три

                раз
«Когда я хотел подняться по лестнице, моя жена спускалась вниз, а когда моя жена хотела сойти вниз, я шел наверх. Вот какова супружеская  жизнь, я сам испытал ее».
                У.Коллинз

Было восемь часов, когда она открыла глаза и поняла, что задремала. В ту же минуту схватила телефон. Что-то внутри нее протестовало, но она, как могла, подавила этот протест и позвонила. Абонент не отвечал. Спустя несколько минут, она позвонила снова, гадая, действительно ли он занят или намеренно пропускает звонки мимо ушей. Он знал, что, если ответит, надо будет что-то срочно придумывать, но мозг так разбух от пива, что не способен был набросать даже самую простенькую оправдательную историю. Как правило, задерживаясь с друзьями после работы на стаканчик-другой, он говорил: "Я честно не собирался, но меня заставили буквально силой». При этом что-то в его тоне, в жалостливом, простодушном взгляде твердило: «Ты же понимаешь, это мои друзья и коллеги. Я просто не могу им отказать, никому ведь неизвестно сколько нам еще вместе работать».
Через минуту он позвонил сам. К его голосу, к этому времени уже нетрезвому, примешивались смеющиеся женские голоса и гул уличной суеты.
«Я буду через полчаса», - сказал он. – «Я уже на автобусной остановке.»
Тем не менее, появился только в десять. Как всегда, в ботинках прошел на кухню и плюхнулся на стул.
« - Что на ужин?
 - Картошка.
 - Опять? Какого черта опять картошка? Ты ведь знаешь, я ее ненавижу!
 - Но…
- Черт!- он подошел к плите и схватил сковородку, затем с грохотом бросил ее на место, - Я работал целый день, пришел домой, а тут опять картошка!
Казалось, он сейчас заплачет.
 - Но мы два дня подряд ели капусту, - попыталась оправдаться она, - я подумала, что следует внести разнообразие…
 Он вернулся на стул, стащил с ноги ботинок и швырнул его в прихожую. Потом принялся за второй.
 - Я хочу мяса! – проскулил он, как обиженный пес, - Говядины, курицы, бекона…Вы что, в своей России совсем мяса не едите?
Она предпочла пропустить вопрос мимо ушей. Ужасно хотелось разозлиться и сказать, что она, в общем-то, не обязана покупать ему мясо, потому что, во-первых, мясо дорогое, а он может съесть полкило за раз, во-вторых, у нее нет денег, ведь она не работает, в отличие от него, а, в-третьих, он ей не муж и даже не близкий друг, чтобы устраивать скандалы из-за какого-то паршивого мяса, чтоб ему гореть!
Однако она взяла себя в руки и ничего этого не сказала. Вместо этого открыла морозилку и достала замороженное куриное филе, которое заранее купила на Пасху.
 - Вот… - сказала она, протягивая ему сверток, - куриное филе, если хочешь…
 - Другое дело, - хмуро подхватил он, - а теперь отойди от плиты, я сам все сделаю…
…После обеда он вошел в единственную комнату, служившую и гостиной, и спальней, и ей, сидевшей с книгой на кровати, захотелось исчезнуть, только бы не попасть под огненосный взгляд.
 - Чем ты занималась весь день? – начал он издалека.
 - Да так… Всего понемногу…
 - Если тебе целый день нечем заняться, могла бы прибраться в доме, - менторским тоном сказал он и пошел обшаривать углы, где, как ему помнилось, еще вчера лежала пыль.
 - Я прибралась.
 - Тогда почему опять пыльно?
 - Ты же сам знаешь, это с улицы. Сейчас такое время, что когда бы ты ни открыл окно, ветер тащит в дом пух и всякий сор.
 - Тогда не оставляй окно открытым!- рявкнул он.
 - Тогда не высохнут твои рубашки, - возразила она.
 Он пощупал рубашки и бросил на нее угрюмый взгляд.
 - С тобой одни проблемы…Иди сделай кофе.
 - Но я…
 - Иди, говорю, хватит лениться!
Он сел за компьютер к ней спиной, тем самым показывая, что не скажет больше ни слова.
Она побрела на кухню и включила плиту. Слезы стояли в ее глазах. Сколько раз она делала кофе, и он с отвращением отодвигал чашку, уверяя, что такого «дерьма» ему еще не доводилось пробовать.
«Я же показывал тебе, как варить кофе! Это запомнил бы и ребенок! Сначала набираешь воду в мерный стакан…»
Она честно набирала воду в мерный стакан, отливала лишнее, после чего переливала воду в турку, затем, как он говорил, доводила воду до закипания и при температуре в 99 градусов закидывала три чайных ложки кофе. Еще три секунды на огне – и кофе готов. Да, она делала все, как он учил. Но кофе все равно получался невкусным. Он с пренебрежением отталкивал от себя чашку, кривил рот и всем своим видом показывал, до чего же он несчастный человек.
 - Зачем ты заставляешь меня варить кофе, если знаешь, что у меня не получается? – спрашивала горестно она.
 - Тебя надо научить, - говорил он, - единственный способ научиться –многократно повторять процедуру.
Когда наступал вечер, он открывал шкаф и тщательно отбирал одежду на завтра. Порой он просил ее погладить его рабочие рубашки из поплина, и, когда дело было сделано, критически осматривал результат ее работы и говорил, что все это ни к черту не годится. Затем брался за утюг сам.
Несмотря на нарочито изображаемую деятельность, большую часть свободного времени он проводил за интернет – перепиской с невидимыми друзьями или включал музыку так, что дрожали стекла, и, откинувшись на спинку стула, затягивался сигаретой.
 Выкуривал он по пачке в день. По этой причине в доме на всякой горизонтальной поверхности стояла пепельница, всегда наполненная до краев.
Она тоже начала курить за компанию. Сначала сигаретный дым вызывал слезы, но со временем это прошло. Порой они вместе молча сидели на кухне, занятые сигаретой и мыслями кто о чем.
 - Когда ты начал курить? – спросила как-то она.
 - В шестом классе.
 - И не пытался бросить?
 - Нет, никогда. Без сигарет моя жизнь будто пустая.
 - А как же… в то время, когда твоя жена была беременна вашим сыном, вы жили вместе?
 - Да.
 - И ты продолжал курить?
 - Конечно. А что тут такого?
 - Ты никогда не слышал о «синдроме внезапной смерти» среди младенцев?
 - Ерунда все это.   
Он был женат всего три года почти одиннадцать лет назад. Они встретились на какой-то вечеринке у друзей, или его будущая жена сама устроила вечеринку, он никогда толком не рассказывал, но вся история сводится к тому, что молодые люди понравились друг другу, она быстро забеременела и родители быстро их поженили. Разумеется, ее родители. Казалось, он до сих пор сердит на них за это.
«Ее мать – неплохая женщина, - откровенничал он один- единственный раз, когда слегка перебрал, - только совсем необразованная и резкая. Говорит, что на ум взбредет. А вот папаша– совершенно невыносимый тип. Внешне старик добрый и дружелюбный, но скажи слово поперек, и он уже бежит на тебя с кулаками. Как-то мы с ним крепко поцапались. Я ударил его деревянным стулом. Жена не разговаривала со мной три дня. А что я мог сделать? Я терпел, когда этот наглый пес третировал меня по поводу моей работы и никудышной зарплаты. Я терпел, когда он требовал непомерно большие деньги за проживание в их доме, будь этот дом сто раз неладен! Но когда он вбил себе в голову, что все деньги я спускаю на азартные игры и весь следующий день следил за мной, как за ребенком, я не выдержал и высказал ему в лицо все, что думаю о его методах и о нем самом. Не прошло и пяти секунд, папаня рассвирепел и полез на меня с кулаками. А удар у него мощный, признаюсь – испытал на собственной шее. Дело происходило в каком-то дворе, рядом стоял большой мусорный бак, а возле него кто-то оставил старый деревянный стул без ножки. Ну, я схватил его и… Я защищался. А этот старый дурак всем раструбил, что я чуть ли не покушался на его чертову жизнь, кому она нужна? Этот случай окончательно развалил мой брак.»
Она знала эту историю, а еще знала немного о его сыне. Мальчика звали Петар, и ему недавно исполнилось четырнадцать. Он учился в средней школе, жил с матерью, бабушкой и дедушкой. Мать иногда звонила бывшему мужу по поводу сына. Но их телефонные разговоры никогда не длились больше двух минут.
Когда его не была дома, в шкафу за стопками белья она нашла старенький фотоальбом. В нем было около пятнадцати фотографий. На первых страницах он, совсем молодой, и его жена, симпатичная пухленькая девочка, широколицая  и с большими карими глазами. Ближе к середине – он с его маленьким сыном, больше похожим на жену, хотя, если присмотреться, на него тоже, - на отдыхе в Черногории. Вот малыш играет у кромки воды, а папа обнимает девицу в купальнике. Вот фотография девицы в купальнике в полный рост. Дальше только фотографии с пьянок и вечеринок; везде стол уставлен банками с пивом и всем весело. И вот последняя фотография его жены; она лежит на заправленной постели рядом с улыбающимся мальчиком лет пяти. У них похожие улыбки и большие карие глаза.
Иногда она тоже подумывала о том, чтобы родить ребенка. Но всякий раз отгоняла эти мысли подальше: маленькое существо требует самоотверженности, такой огромной самоотверженности, какой у нее никогда не было. Очень тяжело растить малыша, когда не чувствуешь внутренней устойчивости. Она открывала окно, зажигала сигарету и вспоминала девочку из детского дома, которую когда-то хотела удочерить. Детские фантазии. Она была слишком молода, а у девочки имелись родители, хоть и лишенные родительских прав.
Она страстно желала перемен, сердце жаждало новых отношений. И эта жажда привела ее в Белград. Она думала, этот город перевернет ее жизнь и покажет путь к собственной душе. Но Белград стал ей грозным учителем, требующим напряжения всех ее внутренних сил, вечно бдящим, вечно подгоняющим. Она потихоньку впадала в уныние, пока одним пасмурным утром не встретила Райко, мальчика двадцати двух лет, официанта в местном кафе. Райко познакомил ее с Б. Когда-то Б. был управляющим того самого кафе, но что-то не поделил с хозяином, который, в отместку понизил его до официанта. Словом, он и Райко встали на одну ступень и сделались добрыми товарищами, несмотря на разницу в возрасте.
Впрочем, это здесь не так важно. Важно то, что, сделав свое дело, Райко отошел в сторону, а двое новых знакомцев так увлеклись друг другом, что решили снимать квартиру на двоих и делить обязанности по дому. Эйфория длилась недолго. Буквально через месяц он позвонил ей с работы и сказал:
 - Я разочаровался. Ты не та женщина, которая мне нужна.
Весь день она проходила мрачнее тучи, а вечером он вернулся домой с бутылкой розового вина и словами:
 - «Иногда я говорю не совсем то, что думаю. Мне просто нужно пробраться чуть глубже в твою душу».
Это объяснение не успокоило ее, и с того дня она стала видеть то, чего раньше не видела: его скомканные носки под кроватью, залепленную волосами раковину и бесконечные бутылки из-под пива. Вдобавок, то мрачное настроение, в котором он пребывал большую часть дня, угнетающе на нее действовало. Она и сама не заметила, как стала постепенно уходить в себя, отвечала молчанием на его колкости, а он расценивал ее тишину как вызов.
 Они стали отдаляться друг от друга. Не раз она порывалась уйти, но уже в дверях понимала: идти некуда.
Смешно было даже подумать, что, пожалуй, всем, что их еще объединяло, местом, где они могли расслабиться и забыть обо всем, была постель. Как раз там происходили самые невероятные вещи. Из замкнутого и вечно недовольного типа он превращался в озорного мальчишку и выдумщика. Крепко обняв ее, он окунался в мечты и давал обещания, заверял, что все обязательно изменится и что они оба имеют право на счастье. В такие моменты играла романтическая музыка, и не только в комнате, производимая динамиками, но и в ее голове.
 Как только физическое возбуждение проходило, исчезала и та теплая атмосфера, в которой ей всегда было так хорошо. Он мигом вскакивал, натягивал штаны и возобновлял переписку с кем-то, кого она не знала.
Если она перегибалась через его плечо и бросала взгляд на экран, следовала незамедлительная реакция:
- «Не читай!»
 - «Я не читаю».
 - «Иди лучше свари кофе».
 - «Но я…»
 - «Иди, наконец, займись делом. Хватит шататься, как неприкаянная душа».
Она, по привычке подавив обиду, плелась на кухню и варила кофе, за которое он, без сомнения, опять ее отругает.
«И на этот раз он выиграл»,- пронеслось в ее голове после его очередного выговора.
Пакетик с черным порошком дрожал в руках. Грудь пронзил долгий спазм.
 - Не забудь: три полные ложки! – донеслось из-за стены.
 - Я знаю.
 - Должна образоваться пенка!
 - Хорошо…
Пока вода закипала, она по обыкновению подошла к окну и закурила сигарету. Это и правда успокаивало нервы.
Наступал вечер, и розовая полоса заката разгоралась над горизонтом. Из-под темнеющей кроны дуба вылетела и взметнулась ввысь острохвостая сойка. Не осознавая того, она завидовала маленькой птице, и ее взгляд пытался выхватить ее силуэт среди темнеющих облаков. Там, за далеким горизонтом, другая жизнь. Возможно, та жизнь, которую она так яростно искала… и не нашла.
Она еще раз поглубже затянулась и закрыла глаза, воображая, как самолет переносит ее далеко отсюда, в диковинное место, где люди постоянно улыбаются и говорят на неизвестном языке. Сердце ее забилось чаще.
На плите забурчал и перелился через край кофе…
                два

Он выпрыгнул из автобуса и пошарил в кармане в поисках сигарет. У него всегда была пачка про запас. Без сигарет он решительно не представлял своей жизни. Попытаться бросить? Ха, что за бред! Пусть другие мучаются и не спят ночами. А он умрет с сигаретой в зубах. Только бы сын не вздумал курить. Это было бы настоящей трагедией. Утешало, однако, то, что подросток жил с мамой и бабушкой, двумя радетельными наседками, которые искореняли дурные привычки единственного сына и внука раньше, чем он успевал открыть их для себя.
С одной стороны, ему очень хотелось, чтобы мальчишка жил с ним, с другой стороны, его пугала сама мысль об этом. Съемная квартира с обшарпанными стенами и поселившийся в каждом углу запах табака – не то место, где должен расти и развиваться ребенок. Впрочем, дело было совсем не в этом. Дело было в нем самом.
На набережной почти безлюдно в это время суток. Он недолго прогулялся по вымощенной камнем мостовой, глядя на зеленые воды Дуная. Когда-то он приехал в Белград из маленького городка, в котором шесть лет проработал в упаковочном цехе. Ему повезло. Найти работу в те времена было практически невозможно. А ему, парню без образования, без надежных связей, и подавно.
Он держался за место, как только мог. У девушки, с которой он тогда жил, не было работы, и так крепко, как он держался за свой крохотный источник дохода, она держалась за него. Однако, когда он накопил достаточно денег, чтобы перебраться в столицу и снять там квартиру, возлюбленная запротестовала. Она не собиралась ничего менять в своей жизни, а хотела только дружную семью и кормильца. Едва до нее дошло, что устремления ее бой-френда и ее собственные радикально расходятся, она собрала чемоданы и больше никогда не попадалась ему на глаза. Говорили, она так и не вышла замуж. Черт побери, зря он ее вспомнил. Годы, что они прожили вместе, казались теперь далекими и лишенными значения. Он не помнил даже ее лица
Переезд в Белград стал для него победой и одновременно поражением. Промаявшись два месяца на съемной квартире, он понял, что работу так и не найдет. Отчаяние подступало все ближе к его двери. Однако надежда умирает последней, и он не оставлял попытки: обзванивал знакомых, давал объявления в газеты, внимательно читал предложения работы на столбах и информационных досках, обошел десятки частных заведений, надеясь получить хотя бы место посудомойщика. Но отовсюду получал отказы и размытые обещания.
Тогда он вернулся домой. Казалось, битва проиграна. Осталось лишь одно – пойти и упросить начальника позволить ему вернуться в цех, ведь он был неплохим работником. Конечно, все это унизительно. Больше всего его задевало то, что вся округа, включая девушку, которую он любил, начнут жалеть его, когда обо всем узнают. От одной этой мысли на душе становилось так тяжко, что впору бросаться без груза с моста в реку.
Он сидел в маленькой кухоньке их с матерью квартиры и курил одну сигарету за другой. Неожиданно раздался телефонный звонок. Звонил один из администраторов кафе, к которому он недавно обращался по поводу работы. Появилась вакансия ночного администратора, и, если он согласен и смог бы завтра подойти…
Тем же вечером, окрыленный и легкий, как ветер, он купил на вокзале билет на автобус и уже утром предстал перед администратором в своем лучшем костюме.
Так он получил первую работу в столице. Через несколько лет он занял должность управляющего другого кафе, но это отдельная история…
Жаль, все же, что с годами он не поднялся по лестнице вверх, как делают многие, а спустился вниз. Разжалование в простого официанта ударило по его самолюбию. Официант должен быть расторопным и незаметным, к тому же, должен уметь представить свое заведение так, чтобы клиенту захотелось в него вернуться, находись оно даже на горном пике.
 Работы в кафе всегда было много, зарплату платили смехотворную, оставалось рассчитывать только на чаевые. Слава богу, с опытом он навострился качественно обслуживать посетителей, так что «спасибо» в денежной форме получал по многу раз на дню.
Так или иначе, жизнь не казалась ему гладкой. Она была, сокрее, болотистой, ухабистой, и, главным образом, скучной. После смены он шел с друзьями выпить пиво на скамейке в Калемегдане, а потом брел на остановку, совершая в уме бесконечные подсчеты относительно того, сколько денег нужно отдать за квартиру, сколько отложить для сына, а сколько поставить на выигрыш любимой футбольной команды и нельзя ли немножко увеличить ставку. Он никогда не ставил более ста динар, не позволяли средства.
Правда, однажды ему исключительно повезло, и он мог бы запросто пополнить свои карманы, если бы ни…
Впрочем, вот как все вышло. Одним апрельским утром в кафе появилась парочка – мама и дочка. Внешность и речь выдавали в них иностранок.
«Скорее всего, шведки,» - заключил он.
И хотя сели они не в ту часть зала, которую он в тот день обслуживал, меню гостьям принес именно он.
«Опять иностранцы, - скривил физиономию его коллега Боян, и положил руку ему на плечо, - обслужи их, дружище. Ты ведь по-английски свободно бренчишь, не то, что я».
Заниматься двумя иностранками пришлось ему и, несмотря на то, что по уходу женщины не оставили чаевых, под скомканными салфетками он обнаружил новехонький I- pad, о котором за компанию с сыном грезил во сне и наяву. Незаметно он спрятал находку в карман и поспешил прочь от столика, словно тот мог выдать его.
Минут через пять шведки вернулись и девочка, подойдя к барной стойке, заговорила с одним из официантов, указывая пальцем на столик, из-за которого недавно поднялась. Столик уже был занят другими посетителями.
Официанты только пожали плечами, и девочка опустилась на стул и плечи ее задергались от всхлипываний. «Это подарок отца, - причитала она по-английски, - это подарок отца…»
И тогда он, тоже отец, хотя в ту минуту он об этом даже не думал, ощутил, как скорежилось от сострадания его сердце, и каким маленьким он стал по сравнению с непомерным чувством сострадания, охватившим его.
Вмиг подлетел он к девочке, вынимая из кармана телефон.
«Сюрприз!»
Веснушчатое лицо просветлело, и глаза улыбнулись сквозь слезы. Он посмотрел на нее и понял, что девочке не больше пятнадцати лет.
Как только телефон оказался в руках хозяйки, жалость его испарилась, как капля воды на сковородке.
Он хлопнул себя по пустому карману и побрел прочь.
«Дурак ты, - распекал его потом Боян, - это ж такая находка, такой шанс! Любой бы тебе дал за эту штуку не меньше 800 евро, три месяца мог бы за квартиру не платить! Ээх, ты! Всегда так. Везет тем, у кого меньше мозгов!»
К чему вся эта история? Произошла ли она случайно или в ней было сокрыто некое послание? Помнится, услышав о произошедшем, она сказала:
«Ты заслужил уважение».
А вот и Петар. Он безошибочно вычислил его из толпы других ребят по красной футболке с принтом в виде футбольного мяча, которую сам ему и подарил. Петар был немного ниже своих товарищей, что несколько смущало отца. Зато мальчик отличался яркой внешностью и широкими, по-спортивному расправленными плечами.
Петар подбежал к отцу и быстро обнял за шею. Он хотел было чмокнуть пацана в розовую щеку, но засомневался, смутился, ведь рядом стояли другие мальчишки и с интересом наблюдали за ним.
 - Пап, дай денег на кино, - выпалил Петар, едва отпустив папкину шею, - мы с ребятами хотим пойти на сеанс в 18.30.
 - Что за фильм?
 - Американский триллер. Фантастика.
 - Сколько стоит?
Петар назвал примерную цену.
- И еще на колу дай.
Он открыл бумажник и пересчитал купюры. Отдал сыну пятьсот динар.
 - Как дела в школе?
 - Нормально.
 - Как тест по математике?
 - Нормально.
 - Это не ответ. Переписал?
 - Да, переписал, - Петар немного нахмурился.
 - Ладно,- вздохнул он. Не стоит увлекаться мелочами. Этим может заняться женская половина воспитательной команды.
 - Как дома?
 - Хорошо. Мама вышла в отпуск. В понедельник мы с ней едем в Златибор. Она забронировала нам гостиницу на три дня. Но на карманные расходы сказала взять у тебя.
 - В понедельник? – уточнил он, прикидывая, сколько сумеет заработать до понедельника.
 - Ага.
 - Понятно. Что еще?
 - Еще кроссовки нужны. Мои найковские развалились.
 - Когда нужны?
 - Ну, в принципе нужны. Хоть сейчас.
Петар всегда носил кроссовки. Ни мужские туфли, ни ботинки он не признавал.
 - Хорошо, - в очередной раз вздохнул он, - поехали. Я знаю здесь недалеко спортивный магазинчик. Приглядим что-нибудь.
 - Сейчас? – удивился сын, но тут же сообразил, что лучше не упускать шанса «развести батьку» на кроссовки подороже, тем более, что он сам предлагает.
Петар договорился с друзьями и те ушли ждать его возле кинотеатра.
 В ожидании автобуса они прогуливались туда-сюда по пустой остановке.
 - Пап, а кто та девушка, с которой ты живешь?
 - Что? – он чуть не поперхнулся сигаретой. Откуда, Боже мой, у сына такая информация? - Откуда ты знаешь?
 - Ну… Боян сказал. Я заходил в кафе позавчера, у тебя был выходной.
«Боян, - с раздражением подумал он, - разумеется, Боян, кто еще? У этого кретина язык за зубами не держится. Надо рассказать его жене, где и с кем он был, когда отпрашивался у нее якобы к нему починить стиральную машину. Ну, дождешься ты, Боян…»
 - Что еще он сказал?
 - Ну, что она иностранка, из России, кажется, и что она молодая. Так это правда?
 - Ну, да.
 - И давно ты с ней?
 - Три месяца. Может, больше. К чему эти вопросы?
 - Интересно же. Ты же мой папа. Познакомишь меня с ней?
 - Нет, - резко сказал он.
 - Почему?
 - Почему-почему… Потому что, возможно, мы с ней не будем жить дальше. Она уедет.
 - Почему уедет?
Он помолчал немного, выбросил окурок на землю, раздавил его носком.
 - Потому что так будет лучше.
Петар задумался. Его отец давно уже жил один. Переезжал с квартиры на квартиру, искал, где выгоднее, но всегда один, всегда сам. Удивительно, что он пустил кого-то в свой закрытый мир. А теперь говорит, что не хочет, чтобы с ним жили.
 - Почему?  - все умозаключения подрастающего парнишки вылились в этот простой, но такой уместный вопрос.
 - Вот заладил… Почему да почему…. Разные мы с ней. Вот и все.
А что еще сказать? Как преподнести все обстоятельства тому, который еще никого не бросал и от которого никто не уходил? Не сказать же этому маленькому человеку с доверчивым взглядом, что большой человек из страха совершает поступки, лишенные логики? Не признаться же ему, что сердце взрослого так боится разочарований и горького конца, что спряталось где-то глубоко в груди и отказывается чувствовать и страдать? Не открыть же Петару правду о том, что папа встречается с ним в городе, на нейтральной территории и никогда не зовет в гости и не знакомит с друзьями и подругами, потому что чувствует себя неудачником в этой жизни? И что ком подступает к горлу от одной только мысли, что и Петар однажды почувствует, что его отец – неудачник, и потеряет веру в него, и перестанет уважать?
Нет, он лучше сжует окурок, который только что раздавил, чем хоть словом обмолвится о своих истинных чувствах.
Подъехал автобус. Отец и сын забрались внутрь, Петар плюхнулся на сидение возле окна.
Он, мысленно улыбаясь, глядел на его лицо. Глаза у мальчугана от матери, но рот и подбородок – его. Это стало очевидно со временем. Пожалуй, сын – это невероятная удача в его судьбе, единственное, чем он по-настоящему может гордиться.
                три

 Было почти девять, когда Петар выбрался из автобуса и вприпрыжку побежал к условленному месту. Он понимал, что опаздывает. Срджана будет недовольна. Но что поделаешь, если есть много чего такого, что нужно срочно обсудить с друзьями? За пять минут этого не сделаешь.
Ужа давно стемнело и улицу князя Милоша со всех сторон освещали фонари. Еще тридцать метров – и он на месте. В новых кроссовках бежать было совсем легко, как по беговой дорожке. Белые, они сияли в темноте, и ему представлялось, что это два огромных зуба, жующие асфальт.
Срджана, невысокая девушка с длинными белыми волосами, среди которых мелькала одна черная мелированная прядка, пряталась за памятником князю Милошу. Вернее, она не пряталась, а просто стояла спиной к тротуару, глядя на звезды. Он подскочил и закрыл ей глаза ладонями. Она вздрогнула и тут же обернулась.
 - Где ты был так долго?
 - В кино.
 - Ты все-таки пошел в кино? Хм… И как фильм?
Он ничего не ответил, а только притянул ее к себе поближе, поцеловал в напудренную щеку. Она с наигранным неудовольствием отстранилась.
Он уселся в траву рядом с основой памятника и вытянул вперед ногу.
 - Посмотри, мне папа кроссовки купил! Супер, правда?
 - Значит, ты виделся сегодня с отцом? – насторожилась Срджана.
 - Да.
 - Ну?..
Срджана сложила руки на груди и затопала правой ножкой. Петар давно выучил, это сигнализировало о волнении и ожидании.
 - Что ну?
 - Ты рассказал ему обо мне?
Парень поджал губы и принялся теребить задник спортивного ботинка.
 - Что ты молчишь? – настаивала девушка.
 - Нет, не рассказал, - вздохнул Петар.
Он и сам не знал, почему ничего не сказал отцу, ведь времени было предостаточно. Отец точно не рассердился бы. Он ведь и сам живет с девушкой, причем, намного его моложе. А Срджана всего на год старше Петара.
Много раз он представлял, как рассказывает о ней отцу. Это будет совсем не так, как с друзьями. Они, бараны, ни бельмеса не смыслят в отношениях. Только ржут и задают неприличные вопросы. Папа посмотрит на это с абсолютно другой точки зрения. Ему будет интересно, как сын познакомился с этой девушкой, и тогда Петар обязательно ему скажет, что Срджана помогала ему с математикой, потому что ее об этом попросила классная руководительница. Для других мальчиков классная дама не сделала бы ничего подобного, но Петар нравился ей, нравился, потому что был смышленым и любознательным, всегда задавал вопросы на уроках, а, главное, в его темных глазах светился интеллект. Срджана преподала ему пять уроков математики. Вместо шестого они пошли в кафе. А после двух больших порций мороженого уселись как раз под этим самым памятником и долго болтали о том, о сем. В тот вечер Петару показалось, что он стал по-настоящему взрослым. И, однажды поселившись в его душе, это ощущение не исчезло.
 Петар подумал об отце и в его голове всплыл его образ. Его вытянутое небритое лицо и такие грустные глаза. Невольно Петар улыбнулся. Ему вдруг захотелось снова обнять папу за шею и прижаться щекой к его колючей щеке. Он испытывал к отцу много разных приятных и благодарных чувств, но, пожалуй, если бы был взрослее и имел больший опыт самонаблюдения, то с удивлением обнаружил бы, что ко всем этим чувствам примешивалась жалость. Но даже если бы он заметил ее и идентифицировал, то все равно не смог бы точно понять, кого именно он жалеет: отца или себя.
Папа был для него немножечко загадкой. Он хотел быть на него похожим, стать независимым, самостоятельно принимать решения, жаловаться на коллег… даже этого ему хотелось.
Кроме всего прочего, Петару нравилось отцовское лицо. Даже в сорок отец выглядел на тридцать (это заметили и друзья Петара), а в душе был сущим пацаном. В этом взрослом – ребенке жило нечто трогательное и ребячливое, чего не увидишь, пока не приблизишься. Недаром два поколения всегда дружили.
Срджана все еще ждала ответа, топая ножкой.
 - Пойдем,- Петар встал и схватил ее за руку.
 - Куда?
- В пекарню. Я жутко голоден.
В пекарне на углу молодые люди купили бурек и американский пирог с шоколадом. Все это тут же умяли и запили минералкой.
 - Пойдем к воде, - предложила Срджана. Она больше не сердилась, но все еще ждала.
Они сели на скамью, с которой открывался вид на темные воды Дуная. В Сербии, как и в любой стране, где настоящее лето начинается весной, темнело быстро, без сумерек. Ночь падала на землю, как плотная шаль. На ткани этой шали мерцали звезды.
 - Ты расскажешь отцу обо мне?- спросила Срджана, не отрывая взгляда от реки.
 - Конечно.
 - Когда?
– Знаешь что, - он повернулся к ней с довольной улыбкой и сжал сильнее ее ладонь, - я вот что придумал. Приходи к нам на Пасху. Я имею ввиду к нам домой. Я познакомлю тебя с мамой, бабушкой и дедушкой.
 - Правда? – Срджана посмотрела на Петара большими, как две луны, ярко серыми глазами.
 - Ага.
 - А как же твой отец? Ты ведь сказал, вы с ним друзья. С ним ты всегда всем делишься.
 - Так и есть. Ему я могу рассказать в любую минуту. В его выходной мы втроем можем сходить в кино или еще куда-нибудь.
 - А твоей маме я понравлюсь? – засомневалась Срджана.
 - Конечно, понравишься, - пообещал Петар и снова потянулся к ее щеке. На этот раз девушка позволила поцеловать себя не только в щеку, но с удовольствием подставила и напомаженные губы.
Они устроились на скамье с ногами и смотрели ввысь.
 - Знаешь, - сказал Петар, - из всех звезд, которые мы видим, больше всего красных.
 - Да? Почему?
 - Не знаю. Но это факт.
 - Есть предположения?
 - Наверно, чтобы звезды не выглядели такими уж холодными и равнодушными, - пошутил Петар.
Срджана пожала плечами и плотнее закуталась в кашемировое пальто.
 - Причем тут звезды? Это люди не должны быть равнодушными…
                Белград, 2012 год