КЕНТ И МЕНТ
X X X
Свою трудовую биографию Василий Щеглов начинал красиво. Как и было принято в те достославные застойные времена. Завод, армия, по комсомольской путёвке - милиция. Как положено, отходил три года постовым, затем - средняя школа милиции, именуемая в народе «школой дураков» В двадцать пять получил лейтенанта. Женился. Потом заработал третью звездочку. Получил квартиру. Всё чин по чину.
Х Х Х
Слава Буравский пошел по жизни своим тернистым путем. Технаръ, малолетка, взросляк. Выпил, украл - в тюрьму! И застучали по рельсам колеса… Бутырка. Кресты. Пермь. Красноярск и далее без остановок - этапы, тюрьмы, лагеря.
К двадцати пяти годам в кармане его черного бушлата лежали подорожные, направление в Александров да ксива, справка об освобождении, где значилось, что он - грабитель, вор, ООР, отпахал на «хозяина» по всем статьям червонец. Тогда-то и свела его впервые судьба с бравым старлеем Щегловым.
Х Х Х
Перестроечная Москва встретила Калину шумом и гвалтом проспектов, вокзалов и рынков. Позади была Олимпиада-80, та самая, когда под щелоковскую чистку столицы попало немало славных парней. «Сплели лапти» и Калине.
Шел он один, без подельников. Шел за грабеж. И получил пятерик. И вот теперь он стоял на площади трех вокзалов и размышлял, куда направить стопы своих кирзовых прохорей.
Вокруг сновали пассажиры. В некоторых он узнавал ловких «челноков». Были и проститутки, были и ширмачи, и майданники. Это он быстро отметил своим цепким глазом.
Но у Калины был путь один. В малину, на хазу, в Лосинку. В потайном кармашике у него лежала малява, записка от Кости Жжёного, надежного корешка, с которым они вместе пять лет «парились» на нарах.
Направление в Александров он взял так, для отмазки. Если в столице заметут, будет хота как отмотаться.
На Ярославском Слава вскочил в электричку и через полчаса уже через полчаса уже вышагивал по Лосиноостровской, той самой, где когда-то, якобы, орудовала известная «Черная кошка». И в этом плечистом стриженом котяре едва бы кто мог узнать парнишку, в пятнадцать лет получившего с решки кликуху – Калина.
Пятиэтажный хрущевский домишко о трех подъездах он нашел скоро и безошибочно у станции. О нем много в часы досуга рассказывал Жжёный. И, прихватив бутылку водки, горсть конфет и батон мягкого белого хлеба, Калина вошел в замызганный подъезд старого дома.
Дверь открыл растрепанный мальчонка лет шести.
- Здорово, пацан, мамка дома?
- Здорово, мужик, - солидно прибасил тот, и, не закрывая дверь, бросился в прихожую - Ма, к тебе гости!
В дверях показалась женщина слегка помятого вида и тоже растрепанная , как и её отпрыск.
Она окинула Славу оценивающим взглядом:
- Никак издалека будешь, касатик? - быстро сообразив что к чему, улыбнулась щербатым ртом.
- Да из самого крыма и рыма. С лесоповала, значит. Привет вам от Кости привез.
- Ой, проходите! - торопливо прикрывая дверь и пропуская гостя вперед, воскликнула та.
Квартирка оказалась неказистой, однокомнатной. На кухне было жарко, горели конфорки. На одной варился чай. Калина выставил свою немудреную снедь и скинул бушлат.
До утра проговорили они с Настенной, давней любовью и подельницей Жженого. Допили водку, попили чаю. Покурили. Много чего вспомнили. Потом Слава сполоснулся и пару часов покимарил здесь же, на кухне, на проваленном диване. Вечером Настёна отвела его к деловым людям.
X X X
Насупленный и взъерошенный старший лейтенант Щеглов встал из-за стола, прошелся по кабинету, потянулся, хлебнул горячего чаю и закурил папиросу.
Не понравился ему сегодняшний вызов на ковер к начальнику. Подполковник Чебурекин, полноватый мужчина лет пятидесяти, в тяжелых роговых очках, всю жизнь отработал опером. Дело двигалось к пенсии. И вот в ожидании этого ни с чем не сравнимого дня и папахи он уже третий год возглавлял городское отделение милиции.
С виду суровый, напористый бычок подчиненных он распекал неохотно, разве что по чувству долга. Единственный, кто особо донимал его, это зам по личному составу, бывший замполит Ковалев. Дотошный, въедливый мужик, он только и занимался тем, что изыскивал компру на своих подопечных, разве что под кроватью у них не лежал.
И каждый понедельник, с нескрываемым удовольствием, докладывал. Тот, Иванов, на днях напился, поскандалил с тещей, едва с балкона старушку не спустил. Сидоров, тоже будучи под газом, поцапался с гаишником, пришлось его оттуда вызволять. Петров... и поехал, и поехал... Ну да мало ли чего в жизни не бывает. Ох, и нудный же этот Ковалев!
А Чебурекова больше беспокоила раскрываемость. Вот у Никулина по Анадырскому грабеж завис. Одни потерпевшие, и то с путаными показаниями. У Щеглова и того хуже - за неделю две кражи из гаража да палатки. И вот опер Щеглов и участковый Сведерский стояли перед ним. Долго внушал им подполковник. И о том, что хлеб зря едят, и о том, что распустились, и на службе и в быту.
Потом три часа обсуждали ситуацию и разрабатывали план. Разошлись к вечеру. Оттого и был беспокоен Василь Егорыч. Этой ночью им со Сведерским и придаными силами предстояла операция. У гаражей и палаток устроили засаду.
…Часа в четыре ночи к палаткам подкатил «жигуленок». Неподалеку от него, метрах в ста остановилась «Волга». Двое из «Жигулей», оглядываясь по сторонам, подошли к палатке радиоаппаратуры. Возились недолго. Затем дверь палатки распахнулась. Сигнализация, конечно, не сработала.
Опергруппа в считанные секунды взяла в клещи «жигулъ». Четверо милиционеров орудовали в палатке. Сработали четко. Одно обидно: не успели подскочить к «Волге», она на полном газу метнулась к центру. Объявили перехват, но безуспешно.
X X X
Три дня и три ночи не смыкал глаз Щеглов. Допросы, очные ставки и прочая тягомотина. Исписали три тома уголовного дела. Потом - обыски, опознания. В итоге удалось доказать две кражи из палаток. Вещественных доказательств по первой, по сути дела, не было, и все же воры пошли в «сознанку». А что им? Одна кража, две кражи? Срок все равно один мотать. Вот тогда-то и познакомился Щеглов с Калиной.
Битый парень, что и говорить. За плечами три ходки. И срока приличные. А первая, по малолетке, и вовсе оригинал. Пятнадцатилетнего паренька взяли за кражу в квартире первого секретаря райкома! По делу он один проходил. А вот сейчас, после многочасовой сердечной беседы, признался, что был с ним в деле бывалый человек, настоящий вор, так сказать, наставник. Он и сбил этого крепыша на первое дело.
Х Х Х
А получилось так. Слава в те далекие поры приехал в столицу учиться. Поступил в техникум. И как-то после стипендии зашли они с друзьями в пельмешку. Ну, выпили, разговорились, как положено. А тут, откуда ни возьмись, местные пацаны. Воевали они тогда со студентами. Ну и Слава, не будь лыком шит, приложил двоих тут же, в пельменной.
И всю эту сцену наблюдал со стороны поджарый седоватый мужчина. Потом он подошел к Славе. Слово за слово, выпили, познакомились. Договорились встретиться. Помогал он Славе материально, и, наконец, взял в дело. Еще бы! Этот рослый, крепко стоящий на ногах парень, ох как мог ему пригодиться.
Тогда-то Слава и погорел на этой райкомовской хазе. Деньгами начал сорить, а менты его за жопу и - в малолетку, на перековку. А дядю этого доброго Калина в жизни своей больше не встречал. А как хотелось!
Хорошо заполнил этот рассказ старший лейтенант Щеглов. Да и парень как-то располагал к себе. Но, делать нечего. Суд, тюрьма и путевка в колонию у Калины была уже в кармане.
X X X
Много воды утекло с тех пор. Капитана Щеглов получил, но до майора, как и до пенсии, так и не дослужился. Подловил его негодный Ковалев. Слепили капитану статью за дискредитацию, за служебные нарушения, взыскания, пьянки и дебоши в семье и быту. И - гуляй, Вася!
С женой он развелся, разменял квартиру, пошел работать в пожарку. Тогда еще в ходу шутка такая была.
Одного мужика опрашивают:
- Мужик, а если тебя из милиции выгонят, куда пойдешь?
- В пожарные.
- А если оттуда выгонят?
- Тогда - в сторожа.
- Ну, а если и оттуда попрут?
- Да все равно работать не буду.
Так у Васи и получилось. И в пожарке он работал, и в охране. Даже грешным делом коммерцией пробовал заняться. Но всё безуспешно. И вот теперь стоял бывший бравый опер у пивной стойки на рыночной площади и потягивал пиво, размышляя о своем бренном бытии.
Жизнь не удалась. Вот уже два месяца он бедствовал. Работы найти не мог, да и не очень хотел. Хандра достала, обида на застой да перестройку, на этот рынок да на начальство. Иногда перехватывал у бывших друзей и знакомых. Перебивался с пива на воблу.
X X X
На подошедшего мужчину Василий не обратил внимания, пока тот его не окликнул:
- Здорово, начальник!
- Здорово, коль не шутишь. Что-то я тебя не признаю.
Он окинул визави некогда цепким, а теперь слезящимся взглядом. Задумался, будто что-то припоминая. И, когда тот улыбнулся стальными зубами, пробурчал:
- Ты что ль, крестник? Как там тебя звали? Калина? Ну и кликуха у тебя сладкая, я таких боле и не встречал.
- Я, Василь Егорыч, тот самый и есть. Давненько не виделись.
- Давненько, - кивнул Щеглов.
- Ровным счетом червончик. С тех пор как перестройка грянула, - весело констатировал собеседник.
- Да, были времена, ушли, былинные, - философски заключил Егорыч.
- Постой, я щас, - решительно бросил бывший рецидивист и направился к палатке. Через минуту он, всё так же широко улыбаясь, вернулся и поставил на стол бутылку водки, пару пива и всякую закусь.
- Что ж, коли свела нас вновь судьба-злодейка, давай вспрыснем эт|у встречу, - продолжал он, разливая по стаканам.
Чокнулись, махнули, и Василь Егорыч задумался.
«Вот так встреча! Да еще через столько лет. Другой бы на его место из нынешних, не подошёл. А этот еще и за встречу! Интересный малый».
К слову сказать, опер Щеглов в какой-то степени пользовался уважением у уголовной братии в былые времена. Мужик был твердый, но справедливый. Они делали свое дело - воровали, а он их ловил. Или паи или пропал! Такая у каждого была планида. Это сейчас хорошим ментам - хорошие гробы. Это нынешние придумали. Палят по городу, не приведи Господь. То разборки какие. А-то и ментов отстреливают.
И, будто в подтверждение того, смачно хрустнув огурцом, Калина изрёк:
- Да, иные нынче времена, иные нравы, А ты, Егорыч, мент был настоящий. По душам любил поговорить. Потому я на тебя и на в обиде.
X X X
Потом Калина рассказал, что после отсидки остался он на севере. В тайгу ходил, лес валил, золотишко мыл. Там и осел, женился. А сюда, как говорится, за воспоминаниями приехал, по местам боевой славы.
И опять он широко улыбнулся, этот ладный, крепкий мужчина в добротном кожаном пальто и норковой шапке. И опять они махнули по стопке.
Егорыча Калина ни о чем не спрашивал, видно не в его это было правилах. А сам всё рассказывал, рассказывал. О севере крайнем, о жизни своей, о семье и работе.
Накрапывал первый ноябрьский снежок. Вечерело. А они всё стояли и потягивали пиво. Бывший опер Щеглов и рецидивист Калина.
Свидетельство о публикации №212041700947