Ехал на ярмарку с рыбой помор

         В прежние времена в Архангельске, согласно поговорке, летний день год кормил. Кто на промысел уходил, кто погрузкой-выгрузкой промышлял, а больше всего хлопот торговым людям доставалось. Это только в сказке «купчине толстопузому» жилось сладко. Ведь Архангельск был не то что "окном" – широко распахнутой дверью в Европу.  На рейде и у причалов множество кораблей, а на берегу амбары ломятся от товара. Продукция прибывала из 70 русских городов – от Москвы до Астрахани, а еще Дон, Украина, Сибирь. И туда же убывали привезенные заморскими купцами зарубежные произведения: ткани, оружие, предметы роскоши, вина заморские.

Но коротко северное лето. Купцы торопились покинуть Север до начала осенних штормов. Обычно к сентябрю внешняя торговля сворачивалась, но не затихала жизнь в Архангельском городе. В порт уже спешили с промысла поморы. Надо было продать свежую и соленую рыбу, добытую в летнюю путину, и закупить муку и другие продукты для долгой зимовки. Такой вот круговорот еды в природе стал основной причиной возникновения ярмарочной традиции. Время проведения задал естественный ход вещей: осень, конец полевых работ, окончание путины, а название Маргаритинская (или еще Воздвиженская) пришло из церковного календаря.

Внешняя торговля, ставившая Архангельск еще с XVI века  в ряд европейских городов, временами приходила в упадок. Сначала волею Петра I, отдавшего приоритет детищу своему любимому Петербургу,  а потом то вспыхивая, то затухая, следовала  колебаниям внутренней и мировой политики. Ярмарка же, то губернская, а то приобретавшая статус всероссийской держала на себе товарооборот всего северного края от Вологды до Мурмана.

Торговля на ней шла не только продовольствием. Пользовались спросом, к примеру, подержанные паруса, "якоря вместе с канатами, железо, иногда уже бывшее в употреблении", штурманский инструмент, мореходные карты. А как оценить то, что Сент-Экзюпери называл "роскошью человеческого общения"?!  Ведь других посмотреть, да себя показать - и будет о чем вспомнить и рассказать длинными зимними вечерами под вой вьюги за окном.

А зрелище и впрямь было не рядовое. По свидетельству очевидцев вся Двина уставлена судами. У каждого свой размер, свой манер и название. Лодьи, раньшины, каюки, барки, шняки, паузки и шитики. Между ними и берегом ласточками летают мелкие лодки  и легкие карбасы. Многолюдье и шум большого базара.

Поморы доставили свою добычу с беломорских тоней и мурманских становищ. Треска и палтус, сиги и сельдь, царская рыба  - семга. Запасают муку, соль, хозяйственный товар.
Но не только товар приносит с собой ярмарка, но и работу, заработок. Каждый второй житель города не на погрузке, так на выгрузке, а то и в торговле. Бабы-соломбалки все в делах. Что потопаешь, то полопаешь. Одни за хорошую поденную плату промывают с мостков и плотов крепко просоленную треску, другие ночей не спали, готовили самодельный товар: вязаные чулки, варежки, овчинные полушубки и душегрейки, деревянную посуду -  белую и расписную, а другая вынесет на продажу самодельный компасок в коробочке. У поморов компас «маткой» называется. То ли от чудского «путь», то ли от названия острова Новая Земля, куда поморы ходили на промысел по таким вот компасам. 

Но слово очевидцу: "Толпа пестрая, но в ней взгляд легко отыскивает своеобразные типы. Рослые богатыри-поморы из Кеми, робкие с виду молчаливые жители Терского берега, узкоглазые и коренастые лопари. В ходу по-соседски меткие, а иногда и обидные прозвища. Шенкурский мужичок с кривой подпояской, ковригой хлеба за спиной, вязкой лука через плечо, с деревянной ложкой на манер кокарды за ленточкой шляпы – ваган, кособрюхий водохлеб...». За что их так? Ваган – так на реке Ваге живет, кособрюхий за то, что носит криво подпояску, а водохлеб -  за то что проводит большую часть лета на воде, подряжаясь на сплав барок и плотов до Архангельска.  Другое их прозвище «араушко» - недалекий, глуповатый человек за простоту и наивность.

Эх, гулять так гулять. Как пройдешь мимо творчества народного, уж он народ припечатает, что вечную отметину поставит. И то сказать веками складывалось, за жизнь не отмоешься. И то сказать, привыкли носители прозвищ, даже не обижаются. Так и идет.
Тоже вроде ярмарки, хоть и словесной, но не менее яркой.

Вот гуляют пришедшие с промысла поморы. Взрослые солидно всей артелью в трактире с кормщиком во главе, а юнги, впервые понюхавшие соленых ветров, норовят по улице пройтись. И не столько людей посмотреть, сколько себя показать. Песни заводят:
    Навигацкая рубашецка,
    Норвецкий вороток,
    Окол шеецки платок,
    Да ровно маковый цветок.    
Другой примется перед знакомыми быль сказывать -  как шли, штормовали, как треску промышляли. Только в Архангельске этим кого удивишь?  Здесь каждый второй морем крещен, что от юнги-зуйка нового узнаешь. Он ведь в артели с промысла даже пая не имеет, что кормщик либо хозяин выделит тому и рад. А плавание его трудное проходит в хозяйственных заботах. Еду разогреть, да посуду вымыть, артельным услужить. Для приготовления пищи на носу судна устроен очаг на толстом слое песка, чтоб не загорелся деревянный настил. Очаг этот назывался - алаг, алажек. Вот и зовут гордого юнгу иронично - матрос с алага, с алажка. Сейчас уж  это звание разошлось по языку и означает молодого, неопытного…   

Крестьянина могли  назвать бахильем, за бахилы, сапоги без ранта. Ворона длиннохвостая – так насмешливо отзывались о женках (женка не уничижительное, а обычное поморское наименование любой женщины) . Гаведью – называли неуча, бестолкового. А вот жох -  шуточное название старожила (преимуществнно ремесленника), вроде все знает. Заханатка – значит неряха, неопрятный. Казак, казачиха - наемные годовые работники у крестьян. Как любые наемные трудолюбием не отличались - Отчего казак гладок - поел и на бок (у моржей, любителей поваляться то же прозвище). Карандыш - малорослый, но дюжий, плотный человек, крепыш. Крупоед - насмешливое прозвище солдат за их диету. Щи да каша – пища наша.

Красные голенища - прозвище кемских поморов, которые носят бахилы из сыромятной неорашенной кожи.

Борщееды - прозвище зырян и прочих жителей запечерских селений (ижемцы, усть-цилема, мохченцы) от названия растения Heradeum borealis - борщ, пучёк, которое они едят вместо капусты.

Мезенцы, разносящие из курных изб своих сажу по дорогам и тропинкам, - чернотропы, сажееды.

Холмогорцы – заугольники (нелюдимые, стеснительные), получившие свое прозвище якобы от самого Петра I, за то что попрятались, когда он приехал в бывшую столицу Поморья.

Залывские – (жители Залывы, Куростров), купора (бондари), выделывающие бочки для хлеба, идущего за границу.

Куростровцы – круглые земляки Ломоносова – знаменитые гончары, соседи их  из Матигор  –  чернотропы же – за то, что заняты кузнечным ремеслом…  Да еще дразнилка про них – «Матигоры воры, богородицу украли в огороде закопали».

Мудьюжане из поморского села Мудьюга - слыли изворотливыми и плутоватыми в делах. «Известно сказано -  «мудьюжанин», так что уж оно тут хорошего». Мудьюжанин – само по себе ругательство, которым отметят всякого недоброго человека. И то сказать: бесплодные земли и частые голодовки кого угодно заставят изворачиваться и плутовать. Хотя знаменитый кормщик Иван Рябов тоже был мудьюжанином, и при том весьма порядочным человеком и даже героем.

Про онежан тоже дразнилка – «Во всей Онеге нет телеги; летом воеводу в санях по городу возили, на рогах онучи сушили». Колеса для телег туда возили аж из Каргополя.

Пинежанам, жившим вдоль реки Пинега, целый эпос посвящен.
Пинега с Питером под одним литером.
От Питера отрубок, от Москвы уголок - то Пинега городок.
Пинега - Мезень толста селезень (пинежанки - мезенки к низу толстоваты).
ПинежАна - икотники - по названии женской психической болезни распространенной на Пинеге.
Пинежане –водохлебы, однако это означает их корыстолюбие: во время Никольской в г.Пинега ярмарке, никто из приезжих не может напоить из проруби лошадей, не заплатив прорубщику 1/2 - 1 копейки.
Пинежанка покупала по цетыре денежки, продавала по два гросыка, барысу куца куцей, а денег не копеецки. То есть за что купила, за то и продала. Насмешка над неумелой стяжательностью пинежан.

Понойские (Поной - селение на Терском берегу ). женщины слывут не сильно умными : Умной ты мужик, а хуже понойской бабы рядишь. И семга понойская плохого качества. 

Сумляне из села Сума предприимчивые, толковые люди. Сума ума не купит - сама продаст. Оттуда многие известные моряки вышли.

А вот Суряне из Суры - жители неразвитые и суеверные.  Сура-дура.

Товряне из Товры -  домоседы не любившие отхожие промыслы, но работавшие ямщиками на почте. Товряне дома углы подпирают, кнутом деньги наживают.

Хаврогоры (название жителей с.Хаврогоры) бессчетные - по старинному преданию в бурю опрокинуло карбас на Двине и многие утонули. Плыло тогда на карбасе 40 человек, вытащили живыми 50 и еще многих не досчитались.  Мастера приврать.

Хозяева ярмарки – архангелогородцы гордо носят широко известное по всему Северо-Западу прозвище – "кислая шаньга", «шанежники». Шаньга - ватрушка с рыбой, творогом, сметаной, картошкой. Говаривали так: Сито, решето - то ли не посуда, Марья да Дарья - то ли не жена, ельник да березник - то ли не дрова, пироги да шаньги - то ли не еда.

А над городом висит, оправдывая второе прозвище горожан – "трескоеды", одуряющий запах трески – любимого блюда, что на бедном, что на богатом столе, под которое не грех и белого хлебного принять, а если достаток позволяет, то и  заморским, не хуже чем в столице, вином побаловаться.

Но вот стихает шум, каждый считает свой прибыток. Богатому помору считать дольше, а работники его мигом обернулись. Зимой от голода спаслись, и слава Богу.
Ярмарка закончена – да здравствует ярмарка!

Нынче, прерванный было порядок, возвращается на круги своя.  На смену малопредставительным и довольно бедным  осенним базарам-распродажам  советского времени вернулась Маргаритинская ярмарка прообраз честного и открытого рынка, где по забытой уже формуле каждый продает добытое по своим способностям, а получает по труду.