Зависть и грусть

Было около полуночи, когда, распростившись с друзьями, Сергей устремился в разинутую, хищную пасть метрополитена. У турникета контролеру, как всегда, показал красную книжицу – «Удостоверение бедного студента», подаренное одним из арбатских поэтов.
А что делать? Жетон в метро стоил тридцатку, так что за день набегало на добрые полбуханки хлеба. Вот и решился однажды Воронов воспользоваться этим фиктивным документом. И, как правило, у него, степенного, серьезного с виду человека, ксиву не проверяли.
На «Чистых прудах» напротив него сел молодой человек лет двадцати двух. Крепко сбитый, стройный, подтянутый. На широко расставленных ногах сияли новенькие модные импортные сапоги с металлической отделкой на носках. Ну, прямо столичный ковбой.
«А может рэкетир?» - подумал Сергей.
Взгляд у парня был колючий, даже, пожалуй, дерзкий. Он сидел, раскинув в стороны полы элегантного пальто, оглядывал немногих запоздалых пассажиров.
Сергей на минуту прикрыл глаза. Вспомнил эпизоды дружеской вечеринки, устало зевнул и снова посмотрел на парня. Тот пристально уставился куда-то в сторону. Желваки вызывающе ходили на крепких скулах.
«Куда это он так пялится?» - подумал Сергей, и, как бы невзначай обернувшись вправо, увидел парочку.
Девушка лет шестнадцати, чернявая, с короткими волосами, стояла у дверей, обняв за талию стройного высокого парня.
Одета она была весьма изысканно. Белая овчинная шубка с кудряшками подчеркивала юность и свежесть хозяйки. Гладко причесанные волосы терялись в высоком воротнике. Она, не моргая, смотрела на своего избранника. Смотрела тепло, нежно, ласково. Парень в длинном пуховике держал ее за плечи. Изредка наклонялся к ней, что-то шептал и осторожно губами касался ее щеки. Девушка розовела, глаза ее блестели взволнованно и призывно. Казалось, что в вагоне кроме них нет никого.
Сергей цепким взглядом оценил происходящее. Конечно же, это была любовь.
Правой рукой парень взял девушку под локоть, осторожно, бережно провел рукой по шубке от локтя к запястью. Казалось, что он гладит ее нежную, шелковистую кожу. Должно быть, девушка это почувствовала, чуть-чуть привстала на цыпочки и благодарно заглянула ему в глаза. И снова через минуту-другую он осторожно касался губами ее правой щеки.
Нет, Сергей не пялился в их сторону, он схватил все это в какие-то доли секунды. Затем повернул голову влево, как бы рассматривая пассажиров.
Интересно было то, что парень напротив, этот самый «рэкетир», не отрываясь, смотрел на парочку.
В глазах его Воронов отчетливо увидел нескрываемую зависть, если не злость. Ах, эта максималистская молодость. Должно быть время это, постперестроечное, на пороге рыночных отношений заметно сказалось на характерах. Людей втянули в открытую борьбу за существование, за место под солнцем, за кусок хлеба. Они заметно ожесточились, будто и не бывало прежнего добродушия, дружелюбия. И вот этот колючий ёжик был как раз тому примером. Он явно, откровенно завидовал парню. Казалось, он зубами вцепился бы в эту белую шубку, была бы на то его воля. И он ничего не видел вокруг себя, кроме этой сладкой парочки.
Наконец влюбленные выскочили на Алексеевской. Сергей проводил их взглядом, и в последний момент увидел, как девушка, схватив парня под руку, крепко прижалась к нему. Так и пошли они вверх по лестнице. А электричка увозили Воронова дальше, в его Медведково.
На следующей остановке вышел и «рэкетир». Интересно, что на протяжении всего пути, пятнадцати-двадцати минут, он сидел, не шелохнувшись. Он глубоко был погружен в созерцание чужого счастья.
Долго еще перед Сергеем стояла эта своеобразная картиночка - счастливые влюбленные и завистливый ежик.
Дома, закурив сигарету, и, отказавшись от ужина, Сергей завалился одетым на свой холостяцкий диван. Он с грустью вспоминал историю своей краткосрочной недоношенной любви. Ведь и он совсем недавно, года три тому назад такой же счастливый и жизнерадостный ехал навстречу новой жизни, женитьбе на милой Леночке.
В ту пору Воронов работал администратором в одном из творческих объединений. Мос- и Росконцерт практически развалились. О шоубизнесе речь еще не шла, но зачатки его представляли эти самые объединения. Заинтересованные люди искали для артистов аудиторию, концерты, заключали договора, таким образом, выручали их и неплохо кормились сами.
И вот по рекомендации знакомых Сергей оказался в таком объединении. Днями сидел на телефоне, беспокоил друзей и знакомых, налаживал контакты, заключал договора. Но главное - вместе с профессионалами сам выходил в концертах. Пел под гитару свои серьезные песни.
В то светлое время и познакомился он с Леночкой. Она работала в кадрах одного из учебных заведений. Встретились они на вечеринке у одного из приятелей, а через три месяца поженились.
Как раз перед свадьбой Сергей получил за концерты приличную сумму, ее с добавкой невесты и хватило на скромное торжество. На свадьбе были одни близкие, всего человек двенадцать. Стол был хлебосольным, спиртного - в избытке. Вот так и отгуляли они два вечера. Причем, как это не покажется странным, гвоздем программы был жених. По просьбе тестя он взял гитару и пел песни и романсы. Цветущая невеста обходила стол с папиной шляпой. Свадьба получалась на славу.
Вот только в ЗАГСе вышла какая-то неувязка. Когда выходили из машины, у невесты рассыпались жемчужные бусы. Уже перед свадебной процедурой сестра предложила Лене надеть свои, но Сергей воспрепятствовал: «Ни к чему чужие». Так и отстояла невеста свадебную церемонию без бус.
…Потом были три года замысловатой семейной жизни, С концертами стало плохо. На предприятиях всё двинулось в сторону рынка, так что людям едва на зарплату хватало. Тут уж не до песен.
И Сергей загрустил. Молодая, по-прежнему, приносила зарплату. А он себе места не находил. Уже и теща стала поговаривать, мол, ее дочь зятя кормит. Тогда, учитывая эти бесконечные капания на мозги, Сергей решил вернуться в журналистику. Прежде он работал корреспондентом в нескольких городских газетах. И теперь пришел в штат одной из редакций. Через три месяца его назначили заведующим отделом.
Но той, прежней вольной жизни, уже не было. Если раньше Сергей отрабатывал два-три концерта, имел приличный капитал, которого хватало на месяц, то теперь он пропадал в редакции с утра до вечера. К тому же - командировки. Так что с женой они виделись лишь вечером. Да и приходил Сергей, как правило, разбитым, усталым. О стихах и песнях и речи быть не могло. Какое там...
Началась грустная, тягомотная полоса.
Так прожили они с Леной год. К тому же в коммуналке изрядно докучали соседи - старая еврейка-теща с дочерью, безалаберным зятем да двумя внуками.
Уже вроде и время пришло, а Ленка все не рожала. Первый опыт прошел неудачно. Потом она подалась по врачам.
Были, правда, в их жизни редкие радостные события, когда они ездили к друзьям на море - в Анапу, и через Молдову - в Белгород-Днестровский. Там уж они отдыхали. В целом же повседневщина, обывательщина затягивали.
В редакции, где народ был боевой, энергичный, Сергей приналег на спиртное. То праздники, то дни рождения, то просто сабантуй.
Домой приходил злой, хмурый. Начал ревновать молодую по поводу и без повода. А однажды в горячке ударил её. Тогда она убежала к теще. Размолвка длилась месяца полтора. Потом примирились, и Лена вновь вернулась домой.
Как-то по весне Сергей принес от друга щеночка, было ему пару месяцев. Ленка подпрыгнула до небес. Сергей помнил, что еще в невестах говорила она о том, что хотела завести собачку. Но Сергей полушутя-полусерьезно сказал: «Лучше выходи, девушка за меня замуж. Да детей заводи». Так он сделал ей предложение.
И вот теперь эта собачка, карликовый пуделек Чарли, как будто осветлил их невеселую жизнь. Шустрый каштановый пес рвался на улицу, там всех задирал, даже солидных собак. С ним было весело. А Лена шутила, мол, песик весь характером в хозяина.
Однако в целом жизнь Воронова не радовала. В редакции в ту пору начались брожения, склоки, затеянные женщинами. Обстановка накалялась. В один из дней Воронов, отстаивая некие свои принципы, не поладил с главным и написал заявление.
Жена его, как ему казалось, не понимала. Она все призывала его побольше молчать, терпеть, не обращать ни на что внимание. Но у Воронова не таков был склад характера. Так что и дома началась напряженка.
Несколько месяцев он приходил в себя после катаклизмов, пытался искать новую работу. Получалось по-тещиному, что дочь ее зятя кормит. Сергея это унижало, оскорбляло. Он снова начал срываться. То по поводу собачки, которая без конца лает и лезет на диван, то по поводу беспорядка в квартире. И опять, уже во второй раз, дал волю рукам. Тогда Лена вызвала своих родителей, они связали в узлы ее небогатые пожитки и уехали восвояси.
Итогом всего этого стал развод. Процедура наипростейшая. Пришли в ЗАГС, написали, что надо, заплатили, что положено, и – свободны. Помнил он, как одна пожилая женщина из посетительниц их всё уговаривала: «Ребятки, вы такие молодые, красивые, вам бы жить да жить». Но молодые поступили по-своему. Правда, было в этом мероприятии что-то театральное, наигранное. Это, должно быть, от характеров. Но факт остается фактом - семья распалась.
Месяцами они не виделись, хотя жили неподалеку. Лишь изредка Леночка звонила, спрашивала, как дела, как с работой. На том всё кончалось.
Сергей поболтался какое-то время без работы, а затем пошел с приятелями-спортсменами в охрану, Режим: сутки-трое, зарплата терпимая.
Однажды они встретились случайно у метро, поболтали. Потом Лена взяла торт, и они пошли в свое старое жилище пить чай. Посидели, поговорили, обнялись. И снова, только уже как-то своеобразно продолжилась дружба двух потерянных в этом суровом мире сердец.
Иногда Сергей звонил ей. Но если телефон брала бывшая теща, молча клал трубку. Вот так до настоящего времени и прожили они этот год - то вместе, то врозь.
...Сергей снова вспомнил ту сладкую парочку. Да, пожалуй, им было в чем позавидовать. Но нет, он за всю свою жизнь так никому завидовать и не научился. Всегда про себя шутил: «Зависть - яд для сердца!».
Воронов грустил. Грустил о своей потерянной недоношенной любви, о несостоявшейся семье.
Так, под мерное течение своих воспоминаний, и забылся он в беспокойном сне под самое утро.

12 марта 1993 г.