Охота. 29 августа 1894 года. В. Шильдер

29 августа

     Петергоф был известен не только как красивая резиденция, но и как место охот. В Нижнем парке Петергофа Петр I устроил зверинец. Там же в 1730-х годах и во времена правления Анны Иоанновны на месте нынешнего парка Александрия располагался охотничий зверинец. В этом зверинце в Петергофе содержались животные, привезенные из различных местностей России и из заморских стран.
 
     29 августа выступили в 5 ; часа утра. Белая роса была еще обильнее, чем вчера. Доехали до скалы на полпути к Ачешбоку и увидели на них серн.
 
     Пытались взять их загоном; я вытянул по жребию лучший номер у скал и наученный горьким опытом на Ачешбоке, забрался вверх, вплотную к стене, и не напрасно, так как нашел в ней невидимую снизу расщелину. Мы вновь бросили жребий, и судьба определила А.А. Павлову оставаться в этих скалах, гр. А.В. Гудовичу – Чёртовы ворота и местность за Ачешбоком, мне – восточную возвышенную его часть. Я надеялся наверстать неудачу, постигшую меня в первый день охоты.

     Долго пришлось ждать, чтобы серны ушли за ближайшую складку местности, долго мы ползли с остановками, чтобы перевести дух, под конец пришлось идти, согнувшись едва до земли. Щербаков выполз на пригорок, снял шапку, выглянул и, пригласив меня приблизиться, дал такое наставление: «Можно стрелять. Смотрите только, если полыхнутся, стреляйте скорее».

     Этим он все испортил: страх, что табунок – вот сейчас полыхнется и умчится, не дал мне возможности одуматься.     Прицелившись лежа без упора и стараясь не выпустить пулю в сторону от вертикальной цели, я промазал.

     Несмотря на досаду и стыд за ряд непростительных промахов, я старался не терять самообладания.
 
     Не теряя времени и последней надежды, пошли к обещанному Щербаковым единственному выходу. Место действительно оказалось хорошее, но, к сожалению, на этот раз пустое. Сидя над карнизом северной, отвесной окраины Ачешбока, я услышал выстрел гр. А.В. Гудовича; в это время в выходе с карниза вместо серн передо мной появился Щербаков и сказал, что захватить их не удалось: - «все ушли, вероятно, на солонец, а нам теперь надо идти назад».
     Делать было нечего; потеряв последнюю надежду, побрели к краю котловины, где видели сторожевую серну.
 
     Между тем мы достигли края плоскогорья; Щербаков заглянул в котловину, вытаращил глаза и, сдерживая свой голос, воскликнул: «женан»! Что было духу мы пустились вверх, чтобы забежать вперёд него за бугор, глянули вновь через край – куда! … серна была уже далеко.

- Вот бы, куда теперь перебежать, только вам нельзя, а мы можем, - укоризненно заметил Щербаков. Не удовольствовавшись одним разом, он еще раз повторил эту фразу и, казалось, подчеркивал «вам нельзя».

- Почему это нам нельзя? Валяй вперед.

     Мы осторожно спустились на крутую осыпь и рысцой пустились к намеченному им возвышенному пункту; благополучно его достигли, легли и, скинув шапки, стали высматривать.

     Щербаков указал мне через балку на неподвижно стоящую под скалой серну:
- Стреляйте спокойнее, она не пойдет
 - А сколько тут шагов?
- Будет триста.

     В первый раз в жизни я поднял прицел штуцера на 300, приложился с колена, отставлял три раза, и, наконец, ударил.
 
- Чуть высоковато, а направление хорошо, - прошептал Щербаков.

     Утопив немного мушку, я ударил в другой раз и уложил серну наповал. Все неудачи были сразу забыты; хотелось только поскорее подойти к серне, но Щербаков не пустил меня к ней, сам кое-как перебрался через скалистую балку, выпотрошил серну и взвалил ее себе на плечи. Я зарисовал скалы Чёртовых ворот, а Щербаков рассматривал в свою подзорную трубу А.А. Павлова. Навьючив серну, Гриценко спустился в кручу и встретился с нами около лошадей, ожидавших гр. А.В. Гудовича.

     Весь наш обратный путь в лагерь на Бамбак прошел в оживленных разговорах со Щербаковым, исключительно на интересную тему охоты. Между прочим, на мое заявление, что мы совсем не привыкли стрелять на такие шальные расстояния, - под Петербургом приходиться бить близко почти наверняка.

           В лагере я узнал, что великий князь видел всех вчерашних туров и на тех же самых местах. Далее, в Георгиевском гае, по направлению к реке Кише, великий князь видел несколько партий серн, всего до 400 штук. Преследовал великий князь собственно туров, которых там было до 40 штук; но стрелять по ним не пришлось: все время мешали серны.
 
     Великому князю удалось, между прочим, видеть такую интересную сцену: самки туров с козлятами вдруг кинулись на серн, причём туриха боднула серну, а другая схватила ту же серну зубами за заднюю ногу, так что она сделала несколько скачков на трех ногах; туры понеслись дальше, а сконфуженная серна осталась одна на месте.

     Рассказы о вражде между турами и сернами я уже раньше слышал от Ф.И. Краткого, охота которого в этот день тоже была неудачна. А.А. Павлов промазал по серне, а доктор никакой дичи не видел. Наконец, последним приехал гр. А.В. Гудович и привез черного козла.

     Один из охотников, собиравший для Ф.И. Краткого жуков, нашел в этот день под камнем на Бамбаке четыре заржавленные железные наконечника стрел различной формы; помню  четырехгранный и просто ланцевидный.

     После обеда обрывки облаков, заполнявших под нами ущелье реки Киши, не рассеивались уже больше в насытившемся влагой воздухе; они налетали снизу, густым туманом заволакивали наш лагерь и заслоняли солнце; часам к трем их продуло обратно ветром, неожиданно изменившем свое направление. В четвертом часу брали загоном без всякого успеха ближайший «лесной гай».

     Пробираясь дремучим хвойным лесом на свой номер, я был поражен увидев в трех местах гладко выбитую землю в сажень длины, и аршина в два ширины. Охотники назвали эти места зубровыми точками и указали на одном из них довольно ясный след зубра, который имеет будто бы обыкновение пастись в продолжение 3, 4 дней в известном районе и при этом приходит стоять всегда на одном и том же месте, которое быстро вытаптывается под его непомерной тяжестью.
 
     Вернулись в лагерь поздно. Луна светила на безоблачном небе, и возникавшие опасения относительно перемены погоды к худшему рассеялись вместе с облаками.

     Решено было взять загоном давно желанный Георгиевский гай. В этом гае великий князь предполагал стать на облюбленный его высочеством в прошлом году №6. Охотники особенно  хвалили крайний верхний номер в весьма труднодоступных скалах. С самого утра великий князь мне твердил шутливо: - «Вас нельзя пускать в скалы, вы женаты, и я за вас отвечаю». – Сколько я не протестовал против этого, великий князь оставался неумолим.