Закодированный

рассказ очевидца
С кумом моим Григорием Михеевым у нас давняя и верная дружба. Выросли в одном городишке. По одним улицам босыми бегали. Вместе из армии демобилизовались. В один год поженились. Правда, я молод¬ку взял. А ему вскружила голову одинокая женщина Любаша. сыну ко¬торой в ту пору уже десять годков минуло.
В общем, зажили мы после армии миром и ладом. С Гришей в одну колонну водителями устроились. Я - на Мазе, он - на Газе. По праздникам в гости захаживали, по рюмахе-другой подымали. Песни застольные пели: "0траду", "Златые горы", "Шумел камыш", - те, что в наследство из добрых семидесятых, от сродственников нам достались.
А уж когда у нас Ванюшка родился, так кого ж ему в крестные? Ясное дело-Григория Ерусланыча.
Жил Гриша в ветхом бабкином домишке с матерью. Она в ту пору уже на пенсии была. Но старалась помогать молодым, пополняла се¬мейный бюджет. Потихоньку приторговывала самогоночкой.
Нужно сказать, что чемеркес ее здорово помог, когда начали хату их ремонтировать. Кухоньку из кирпича пристроили, обшили домишко снаружи, сарай подправили,
Дело спорилось. Я, как старший по званию, за бригадира был. Ну а Гриша и еще пара, товарищей – подсобными. В общем, за лето сладили мы с домиком.
Ну, и как водится, каждый вечер после трудов праведных садились за стол. Тетя Катя выставляла нам поллитровку, моченый качанчик, огурчики - все чин чинарем.
 Да видно, так попривыкли мы к этому зелью, что по осени, как только из рейса в гараж возвращались, так тут же по банке и принимали. Иногда на железнодорожную станцию заглядывали за "дядей Петей", так у нас вино разливное, что сопровождающие прямо из вагона продают, называют.
Короче, жизнь веселая была.
Потом в стране перестройку начали. То есть, решили перестраивать то, что понастроили отцы. Тут уж особо не разгуляешься. 0бъявили в нашем городишке зону трезвости. Так что приходилось на машине в соседний район за шнапсом ездить, потому как у нас магазин раз в неделю открывали, да и то выдавали спиртное по записочкам - на свадьбу, на поминки да крестины.
Со временем и вовсе туго стало. Сначала талоны на хмельное вве¬ли, затем цены подняли. Нелегко пришлось нашему брату. Правда удавалось иногда подкалымить - кому дровец, кому сена привезти. Расчет конечно брали поллитрой. А когда и тетя Катя помогала. Сделаем ей что по хозяйству - плеснет по стопарику.
А вокруг народ нервничать начал. Стали даже жидкость для мытья окон употреблять. Двое мужиков в городе так злоупотребили, что враз посинели. Но ничего, походили синими, потом отошли. Был еще случай. На сей раз мужики бражки перепили, так один вовсе богу душу отдал. Видать, не выходилась она еще, бражка-то.
Ну а в куме моем Григории, видно, в ту пору кто проснулся из да¬леких предков по материнской, а может отцовской линии. Тот тоже стал злоупотреблять. К тому времени у него дочь Танюшка народилась - нашему Ванечке невеста. И принялись Гришу пилить - то мать, то жена с тещей.
Ерусланыч тогда уже с баранкой простился, ушел из колонны, по¬ступил в рабочую бригаду при ремонтном заводе. Видеться мы стали пореже. Но слышал я от людей, со скверной привычкой он никак не завязывал.
А водочка - то в это время уже пятьдесят рубчиков стоила. С рук - и то¬го дороже. Тогда-то и поняла матушка его, тетя Катя, что упустила она парня, семья на грани раскола. И решила она объеди¬ниться с невесткой в одну коалицию, в борьбе, значит, с пьянством.
Принялись они кума моего обрабатывать, идеологически то есть. То на работе в конце дня трудового подловят, то с бригадиром побеседу¬ют, то еще что придумают.
Поначалу возроптал кум мой Григорий, а потом и вовсе потух. Когда удавалось, перехватывал, где мог, сто пятьдесят. Ну а уж если начинал, то надолго, на неделю. Пока сердечко из груди не начнет выскакивать. Вот такая с ним произошла перестройка.
Все изменилось в один день. Накануне очередного судьбоносного года, когда наша Родина еще называлась страной Советов. Может, оте¬чество мое тогда было, действительно в опасности, может еще чего. Толь¬ко встречаю я однажды кума, а он чист, как стекло. Свеж и румян. И по¬сидел с нами, бывшими коллегами по труду, и покурил - поговорил, а к ста¬кану не притронулся. Как его не убеждали, тверд остался. А мне под большим секретом сообщил: "Ездил с матерью в столицу к профессору. Закодировался!" 3начит, если пить начнет - хана. Так что выбора нет.
Под Новый год пригласили нас Михеевы в гости. К тому времени жене Григория за доблестный труд дали двухкомнатную квартиру - уютную, с современной планировкой, со всеми удобствами. Получилось так, что новоселье и новогодний праздник совпали.
Кроме нас были тут еще гости. И вот, поднимаем мы тосты. Кто во¬дочку потягивает, кто домашнюю, кто шампанское. А кум - упаси бог, ни капельки. Так и просидел с нами святым человеком. Жалко мне было кума. А что делать? Видать Григорий всерьез за ум взялся, раз закодировался.
Под старый Новый год Ванечке нашему, крестнику, значит, евоному, годовщина выходила - пять годков. Жена, конечно, за неделю готовилась. Колбаса-то ведь тогда уже по сто с лишним была, мясо на рынке - пятьдесят, яйца - по двадцатке. И то - днем с огнем.
Но кое-как собрали стол. По тем временам солидный. Водочки, конеч¬но, домашней изготовили. Всё расходу меньше. Ну а женщинам винца крас¬ного прикупили.
Дело было в воскресенье. Приехали гости, человек двадцать - парами, семьями, как водится. Детишкам на кухне накрыли - с конфетами. лимонадом.
И тут… Уже пора и за стол садиться, подзывает меня мой кум нена¬глядный, Григорий Ерусланович и молвит: "Слушай, Викентий Василич – меня в народе запросто – Кешкой и величают. А кум вдруг - Викентий Василич, - и продолжает, - Викентий Василич, спаси и сохрани. Нету сил моих ника¬ких. Терпежу боле нет. Плесни ты мне махонькую, а за столом я  - ни-ни. И заманил он меня в ванную комнату.
Я смотрю на него, глаза выпучив. "Ты что, - говорю, - а кодировка? Я тебе не враг. Раз профессор сказал - нельзя, значит - баста!" Так прямо я ему и говорю. А Григорий смотрит так жалостливо, глаза огнем горят. "Плесни, - говорит, - а - то обижусь. Не боись, переживу."
Долго во мне внутренняя борьба происходила. Но, делать нечего, не чужой человек, кум все-таки. Решился я... Взял с кухни бутылку из припасов, огурчик прихватил да стаканчик на сто грамм. Зарылись мы с кумом в ванной. Налил я ему стопарь. Выпил кум. Смотрю - ничего. Даже порозовел. Разговорился. Вспоминать бурную молодость начал. Так сидим мы на краю ванны и разговариваем. Я, конечно, тоже стаканчик пропустил. Потом еще куму плеснул. "Не боись, - говорю, - теперь смертельная опасность позади, раз раскодировался". Наконец за стол с гостями сели. Я с шурином принимаю. А кум, смотрю, - ни капельки. Тут кто-то застольную затянул. И пошла-поехала: "Отрада", "Златые горы", а напоследок "Шумел камыш". И, как бы невзна¬чай, снова посмотрел я на кума Григория. Сидит он на диване с жинкой своей. Веселый, улыбается. Голову ей на плечо положил. Ну, думаю, порядок.
Постепенно гости стали расходиться. Кум с женой и дочкой раньше ушли, я как-то и не заметил.
А потом вспомнил я все это происшествие, и такая мысль запала мне в голову. Нет, думаю, ни в какую столицу, ни к какому профессору ку¬манек мой не ездил. Сам решил бросить, характер проверял. Вот если бы закодировался, так уж точно не сорвался бы, все ж о силе науки у нас никто не спорит.

129327,Москва.ул.Менжинского 15-1-24