Глава 11

                Глава 11
      
          И никакие жертвы не пугают политиков – они точно знают, что не попадут в их число. По их твёрдому убеждению, реформы в принципе невозможны без жертвоприношений. Что им слеза ребёнка, когда такие грандиозные замыслы. Они же исторические личности и о великом будущем для России пекутся. Немало откровенного бреда в своё оправдание вываливали новоявленные «мессии» с телевизионных экранов. Как никогда настроение людей зависело от того, что вещали из проклятого ящика. Миллионы измученных неопределенностью россиян с замиранием сердца и тихой надеждой на перемены к лучшему, каждый вечер прилипали к мерцающему ледяному экрану. Давно разуверились, но продолжали ждать перемен к лучшему. И в конце двадцатого века кремлёвские стены оставались глухи и непоколебимы в своей твердыне. Что происходило за этими стенами приходилось только гадать. Узнать хотя бы относительно достоверную информацию стало просто невозможно, банковские вклады продажных журналистов пухли как на дрожжах. Появился уничижительный термин – журнашлюшка. Дикторов советской школы заменили модно одетые говорящие головы, которые с одинаковым выражением лица сообщали о крахе очередной финансовой пирамиды и убийстве депутата Думы в подъезде собственного дома.
          Марина досмотрела выпуск вечерних новостей до конца, преодолевая раздражение на репортёра, который излучал крайнюю степень оптимизма рассказывая о том, как столица готовится к встрече Нового года, а за его спиной валялись упаковочные коробки и в воздухе летали полиэтиленовые пакеты. И это в самом центре недалеко от Красной площади, возможно корреспондент радовался тому, что никого не взорвали и не расстреляли на этот раз. Марина бросила пульт от телевизора на диван и пошла на кухню. Звонок Максима застал её в коридоре, она сняла трубку, Матвеев обещал скоро быть дома. Пора нарезать салат оливье. Картошку и яйца отварила заранее. Открыла холодильник осмотрела продуктовые запасы, праздничный стол будет очень скромным.
 
          Как известно, ничто не становится таким постоянным, как временное. Вот и отправленный к бабушке на каникулы Олег уже второй год жил в деревне. На семейном совете решили, что ребёнку так будет лучше, а родителям спокойнее. Работать приходилось в буквальном смысле с утра до вечера, и, тем не менее, с трудом сводили концы с концами. Основная часть заработка уходила на оплату значительно подорожавших коммунальных услуг и ремонт автомобиля. Марине едва хватало терпения, оставаться на рабочем месте. Продавцы в магазине менялись один за другим и часто приходилось выплачивать недостачу. Правильнее было бы открыть собственное дело, но необходимой для этого суммы, как и прежде, взять было негде. Брать кредиты она боялась. Матвеевы привыкли жить на свои средства, Ольга Степановна их в этом поддерживала.

          Хозяин магазина ценил Марину как постоянного и ответственного работника и решил порадовать перед новогодними праздниками. Самвел встал вместо неё за прилавок на эти дни. Покупателей перед праздником было в разы больше и ему помогали два сына. Самвел жил в столице уже семь лет, а два года назад перевёз свою семью, мальчишки ходили в общеобразовательную школу и уже научились сносно понимать и разговаривать на русском языке. Когда Максим позвонил, Марина обрадовала мужа новостью о том, что получила сразу три дня выходных. Ожидая мужа с минуту на минуту, пошла готовить салаты. Время шло, а Максим не появлялся, она закончила с нарезкой, и посмотрела на часы. Что-то не так! Перешла в комнату. Включать телевизор не стала, боясь услышать плохие новости. Марина остановилась возле окна, Максим уже должен был приехать, а его всё не было. Одиноко мерцающий фонарь над сторожкой дворника давал скудное освещение двора. Теперь все старались экономить – свет включали только по мере необходимости. Лампочки в подъездах постоянно воровали, и не было смысла их вкручивать. С наступлением темноты жизнь в большей части мегаполиса замирала. Отчего вызывающе бойкий неоновый свет ресторанов, казино и дорогих магазинов особенно резко бил в глаза. Будоража воображение падких на соблазны людей. Им казалось, что там происходит что-то интересное и значительное. Как глупая плотва на блесну, молодёжь клевала на любую трескучую мишуру. Толпа жаждущих прорваться за красочные витражи год от года только росла, притягивая из провинции ловцов удачи. Тысячи сгорали в этом адском фейерверке.
          Из окна квартиры Матвеевых был виден кусочек яркой вывески, в соседнем доме открыли злачное заведение. И с этого дня во дворе часто происходили драки, иногда слышалась стрельба. Возвращаться с работы стало опасно, Марина передвигалась мелкими перебежками до своего подъезда, чаще всего Максим встречал жену и вместе шли домой. В далеке мерцал скупой позолотой купол храма. Раньше его там не было. Недавно построили, кажется, что-то показывали по телевизору. Она вспомнила слова молитвы. Стала читать «Отче наш». Всё время сбивалась, реагируя на каждый звук, который доносился из подъезда или со двора. Тревога нарастала. Марина не выдержала, взяла с тумбочки пуль от телевизора и включила новости. Ничего страшного там не рассказывали. После выпуска новостей, как обычно, появился красивый молодой человек, который с лёгкой усмешкой смотрел с телевизионного экрана и ничего не говорил. Этот человек в дорогом костюме уже несколько месяцев возникал в телевизоре каждый вечер. Все гадали кто этот человек? И что может означать его появление. Но о нём ничего не было известно, и это сильно раздражало. Сейчас Марина подумала, что этот симпатичный человек никак не похож на того чёрта из табакерки, но, кажется, что это он и есть. Многим происходящее в стране напоминало ад.

          Неслыханный финансовый взлёт одних, аукнулся столь же невиданной финансовой пропастью для других. Как известно – ничто не приходит ниоткуда и не уходит в никуда. Потому обещанного экономического чуда не дождались. Финансовые пирамиды собрали под свои знамёна легионы наивных простаков. Надо же было кинуть народу какую-то игрушку. Реформаторы знали своё дело – чем бы дитя ни тешилось, пока другие страну растаскивают. С телеэкранов без умолку трещали вернувшиеся из США бывшие соотечественники, которые теперь гордились своим двойным гражданством. Козыряли своим особым статусом, всеми правдами и неправдами старались заболтать толпу. Народ растерянно внимал заморским оракулам. Они-то лучше знают, как нам обустроить страну. В самой Америке пожили. Гражданская война имела вялотекущий характер. Простой народ всё же оказались умнее и порядочнее тех, кого заокеанские советники вытолкнули в высшие эшелоны власти. Силовики не справлялись со своими обязанностями, окрепшие криминальные группировки держали в страхе и повиновении целые регионы. Не было в стране силы, которая могла бы дать укорот ворам и разного рода проходимцам.
 
          Выискивая свободное пространство между морозным орнаментом на изрядно заиндевелом окне, Марина, с тревогой щемящей душу, вглядывалась в липкую темноту большого города. Муж давно должен был приехать, прошло три часа. Она гнала от себя дурные мысли, страшась их материализации. В квартире было холодно, но женщина не могла заставить себя вернуться на кухню, где можно включить газовую плиту, чтобы согреться. Мелкая дрожь сотрясала всё тело, но подобно стойкому оловянному солдатику, Марина не решалась покинуть свой пост. Ей казалось, стоит только отойти от окна, и может случиться непоправимое. Когда напряженное ожидание уже готово было выплеснуться слезами отчаяния, в прихожей раздался звонок. Осунувшееся и посеревшее лицо мужа в темноте казалось безжизненным. Марина испугалась. Предчувствия её не обманули – вечер действительно мог закончиться трагически. Не дав скинуть куртку, Марина повисла на Максиме, крепко обхватив его за шею. Какое-то время стояли в дверном проёме, плотно прижавшись друг к другу. В эту минуту были прощены и забыты все мелкие обиды. Они поняли, что составляют единое целое навсегда, их сердца стали понемногу оттаивать, а в лицах затеплилась жизнь.
 
          После горячего ужина, Максим, не желая пугать жену, рассказал свою детективную историю, не вдаваясь в подробности. На самом деле всё было так. Он остановился у супермаркета, чтобы купить продукты и скромные презенты к празднику. А когда вернулся к машине, в полумраке даже не сразу заметил непрошеных гостей в промёрзшем салоне. Один из пассажиров, тот, что сидел сзади ткнул чем-то острым в бок и приказал:

          – Не вздумай дёргаться, водила. Поехали.

          Сидевший на переднем сидении бугай назвал адрес. Это была глухая окраина города: промзона с расхристанными панельками общежитий, построенных ещё в начале семидесятых для рабочих-лимитчиков. Пятиэтажки пролетариев теперь превратились в рассадник криминала. Не каждый таксист сунется в такой район даже днём. Матвеев завёл двигатель и стал просчитывать возможные варианты спасения. Пассажир на заднем сидении мёртвой хваткой вцепился в воротник куртки. Сбежать не получится. Долго плутали по утонувшим в темноте закоулкам. Максим затормозил, в салоне повисла тяжёлая пауза. «Как нелепо всё получилось. Господи! Как глупо. Утром только в Лёхой говорили о том, что будет только хуже и на тебе» – думал Матвеев и вдруг его прорвало:
 
          – Что думаете, запугали. Теперь все смелые нападать исподтишка и бить в спину. А если лицом к лицу!? Давайте! Что слабо? Давайте.
 
          Остервенело выкрикнул Максим, сам не ожидая от себя такой прыти. Стиснул зубы и вцепился в руль до мертвенной белизны в пальцах. Кровь пульсировала в висках с такой силой, что лица злодеев вспыхивали яркими слайдами, как будто, где-то рядом качался уличный фонарь. Он смотрел на них не мигая, словно желая запомнить их навсегда. Матвеев чувствовал, как лихорадочно подёргивались коленные чашечки.
          Неожиданно бугай с переднего сидения сказал примирительным тоном:

          – Ладно, мужик, не держи зла. Нас хозяин на деньги кинул. Домой как-то надо добираться, а кто бы нас сюда бесплатно повёз. Извини, нечем нам тебе заплатить.
 
          Недобрые пассажиры тяжело вывалились из машины. У того, кто сидел сзади в руке блеснуло лезвие ножа. Бугай, видимо, спутал своему товарищу все карты, но пакеты с покупками они всё же забрали. Матвеев рванул с места, продолжая напряженно следить за ними в зеркало заднего вида. Мужики о чём-то ругались между собой.

          Максим не стал рассказывать Марине о том, как дал словесный отпор налётчикам. Понимая, что рисковал. Громилы оказались неопытными. Его решительный натиск, вероятно, подействовал, по крайней мере, на одного из них. Как бы то ни было, теперь он дома и это главное. Новогодние праздники увеличат страшную статистику по количеству жертв среди таксистов. Такое было время. Николаев прав – русская рулетка. Стало очевидно в чьих интересах крутится этот кровавый барабан. Матвеев тяжело вздохнул и замолчал. Жена припала к его плечу и тихо спросила:
 
          – Так что же они всё-таки хотели? Машину отобрать или ограбить?

          – Да, в общем-то, я сам толком не понял. Да и Бог с ними! – Максим посмотрел на часы. – У-у. Поехали, поехали… до боя курантов ещё успеем, они там заждались.

          Матвеев старался держаться бодрячком, но Марина чувствовала, что сил у неё совсем не осталось:

          – Не смогу. Устала. Поедем утром.

          Максим обнял жену и с нежностью посмотрел в родное лицо. В самой глубине её глаз плескалась затаённая боль и страх за него. «Что бы я без тебя делал? Без тебя и сына. Жизнь потеряла бы всякий смысл.» – сказал Максим.
          У них отняли многое: любимую работу, мечты о будущем. Они прошли сегодня по самому краю, теперь никакая сила не могла разлучить их. Два человека крепко держались за руки, согревая друг друга душевным теплом. Новогодняя ночь утратила былое ощущение праздника. Зловещим призраком, висел над измученной страной завтрашний день, обдавая ледяным дыханием Армагеддона. Ненасытная биржа тщеславия перешла на круглосуточный режим работы, и широко разинув свою пасть захлёбывалась в крови. Сначала шёл раздел, потом передел собственности. Бандитские группировки воевали между собой. Часто гибли случайные свидетели.

          Даже много повидавшая на своём веку старуха с косой должна была содрогнуться, получая приглашение в маленькую «хрущевку» в спальном районе. Там-то, казалось бы, чего делить? А что есть, то и делят! Повзрослевшая дочь решает квартирный вопрос радикальным методом. Не мудрствуя лукаво, всаживает нож в спину родному отцу или матери. Перепутав виртуальный мир с реальностью, прыщавые недоросли с поразительной жестокостью расправляются с собаками или кошками. Бравируя, выставляют напоказ свои кровавые подвиги. Оттачивая мастерство душегубства – забивают битами бездомного. Забавы ради гоняют с безумной скоростью по людным проспектам стрит-рейсеры. Убивая женщин, детей, стариков.

          Мертвая материя черных дыр состоит из загубленных человеческих душ, питается страхом и подлостью. Галактики разлетаются, превращаясь в звездную пыль, когда мир покидает любовь. Пока хотя бы два сердца бьются в унисон – этот мир ещё существует.
         
          Став заправским бомбилой, Матвеев обзавелся постоянными клиентами. Ему не раз приходилось подвозить более удачливых из бывших коллег по цеху. Актёры перестали изображать из себя небожителей, а подались в шоу мены, развлекать новых русских. Впрочем, весь этот сброд русскими назвать можно лишь с большой натяжкой. Интернационал шулеров, рвачей, подлецов и безбожников. Вся эта шушера слетелась со всего мира. Актёры старались не замечать дикого разгула криминальных капиталистов. Так было удобно. Кто платит, тот девушку и танцует. Любой каприз за ваши деньги! Хоть голым на мороз, если барин потребует.
          Народ разуверился в завтрашнем дне, жили по инерции и ради детей. Максим перестал прятать глаза, а даже гордился тем, что вовремя бросил униженно обивать пороги. Стыдно и грустно становилось ему, когда встречал народных артистов СССР. Всеми забытые кумиры донашивали югославские кожаные плащи, когда само государство Югославия уже перестало существовать. Ценой неимоверных усилий они держали удары судьбы, и стойко переносили свалившуюся нищету. Те, кого было принято считать советскими баловнями фортуны, в отличие от более молодых коллег, были скромны и органически благородны. Они не умели делать себе имя на скандалах. Не корчили из себя узников совести. Эти актёры оставались неотъемлемой частью своего народа, и высоко несли звание народных артистов.