Земляничка

Вероника сидела на неразобранной тахте в расстёгнутой нерпичьей шубке и горько плакала, Слёзы обжигали щёки и закатывались за воротник. Её замутнённый взгляд остановился на одной, вырванной из контекста фразе:
- Я сбегаю за тортиком.
Наконец она вышла из оцепенения и решительно бросилась к телефону.

X  X  X

В последнее время жизнь Георгия не радовала. В стране творилась полная неразбериха, стояла смутная пора. Больной президент, шумный, бестолковый парламент, бесконечные драки за собственность и теплые места, заказные убийства, война в Чечне. Вот чем был ознаменован конец этого жестокого, кровавого столетия.
А о личной жизни и говорить не приходиться. Жён своих разлюбезных он растерял, точнее, разогнал. Так и жил бобылём годами - от одной до другой. Потом долго страдал, переживал по поводу своей непутевости. Ко всему прочему дочку единственную не видел добрый десяток лет.
О хлебе насущном и говорить не приходится. Одно время хоть концерты были, а тут - полный облом. Какие концерты?! Люди мрут, как мухи, кто от болезней, кто - с голодухи. Страшный беспредел. Пенсии по 500 рублей, а прожиточный минимум - 1500.Тут уж не до песен.
И с работой у него не ладилось. Со старого места ушёл, смену сократили, и формально уже более полугода числился в неоплачиваемом отпуске. Правда, устроился временно в охрану, точнее, сторожем у приятеля в офисе. Но и там - гроши. 1000 в месяц. Тут было подфартило. На прежний объект позвали - парень ушел. И деньги приличные - 150 долларов, и график – двое-четверо. Да опять незадача. Дача эта находилась под Москвой, в трех часах езды. К тому же молодой хозяин - новоиспечённый русский из чеченских беженцев, оказался привредлив. Днем, мол, по хозяйству работайте - дрова, щебёнка, огород, а ночью, будьте любезны, патрулируйте с собачкой. Не нравится – дело ваше, желающих хватает. Две смены Георгий отработал – не понравилось. Еще бы! Быть кавказским пленником в собственной стране за их поганые краденые баксы?! Объяснился он с молодым, с начальством охранным, и - до свидания, то есть - прощевайте. И вот теперь мыкался он в безденежьи, хандре и извечных раздумьях.
А тут вдруг из газеты патриотической позвонили. Насколько она патриотическая, судить сложно, всё в стране перемешалось. Но друг его Витя - орловский казак, оппозиционную прессу уважал. Он-то и сказал однажды о конкурсе песни. Георгий к тому времени уже был лауреатом двух Всероссийских. Последнего - три года назад. А тут - чем чёрт не шутит?
Он заранее отвез в редакцию кассету, и вот - звонок, Мол, приезжайте, вы прошли два заочных тура, ждём на заключительном 30 октября в кинотеатре «Баку». Конкурс, вроде наш, а кинотеатр азербайджанский. Впрочем, тоже московский.
Х  Х  Х
Вероника - последняя, и, конечно, любимая дочь читинского журналиста, шла по жизни своим, чётко выверенным путём. Папа - главный редактор газеты, разумеется, ждал мальчика, продолжателя фамилии и своих славных дел. А родилась дочка. Её и назвали не какой-нибудь Машей-Глашей, а внушительно, величаво - Вероника. Вера и Ника! Это была папина вера и надежда в победу, торжество справедливости. И воспитывали её соответственно - в духе советской партийности. Кружки, секции, музыкалка, коньки-лыжи, комсомольский актив. После школы без особых усилий она поступила на журфак МГУ. И вот уже семь лет жила в Москве.
Папа, благодаря своим партийным связям, определил её в приличное учреждение - по правам человека. 3а несколько лет деньжат прикопили, родню потормошили, купили квартиру. Маленькую ,но отдельную. Вот и носилась она теперь по общественным и партийным делам. Встречалась с соратниками, готовила материалы для забайкальской газеты. О личной жизни думать было некогда. Как говорится - куй железо...
В нынешние времена - в пору безусловной феминизации и многострадального матриархата девушкам, прежде всего, необходимо было встать на ноги. 0на и вставала.
В шесть утра встанет – зарядка, душ. И – вперёд! К ночи уставшая, без ног завалится в своё гнездышко, и - бай-бай. Так, в делах да заботах и докатилась её жизнь до двадцати с хвостиком. Были, конечно, у неё мальчики, поклонники, друзья. И в университете, и на работе. Ещё бы! Сибирская красавица украинского замеса, правнучка ссыльных-раскулаченных в достославные времена, черноглазая, длиннокосая. Стройная, боевая, энергичная. К тому же - коммуникабельная. О чем тут говорить? Но, увы, жаркой любви, всепоглощающего чувства и достойного человека пока ей не встретилось. Точнее, достойных было немало. Но... сердцу не прикажешь. Потому и ударилась она в политические страсти.
Страна бурлила, страсти разгорались. Партий к тому времени в России насчитывалось до сотни. Каких только не было. И реалистов, и либералов, и правых, и левых, и пенсионеров, и монархистов, и чуть ли не мозахистов. Всех не счесть. Но Вероника была верна одной, настоящей, папиной и дедушкиной - коммунистической. Так её воспитали. И выбора не дано. Ну и бегала она, как заведённая по митингам и собраниям, демонстрациям, пикетам и акциям.

XXX

Иногда Георгию все же кое-что удавалось. В плане творческом. Багажа у него было предостаточно. Стихов и песен - на все случаи жизни. И нередко выручали друзья. Приглашали в какие-то салоны, гостиные, в организации - по праздникам. Так что на хлеб перепадало. Раза три пел в достопамятном «Манхеттене-экспрессе». В том, что на Красной площади, в гостинице «Россия». И дважды с эстрада предлагал он переименовать крутое заведение. Даже название придумал – «Златые горы». Это назло англо-франсо-американским оккупантам, беспощадно разгромившим православную Сербию. С тех пор его туда не приглашали.
Но тут, благодаря друзьям-журналистам, у Георгия установились хорошие отношения с администрацией Дома журналиста. Здесь-то он и концертировал с солъниками дважды - в феврале, и совсем недавно - в Покров Пресвятой Богородицы - 14 октября. Зрителей собрал по ползала. А это по нынешним временам не так плохо. Правда,с оплатюй аренды напрягался. Но и тут друзья не подвели. Даже на сносный фуршет, на хлеб, сигареты и прочее хватило. И вот, теперь этот «Баку».

Х  Х  Х

День выдался непогожим, серым, неуютным. Вдобавок, к обеду посыпал неприятный, запоздалый осенний дождь с пронизывающим ветром. Сибирячке-Веронике, конечно, было не привыкать. С детства закалённая. Но на душе было как-то пасмурно. За годы жизни в столице она так и не привыкла к этой бесконечной суете, неприветливым, сосредоточенным лицам и к этой переменчивой погоде.
Однако, дело есть дело. Она обещала одной представительной даме, организатору этого мероприятия, быть. А слово своё она держала. К тому же папа просил - сходи, дочка, посмотри на народ, может там, действительно патриоты.
У кандидата в депутаты Госдумы Анатолия Ващенко на сердце было беспокойно. В телефонном разговоре с дочерью угадывались нотки усталости и сожаления. Что, мо, ездит он но родным районам, встречается с людьми, оглядывается вокруг, а руки порой опускаются. Кажется, что ему одному, да ещё десятку-другому товарищей всё это нужно: бесконечные встречи, собрания, разъяснения. Что, вроде, спит Россия во хмельном безутешном бреду. Воры воруют, думцы заседают, народ бедствует, нищает.
Вот и попросил он дочь: «Сходи, посмотри да расскажи землякам, что происходит в далекой и чужой Москве. А заодно наказал ей вручить несколько скромных призов от своей газеты наиболее достойным.
Вероника на такие мероприятия ходила крайне редко, поскольку к «патриотическим» тусовкам относилась критически, с некоторой долей иронии. Там нередко можно было ощутить присутствие какой-то ревниво охраняемой тайны, максимализма, нетерпеливости и атмосферы сектанства.
В зале встречались знакомые лица – то ли на демонстрациях видела, то ли в газетах мелькали. Вот кто-то целуется при встрече, а кто-то демонстративно поворачивается спиной. Из магнитофона доносятся песни типа «Эх, дубинушка, ухнем!». Продаются газеты, журналы, брошюры разных толков. Пожилые женщины придирчиво осматривают молодых. Анпиловцы, лимоновцы, сталинисты... Видели, знаем.
Вот подошел к ней симпатичный курчавый парень – Владик – «Трудовая Россия», завзятый анпиловец. Ему бы учиться, своё наверстывать, лет-то едва за двадцать. А он туда же – политика. Кругом – флаги, транспаранты, возбужденные лица с горящими взорами, бурные возгласы. И зал на тысячу мест полон.

XXX
Георгий вышел из метро и долго дожидался орловского казака. Присел на лавочку, гитара - на коленях. Снял неказистую кожаную кепочку, открыв двухнедельный ершистый ёжик (это он после лирического октябрьского концерта сменил имидж, готовился к новому - с городским романсом, точнее, блатными лагерными песнями).
Осмотрелся. Вокруг снуют люди. Те, что с гитарами, должно быть авторы, на конкурс. Орловский рысак запаздывал. И тут к Георгия подошёл парень. Смазлизый, лет двадцати пяти, курчавый, хохлацкого типа, улыбчивый. Спросил:
- Вы на конкурс сопротивления?
- На конкурс.
- Далеко идти-то?
- Сам не знаю. Присаживайся, вместе отыщем.
- Владислав! - солидно отрекомендовался новый знакомец.
- Тоже выступаешь? - спросил Георгий.
- Не, я представитель... Анпилова, - серьёзно ответил тот. - У меня важное поручение - вручить приз от «Трудовой России», Виктор Иваныч просил.
Георгий был далек от этих политических дрязг, предвыборной гонки, поэтому сдержанно и молча кивнул.
Друг Витя так и не появился, зато к Владику присоединились двое парней. Один угрюмый, в спортивной шапочке, другой – шустрый, вертлявый - в камуфляже.
Дождь лил вовсю, ветер не унимался.
- Клёвая штука, - начал объяснять шустрый, теребя пятнистую куртку,- ни дождь, ни снег, ни холод не страшен, в пикетах ох как здорово помогает.
Потом они с Владиком в полголоса стали обсуждать проблемы предстоящих ноябрьских празднеств. Георгий, задумчивый, ушёл вперед.
Анпиловцы…лимоновцы…баркашёвцы….жириновцы…чудиловцы.
В шумной многоголосой толпе он отыскал редактора газеты, затем ведущую. Выяснил, что поёт две песни в двух отделениях, идет вторым сначала. Наконец, в группе продавцов газет увидел орловца. Обнялись, поздоровкалисъ, как любит Витя - щека к щеке, руки - за предплечья. Таков, видно, у патриотов ритуал.
Георгий, безусловно, волновался. Публика новая, абсолютно незнакомая. Как примут? Прошел за кулисы, поздоровался. В общем, тут были каждый сам по себе. Все переживали, готовились, в тайне мечтая о признании и славе. Вот двое обступили симпатичную девушку, тоже участницу. Он прислушался, подстраивая гитару. Так, ни о чем треплются. Потом тоже включился в разговор. Обзнакомились. Ребята были из Новокузнецка и Вологды, девушка - из Москвы. В итоге он так заболтался с этой Лерой, что не заметил, как дали звонок к началу.
Когда его объявили, он дождался аплодисментов, и, выйдя к публике, поклонился. На нем была вельветовая чёрная рубашка, водолазка, тоже черная, и черные джинсы - всё, как подобает, скромно и модно. Отпел он свою замечательную песню и удалился. Вдогонку услышал пару приветливых возгласов «Браво!».
Потом он опять увлёкся Лерой, певицей и художницей, которая имеет маму и двух овчарок, и сама себя спонсирует, продавая картины.

Х  X  X

Вероника сидела в седьмом ряду с анпиловцем. Заглядывая ей в глаза и кокетливо улыбаясь, Владик докладывал о славных делах «Трудовой России» и своем замечательном лидере. А она думала о папе: «Нет, Анатолий Олегович, ты не одинок. Нас много. И все молоды, красивы, веселы. А ещё мы образованы, интеллигентны и умны». Так она потом и заявила со сцены под аплодисменты собравшихся.
Думалось, что не одному Анатолию Олеговичу будет приятно это узнать, но и всем её землякам, кто читает и поддерживает их газету, разделяет те принципы, которые она, Вероника, отстаивает.
По ходу концерта Вадик обратил её внимание на исполнителя в черном.
- Интересный парень, вместе сюда добирались. Вот визитку свою дал и кассету для Виктора Ивановича.
«Георгий Бродин»», - прочитала Вероника на кассете, заглянула в программку и вновь обратила взор на сцену. А короткостриженный, слегка раскачиваясь и самозабвенно вознося голову кверху, пел о России, о березах и нелегкой русской доле.

XXX

В антракте Георгий подошел к орловскому обменяться впечатлениями. И тут его окликнули. Неподалёку, в кресле с краю сидел Владислав. В знак приветствия он крепко подал артисту руку. Рядом с ним расположилась красивая девушка в черном свитере. Георгий невольно ответил на её улыбку.
- У тебя есть кассеты для дамы? - весело спросил Владик. Его и без того гладкое, румяное лицо светилось гордостью.
Георгий растерянно посмотрел на него, потом на девушку и с огорчением отметил - нету. Кассет нету, всё роздал. И тут дали звонок ко второму отделению.
«Ничего парнишка, скромный, но импозантный, правда, староват маленько. Небось под сорок. Хотя поэт, артист...» - подумала Вероника.
«Хороша девочка, стройненькая, элегантная, в моем вкусе. Правда, молода маленько», - отметил Георгий.

Х  Х  Х

Наконец, вся эта патриотическая камарилья закончилась. Зал гремел овациями. Кто-то кричал: «Долой Ельцина!», кто-то: «Даёшь Сталина!», а кто-то: «Слава России!». Это всех завёл один из будущих победителей конкурса Иван Баянов. Поджарый, крепко сбитый, русый, подтянутый, в камуфляже. Он эффектно вышел на сцену с красным флагом в руках и под роскошную бравурную оркестровку исполнил песню «Русские не сдаются!». Трудно передать душевный подъем, возникший в зале. 3рители просто не могли усидеть на месте. Почти все встали. Что и говорить, это был, бесспорно, призер зрительских симпатий.
На этой торжественной ноте и проходило награждение. Так получилось, что «всем сёстрам» досталось «по серьгам». Кому - больше, кому - меньше, но все получили небольшие премии и ценные подарки, или на крайний случай диплом лауреата.
Каково же было удивление Георгия, когда на сцену вышла его новая знакомая, как выяснилось, Вероника, дочь главного редактора забайкальской газеты, и в числе двух других объявила его фамилию. Потрясённый, Георгий вышел к микрофону, принял из рук девушки почтовый конвертик, в знак благодарности неловко чмокнул её в раскрытую ладошку и... протянул единственную розу.
Итак, сцену кинотеатра «Баку» поэт покидал победителем. Кстати, в процессе чествования, в самом конце его, Георгия вновь пригласили за призом, и он, уже разгоряченный торжеством, прочел одно из своих последних стихотворений «С Богом!». Он, разумеется, забыл, что те же анпиловцы на выборах блокируются со сталинистами (об этом ему говорил Владик), и продекламировал:
«…Ломал нас Сталин - навечно выбыл!»
Что тут началось!... Когда уже в зале он убирал гитару, к нему подскочили три возбужденные тётки и дядя лет семидесяти.
- Вы что, против Сталина?!!!
- Вы на какой платформе?!
- Да Вы знаете...?!
- !!!!!!!!!!!!!!!!
Ему, разумеется, после многочасового марафона было не до бабушек. Он только успел сказать: «А вы с ним жили?» Но тут появился верный друг и настойчиво потянул его за собой.
- Ну, приятель, не ожидал. Что ж ты так про Сталина? – обиженно буркнул Владик. И тут Георгий снова увидел девушку. Он уже забыл, как её зовут, растормошённый фанатичными нападками. И имя у неё было какое-то мудрёное. И опять подумал о том, что нет у него кассеты для неё. Вот она завтра уедет в свою Сибирь, и всё. Он было хотел забрать кассету у Владика, да передумал. А, обращаясь к ней, сказал: «Вы приходите на мой концерт 16-го в 19 в Домжур на Никитском»
«Я обязательно приду», - тихо ответила девушка.

Х  Х  Х

Две недели пролетели стремительно. Георгий пытался как-то пристроить билеты Этим только и был занят. Обзванивал друзей, друзей своих друзей, знакомых. Кого только не приглашал. Но к дню концерта остался с билетами на руках и пустым карманом. И лишь когда в этих бесконечных бегах, волнениях наступала пауза, вспоминал ту скромную интеллигентную сибирячку. Как её звали?...Валерия?...Виктория?...Веро...ника? Ну да, конечно, Вероничка-земляничка!
…Концерт прошел сносно. Народу было чуть меньше ползала. Многие – по «черному» списку, но кто-то купил билеты. А главное - помог друг, Слава Журавский, московский правозащитник. Обещал - скинемся. И скинулся. Так, что Георгий смог уплатить аренду, да еще на «обмывку» и сигареты осталось.
Песни он пел невеселые, из лагерной лирики, так что романсом особо не пахло. За несколько лет с правозащитниками благотворительно проехал он десятки зон, колоний, следственных изоляторов. В результате поездок рождались стихи и песни. Постепенно набрался целый цикл, Вначале Георгий назвал его «Я родился в ГУЛАГе», затем более облегченно «Я был шпаной». Песни эти были навеяны воспоминаниями бесшабашного дворового детства, бурного отрочества и другими впечатлениями. И ему хотелось дать их отдельным концертом на публике, пока цензура вовсе эту тему не прикрыла.
Вот и дал. Ничего не заработал, зато выплеснулся. И слова неплохие при этом говорил, потому как и подростки были в зале. Вот правда, правозащитники подвели, не поддержали, как он надеялся. Один только Слава со товарищи и помог. Слава ему, Славе-Малине! Он-то, оттянув в лагерях четвертак, хорошо знает почём фунт лиха!

XXX

Сидя в уютном концертном зале Дома журналиста, Вероника оглядывалась по сторонам. Знакомых - никого. Она немного запоздала, но купила билет и села неподалеку от входа. Этот самый Георгий, всё в том же черном прикиде со своей сияющей лаком гитарой, стоял у микрофона. Пел незнакомые ей песни, отвечал на записки, обращался к публике. Вёл себя довольно уверенно и доброжелательно. С благодарностью принимал цветы и аплодисменты. Иногда, в короткую паузу, ослеплённый светом рампы, всматривался в зал, вскидывая руку козырьком. То ли выглядывал недостающих правозащитников, то ли еще кого... При этом Вероника почему-то вжималась в кресло, стараясь быть незамеченной.
Что привело её на этот концерт? Чем заинтересовал её этот неопределенного возраста артист? О чём ой поёт? Разные неожиданные вопросы проносились в ее умной головке со скоростью метровской электрички. И тут её осенило! Да ведь она дала слово. Сказала: «Я обязательно приду». Ну да, конечно. Они, Ващенки, такие. Если дал слово, то...! Правда, Владик тоже давал. А-ну его, Владика...

X  X  X

Друзья толпились у входа в гримёрку. Кто - в ожидании фуршета, кто – поздравить, а кто - раскланяться. Один «известный» поэт уже наливал водку своей даме тут же у зеркала. Георгий возмущенно бранился. Вокруг же люди, а у них - пьянка застольная! И тут он увидел её, осторожно пробиравшуюся сторонкой. Вероника!..
- Я ведь обещала... Вот и пришла.
Пауза затянулась. Все взоры с нескрываемым интересом были обращены к незнакомке.
- Ну молодец, я рад...
- Вот газеты, наши, читинские...Там о конкурсе...
- Вот кассеты мои, как обещал.
- А книжки со стихами у Вас нет?
- А книжки нет. Кончились, - покраснел Георгий и протянул ей одинокую розу.
Книжек у него, действительно, не осталось. Разве что, две-три. Но ведь он в 200-летний юбилей Пушкина собирался вступать в Союз писателей. А там надо представить.
Вероника, а телефончик-то у Вас есть? - снимая неловкое напряжение, спросил Георгий.
- Есть. Только визитки пока нет.
Он тут же, на газете записал её домашний и рабочий!
- А мужа как зовут, если что? - с легкой язвинкой спросил он.
- Никак. Нету мужа, - смущенно ответила девушка.
Тут его закрутила суматоха. Друзья подгоняли к бару. Георгий отвлёкся, в этой суете девушка и испарилась. Прекрасная незнакомка из пасмурных будней!...
Изрядно подгуляв с приятелями, домой артист вернулся за полночь. Пивка попил, чайку. Отмылся, отъелся, прибрался. И тут увидел газеты. Читинские. Нашел статью В.Ващенко «Песни сопротивления». Пробежал наскоро, отметил слегка ироничный, отчасти критичный тон автора и...не обнаружил своей фамилии! Как же так?! Он пел, пел...Премию, призы дали...а фамилию даже не упомянули! Все, то есть, многие есть, а его нет! Он тут же нашел телефон автора и набрал номер, хотя времени уже было начало третьего.
- Алло, - отозвался усталый, заспанный голос.
- Как же это получается? - Начал он сходу. - Обо мне даже не упомянуто! И вообще, статья какая-то издевательская!
- Перечитайте ещё раз, - ответила трубка и запикала.
Георгий, возбужденный, заходил по комнате, закурил и снова сел за статью. И снова не нашел своей фамилии! Хотя статья на сей раз показалась ему терпимее. В том же подборе обнаружил пару стихов лауреатских. И ещё в тексте наткнулся на такую фразу, что, мол, автор, то есть, В.Ващенко, постарается предложить краевому радио ряд песен и, быть может, опубликует в газете стихи и тексты отдельных исполнителей. Это Георгия немного остудило, успокоило. «Надо стишков ей подкинуть, кассеты-то вручил». С мыслями о девушке он и уснул.

Х  Х  Х

Возмущенная Вероника долго ворочалась в постели. «Ну надо же, каков нахал! Фамилию ему подавай! Тоже мне артист!...Поэт!...Семи пядей во лбу!...Видали мы таких!».
Тут она бросила взгляд на пару кассет с портретом исполнителя и уже хотела зашвырнуть их в угол, но сибирская сдержанность, рассудительная натура, журналистская этика возобладали. «У ты, такой-рассякой!» - нахмурилась она.

X  X  X
Три дня после концерта Георгий приходил в себя. Попутно готовил документы в Союз. Подобрал книги, написал автобиографию, собрал рекомендации. И снова вспомнил о девушке. Нашел десятка полтора стихов, первую попавшуюся фотографию и позвонил. Извинившись за ночной наезд, сказал, что готов, если нужно, передать стихи.
- Конечно, нужно, - уверенно ответила Вероника.
- Где встретимся? Может у метро?
Наступила непродолжительная пауза.
- Знаете, приезжайте ко мне на работу. У меня вчера день рождения был.  А сегодня я - с друзьями...
Георгий было растерялся, но вмиг сообразил и воодушевленно:
- Что же вы молчали? Так может и гитару захватить?
- Конечно, захватите, мы в кафе немного посидим, попоём.
Георгий заходил по комнате, полный раздумий. Денег на кармане - кот наплакал. А как без подарка-то? 3атем забрался в свой секретный архив и вытащил предпоследнюю новую книжку. А чем не подарок? 165 страниц отборного откровения. И с изысканной наглостью на внутренней обложке он экспромтом написал:
«Кто любит малину.
Кто любит калину.
Кто любит Полину.
Кто любит Галину.
А ...мы – голубику,
Бруснику, чернику,
К тому же - клубнику,
Ещё – ежевику,
Ещё - костянику,
Ещё - землянику.
И девушку, ту,
Что зовут Вероникой».

Экспромт получился, должно быть, безвкусный, нагловатый, но все-таки вкусный! Особенно понравилось ему это - Вероника-Земляника.
…Надев свой концертный костюм, с гитарой за спиной через час он уже выходил на бывшей «Лермонтовской» (надо же, такое название переименовали!!!). В метро поскреб по сусекам и купил приличную кремово-розовую (если таковые бывают) розу. На другие у него просто не хватило.
…Вероника, улыбающаяся и нарядная, встретила его на лестнице. И как будто даже не обратила внимания на его несуразную недельную щетину - ни бороду, ни то, ни сё. Ему это понравилось. Георгий тут же, прямо на лестнице протянул ей цветок, бережно завернутый в газету. И, как прежде, неловко приложился к ручке.
В кафе в этот вечерний час было тихо, комфортно, интимно. 3а парой столиков сидели посетители. На их, исходя легкой испариной, красовалась оригинальная бутылка водки. «Ну, всё, не понесло бы куда в сторону», - взглянув на неё, и вспомнив постконцертное застолье, подумал Георгий.
3а столом их оказалось шестеро. Именинница, две дамы средних лет, «юный Вертер» - Руслан и солидный Алексей Владимирович.
Георгий, как всегда неловко сел бочком в проходе, правда, напротив именинницы. Ну почему-то всегда, с молодых ногтей просиживал он на углу. Видно, верно гласит народная молва про угол-то. Мол, не садись, не женишься. Вот он и не женился два раза.
Наконец, гости возблагодарили Бога и судьбу за новорожденную. Отметили многие её достоинства, потом подняли за родителей, бабушек и дедушек. Закусили. Георгий вроде немного освоился с обстановкой. Уж больно неожиданно было это приглашение.
Сотрудники юбилярши, народ сдержанный, серьезный (то ли мало выпили) переглядываясь, шуровали в тарелках. А поэта вдруг понесло. Произнес он свой великий экспромт, а дальше ужа не мог остановиться. Так с ним бывало. Сидит неделю дома сычом диким, словом не с кем перекинуться. Потом выйдет на люди, и... понесло, особливо, когда поддаст.
Так и сейчас, начал вспоминать какие-то концертные казусы, потом о том, как тяжела и неказиста жизнь российского артиста, потом и о политике начал высказываться. Слава Богу, заиграла музыка. Тут он, недолго думая, пригласил девушку.
Вероника была изысканно торжественна и хороша в бликах цветомузыки в своем велюровом пиджаке, черных, облегающих джинсах, в 6елоснежной блузке, почему-то отливающей сиреневым. «Сиреневый туман…», - мелькнуло у него в голове. А его черная вельветовая рубаха почему-то отливала серебристым пухом. Ох уж эти модернисты-дизайнеры!
Но музыка звучит. Георгий осторожно, бережно взял её за стройную талию и провел по кругу. В зале это был первый танец. На них смотрели со всех сторон. Он что-то тихо говорил, она смеялась. И было здорово. Потом снова были тосты. И, когда музыка смолкла, его попросили взять гитару. Нет, сам он никогда не напрашивался. Боже упаси, даже, когда поддатый. А уж если попросили...
Пел он самозабвенно, горячо, искренне. Сначала застольные, потом одесские, кабацкие, хулиганские. Зал внимал только ему. Кто-то даже предлагал выйти к микрофону. Мужики с дальнего столика, то ли хохлы, то ли одесситы, дружно аплодировали. Поднимали за именинницу. Подходили, просили что-нибудь залихвацкое. А он всё пел, обращаясь то к залу, то к ней. Она тихо улыбалась ему. Наконец, певец не выдержал (привык перед публикой петь стоя) и встал в свой небольшой, но полный рост. И еще крепче рванул по струнам: и «Живет моя отрада», и «Конфетки-бараночки», и «3десь, под небом чужим». Даже прохрипел под Высоцкого «Коней привередливых». И благодарностью ему были её милая улыбка и бурные аплодисменты присутствующих.
И опять продолжились танцы. Партнёры менялись, каждый хотел танцевать виновницей торжества. Представительная Наталья, сняв туфли, босая отплясывала что-то среднее между танго, твистом и шейком. Солидный Алексей водил другую даму. Сдержан был только «юный Вертер». Он ревновал. Явно и пошло. Хотя, что возьмёшь с юности? Иногда в риторическом запале он призывал всех жить сегодня нынешним днём. Георгий ему аплодировал, хотя сам-то жил как раз сегодня, сейчас, сию минуту.
Подсознательно, но он чувствовал, как серьезно, и неожиданно занозила его сердце эта милая девочка Вероничка-Земляничка. И это пьянило хлеще любого вина.
Когда пришли дежурные артисты, певичка с клавишами и гитарист, им делать было нечего. Они растерянно, но дружелюбно взирали на всё это действо из-за столика. Тут же выстроились и официантки. Кафе гудело! Подошли хохлы-одесситы. Подпели, поддержали, заказали водки и томатного соку. И снова продолжался корогод.
…Расставались на «Чистых прудах». «Вертеру» оказадосъ по пути с королевой бала, Георгию - с Наталъей. Впрочем, на одну линию, но в разные стороны.
При прощании с Вероникой Георгий чмокнул её в обе щеки и неожиданно для самого себя - в губы. Его как будто обожгло терпким сладким ядом. До чего же пьянящим, бездумным и безумным был этот поцелуй!
…Когда он позвонил из дома, она только что пришла. Нужно было привести себя в порядок. Георгий обещал перезвонить через полчаса. Но ни через полчаса, ни через час, другой, третий телефон не отозвался.
Утром Георгий позвонил ей на работу. Трубку подняла она. 3начит в ванной она не утонула, значит ничего с ней не случилось. Или..?

X  X  X

…В ту ночь Вероника долго не могла уснуть. Полежала в ванной. Поужинала. Походила по пустой квартире. Потом взяла его книжку, прилегла, полистала и уснула крепким и счастливым сном беззаботного младенца.

Х  Х  Х

Весь следующий день Георгий не находил себе покоя. Думал о своем бренном бытии, о своей печальной доле. Подруги, жёны, прочее – всё пролетало, как ускоренная видеолента. Что он упустил в своей жизни? В чем ошибался? Всё его богатство - стихи да песни? Ни дома, ни семьи, ни фронта, ни тыла.
Он взял гитару и мирно улегся на диван. А ведь вчерашний хохол-одессит Жора будто мысли его прочитал, когда гитару просил:
«Ты с ней, как с женщиной, бережно».
«Женщины приходят и уходят, а она всегда со мной», - признался Георгий. И все за столом как-то странно на него посмотрели.
Вот и сейчас, как обычно, в минуту нелёгких раздумий, он прошёлся по струнам. Раз, другой, вначале нехотя, невзначай. А потом заигрался, забылся. И, как всегда, отлетели дурацкие, мрачные, лишние, ненужные мысли. Это была Исповедь, момент Истины, разговор с Богом. И вот что нашептал ему Бог. Что девушка эта - его Вера и Ника, Любовь и Надежда. И ничего ему Бог больше не сказал. Мол, думай сам, соображай, Георгий. На то ты и Георгий.
И снова взял Георгий гитару. И тетрадку свою заветную черновую открыл и написал…жестокий романс. Не очень жестокий, но все же. И слова в нем были такие:
«Я тонул в тихом омуте Вашего взгляда,
Вы, конечно, всё помните, девочка милая.
С Ваших губ я сорвал каплю тертого яда,
И сражён наповал. И, увы, не помилован.

Я, как нищий на паперти без подаянья.
Я, как лист запоздалый, потерянный осенью,
А на белой на скатерти тень расставанья
Опустевшим бокалом печальная брошена.

Где слова те найти, что покуда не сказаны?
Где музыки сыскать мне мелодию страстную?
И ужели пути мне отныне заказаны
К той чудесной стране, именуемой счастьем?!

Я тону в светлой памяти Вашего взгляда,
Вы, конечно, всё знает, девочка милая.
Я навеки пленён каплей терпкого яда,
Но ещё не казнён. И пока не помилован».

И назвал он этот романс таинственно и торжественно – «Капля яда». А вечером, не боясь показаться назойливым, он позвонил ей и спел его. Долетели ли до Неё Его сокровенные мысли, чувства и слова? Кто знает.
А еще через день он сел за свой рабочий (впрочем, и обеденный) стол и долго писал. Весь день. И ручки все изведя, писал карандашом. Не то рассказ, не то повесть, не то Исповедь. Душой своей писал. Не вдумчиво и основательно, а спонтанно, решительно, как умел делать это раньше.
И снова вечером Он позвонит Ей, чтобы проститься на время и пожелать счастливого пути. Утром она уезжает в свою родную Читу. Ах, Чита ты Чита, денег нет ни черта...
Был он в этой Чите однажды, с избирательной кампанией. Избрались они в Думу или нет – неизвестно. А проехал он с ними аж до Владивостока. По пятнадцати городам песни свои пел. Север, Урал, Сибирь, Даурия, Дальний Восток...красота...заповедный, былинный край, «райская» земля.
И по Чите ходил. По её взгорьям и колдобинам. Дамскую улицу искал, музей Декабристов искал. Улицу не нашёл. Музей нашел. А улицы такой, сказали, больше нет, по ней железная дорога пролегла. И девушку своей мечты он там не встретил, потому что она уже в Москве была, на журфаке МГУ.

X  X  X

Вероника сидела в купейном вагоне скорого поезда. Глядела на заснеженные российские дали и думала о доме. Как-то её встретят папа, мама, дедушка, бабушка, друзья-подружки? И еще думала об этом странном человеке с гитарой, Георгии. А в дорожной сумке у неё лежали материалы для папиной газеты, стихи и песни, в том числе этого известного барда. Как они встретятся через месяц, в январскую рождественскую стужу?

Х  Х  Х

За минувший месяц в жизни Георгия произошло много интересных событий. Приятель, кандидат в Госдуму, пригласил в поездку в Новороссийск. Там они встречались с избирателями. Кандидат агитировал, пропагандировал. Георгий пел. Слава Богу, подработал на хлеб-соль. Можно было к праздникам съездить к маме и, кое-как перебиваясь, протянуть месяц-другой в поисках работы.
Дело его в Союзе писателей подоспело, очередь пришла. Конечно же, приняли. Ещё бы, с такими-то рекомендациями и званиями! И к маме он съездил. Подышал воздухом родины, порадовал старушку. По гостям ходил, к сестре, к друзьям. В редакцию родную зашёл, стишков оставил. Но всё это время он думал об одном, точнее об одной, загадочной Вероничке-Земляничке.

X  X  X

…Телефонный звонок раздался неожиданно. Он поднял трубку. И услышал знакомый голос с характерным тембром:
- Привет, поэт. Вы меня еще не забыли? - переходя на с «ты» на «вы», а с «вы» на «ты», она начала сбивчиво рассказывать о доме.
Георгий был на седьмом небе, но виду не подал. Отвечал спокойно, поддакивал и, наконец, выпалил: «Я хочу тебя видеть!».
Ура! И встреча состоялась! В том самом кафе, на «Лермонтовской», у памятника великому поэту. Точнее, они встретились у памятника, затем пошли в кафе.
Краше этой девушки для него ничего не было на свете. Она как будто окрепла, похорошела. Ещё бы! Воздух родины! Папа её, Анатолий Олегович, несмотря на различные препоны конкурентов, набрал положенные голоса, прошел в Думу. А перед Георгием она положила кипу газет.
- Это наши, забайкальские. И по радио тебя крутили.
Сдерживая прорывающуюся улыбку, Георгий открыл одну из газет и увидел свой дежурный портрет с гитарой и огромную полосу стихов.
- За это стоит выпить! - сказал он, открывая шампанское, - и за…тебя, и за встречу, и вообще…я здорово скучал.
Поэты, они такие странные люди. Это в стихах и песнях у них любовь, цветы и прочие признания. А так, в жизни, из них клещами не вытянешь.
- А еще у меня для тебя - сюрприз, - сказал он, - но это потом.
…Вечер был чудный, тихий, морозный. Звезды охапкой веснушек щедро высыпали в небо. Луна полная, добрая, какая-то немосковская, заглядывала в душу. Приближалось Рождество 2000 года!
Они доехали до «Сокольников». Прошлись по Русаковской и оказались у её дома. Молча поднялись на второй этаж. В одной руке Георгий держал розы, в другой - её сумочку, а подмышкой - небольшую папочку.
- Хочешь, я напою тебя чаем? - весело спросила Она.
- Ещё бы! - разулыбался Он. - Я сбегаю за тортиком...

Х  Х  Х

...Чайник давно вскипел. Праздничный стол накрыт, а Георгия всё не было. Сколько прошло времени? Пятнадцать минут? Полчаса? Пожалуй, больше. Вероника встревожилась. До магазина пять минут, ну там, десять, и пять обратно... Она схватила шубу, ключи, хлопнула дверью и стремительно спустилась вниз.
За квартал от дома, ближе к магазину, она увидела толпу людей. Что-то случилось! Расстегнутая, с непокрытой головой, она бросилась вперед. Противный вой сирены обогнал её. Это пронеслась милицейская машина. Когда она подбежала к шумной толпе, взвизгнули шины, и от магазина отъехала «Скорая». Стоявшие рядом люди что-то бурно обсуждали.
- Надо же, такой молодой...
- За что они его?..
- Сам виноват, нечего к пьяным лезть.
- Что...что случилось? - выдохнула запыхавшаяся девушка.
- Да парня, вишь, подрезали, собаки. Управы на них нет, бандюг этих, - прошамкал старичок с собакой.
- Парня? Какого парня?
- Да такой, в пальто, с бородкой, в очках...
Сердце у Вероники оборвалось. Георгий!...
На свежем снегу на краю тротуара она увидела пятна крови. Тёмные на белом. Там уже работала милиция.
- А этих-то сволочей взяли? - спросил кто-то.
- Да где там, ищи ветра...
- А паренъ-то живой?
- Да вроде дышит. Пульс врачиха слушала. Должно в Склифасовского повезли.
…Оглушённая, потерянная, раздавленная Вероника вернулась домой. Как была, так и села на тахту. Сколько сидела в оцепенении, одному Богу известно. Тут же на тахте лежали розы, сумка и коричневая папочка. Она зачем-то потянулась к ней. Осторожно взяла и расстегнула молнию. Достала маленькую алую книжицу-новенькое  удостоверение члена Союза писателей карманного типа, пахнущий типографской краской сборничек «Здравствуй, юность моя!» и какую-то машинописную рукопись. На титульном листе крупно от руки было выведено «Земляничка» » и ниже – «рассказ».
Механически она перевернула страничку. Замутнённый взгляд остановился на вырванной из контекста фразе:
- Я сбегаю за тортиком...
В полузабытьи, медленно шевеля губами, она прочитала по слогам:
- Я сбе-га-ю за тор-ти-ком...
Наконец, она вышла из оцепенения, решительно бросилась к телефону и набрала «03».

25 ноября 1999 г.