Копейка

Копейка
Жизнь моя началась немного раньше, чем могу я вспомнить. Память, моя бедная старая память сохранила в себе всё, что было со мной за долгую жизнь. Начиная с блестящей серебряной чеканки на боках и заканчивая теперешним плачевно надломленным ребром и сильно стершимися сторонами.
Я помню, все началось в тот миг, когда я ощутила себя: маленькую, в коробке – среди тысяч точно таких же, как я. Было очень темно и страшно. Мы жались друг к другу, испуганно звенели при каждом толчке, которым все время подвергалась коробка.
Помню, что соседка моя все время тошно рыдала – её лицовка слегка потекла и, герб не казался таким красивым как у остальных. Наверно, я тоже плакала.
Целую вечность, мы лежали так, вперив ничего не смыслящие глазки в маленькую дырочку на потолке, сквозь которую пробивался безумно яркий луч света. И нам казалось, что ничего прекраснее нет. Да и правда это была – ничего кроме этого лучика света у нас и впрямь не было.
Еще одна вечность прошла и, наконец-то, нашу коробку разорвали. На маленькие, детские уши обрушился каскад звука, на глазки – света. А еще, в этот миг, все мы, истошно вопя и чертыхаясь, начали падать вниз. Звеня от страха и выбивая искры, друг из друга, от глупой злости, мы все, хоть каждая по отдельности, но все же единым монолитным телом опять оказались где-то. Там тоже было темно, там тоже было страшно. И там не было того лучика света. И опять наступила вечность.
Мое сознание, бережно хранимое, лелеянное сознание, вырвалось прочь.
Следующее воспоминание было очень странным. Меня возили по жирному прилавку чьи-то грязные руки, сильно царапая, и передавали другим рукам. Те же, со злостью, швыряли меня обратно – и так без конца.
- Поменяйте мне эту монету! – громыхал тяжелый мужской голос. – Она сломана!
- Извините, - заискивающе отвечал другой, женский. – Но зачем вам менять эту монету? Она ничем не отличается от всех других.
- Она сломана!
- Это ерунда! Её примут в любом магазине.
- Меняйте!
- Зачем?
Этот спор продолжался очень долго. В конце концов, меня все же взяли, положили в чей-то карман и унесли домой.
Дома мне понравилось. Меня положили в какую-то посудину с несколькими другими моими подружками. Мы радостно звенели и щебетали. Там было много света, красивый, теплый мир принял меня как свою, во все эти ковры, картины, мебель, в вечно горящую люстру. Я была своя везде и твердо знала что это – мой дом!
Но, увы, как у всех на это земле – счастье не длилось долго. Однажды, не то ночью, не то днем, когда хозяина не было, в дом кто-то вошел.
Черная одежда, хитрый вид. Это был человек, такой, как и хозяин – но падший. В нем сразу же почувствовалось что-то не хорошее. И страхи оправдались.
Уют дома уже не казался таким родным, даже люстра не светила по-доброму. Уже тогда все для меня кончилось, но этого я не понимала.
Лишь когда вор, нагрузив огромные мешки с ценными вещами моего хозяина начал собираться уходить.
Лишь тогда, когда его грязные черные пальцы проникли в посудину с мелочью, и он, хихикая, забрал даже нас – копеек – только тогда я поняла, что сейчас навеки покину дом. И все мы поняли. Истошно плача и звеня, перенеслись в новый карман и больше никогда не видели хозяина.
Но и с вором долго не задержались. На следующий день, он пошел в какое-то мерзкое место, где купил нечто, названое «дозой». А меня, надломанную копейку, он кинул поверх не красивых, мертвых бумажек, названных деньгами.
Продавец смерти, со мной проходил еще меньше – его убили в тот же вечер и я опять попала неизвестно к кому.
Все эти «люди» и всё что они делали, вызывало у меня лишь отвращение. Здравый смысл подсказывал, что меня это не может касаться, но – как же это? Горе, смерть, дымные грезы, покупаемые у барыг - все это ужас, не хуже войны. И от него нельзя так отрекаться.
С тех пор я не приношу людям счастье. И никакие деньги не могут принести человеку счастье. Даже сейчас, отдыхая в кассе небольшого магазинчика, я уже все это понимаю. Я понимаю, что счастье не в нас – но в том прекрасном, чудном доме, где я уже никогда не окажусь…
Р.Волков