоборные» прыжки-пируэты, как кислотные гитарные запилы Джимми Хендрикса — на плессированно-академическое бренчание на арфе. А то, что проделал Бек — не видел даже в кино. «Наука умеет много гитик»....
Бек вытряхнул меня за углом у гостиницы, обнял, хлопнул по плечу и умчался.
К ребятам я заходить не стал, не было настроения, завтра, всё завтра. Трясун прошёл, но выпитое опять забормотило, поэтому я выглянул в окно, в душную азиатскую ночь, смачно в неё плюнул и лёг спать.
... За утренними сборами, суетой, переездом в аэропорт вчерашнее как-то затушевалось. Бека с автобусом не было, мы ехали на трёх японских вэгах, причём в первом — Дашка, во втором — ёе барахлишко, а уж в третьем мы всё, включая Ваныча. Вот такая демократия.
В отстойнике было тесно, я вышел на маленькую, огороженную низким заборчиком, площадку ожидания. Скуластенькие распорядительницы о чём то весело щебетали не по-нашему, на меня никто внимания не обращал, а курить хотелось зверски. Поэтому я немного попятился, потом тихонько перепрыгнул перильца и шмыгнул за угол.
И оказался неподалёку от грузовых ворот аэропорта. За воротами я увидел стоянку.... наш «музыкантский» автобус... и направляющегося к автобусу Бека. Или это был не Бек... Нет, точно Бек... На нём был белый костюм, голубая рубашка, волосы гладко причёсаны, на шее — толстая, в палец, голда... Нас разделяло метров 70, поэтому я отчётливо видел золото на пальцах и запястьях. Однако...
Как-будто почувствовав взгляд, Бек обернулся. Он уже занёс ногу на ступеньку автобуса, замер, некоторое время смотрел на меня, потом улыбнулся, плюхнулся на водительское место и махнул рукой — «давай, давай, улетай»... Пшикнула дверь, автобус развернулся и исчез в глубине аллейки...
Ребятам я ничего не рассказывал. Да что тут расскажешь?
Радист Алибеков... Я не знаю, и теперь уже никогда не узнаю, как ты жил, кем был, и где сейчас... Могу только догадываться, от каких сроков ты меня уберёг, по дружбе, и чего это тебе стоило... Благодарен, что не дал зарезать меня из-за славянской морды и ста рублей... С тех пор прошло ещё 15 лет, менялись мои адреса и телефоны. Всё , что у меня осталось от тех времён — это одна фотография. На ней степь, вход в наш капонир, и два улыбающихся, совсем непохожих человека — я сам, младший сержант Славец, по прозвищу Гравёр, и рядовой Джафар Алибеков, по прозвищу Бек.

12.05.2006.