восьмой чай

Восьмой чай. В соавторстве с А.Еленским. Главы 1 и 2.

Глава 1. Сон.

"Приступим" - сказал Алексей Павлович, надевая на ладони по ежу. Алевтина быстро подхватила ангела под статичные кучеряшки и перенесла к телевизору. Ромка зажег в комнате свет и все увидели, как ничего не изменилось.
 
Мелкими шагами стеклянные статуэтки танцевали вальс в направлении выхода, но старый пес, пригрозив пальцем, преградил им путь. "Куда танцуем?" - спросил он, наклоняясь с подносом розовых лепестков к маленьким стеклянным ножкам. Статуэтки затанцевали в направлении окна, где их уже поджидал ворон, задумчиво разглядывая себя в зеркало. "Карррр!" - многозначительно и сипло произнес он, возмутившись вялому шороху больших белых крыльев пробудившегося от анестезии ангела.

Александр Павлович небрежно теребил аксельбант, заставив глиняно-желтую шубную моль приземлиться на краешек венского стула на который давеча пролили компот. Он был солдатом годовалой выдержки, редко смеялся, но каждый стук в груди напоминал ему, что уже пора видеть сны. Недавно осенью Алевтина с Ромкой нашли его в земле, выкопали и принесли домой. С тех пор в доме пахнет свободой и немного дубовой гнилью.

Будучи человеком категоричным в своих требованиях, Александр Павлович - брат Алексея Павловича, распорядился поднести тому ворона, пока ежи на руках брата окончательно не затвердели и не сделали подобные перчатки абсолютно непригодными для носки. Пес по привычке проглотил ворона и пришлось впустить следующего. Влетев, птица стала важно расхаживать по канделябру, рассматривая венские маски, привезенные Алевтиной из Северной Кореи еще в те времена, когда она была пылкой революционеркой и лечила зависимость от ума в тамошних спиртовых санаториях. Ромка не плакал, как в предыдущий раз, когда не взлетевшего ангела пришлось умертвить, поскольку перья ворона не прижились и отторгались каждый раз, когда кто-то в доме страдал.

Алевтина смешала в одном носке тертых стрекоз, цвелые остатки ромкиных штанов, несколько кристалликов ботулотоксина и заварила всем чай. Во дворе пели попугаи, подсказывая Алексею Павловичу, что уже совсем скоро за ним придут. И действительно, не успел ангел зевнуть, как в дверь постучали. "Приготовились!" - скомандовал Александр Павлович и притворился антресолью. В доме завязалась возня. Ангел осыпался окончательно и стал похож на ламантина. Ромка открыл банку салатовой краски и принялся жадно пить. Одна Алевтина все также старательно заваривала чай, напевая старинную удмуртскую частушку и улыбаясь остатками желтых подвявших листьев, старательно собранных в лесу теми самыми ежами и сшитых между собой в причудливый наряд.

Маленький ловец снов над кроватью офисного клерка Антона зашатался на сквозняке, возникшем от распахнувшейся с грохотом форточки хрущевской многоэтажки. Этот подарок своей коллеги Ани, которая славилась подарками "сделанными своими руками", которые она приобретала в магазине сувениров, что держала ее тетка, закупавшая мексиканские поделки в Китае, Антон заботливо водрузил на единственный гвоздь в стене, на котором ранее висела бабочка под стеклом, оставленная предыдущим квартиросъемщиком. Антона выдернуло из сумбурного сна, который, как ему казалось, он только что сюжетно и предельно точно запомнил, в надежде насытить разум яркими событиями, которые могли бы заполонить воображение на предстоящий день.

Суматошные образы ускользали из памяти с той же скоростью, с которой Антон приходил в сознание. Занавески с пожелтевшей бахромой затанцевали от ветра. Над городом выжидала гроза. Антон медленно достал из под подушки телефон и посмотрел на время. На несколько мгновений увиденное вбросило его в состояние паники, сморщив гениталии. "Девять часов!!!" - закричал он в себе, стремительно подготовив анус к утреннему стулу. Затем вчитался  в комбинацию "СБ" на светящемся дисплее, и громко пукнув под одеяло, расслабленный упал головой на подушку. "Выходной" - выдохнул он про себя и уснул, не принимая никаких решений на счет распахнутого настежь окна.

Все персонажи остались на тех же местах. Дверь распахнулась и на пороге появился морщинистый годовалый младенец. Строгим взглядом он оглядел присутствующих и, переступив беспомощно лежащего ангела, двинулся вглубь комнаты. Алевтина разлила чай на стол, резким движением руки словила моль и предложила гостю. "Где Антон?" - сипло нарушил тишину младенец, откашлялся и, приняв предложенное угощение, затолкал его в вересковую трубку. Сиреневые клубы дыма  зависли под потолком.

Под клубами дыма повисло молчание. Слышно было, как бабочка на шее Алексея Павловича превращается обратно в куколку, а куколка рядом с Ромкой аккуратно и по-возможности беззвучно катит слезу по фарфоровой щеке. Ангел дрожащей рукой снял темные очки, ссутулился, как перед взлетом, лежа на паркете «елочкой». Крылья налились красно-сиреневым у основания перьевой культи и из обрывков в разные стороны хлынула пунцовая кровь, застывая на полу серебристыми шариками. Ромка подбежал к ангелу и стал жадно сметать шарики вокруг ангела себе в ладони остатками ворона, которые вырвал из пасти пса. Младенец поднял шоры, услышав суету позади себя, и рассмотрел ситуацию более пристально. Ромка затих, из разжатого кулака посыпались серебристые шарики. "Ангел жив?" - спросил разгневанный пупс, поочередно глядя в глаза всем присутствующим. Фарфоровым статуэткам удалось вытанцевать за пределы помещения, пока пес виновато отхаркивал черные перья.

Ромка с никогда не любил этот вопрос. В первый раз он услышал его в бакалейном магазине от беременной женщины в засаленной дырявой шинели жующей пастилу, которую она подняла с пола. Еще тогда он четко осознал что в этом вопросе два глагола, но не мог решить какой ему выбрать. Тем временем женщина, покончив с пастилой, принялась рожать. Ее глаза налились вишневым перламутром и брызнули в разные стороны. Пальцы медленно синея опухали и вскоре из под ногтей начала сочиться любовь, сначала она лениво впитывалась в шинель, размазывалась по полу, собиралась в трещинах стен пока не наполнила все помещение. Ромка помнил ее вкус, помнил ее запах. Он ненавидел его больше всего на свете.
"Где Антон?" - рассвирепел младенец и ударил Алевтину. Она упала на пол и рассыпалась на тринадцать тысяч восемьсот одиннадцать фарфоровых осколков. Пес начал неистово лаять. Ромка подскочил к гостю и растопырил ноздри. Распахнулось окно и комната моментально покрылась инеем. Воспользовавшись моментом, Алексей Павлович медленно подошел к ребенку и взял его на руки.

Сотни острых иголок вонзились в грудь, а может просто жуткий холод ноябрьской грозы заставил Антона вскочить с кровати. Сердце бешено стучало сбивая часы. В комнате пахло любовью.

глава 2. Уделяя внимание

Антон проследил за тем, чтобы непременно встать с той ноги, подошел к распахнутому окну и стал вдумчиво вглядываться в воздушную суету. "Националь" - прочитал он надпись через ров. Переформировал части тела, хрустнув хребтом, закрыл окно и пятясь назад, наступил на черную бархатную бабочку. Подняв ее с пола, он подумал: "Завтра торжественный нерест, мне нужно подготовить речь." Он погладил свернувшуюся клубочком на потертом кресле рыбку против чешуи и пару раз трепнул ее за жабрами. Рыбка возмущенно вздохнула и забилась в агонии. Антон, будто извиняясь, снова открыл окно и ловким движением руки выбросил рыбку в ров. - Подыши перед дождем! - выкрикнул он, пока рыбка в падении уменьшала свой объем в глазах смотрящего.

Антон прошел в шкаф для утренних процедур. Выдавив на ладонь из сухого тюбика о край двери остатки котят, он втер их в виски, чтобы как-то успокоиться после стремительного пробуждения и навязчивых ароматов. "Только не сейчас, я не готов к счастью - у меня только начало все налаживаться..." - с досадной улыбкой по нотам пропел он в сознании. Герань зазвонила.

- Кто там? - осторожно шепнул Антон, он говорил так редко, что голосовые связки временами слипались между собой образуя одну, но толстую, струну с диапозоном в одну октаву.

За дверью слышалось как кто-то молчал. Антон было прильнул к глазку, но вовремя вспомнил, что вчера приспособил к нему иголку острием наружу, для того чтобы на кончике накопились слезы. Он хотел было продолжить брить плече, но под дверь проскользнул слизкий голос.

- Это ваш сосед. Откройте, у нас очень мало времени.
Антон потянул за веревку и привычными движениями расшнуровал дверь. На пороге улыбаясь во все свои тридцать два года сиял одутловатый азиат. На его поношеной футболке застыла тень юной балерины исполняющей Pas Ballonne, хотя скорее свсего это было пятно от кофе. Люстра качнулась и от стены отвалился еще один кусок глазури.

- Можно войти? Я к вам по делу, - не дождавшись ответа он переступил закон выдохнув в Антона холодным прикосновением дельта-9-тетрагидроканнабинола. Половая доска скрипнула ворча на неприятного гостя.
- Мне не понятно... - протянул Антон и запер дверь на цветы.
- Я сам в шоке! - воскликнул азиат и сбросил кожу. Антон молча протянул плед и вывернул веки, чтобы внимательно выслушать рассказ гостя. Гость налил себе на лицо и погрузил пальцы в ажиотаж.
- Завтрашний нерест придется отменить. Королева пропала! - вспыхивая пульсациями, наконец выдал азиат.

Антон облегчился. Однако гнетущее чувство ответственности заставило его немедленно удалиться в шакф, чтобы сменить исподнее и обдумать план действий. В голове вертелась сотня идей - от самураев до точки невозвращения. Он медленно и чувственно вернулся в комнату тулупом, припал на колени и проскользил к креслу гостя.

- Да не убивайся ты так. Одинадцать звезд назад такое уже было. Офисный клерк пропустил речь и его просто перевели... Но там, правда, было столкновение с бездной... От него мало что зависело. В твоем случае исчезновение королевы более губительно для твоей жизни. Абсолютно губительно... Я пришел к выводу, что должен доложить. Верни мне камень.
Антон не мешкая распахнул дверь в прикроватную тумбу и извлек из нее иузмрудно-шелковый мешочек. Солнце выглянув из-за утренней тучки сделало пыль золотой и прибавило сказочности моменту. Антон высыпал содержимое мешочка на пол. Это были резные, изготовленные из позвонков дельфинов шахматные фигурки.

- Действительно королевы нет... - Антон слился с ковром и начал старательно перебирать пешек пытаясь найти принцессу.
- Я же говорю нет. Как будто не бывало никогда. Ну, я свое дело сделал... Теперь верни мне камень, и я пойду.
- Он в холодильнике, - Антона сковало бессилие и он обреченно икнул.

Азиат пропал в кухонной комнате. Офис манил Антона часами на прикроватной тумбе в которую он метнул свой молящий взгляд.
Азиат снова возник перед Антоном напряженно пытаясь удержать огромный булыжник обернутый слизью. К камню серебрянными болтами была прикручена ржавая цепь, которая властно обвивала шею гостя несколькими витками и кусала свое тело головой-замком в том месте, где он носил сердце. Азиат проглотил ключ.
- Если понадоблюсь, я на дне, - азиат открыл дверь и шагнул за порог, - жаль что мы не познакомились.

Антон покачал головой и дверь захлопнулась. Кожа, сброшенная гостем подтаяла и стала неопрятной. Антон лизнул ее, потер рукавом и принялся завтракать, закончив, застегнул под воротником ошейник и вышел из дома.

Спускаясь по первой лестнице, которая упиралась в потолок последней ступенькой, Антон подумал: «Здесь Бог ногу сломит! Кто позволил спящим конструировать жилые коконы?». Следующая мысль не заставила себя долго ждать. «Почему я подумал об этой лестнице только сейчас, с учетом того, что я уже несколько лет живу в переменах?»
Несколько секунд спустя, преодолев пролет по перилам, Антону все-же удалось скатиться по наклонной внешней стене. Неуклюже распластавшись на голой женщине, которая принимала грозовые ванны, Антон подумал о судьбе. Он вышел из женщины и опрокинулся на спину.

Никогда еще небо не было таким стремительным. Облака принимали причудливые плоские формы. Иногда даже казалось, что они вырываются из декоративного измерения и становится почти объемным. Воздух был беспощадным. Антон свирепо выдыхал его из легких, чтобы не навредить себе кислородом.

Подскочив и отряхнувшись, Антон вплотную подошел ко рву.
- Здесь не переходить! Я только что помыла воду! – Хриплый голос дворничихи, чье имя не имело абсолютно никакого значения в виду незначительности персоны, но звучало как Елена Степановна и «на Вы», вернул Антона к жене начальника рва.
Жена начальника рва была опытной женщиной лет восьмидесяти, в чьи социальные обязанности входил любой размер. Ее муж руководил всеми процессами, которые происходили по обе стороны середины.
- Людмила Николаевна, почему я не могу спокойно перейти в выходной день на ту сторону? Я могу поговорить с вашим супругом? – ежась от холода, вопрошал Антон женщину в ледяной будке.
- Не могу знать, почему Вам препятствуют. Какую должность занимаете? – нежно и природно прозвинела Жена.
- Клерк. – бодро ответил Антон.
- Офисный, или перспективный?
- Офисный. Завтра нерест. – Антон не выдавал волнения, поскольку не был силен в волнении вообще.
- Я думаю, денек ничего не решит. Мы же не бюрократы. – Мягко и с улыбкой ответила Людмила Николаевна, выписывая Антону привилегию на помытое. Антон поцеловал хвойную ветку, взял бумажку и демонстративно пошагал по воде мимо Елены Степановны.

***
- Вы опоздали, - раздался голос за спиной Антона, когда он набросил на себя офисный халат, - завтра нерест, вы подготовили речь?
Антон обернулся, за его спиной ледяной глыбой возвышалась громадная дама стальной заколкой создавшая на голове точную копию какой-то горы, название которой Антон постоянно забывал.

- В любом случае ждем вас на семейном совете сегодня вечером, - женщина с трудом обернулась вокруг своей оси и содрагая пол пошла в направлении офиса, - и кстати не забудь пристегнуться... - с горы сошла небольшая лавина волос.
"Какая речь? Королева пропала! Что теперь будет со мной?" - пульсировало в висках

Антона, он сунул руки в полиэтиленовые мешки, которые начали выдавать когда закончились ежи, и пополз по коридору к своему рабочему месту.
Несмотря на последний выходной, в офисе никого не было. Тишина рвала на части толстенные тома отчетов и квартальных планов, которыми били забиты окна, для того чтобы солнечный свет не распугивал офисных крыс, которых по четвергам готовили в столой на первом этаже.

Антон подошел к рабочему станку и пристегнул ошейник потертым карабином. Свет на станке тут же вспыхнул и заработал мотор конвеера. Антон взял с конвеера один листок бумаги, помазав его маслом приклеил к нему второй. На третьем он что-то написал и разрезал его на 4 равные части.
Вдруг динамик, который передавал смех Директора Всего и запах сырости, обрамился огнем.
«Вот дьявол…» - подумал Антон и снял уши.

Из динамика повалил треск и языки пламени стихли. Отхаркавшись пылью нетерпения, динамик произнес: «Антон – гондон!» - и судорожно расхохотался механическими звуками. Затем поумерился и продолжил, - «Ты снова забыл икру! В отделе направлений жаловались на то, что ты в кажой партии подписываешь два листа словом «Север». Почему «Север»? если ты решил сам выбрать преобладающее направление, то может ты займешь мое место? Может, ты знаешь, лучше меня, где находятся части света? Может ты и ошейник мой хочешь? Не стесняйся, что уж там! Предложи мне партию в двухмерные шахматы прямо на нересе на глазах у всех!» - Динамик залебывался от смеха и ироничности собственного тона.

Антон осунулся, и выдавил проседь. Он хотел было ответить, потому что бросить вызов было неплохой идеей по сравнению с отсутствием речи и утраченной королевы. Однако несколько апокалипсисов назад семейный совет решил, что связь с Директором Всего будет только односторонней, потому что один клерк создал прецедент, бросив вызов прямо на нересте. Он был предан карающему заземлению и теперь ест только яблоки.

Антон стал внимательнее следить за надписями на листах, но мазать меньше масла. Качество его работы обязательно должно было несоответствовать заявленному стандарту, иначе он был бы на плохом счету у директора всего. Рабочий день подошел к началу. «Вчера пятница!» Обрадовался Антон и отстегнул карабин. Он был рад, что на день удаляется от нереста и все уже было не так страшно… Стало хорошо и немного грустно от того, что Завтра никогда не наступало.