Часть 1. Глава 1

               
«В то время как у любого отца Церкви
можно найти какую-нибудь ересь,
у Григория Богослова нет ни одной»
Св. Фома Аквинский


                Часть  первая

                I
Жаркий июль 381 года. Отворяются огромные, тяжелые врата Церкви Святой Нины. Солнце клонится к закату, косые его лучи падают на лицо старого архиепископа, на лице виднеется усталость, а в глазах – слезы; в древних сводах еще стоят громоподобным гулом последние, но смелые слова: «Вы, которых собрал здесь Бог для совещания о делах богоугодных, вопрос обо мне считайте второстепенным. Чем бы ни кончилось мое дело – хотя и осуждают меня напрасно – оно ни в коей мере ни заслуживает внимания такого Собора. Устремите свои мысли только к тому, что важнее: соединитесь, скрепите, наконец, взаимные узы Любви! Долго ли будут еретики и прочие безумствующие смеяться над нами, как над неукротимыми, которые научились только одному – дышать ссорами? Подайте же с усердием друг другу руку общения. А я,.. я буду пророком Ионой. И хоть неповинен в буре, жертвую себя ради спасения корабля; возьмите и бросьте меня по жребию. Какой-нибудь гостеприимный кит в морских глубинах примет   меня – даст мне убежище. А вы с этой минуты положите начало своему единомыслию, потом же простирайтесь и к прочему. Пусть место это назовется местом пространства. Это и для меня обратиться в славу. А ежели на мне остановитесь – это будет для меня только бесчестием. Даю вам, братие, закон стоять за законы. Держитесь только такого образа мыслей, и ничто не будет для вас трудно. Я не радовался, когда восходил на престол, и теперь схожу с него добровольно. К тому же убеждает меня и телесное состояние. Один за мной долг – смерть. Все отдано только Богу. Но единственная моя забота только о Тебе, моя Троица! О, если бы иметь Тебе защитником какой-нибудь благообученный язык! по крайней мере, исполненный свободы и рвения! Прощайте! и вспоминайте о трудах моих…»
Вот и все. Все кончено. «Последний подвиг жизни близок, худого плаванья окончен путь…» Что остается? Арианство исчезло, как страшный сон. И кто же его победил: Император? Папа? Патриарх? Старик! изнеможденный постами и молитвою Подвижник, Тот, кто два года назад прибыл в Константинополь, Тот, кто проливал уединенные слезы в своей Церкви Анастасии, Тот, на кого были покушения, Тот, кто не искал славы, Тот, кто не претендовал на Константинопольский престол, с которого теперь так легко сошел; поддержал Павлина, и теперь епископ Асхолий (Фессалоникийский) и епископ Тимофей (Александрийский) – обиженные за Павлина, ибо на Антиохийскую кафедру был избран пресвитер Флавиан – осудили его в нарушении 14 правила Св. Апостолов и 15 правила Первого Вселенского Собора за незаконное восшествие на кафедру (на которую он так не хотел) будучи рукоположенным во епископа Сасимского, другом, архиепископом Василием. «О, Василий! Как же тебя не хватает! О, Кесария Каппадокийская!» Год назад, 27 ноября, возводили на престол, провозглашая: «Аксиос!», а теперь? Что теперь? Все кончено. «Худого плаванья окончен путь…»
Григорий шел по улочкам Великого города, пригнувшись к земле, согбенно; паства еще не знает о его оставлении кафедры. И куда дальше? В Назианз? «Благословите, Владыка!» - сказал прохожий. «Бог благословит!» - последовал ответ. Девять лет назад умер отец, два года назад – Василий. Самые дорогие люди. Ни кого не осталось. Даже Церкви, в лице ее предстоятелей, стал не нужен. Разве что, одному Богу… Он спокойно шел в свою, пусть маленькую, но такую родную, такую любимую Церковь. Вот знакомые своды. Вот камни, залитые слезами.
Солгал я пред Тобою –
Истиною, Слово,
Когда я посвящал Тебе
Настоящий день во мгле…
Не совершенно светлым застигла меня ночь,
Не каким обещал, не каким надеялся;
Но преткнулись ноги мои – не превозмочь –
Наступил ибо мрак, ненавистник спасения.
Ты, Христе, воссияй во тьме!
Свет Свой яви несказанный,
И снова явись мне
Мой Бог, долгожданный!
«Слава Тебе, Боже мой, слава за все! Ты умудрил меня. Верю: на все воля Твоя!» - молился Григорий. Перед его глазами возникал образ Того, кого он так пламенно воспевал, так горячо защищал, так преданно возлюбил. Вот Он, сидящий на херувимах, воспеваемый ангелами и святыми; в белых ризах, что белее снега, ярче солнца, прекраснее прекрасного – вот Он, Всесилный Бог; вот Он, гонимый и проливший Свою невинную Кровь; вот Он, взявший на себя грехи мира; вот Он, согнувший и надломивший Божественное пред человеческим; вот Он – Истинная, Абсолютная Любовь…

- Василий!
- Друг мой, ты ли это?
- Василий!
- Григорий…
Старинные друзья, еще с Афинского Университета, обнялись. Стоящие рядом пресвитеры и диаконы удивленно переглянулись. Не знающих о их Дружбе удивила «дерзость» Григория, но ответ Василия не то что удивил их больше, он ошарашил.
- Благослови… - как бы припоминая свое положение, молвил Григорий.
- Бог благословит! Ты, наверное, устал. Такая дорога! Проходи…
Он пропустил Григория вперед за темный льняной занавес, отделявший эту парадную комнату от проходов, ведущих в покои Владыки.
- Чтобы Архиепископ так общался с пресвитером! – возмущался один из бывших там священников; человек средних лет, с не посидевшей черной  бородой, которого старость еще не пригнула к земле.
- Панайотис, ладно тебе, – смеялся седой священник.
- Его Высокопреосвященство сам решает с кем как общаться – возразил Панайотису старый протоиерей, чья белая борода лежала на груди, раздваиваясь к концу.
- Странно это… - добавил один из бывших там диаконов.
Росписи каменных сводов поражали своим великолепием: насыщенностью красок, реалистичностью изображений, сложностью орнаментов. В темных переходах, тускло освещая, коптили лампады. Все помещение было в полумраке.
- Итак, десять лет. Друг мой, ты же понимаешь всю сложившуюся ситуацию. Нужно искоренить эту ересь в Каппадокии… Григорий! Мне больше некому доверять. Я писал тебе. Нельзя больше ждать, ариане одолевают… То ты медлил, то болезнь твоей матушки, то еще что-нибудь. Но коль ты здесь. Может, больше не свидимся: ты согласен?
- Василий! Ты же знаешь, я не смогу. Мне проще безмолвствовать, ты знаешь, я не принимаю власти…
- Если не ты, то кто? Кто будет достойнее? Господь ниспосылает тебе испытание, ты ли не хочешь его принять?
- Хорошо. Пусть исполнится Его Воля!

…
- Поставлятся пресвитер Григорий во епископа Сасимского, во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аксиос!