Кот, гулявший сам по себе. 3 часть, гл. 14

   ...Спать вчера лёг рано. Утром закономерно проснулся раньше раннего, только вставать не хотелось. Сашка сел в изголовье, и посмотрел на жену – Спящая Красавица... Потом задумался, прикрыв глаза. Вчера он вернулся из трёхдневной командировки в Первопрестольную. Настроение было остаточно мерзопакостным - так бывало всегда по возвращению из столицы, которая давно и прочно ассоциировалась в его сознании с лицами бессменного мэра-пчеловода и его супруги. Ну, не любил Саша этот город. И не понимал, за что его можно сейчас любить. Душа? Так это раньше здесь была душа. Остались «деньги» и бесконечные крысиные бега. Столица? Столица гастарбайтеров! Одни сплошные «понаехавшие». Пришедшие сюда за деньгами, и готовые «взять» их, растолкав себе подобных и пройдясь по головам некстати подвернувшихся. Какой-то полигон на выживание. И не стоит «коренным» жителям причитать об их недавно «милом и уютном» городе, погубленном дикими пришлыми людьми  –  вы же сами громче всех хотели «перемен»…
   Город своих гостей, видимо тоже не любил и встречал, в зависимости от способа прибытия: километровыми пробками - если на машине; дерущими дурные деньги бомбилами за поездку от аэропорта - если самолётом; толчеёй бомжей, попрошаек и мутных людей вокруг и внутри вокзалов - если поездом. Саша перепробовал все хода и выходы, и всякий раз получалось одно расстройство. И этот раз исключением не стал: всё прокляли, пока добрались до гостиницы, чтобы бросить на тамошней стоянке машину и далее перемещаться на метро. Вдобавок, поскольку всё время куда-то торопились, то никак не получалось сносно пообедать, а напоследок принимающая сторона повела их в «китайский ресторан». Палочками он орудовал неплохо, но... не вдохновляли его ни «утка по-пекински», ни «бобик по-сеульски». Остался сердит и голоден. Впрочем - как обычно, после «патентованых» ресторанов с блюдами национальных кухонь, где с завидным постоянством вместо «жаркого по-русски» подавалась до хруста жареная «подошва» с чипсами, а гуляш с вермишелью заменял хоть лагман, хоть спагетти. Возле первой же «точки на трассе» Санька затребовал остановку, но остался недоволен заведением, и удовлетворился банкой пива. Зато уже во второй - с довольным урчанием выхлебал миску наваристой и душистой бараньей шурпы, накатил сто грамм (Саша вёл машину «туда» и по столице, стало быть - теперь Сереге за рулем безвылазно сидеть), в ожидании второго блюда, довольно облизнулся, утёрся салфеткой и прокомментировал свои действия: «фосса кушать... кушать вкусно». Сергей покивал головой, дескать - кто бы сомневался. Покрутил носом, покривился:
   - Как ты ешь баранину? От неё зверьём каким-то отдаёт. И от крольчатины, кстати, тоже.
   - С аппетитом! Чем же от зверя отдавать должно? Девчонки мои к баранине равнодушны, но кролика уплетают - только в путь! Дело вкуса! Кстати, Хрущу поганому - «спасибо» надо сказать, за то, что «отучил» нас от баранинки. Отец рассказывал, что и до войны, и после - барашков здесь нормально разводили. Щам с бараниной или «бараньему боку с гречневой кашей» никто особо не удивлялся. На папахи и тулупы тоже хватало. А потом этот троцкист недобитый брякнул как-то, мол, какой дурак выдумал овец разводить в Центральной России. Номенклатурные «бараны» дружненько бросились избавляться от клейма «дурак» ударными темпами. И баранина в нашей местности из обыденного и привычного перешла в разряд кавказской экзотики, а привычной стала вермишель голимая. Реформатор хренов...   
   - Тролль он. Мелкий бес... Не только без мяса – без хлеба чуть всех не оставил. Это же каким «талантом» обладать надо...
   - Угу. А после Мишки Меченого и Борьки Вечнопьяного я абсолютно уверен в том, что погубить нашу страну может только её «руководство» вместе с... Прости Господи, «илитой», и при молчаливом попустительстве со стороны всего остального населения!
   - И при том, что никто ещё не отменил статью о государственной измене... Мда... Ни слова больше! Иначе я швырну ключи в сугроб, и мы «забуксуем» тут, пока деньги не кончатся или снег не растает!
   - Вот-вот! Наши деды Берлин брали, а мы возьмём портвейн и успокоимся, - Сашка преодолел желание «употребить» ещё и взялся ухудшать себе настроение другим манером: сделал «контрольный» звонок по уже, казалось бы «решенному» делу, и совершено неожиданно почувствовал, что его контрагент финтит и явно что-то недоговаривает. Договорились созвониться завтра, но Сашка порядком рассердился, и проклял свою веру в людей и поклялся, что если уже не сейчас, так в следующий раз ухватит прохиндея-снабженца «за глотку» и будет так держать, пока тот не расплатится с процентами. Приехали засветло, и Серёга даже завёз его домой, а вечером перезвонил и попросил перегнать машину утром в офис: его с самого с утра уже ждали на каком-то объекте, а «пепелац» был нужен Виктору. Сашка усмехнулся: никак не мог собраться и зайти к тётке, что жила рядом с Серёгой – теперь уже «без альтернативы», вставать, правда, придется рано. И, ещё немного похлопав дверкой холодильника, улёгся спать...
   Сашка снова посмотрел на спящую Дарью: вчера она его разбудила, когда уложила Машку - спящий ребёнок это не только «мило», но ещё и «наконец-то»... Встал и тихонько вышел, стараясь не разбудить жену (минут двадцать у неё ещё оставалось), не спеша собрался, и решил сначала нанести визит тёте Гале (та, хоть и была на пенсии, а вставала по привычке рано), а уж потом забрать со стоянки авто, и ехать на работу. Прокатившись на полупустой маршрутке, и прогулявшись по почти пустым улицам, он оказался среди стареньких пятиэтажек. Возле нужного подъезда, едва не подперев задом входную дверь, расположилась малолитражка: маленькая, округлая и глазастая, похожая на перепуганный обмылок цвета замерзающей лягушки –  приобретение Ариадны, соседки тёти Гали. Саша не видел её уже несколько лет, но о произошедших с ней переменах слышал и тётки, и от матери, которая даже первое время не верила, что человек так может измениться. Саша после превращений Лёвы Шумского, возможность таких фокусов, по меньшей мере, не отрицал.
   Называли девушку поначалу просто Аришкой - «паспортное» имя было поначалу немного непривычно, а в сочетании с отчеством Никифоровна пробивало на ржач даже самых тихих бабушек. Что поделать, любят у нас иногда родители и широтой кругозора щегольнуть, и детям-внукам жизнь испортить. Впрочем, это ещё ерунда в сравнении с валом валившими одно время Марианнами, Изаурами и прочими Хуанфернандами  - Хосемануэлями. Или попёршими в революционном угаре двадцатых-тридцатых Искрами, Октябринами и Отшминальдами, Даздрапермами и Диаматами.
    Аришка приехала в город из провинции учиться в каком-то техникуме, и поселилась у пожилой соседки тёти Гали - бабы Веры, приходившейся Аришке дальней родственницей. Щупленькая, какая-то зашуганная девчоночка, здоровавшаяся за день не по разу со всеми соседями и всякий раз искательно заглядывавшая в глаза. Одевалась она... Лучше бы совсем не одевалась... Время бежало. Умерла баба Вера, и квартира перешла к Ариадне. Та вскоре отучилась и устроилась на работу, и дела её пошли в гору (девочка была неглупая и упорная). Потихоньку прилично оделась, нарастила ногти, отрастила зубки и приноровилась ими откусывать кусочки от жизни пожирнее. Удивительным образом вместе с переменами в жизни и во внешности, начались перемены в поведении. Мозги, что-ли, на работе «промывали»? А, может, характер просто  начал проявляться во всей своей красе: скандальный и полный неприятия всего, что было ему неугодно. Или, карма такая у приезжих из разнообразных Крыжополей-Урюпинсков? Ещё у девочки попёрло самомнение. Оно раздувалось подобно воздушному шарику, который, вдобавок воображал себя дирижаблем. Особенно круто процесс пошёл после покупки подержанной «Оки», и скорой смены этого «взбесившегося кресла» на нечто подобное, только уже от забугорного автопрома. К тому времени называли Ариадну в лучшем случае по фамилии, обычно – «маленькой собакой-самкой», в случае худшем – с добавлением неприличных эпитетов. Только самые пожилые и добрые бабушки – по-прежнему «Аришкой».
   Купив «Оку» Ариадна перестала здороваться с теми соседями, что жили на момент её приезда. С приехавшими после неё она «завязала» немного раньше. На нескольких новосёлов она даже не смотрела, видимо заранее решив, что они для неё неинтересны, поскольку у людей, въезжающих в «хрущёвку» постройки шестидесятых годов полезных связей быть не может. С покупкой «китайской подделки» началось нечто невообразимое: уже всех подряд соседей Ариадна замечала лишь тогда, когда они мешали парковаться, или выезжать. «Парковалась» она, исключительно - где хотела и в своё удовольствие, а выезжала, частенько, ориентируясь «на звук». Попытки других призвать её к порядку игнорировались или сводились к предложению разбираться в суде. А попадание мяча в приткнувшийся на детской площадке автомобильчик вызывало истерику с обещанием разорить всех уродов, нарожавших детей, но нежелающих выгуливать их на балконе, и одновременно неспособных за ними уследить на улице. Рассерженные соседи ругались, и ответно пакостили - как могли. Обычно - «своим телом» блокировали Ариаднино авто или стравливали воздух из колёс, а однажды ночью машинёшку под вой сигналки задвинули меж деревьев, где она потом торчала  несколько дней. Хозяйка только озлоблялась, бегала к участковому жаловаться и грозила населению привести каких-то «крутых». Творился чистой воды идиотизм, которому конца-края видно не было.
   Впрочем, как и в истории с Лёвой, были здесь и свои повидавшие жизнь «Веры Соломоновны»: кое-кто из соседей, как раз считал, что развязка уже близка. Потому, что шагать по жизни вот так Аришка-Ариадна на длинную дистанцию не сможет: мелковата птаха, чтобы лететь долго, прямо и круша всё на своём пути. Не позволят. И человек-то неплохой, просто блажь в головушку ударила. Остановят, не дадут пропасть. Всё-таки не олигарх какой, или чиновник крупного калибра, на «содержание» которых - черти давно уж сметы составляют. Так, что «Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже разлила».
   Тётка его раннему визиту была искренне рада, Сашка был насильно усажен за стол, и ему пришлось позавтракать ещё раз. Когда он продолжил свой путь на стоянку, улицы оказались заполнены: люди торопились на работу, в школы, в детские сады. Стоявшая у подъезда машинёшка тарахтела, прогреваясь. Стоянка, где Серёга оставил машину, была на другой стороне шоссе. Сашка вышел из дворов на Патриотов, и не спеша, двинулся в сторону перекрёстка. Он ждал светофора, когда справа, со стороны пешеходного перехода на Патриотов раздались возмущенные крики, и, повернувшись, он снова увидел Ариаднино авто. На светофор, горевший «красным» для выезжающих с улицы на шоссе, Аришка то ли не смотрела, то ли просто наплевала, продолжая катиться по пешеходному переходу и «расталкивая» всех и всё. И зацепила рослого, «авангардного» вида дядьку в расстёгнутом кожаном плаще до пят. Хлопнуло сложившееся боковое зеркало, скрипнули тормоза, и миру явилась «фурия» - по-прежнему щупленькая, но уже хорошо «прикинутая» девушка в солнцезащитных очках на лбу. Визг, который она подняла, несмотря на свою неправоту, наверное, было слышно по другую сторону шоссе. Дядька, молча,  нависал над ней, не вынимая рук из карманов. «Сейчас он отвесит ей плюху и будет в чём-то прав» - мелькнула у Сашки мысль: не далее как вчера он видел, как «вразумляли» молокососа, вылетевшего на «зебру» в толпу переходивших улицу и только чудом никого не искалечившего. Вспомнился и злополучный водитель «четвёрки», угодивший в переплёт. Ничего, однако, не происходило, девушка, «сдувшись», поправила зеркало, открыла дверь и села в машину. И вот тут, дядя вынул правую руку и, послюнявив палец, быстрым движением нарисовал что – то на запылённом уголке заднего стекла. Сделав паузу и, видимо, приведя себя в порядок, скандалистка тронулась вперёд, выезжая на шоссе, только свет для неё снова был «красный». Растерявшись, она нажала на тормоз и встала на левой полосе. Сбрасывавший было ход, но увидевший «зелёный» и вновь поддавший газку водитель «КамАЗа»-самосвала уже мало, что мог изменить, даже если бы слева его не ограничивало встречное движение, а справа – маршрутка. Надрывный стон тормозов слился с жутким хрустом удара, который пришёлся в левое крыло и стойку. Брызнули стёкла, самосвал подмял маленькую машину и протащил её несколько метров, оставляя следы горелой резины. Наступившая тишина показалась звенящей, постепенно в неё вкрался рокот урчащих на холостых оборотах моторов, чьё-то оханье, заполошные выкрики. На ходу вынимая сотовый, чтобы вызвать «скорую» Сашка зашагал к машинам. Туда уже подбежали,  кто - то открыл правую дверь и сунулся в салон. «Камазист» стоял бледный - как полотно. Через пустые оконные проемы дверей было видно пострадавшую, которая боролась со сработавшей подушкой, и причитала: «Мама... мамочки...» Автоледи осторожно потянули из месива железа, Сашка приготовился к худшему... но чуть не выронил телефон, когда Аришка выбралась из обломков. Обалдеть! Не просто «живая» - лицо посекло крошевом бокового стекла, наверняка ещё синяки-ушибы... и всё! Девушка опёрлась на остатки машины, уставилась на «КамАЗ» и разревелась в голос, моментально превратившись из неврастеничной стервы в нормальную, перепуганную девчонку. Все присутствующие, кажется, дружно выдохнули. Саша посмотрел на ревущую Ариадну: «Господи! Неужели нам надо двинуть по башке, чтобы мы становились хоть ненадолго похожими на людей?»
   Аришка была действительно невредима, хоть и перепугана. И объяснить это иначе как Провидением было, положительно, невозможно:  автомобильчик был, что называется «всмятку», и зрелище было удручающим. «Это даже не фольга… это фольгированный картон…» - пронеслось у Сашки в голове, и если бы он не видел всё сам, то ни за что не поверил бы, что можно уцелеть в таком месиве, и не стать его частью. Он покрутил головой, и, спохватившись, глянул на заднее стекло. Фиг вам! Угол был уже кем-то заботливо протёрт, и, что там было нарисовано, осталось неизвестно. Сам «дядька» тоже исчез, не попрощавшись. Подлетела «скорая», машина ГИБДД. Саша подумал, что его присутствие здесь становится излишним и отошёл... 
   Ключ в замке зажигания Сашка, всё ещё пребывавший «под впечатлением» от увиденного, повернул с осторожностью сапёра. Ещё осторожнее выехал со стоянки и добрался до работы. Утренний звонок снабженцу ничего нового не дал. Тот принялся финтить ещё хлеще, чем вчера. Сашка был не в обиде – «ничего личного, это просто бизнес». И, тем не менее, хоть и мысленно, но забористо выругался. После чего - закинул руки за голову, и задумчиво посмотрел в окно. Потом перевёл взгляд на сидящего у стола Андрея Николаевича клиента. Клиент, хоть и был хорошо знаком, но достоин более пристального рассмотрения. «Князь Мышкин», как-никак… Он действительно был Мышкин по фамилии, и личностью среди прочих клиентов достаточно легендарной  – по вехам пройденного пути. Окончил Мышкин строительный институт, но, поскольку к моменту получения диплома, он проникся идеями Рона Хаббарда до самого донышка, то вполне закономерно оказался не на стройке, а на «Красном Пароходе» - заводе производившим якоря, цепи и много-много прочих прибамбасов для нужд пароходств и кораблестроителей. Там тогда начинались великие дела. Как обычно всё бывает? «Ходишь, ходишь в школу, а потом – бац! И вторая смена». Так и здесь. Жил-был себе завод. И неплохо, надо сказать, жил. Пока не сменился его директор, и в директорском кресле непонятно как очутился «молодой и перспективный» человек, у которого уже давненько тренькнуло в голове на предмет «дианетики». Утвердившись в должности, новый директор начал формировать команду хабардунов-единомышленников, подбирая их в основном с улицы. А, потом бескомпромиссно начал «склонять к сожительству» всех остальных тружеников предприятия, кроме, собственно, работяг и тех, кто ещё ниже рангом. Те, кто пытался сопротивляться и отказывался заниматься галиматьёй, ставились в невыносимые условия с недвусмысленным намёком на ворота. Либо ты с нами, либо против нас. Народ начал разбегаться. Особенно после того, как всем в обязанности вменили сочинение “рапортов об уведомлении”, проще сказать – обязали «стучать» друг на друга. Планомерно и беспощадно. И - горе, если «не успел». Житуха пошла весёлая, а наступить в скором будущем должно было совсем уж полное «свобода, равенство и братство». Среди достижений из разряда «здесь и сейчас» пока числилось одно, и то - сомнительное: завод вскоре стал одним из первых в городе среди предприятий, где численность управленцев превысила численность «станочников».   
   Мышкин оказался там «среди своих», хотя вряд ли мог отличить якорь Холла от якоря Матросова. И проведенное на заводе время он неоднократно вспоминал с ностальгией во время своих визитов. Тем не менее, произошёл никем не объяснённый до сих пор выверт - Мышкин покинул, казалось ставший родным завод. С чьих-то слов получалось, что погорел Мышкин на «высоких чувствах». Случилось так, что он приловил на откате смазливенькую снабженку, к которой «неровно дышал», имел с ней «корпоративный секс» чаще обычного и отвергая остальных. Пока он мялся, терзаясь сомнениями – сдавать ему подругу вышестоящему начальству, или промолчать, снабженка, которая «корпоративный секс» имела и с вышестоящим начальством – тоже, успела сдаться и раскаяться сама. А нашего героя с позором изгнали за укрывательство «врагов народа».
   Слетев с трамвая сайентологов, Мышкин не угомонился и ударился в Сетевой Маркетинг, и пару лет с разной степенью успеха распространял среди населения пластиковые судки, цены которых за штуку попутали с ценами за центнер, и кастрюли по цене мотоциклов. На кастрюльной тематике и произошло эпичное фиаско, положившее конец его карьеры на этом поприще. Случай этот быстро стал очередной «городской легендой», и, как полагается, оброс далекими от реальности подробностями и гиперболами. Мышкина тогда занесло в свежеотремонтированное высотное здание, недавно ставшее очередным бизнес-центром, а ранее принадлежавшее какому-то влачившему ныне жалкое существование заводу – «гиганту крупной шуруподельной промышленности». Ничего ещё не устаканилось и не притерлось, и потому пост охраны в фойе самоотверженно блокировал своей вертушкой лишь вход на лестницу, а про лифт как-то все дружно позабыли. Им-то Мышкин  и воспользовался. История умалчивает, сколько этажей он объехал, прежде чем оказался на самом верхнем. Который хозяева здания облюбовали для своих нужд, превратив его, по сути дела, в один огромный кабинет. Помимо, собственно этого здания, хозяева имели массу других «бизнесов» (в том числе и м-м-м… несколько криминального характера), и случилось так, что в этот день и час все они собрались, чтобы обсудить перспективы их развития. Что именно они там обсуждали, так и осталось неизвестным. Надо полагать, конечно, не план очередного раздела Государства Польского, но и не проблемы, возникшие с СЭС при устройстве ларька с пирожками. Потому явление Мышкина, вывалившегося из лифта со своими кастрюлями, и начавшего их бодро, с огоньком распространять, высокое собрание несколько озадачило. Изложение рассказчиками дальнейшего развития событий расходится на три варианта. Согласно первому – Мышкина «попросили» с такой вежливостью, что парень начал заикаться. Согласно второму –  его незатейливо выкинули вон. Вместе с барахлом, под веселый звон которого, он и летел уже по лестнице. Согласно третьему – у него таки купили самую тяжелую железяку, но лишь затем, чтобы было чем его нещадно отдубасить, перед тем, как выкинуть вон. Как бы ни было, но потрясение от пережитого оказалось столь велико, что с сетевым маркетингом Мышкин завязал, и вскоре оказался «на стройке», которая нынче втягивала на свои орбиты всех и всё. Кто-то из его родственников учредил «строительную фирму», и Мышкин её радостно возглавил, полагая с лихвой компенсировать отсутствие практических наработок в этой области своими познаниями в областях других. Только суровая действительность быстро показала, что одно лишь знание основ Административных Технологий и азов НЛП, не подкреплённое могучими тылами баловавших этой бесовщиной корпораций, и не опирающееся на тонны легко зомбируемых «пациентов», ожидаемых эффекта и «профита» не дает. И дальнейшие события укладывались в циничную присказку «недолго музыка играла, недолго фраер танцевал». Дело начало трещать по швам.
    По слухам, убоявшись гнева учредителей, Мышкин помышлял всё бросить и кинуться назад, к «братьям и сёстрам», чуть ли не на коленях пытаясь вымолить прощение, но тщетно. В основном потому, что там было просто не до него: завод шёл на дно чуть медленнее выпускаемых им изделий, на практике подтверждая Лёхину теории о неизбежности вырождения любой организации. Последние специалисты разбежались, а расплодившееся стадо стучащих друг на друга баранов - расцвету предприятия не способствовало. Когда цена производимых цепей в пересчёте за килограмм приблизилась к стоимости ювелирных изделий, от завода отвернулись самые верные потребители, включая «братьев по разуму». Остальные же «заводчан» уже давно называли не иначе, как -  придурками, сектантами и «без дури упоротыми». Поскольку время было уже упущено, то спасению завода вряд ли поспособствовало бы даже аннулирование директора в собственном кабинете, по примеру некоторых, оказавшихся в схожем положении «контор». В общем – дорожка назад закрылась безвозвратно, и Мышкину оставалось только взять себя в руки и попробовать «вырулить». К его чести – ему это удалось: фирмочка была всё ещё жива. Саше довелось общаться с ним пару раз, и ему показалось, что Мышкин с прошлым распрощался, и если и ностальгирует, то где-то в глубине души. Однако, судя по рассказам других, временами у «пациента» начинали валиться из шкафов скелеты прошлого, он снова становился Бонапартом, и во время визитов начинал «вправлять» мозги продавцу, выдавливая скидки. Иногда это прокатывало, иногда — нет, но за ним прочно закрепилась слава мутного клиента, берущего на рубль, и при этом докучающего на сотню.
    Сегодня Мышкин сам угодил на растерзание Андрею Николаевичу. И «коса нашла» не просто на камень, а на каменюку, подобную той, что под «Медным Всадником». Помыслы о получении «атомной» скидки были развеяны в прах ещё на дальних подступах, а в ответ на финальную попытку «убормотать» продавца и получить, хоть что-то, сверх положенного, Андрей, отхлебнув не успевший остыть кофе, покачал у него перед носом указательным пальцем:
   - Перестаньте сказать, Козюльский! Вы не на Привозе…
   Вздохнув, «Козюльский» согласился, что здесь, хоть и не «United States of-таки America», никакой халявы сегодня не будет, и, кажется, загрустил. Глядя на него, Сашка украдкой прыснул, вспомнив, как Мышкин, нанося очередной визит к ним, натолкнулся на дизайнера Ларису. Частенько заходившая к ним девушка неизменно привлекала внимание присутствующих красотой, статью и умением стильно одеться. Вдобавок, она была умна и общительна. Русоволосая, голубоглазая, со смуглой кожей и прямым тонким носом. Увидев впервые, Сашка рассмотрел её с удовольствием, и интересом «на предмет»: в какое «иго» на этот раз угодили славяне. Как оказалось в Ларке «гуляла» четвертинка испанской крови.
   Мышкин, которому Ларису отрекомендовали, как великолепного дизайнера, чья «звезда» вот-вот взойдёт над городом, равнодушным тоже не остался. Уловив восторженный взгляд Мышкина, и услышав его предложение подвезти, Ларка убоялась было неприличных предложений, но… принимать-то их было необязательно. К тому же дождь накрапывать начал.  Активных домогательств Ларка с его стороны особо не опасалась: он ей, что называется «в пупок дышал». В машине Мышкин разговор действительно затеял и начал делать предложения, но, вопреки, всем ожиданиям, всего лишь «на предмет сотрудничества» с его компанией. Дескать, объединившись, мы тут всех «зарулим». А, без меня, вам тут нигде не светит. И уже унизив Ларку этим, он, вдобавок, принялся безжалостно разжижать ей мозг по давно накатанным шаблонам. Видимо, снова был период «обострения». Попутчица перенесла всё и добралась до пункта назначения, уже на ходу прикинув, кому словцо замолвить, чтобы этот тип не приблизился ни к одному более-менее значимому объекту в городе на расстояние ближе пушечного выстрела. Выйдя из машины, Лариска, по её словам, осторожненько закрыла дверь, после чего несколько раз крутнулась на месте, избороздив шпильками асфальт, и с трудом удержалась, чтобы не швырнуть вслед удаляющейся машине сумку. Зато вспомнила своего испанского дедушку, приехавшего в Союз после поражения Республики и успевшего хватить лиха и там, и здесь, и выдала на всю улицу: «Твою мать! Hijo de puta! Сволочь! Cabron! Да, чтоб ты… тебя… que te trague la tierra… que te follen! Maricon de mierda!»
   Её дедушка - всеми уважаемый Педро Рамирес в свободное от войн время работал на заводе, что тоже расширяло его познания по части матерного русского, не давая забыть матерный испанский, на котором дед и старался, если, что, выражаться дома: познания домочадцев в испанском были «не очень». Получилось примерно так же, как с тем легендарным армянским дедушкой, до внуков которого не сразу докатил смысл его любимого заклинания «абанамат». Первый раз подобную лихую тираду Лариса выдала - классе во втором, на перемене, чем вызвала искренний восторг старшеклассников. Они попросили повторить, и случившаяся рядом пожилая учительница, «волокущая» в гишпанском, уронила очки на паркет и схватилась за сердце. На семейном совете, проведённом в кабинете директора школы, постановили обучать ребёнка испанскому языку только в учебном заведении и по достижении более зрелого возраста.
  Вспомнив Ларку, Саша вдруг подумал, что может быть, действительно - «на Земле живут человек двести. Может быть, триста. Все остальные – морок, мираж». Иначе – как объяснить, что Лариска училась в параллельном классе с его женой. А до этого они с Дашкой ещё и в один детский садик ходили. С Сашкиной помощью они сначала обменялись приветами, потом встретились, а в последнее время – откровенно задружились...
   Ничто так не томительно, как ожидание. Из рук всё валилось, и, сделав ещё несколько дежурных звонков, Сашка решил выйти проветриться. Здание, где располагался их офис, стояло почти на берегу реки. Чтобы подойти к воде, достаточно было перейти дорогу, потом – аллею, усаженную старыми клёнами, и, перевалив через бетонный парапет спуститься по уложенным на откос бетонным плитам вниз. Кое-кто из страстных рыболовов летом приезжал на работу на часок пораньше, чтобы попытать с утра удачи. Некоторым удача улыбалась. К воде Саша спускаться не стал. Стоял у парапета, и смотрел на плывущие по реке льдины – шёл ледоход. Потоки воды причудливо закручивались вокруг опор стоящего выше моста, и вдоль самого берега льдины плыли против течения метров двести, подплывая к опорам. Там они разворачивались, и встраивались в поток льдин, плывущих «правильно». Некоторые из них потом снова уходили  на второй, или уже непонятно какой круг. Картина плывущего против течения реки льда была самая сюрреалистическая. Саша запрыгнул на чуть прогретый весенним солнышком бетонный блок, и, подумав, уселся по-турецки, и сидел так, минут пять, наслаждаясь весенним воздухом.  Потом, ещё раз, глянув на безумные льдины, поднялся в офис – под впечатлением от увиденного у него вдруг созрел замечательный «обходной манёвр» на случай неблагоприятного результата раздумий снабженца.
   Вернувшись, он сделал ещё несколько звонков, и убедился, что его «безумная идея» может вполне стать реальностью, и далеко ещё не всё потеряно. Настроение его несколько улучшилось, что и было отмечено бухгалтерией в лице главбуха Ирины Сергеевны – женщины в равной степени красивой и суровой, которая его через несколько минут вызвала, чтобы уточнить какой-то пустяковый вопрос. Когда Саша уже собирался уходить, открылась дверь, и на пороге возник Илья. Его, кстати, за время Сашкиных размышлений на берегу реки успели назначить «ответственным» за покупку подарков к юбилею фирмы. Он бесцеремонно подлетел к столу Ирины, протягивая сторублёвую «деньгу» и попросил «сделать две поменьше», очевидно подразумевая «полтинники». Ирина, ни секунды не задумываясь, разорвала купюру пополам и вернула Илье, который так замер с разорванным «стольником» и не менее разорванным «шаблоном». Убедившись, что эффект достигнут, и «враг повержен», Ирина Сергеевна рекомендовала ему в следующий раз вести себя как и подобает воспитанному человеку, выдала ему две пятидесятирублевых бумажки, и вооружившись скотчем принялась склеивать поруганный «стольник». Илья вполне искренне раскаялся и попросил прощения, после чего мельком глянул на стоящего рядом Сашку и вкрадчиво спросил:   
   - Ирина  Сергеевна, ты у нас самая умная…
   - Семёнов, я тебя умоляю! У меня сумеречное состояние души, болезнь Дауна, семь приступов «белой горячки» и можешь не приставать ко мне с вопросами, что дарить нам на корпоративной пьянке… «Самая умная»… Сказал бы «самая красивая», я б ещё подумала…
   Она выхватила у него «полтинники» и всучила залатанную сторублёвку:
   - Всё?
   - Два-ноль, - зафиксировал Илья своё полное поражение, под ехидный Сашкин смешок.
   - Свободны, мальчики...
   Когда они спускались по лестнице, Сашка рассмеялся уже в голос и хлопнул Илью по плечу:
   - Как она тебя отделала?
   - Да уж, угораздило же подойти спросить...
   Илья умел оценить чужой юмор и находчивость. Впрочем, он и сам был изрядным троллем - неистощим на выдумки, обладал острым, как бритва языком, и буйной фантазией. Плодами которой, впрочем, являлись довольно безобидные иллюзорные порождения вроде злобных карликов «ламбрикенов», геометрически-финансовой фигуры «баблоид» и другой подобной чепухи. Сейчас Сашка чувствовал себя немного отомщённым – за ним ещё оставался «должок» за Илюхину «мелкую пакость». За пару дней перед отъездом, Сашке работал с новой клиенткой -  администраторшей фитнес-центра, заглянувшей к ним по чьей-то рекомендации. Этакой «приятно» пополневшей спортсменкой, которая была весьма сексапильна, несмотря на собранные в тугой хвост волосы и необычайно пухлые губы, что вызывало из глубин памяти образ доченьки Морского Царя из ещё совкового мультика. Ну, той самой, что «оставайся мальчик с нами, будешь нашим королём». Клиентка присесть не пожелала, и пакостник, созерцавший «анфас» её роскошные, затянутые в белые джинсы тылы, уже через минуту разразился в Сашкин адрес восторженной СМС-кой: «Vot eto zhopa!!!» Чуть не сбил с панталыку, засранец...
   Когда проходили мимо его стола, Илья придержал Сашку и протянул листок с реквизитами новой фирмы-контрагента.
   - Зацени… имя-отчество директора...
   - Это, что… шутка? – заценил Саша.
   - Нет, любезный, - вздохнул Илья. - Скорее, это карма…
   - Ну! Это вы бросьте, батенька. Это нам с вами слезу от смеха вышибает, а у них за горами… что-то вроде нашего Ивана Петровича Сидорова. Кстати-кстати…
   Саша вынул из своего ящика потёртую визитницу и быстро нашел «бриллиант коллекции», хранимый ещё с заводских времен, когда его отрядили обучаться премудростям безопасной эксплуатации грузоподъемных механизмов и последующего получения соответствующих «корочек». Они часто были необходимы для составления и проверки технологических инструкций. Преподавал им замечательный дядька, который начал с того, что представился непринужденно, и даже весело: «Фамилия моя – Будильник… зовут Лазарь Натанович… было бы глупо, зваться с такой фамилией Афиноген Гремиславович…» 
    - Да… действительно, - Илья вытер слезы. - Гремислав Будильник…  Порфирий Анакойхер… Кстати, в тему, ты по столицам разъезжал, Николаю прислали почту, так адрес тоже начинался с фамилии, такой, что Колян корчился полдня. Заглянувший к нам Юрьич долго к Кольке присматривался и приглядывался, после чего выдал, что ему сегодня «ганджубаса не давать…  его и так прёт!»
   Леонид Юрьевич оказался легок на помине – не успел Илья закончить и отойти, а Саша смахнуть с лица улыбку, как он вошел к ним, и, увидев Сашу, широко раскрыл объятия.
    - О-о-о! Александер! Как я рад вас видеть! –  он действительно был искренне рад, - Ты не просто ещё жив! У тебя даже хорошее настроение!
   - Я уже готов к тому, что сейчас вы мне его заслуженно испортите! – Саша поднялся, готовый сам скомандовать расстрельному взводу «пли».
   - Не я, Саша, не я тебе его испорчу. – Юрьич был «игрив», что говорило о том, что действительно, не всё так уж и плохо. – Я не могу перебить у хозяина право первой ночи. Он хочет тебя сам! Он имел неосторожность публично заявить, что «Титану» на этом кинотеатре ничего не светит – ты оттуда на пинках всех вынесешь. А ты так его подвел… Сейчас ему звонят добрые люди с завода, и говорят, что «Титан» резервирует объект и готов разместить заказ. Видел бы ты лицо босса в этот момент. Теперь он тебя ждёт с салфеткой за воротником, хоть так и не принято для воспитанного человека. Ты иди, а я тут у тебя посижу.
   Саша встал, уступая место, а Юрьич устроился и подвинул к себе клавиатуру:
   - Где тут у тебя пасьянс поинтереснее…  Что-то хочешь мне сказать?
   - Ну-у-у… деньги «Титану» ещё не перечислены, насколько мне известно. И, похоже, нарисовался «запасной вариант»…
   - Санечка! Только вот не надо мне оправдываться  –  я знаю, что ты это умеешь, и, что нежелательный для нас исход очень близко, но ещё не наступил. Но это никому не нужно. Ты лопухнулся, и сейчас тебя злобно покусают. И вполне заслуженно, потому, что ты с самого начала действовал неправильно, и был излишне самоуверен… но, я об этом поговорю с тобой после. Ступай! – повелел он тоном непреклонного монарха.
  - Согласен…так, я пошёл?
  - Давай, давай! Я тебя тут подожду. У меня тоже есть кое-что до вас сказать! И не вздумайте наложить на себя руки, выйдя от босса, и не дойдя до меня! Не всё ещё потеряно, у нас есть возможность удвоить ставки, и уж если проиграться, то так, чтобы нас все запомнили, а босс не просто поругал, а лично четвертовал тупым топором. Я тебя научу потом…
    - Житие мое! – вздохнул Саша, направляясь к двери.
    - Какое ещё житие твое… Шура! Не буду продолжать, - донеслось вслед…