Хелмская пыль

Маршевый батальон 28 пехотного полка вошел в город Хелм в первых числах июля. Измотанные долгим переходом из Брест-Литовска, солдаты надеялись найти тут хоть временное основное пристанище. Но город был почти весь разнесен в щепки дальнобойной австрийской артиллерией. Руины курились дымом и едкой пылью и лишь бродячие собаки обитали в некогда неселенном бойком месте. Унтер-офицер Корней Големба долго бродил между развалинами, но так и не выбрал подходящего места для привала. Поэтому он скомандовал своему взводу располагаться прямо на мощеной мостовой. Солдаты мигом побросали на брусчатку шинели, и несмотря на полдень, подняли дружный храп. Невдалеке у колес двуколки с котлом заснули кашевары, и даже кони в упряжке безвольно свесили понурые головы в дремоте.
И когда командир батальона подполковник Щукин остановил у бивака свою пролетку, то увидел и самого Голембу, спящего у остатка стены, к которой тот привалился спиной, да так и застыл сидя.
— Вот шельмы, — беззлобно чертыхнулся подполковник, — даже караула не выставили.
Но будить старшего урядника не стал, потому что знал — фронт в добрых полуста верстах от города и днем опасаться нападения австрияков не стоит. Поэтому, объехав все взвода и роты бата¬льона, в которых спали до последнего человека. Щукин подался в городскую комендатуру. Признаться, он приказал бы выставить посты, как и положено по уставу, но не видел в этом смысла: на весь батальон и имелось-то всего оружия, что личные пистолеты у офицеров. И — ни одной винтовки. Обещано было, что оружие батальон получит в Хелме. За ним и прибыл подполковник к коменданту.
—И-и, батенька!— развел руками исполнявший эту должность старичек-подполковник, — в цейхгаузе нет ни одного ствола в запасе. Но вы не отчаивайтесь: с часу на час в город должна прийти часть, изрядно потрепанная только что под Красноставом. Коли у них остались винтовки, то вы их и порехватите.
—Да как же так,—возмутился Щукин, — а вдруг и у них не будет оружия? Или патронов? Нам что, прикажите с голыми руками идти в атаку?
Старичок-комендант неторопливо налил кипятку в заварку, прикрыл чайничек салфеткой:
— Может статься, что и безоружия прибудут. А может — оттуда уже и прибывать-то некому. Да вы не горячитесь, подполковник, тут на фронте везде такое положение. Ну, не хватает ни винтовок, ни патронови все. Вы знаете, как солдаты в атаку идут?
Не снимая с чайничка салфетку, комендант разлил заварку по стаканам, говоря при этом:
— Впереди бежит один с винтовкой наперевес, а позади него двое с голыми руками. Все-равно, когда того с винтовкой убьют, кто нибудь из двоих уцелеет, да перехватит ствол. Так и воюем.
— Но ведь это все-равно, что попросту вести людей на убой, — все еще возмущаясь, принял стакан с чаем Щукин. Но комендант согласно кивнул головой и опять развел руками: дескать, не я виной тому, а армейское иитенданство. И когда они заканчивали чаепитие, к коменданту и впрямь явился вестовой с сообщением о том, что в Хелм с передовой на пополнение прибыли остатки пехотной дивизии.
* * *
—- Взвод, подъем! — зычно скомандовал Големба,и Семен Басов раскрыл глаза. Рядом со сна сладко потягивались братья — Петр и Павел. С голодухи у всех троих ныло в желудке, но первым делом братья потянулись к кисетам. Через минуту уже над всем взводом плыл сизый дымок, а стар¬ший урядник Големба чеканил, расхаживаясь между сидящими в беспорядке пехотинцами:
— Через полчаса поспеет каша. К вечеру взвод получит винтовки. Но только одну на каждого из трех человек, да и те без патронов!
Расслышав недовольный гул голосов, взял на полтона выше:
— Разговорчики мне! А сейчас даю вам полчаса, чтобы привести себя в порядок. Сюда прибывает Главнокомандующий великий Князь Николай Николаевич. Пуговицы, бляжки и сапоги мне чтоб блестели, как и ваши рожи. Исполнять.
Солдаты потянули через головы гимнастерки, кто-то уже совал нитку в иголку, какой-то умелец взялся чинить сапоги.
— Слушай, Семка,—брат Павел тоже снял гимнастерку, протянул, встряхивая ее, — давай с Петром одежду почини, а мы тебе сапоги подправим и пуговицы почистим!
Так и сделали. И пока у других солдат пямо- таки времени не хватало, чтобы с делом справиться, браться расторопно приводили себя в порядок.
Это у них было свое, еще домашнее. Близнецы Петр и Павел на год ушли в возрасте от Семена, но призваны все трое оказались всего месяц назад. И ведь как получилось: по возрасту надо было идти на фронт только близнецам, но они велели Семену приписать год в метрику и отправляться вместе с ними. Тому одна причина - черноокая Оксана Скрипченко из Двулучного. Так уж случилось, что все три брата положили на нее глаз, каждый прочил себе в жены, а она никак выбрать не могла. И не мудрено: что Петр, что Павел, что Семен — один другого лучше статью и краше лицом. Во всем Уразове никому из парней с ними не справиться. Уж коли выходили на кулачный бой, то устоять против тройки Басовых никто не мог. Оттого и били всегда уразовские двулученеких. Но зато и сами Басовы между собой крепко работали кулаками, когда дело доходило до того, кому провожать Оксану.
А тут тебе — повестки. Вот и сказали братья-близнецы Семену: коли дашь слово, что оставишь Оксану в покое, то мы уйдем воевать с легким сердцем. Коли не дашь — собирайся с нами. Семей такого слова не дал...
Через полчаса взводный Големба выстроил подчиненных, прошелся вдоль строя и округлил глаза от изумления, потеряв шаг перед низкорослым неуклюжим пехотинцем. Был тот явно из запасных, уже не молодым и толстым. И вот на нем-то вообще не сошелся ворот гимнастерки, а ремень солдатский он попросту держал в руке.
— Это что за чучело! —- Вскинулся Големба. —- Ты что, сукин сын, издеваться вздумал над взводным?
-— Никак нет, — оторопело ответил солдат, — гимнастерка не сходится. И ремень...
— Гы,-гы! — Заржал худой, как жердь, пехотинец с правого фланга, но тут же замолчал, увидев перед лицом волосатый кулак взводного. Солдаты притихли.
- А может — его на кухню спрятать? — предложил отделенный командир толстяка.
— Ну да, — съязвил Глемба, — ему как раз кухни и не хватает. И вдруг повернулся к братьям Басовым:
— Вот что, ребята. Повалите-ка вы этого толстяка на брусчастку, да стяните ремнем. Я вижу, силы у вас достает.
Толстяк и опомниться не успел, как близнецы приложили его о земь, а Семен с силой нажал на живот коленом. Павел тут же перехватил бедолагу ремнем, а Петр ловко застегнул гимнастерку на нем на все пуговицы. И столь же расторопно братья поставили не успевшего опомниться пехотинца в строй. Он покачивался теперь с вытаращенными глазами и широко раскрытым ртом ловил воздух.
— Ну вот, — удовлетворенно подвел итог взводный и тут же повернулся к кашевару:
— И не давать этому сукину сыну два дня ни ложки каши, что в тело вошел!
*' * *
А великий князь так в Хелм и не приехал. Говорили, что его авто разбомбил германский аэроплан, и сам Главнокомандующий прятался в придорожном кювете: не до смотра ему было. Зато подготовка к этому смотру не прошла для братьев даром. Големба, когда раздавал винтовки бойцов разбитой дивизии своим солдатам, им ничего не дал:
— Вы и так расторопные ребята, — сказал он, —в бою хоть одну винтовку на троих, да раздобудите.
...А на завтра — бросок к местечку Грубешов- на участок фронта выведенной на пополнение дивизии. И уже к обеду, не доходя до передовой, батальон был остановлен командой:
— Приготовиться к бою!
Накануне австрийцы, воспользовавшись малочисленностью русского заслона, прорвали нашу оборону и теперь шли на Хелм. Их тряпичные ф¬ражки уже хорошо виднелись у речки Венш, и Големба приказал:
— Тех, которые с винтовками — посередине, двое без винтовок — по краям и на шаг сзади. К атаке приготовиться!
Взводный нервничал. Не за себя, сам он уже второй год воевал. Но взвод был почти целиком необстрелянный. Минус ко всему предстояло идти сразу в штыковую, патронов-то не было. Но вон они — австрияки", а вон он — Хелм. А  за спиной — Минск, Смоленск.
— С Богом, ребятушки, — где-то по правую руку поднялся во весь рост подполковник Щукин, и за ним сняли предохранители с пистолетов все офицеры. Сначала вразнобой, но потом все больше вплетаясь и дополняя друг друга, согни Голосов всколыхнули воздух:
— Ура-а-а!
Братья, все трое, пристроились за спиной у долговязого правофлангового, который нес непривычную для него винтовку, словно полено, нелепо описывая поблескивающим штыком неровные  круги перед собой. Семен, хоть и не обстрелянный, отдавал себе отчет в том, что так винтовкой ни одного врага не одалеешь.
Вопреки прежним опасениям, в душе его не слышалась страха за свою жизнь. Была лишь досада на неуклюжего счастливца да желание поскорее завладеть его винтовкой.
«Та-та-та-та» — дробью рассыпалось в воздухе, но Семен даже не понял, что это пулемет. Он лишь увидел, как начали спотыкаться и падать пехотинцы, а потом Павел дернул его за рукав:
— Ложись, дурак, это пулемет.
Семен послушно упал в пыль незасеянного поля, и весь батальон уткнул головы в землю. А Петр, секунду полежав, потянул за сапог владельца винтовки. Тот не подавал признаков жизни. Тогда с помощью Павла он притянул его к себе за ноги. Зацепленную за локоть убитого, подтянул и винтовку.
Батальон залег. И пока Щукин с офицерами через цепь  передали новые команды, Петр велел:
— Теперь так, братья. Как поднимемся, не шибко торопитесь за мной. Бог даст — уцелею. Ежели нет — поклон родителям, а ты, Павел, Оксану не забижай, когда женишься. И береги этого молокососа Сёмку. Взяли, дураки, на свою голову...
— Батальон, - - команда словно еще глубже вогнала пехоту в землю, но слова:
—За Бога, царя и Отечество!— подняла людей, и те вновь пошли вперед. Братья, по совету Петра, так и бежали, прикрывшись шеренгой тех, у кого в руках качались почти бесполезные винтовки. И теперь уже с другого фланга наступающих зачастил пулемет, и опять подали пехотинцы Щукина. Казалось, что идет бессмысленное убийство почти безоружных солдат. Но Щукин знал, что в эти часы в Хелм на пополнение истрепанной дивизии входят части отлично вооруженной Даурской конницы. Теперь главное — не дать австриякам перехватить инициативу, не дать им времени. Даже ценой жизней всего батальона.
  Пулемет стрекотал еще некоторое время, пока роты неподвижно лежали в поле. Командир взглянул на часы. Через десять минут он опять поднимет людей. Эти минуты нужны, чтобы живые подобрали винтовки мертвых.
И еще подполковник Щукин чувствовал страшное унижение от того, что вот он, здоровый мужчина, и еще сотни таких же, беспомощно лежат сейчас перед этим чертовым Грубешовым почти не в силах изменить положение в свою пользу, хотя при наличии винтовок наверняка погнали бы сейчас противника за реку. Воровство интендантов, саботаж на дорогах забастовки на заводах —- все это выливалось вот тут, у города Хелм, в кровавую реку. Опытный военный Щукин понимал, что в таких условиях войны никогда не выиграть.
Он глянул на циферблат. И вновь, сжав рукоять пистолета, поднялся во весь рост.
...А Павел,перехваив винтовку, размазывая по лицу слезы, говорил лежащему рядом ничком Семену:
— Но лезь на рожон, братан... Поклонись за нас с Петром отцу с матерью. И Оксану не забижай.
 И опять взметнулся поднятый командойбатальон. Лишь Петр Басов да десятки других не выполнили команды офицеров. Потому что их жизни принадлежали уже не царю, а Богу.
  Но на этот раз австрийские пулеметы не смогли остановить озверевшую людскую лаву. И те несколько десятков метров, которые оставались до неприятельских окопов, батальон перемахнул в пару минут, под их неистовый перестук. И уже на ходу, не чуя под собою ног и не соображая, что делает, Семен Басов перехватил у сраженного брата трехлинейку и с нею ввалился в австрийский окоп. Он тяжело пошел вдоль траншеи, работая не штыком, а прикладом и ярость, переполнившая его, оборвала жизнь не одному австрийцу. Приклад винтовки Семей разбил о пулемет, когда порешил его расчет, и дальше уразовский богатырь пошел работать кулаками. Он бушевал еще долго, и когда уцелевшие враги кинулись вон из окопов, Семен перевалил через бруствер и глушил их, убегающих, сзади. Уже метров за сто от окопа те опомнились, и взяли солдата в кольцо. Но он не давал им развернуть карабинов в свою сторону и все бил, бил, бил...
Свалил Семена пистолетный выстрел. Но лишь он упал, австрийцы побежали дальше. А Семена подобрали видевшие рукопашный бой товарищи. Раненый в бок подполковник Щукин склонился над солдатом и только и сказал:
-— Герой! Похоронить с почестями и салютом, хоть патроны у нас есть только в пистолетах.
  Но поторопился командир. Когда уже вырыли неглубокую могилу, Семен слабо застонал. На нем разорвали гимнастерку, туго перебинтовали и на двуколке от походной кухни повезли в походный госпиталь в Люблин.
 
*  *  *
В третий батальон 28 пехотного полка рядовой Семен Басов возвратился лишь через несколько месяцев, когда часть эта готовилась к боям за Перемышль. Сверкал на груди солдата новенький Георгиевский крест, а сам он выглядел хоть и похудевшим, но возмужалым. Фельдфебель Големба с прищуром оглядел героя и удовлетворенно сказал:
— Молоток! И прибыл вовремя: как раз второй крест заработаешь. А винтовок у нас сейчас вдоволь. Могу хоть  пулемет выделить. Словом, воюй, солдат.
...Воевал. За Перемышль и впрямь второй крест получил, потом при Брусиловском прорыве — третий. В январе 1917 вынес из под огня офицера—- тут и четвертый крест ему выпал. Но загноились простуженные легкие — и списали военные врачи солдата подчистую. В апреле по смутной России, где паровозом, а больше пешком, притопал он в свое Уразово. Родители нарадоваться не могли на сына, но батюшка собрал Георгиевские награды и закрыл в сундук. Дескать, время нынче не то, чтобы царскими орденами щеголять.
И уж совсем потухла радость Семена от того, что уцелел, когда матушка сообщила, что Оксана Скрипченко из Двулучного уже два года, как замужем. А не писали сыну об этом, чтобы душу ему не бередить.
Пришли в дом инвалиды-одногодки, кто уцелел. Пили самогонку, плакали, чадили махоркой.
— За что ж я воевал? — в который раз больше спрашивал  себя, чем гостям говорил Семен. — Веру поругали, царя скинули, половина Отечества под Германцем. Невеста и та другому досталась. Эх-ма!. Лучше б и я рядом с братьями в пыль превратился под польским городом Хелмом...
* * *
В 1919 году красный эскадрон Федора Кислинского расстрелял в Уразово группу «контрреволюционно настроенных обывателей за связь с бандой врага трудового народа белого генерала Мамонтова». В числе прочих красный комэск назвал в рапорте и «расстрелянного там же носителя царских крестов Семена Басова»...