I
За окном, на едва освещенном мерцающим светом фонарей екатеринбургском асфальте, лежал ноябрь — стылый и неуютный. Ольга Феклистова, двадцатичетырехлетняя крашеная блондинка выше среднего роста (острый носик, маленький рот, короткие ресницы и темные, почти смоляные, брови), сидела в углу обычного офиса. Напротив нее, чуть наискосок, будто впаялся в вертящееся кресло Костик Шведов — парень двадцати пяти лет, — не слишком высокий; русоволосый и кареглазый. Уткнувшись в стоящий перед ним шестнадцатидюймовый монитор, Костик вслепую молотил короткими пальцами по клавиатуре.
В офисе они были одни. Ольга зашла за Костиком часов около восьми, сейчас стрелки подходили к девяти вечера, но Шведов, кажется, домой не собирался.
Феклистова поднялась из объемистого кресла и подошла к большому, во всю стену, окну. Шел снег. Он падал огромными хлопьями, укрывая осеннюю грязь. На улице все было знакомо и скучно, и Ольга вернулась в кресло.
— Не мельтеши, — не отрываясь от клавиатуры, попросил Костик.
— Ты скоро? — поинтересовалась Ольга.
— Нет. Сядь лучше, поиграй.
— Хозяин возникать не будет? — на всякий поинтересовалась Феклистова.
— Нет. Кстати, можешь сделать кофе. И мне тоже.
— Нахал! — бросила Ольга.
— Я, между прочим, работаю! — окрысился Костик.
— Да ладно, знаем мы твою работу! — поддразнила его Феклистова, но все же поднялась с кресла и включила чайник.
Потом села за свободный компьютер, заметила, что в CD-роме лежит компакт-диск и включила просмотр. На мониторе неожиданно возникли обнаженные девичьи тела. Девчонкам было лет по четырнадцать-пятнадцать, не больше. Смазливенькие, они уже вполне были способны нравиться мужикам. Ольга нажала «Page Down». На экране появился более «горячий» кадр: мужик с малолеткой. Феклистова сплюнула, но выходить из режима просмотра не стала.
Щелкнул вскипевший чайник. Ольга не обратила на него никакого внимания.
— Ты хотела сделать мне кофе, — все так же не отрываясь от монитора, напомнил Костик.
— Что? — не сразу поняла Феклистова. — Ах да, кофе...
Она свернула файл — на всякий случай — не хотелось, чтобы Шведов застал ее за просмотром порнухи, и подошла к столу, который в Костиной фирме назывался «кухонным». На нем теснились электрический чайник, штук пять кружек и две баночки из-под кофе. В одной действительно был кофе, а другая на самом деле наполнена сахаром. Ольга положила в кружку Шведова по две ложки кофе и сахара, налила кипяток и поставила ее возле клавиатуры. Костик этого, кажется, даже не заметил. Впрочем, к подобному Ольга уже привыкла. Она знала Шведова с весны, и не то, чтобы Костик был неблагодарным, просто он был рассеян, особенно когда сидел за компьютером. Он мог так сидеть, не реагируя ни на что вокруг, несколько часов кряду.
Временами у них из-за этого вспыхивали ссоры, и Ольга уходила, хлопая дверью офиса, но потом, дня через два-три, все равно возвращалась, потому что, в сущности, Костик был неплохим парнем. К нему в трудное время можно было прислониться. В этом Феклистова уже убедилась.
Хотя, если уж быть до конца откровенной, у Ольги просто никого больше не было. Кроме Костика и Катюхи. Номинально, конечно, существовала старшая сестра Светлана. Впрочем, на Светлану она не тянула. Светлана... Лана... Это должно быть что-то блондинистое, с распущенными волосами, голубыми глазами, нежное, ангельское, ну и с прочими наворотами. Сестру можно было назвать только Светкой. Темноволосая, с точеным лицом, она не летала, не парила над землей, как положено девушке с ее именем, даже не плыла по земле, а ступала — четко, размеренно; твердо зная, чего хочет. А хотела она денег и обожания. И добивалась этого — упорно, не обращая внимания ни на что. И ни на кого.
Ольга сестру ненавидела. За что — было. Воспоминания снова подкатили под горло и встали поперек, не давая продохнуть.
Оленьке восемь лет. Она стоит рядом с сестрой и тихо ее ненавидит. Светка безумно красива в свадебном платье. Платье легкое, воздушное, перетянутое в талии. Светкину талию, кажется, можно обнять четырьмя пальцами. Ее высокую грудь едва скрывает шифоновая вставка. Любимый Олин дядя Мишенька, Светкин жених, держит ее за руку. Светку, а не Оленьку, как еще совсем недавно.
Молодые заняли большую комнату сестер Феклистовых, доставшуюся им после смерти родителей, а Оленька так и жила в своей маленькой комнатке, почти под завязку набитой игрушками, книжками и грампластинками. После свадьбы сестра подарила Оленьке огромного плюшевого медведя, но та демонстративно подтащила стул и, встав на него, зашвырнула медведя на шкаф.
Это был самый первый случай, когда Светка увела у Ольги мужика. Правда, тогда все было по-детски, почти несерьезно; однако, запало в душу и долго не отпускало. И бог бы с ним, с этим случаем, если б он был один! Его можно было бы простить, если бы...
Семь лет спустя, когда Ольга уже могла относительно спокойно смотреть на дядю Мишу, у нее появился первый поклонник — Сашка из параллельного. Ольга, как говорят, имела на него «определенные виды», но однажды, когда Михаил был в командировке, она, влетев с улицы в квартиру, застала сестру с Сашкой в весьма недвусмысленной позе. Сашка покраснел, как рак, Ольга хлопнула дверью Светкиной комнаты, разорвала в клочки постаревшего плюшевого медведя, разбросала их по комнате, а потом ничком нырнула на кровать и с час выревывалась.
После этого Сашка в их квартире не появлялся (по крайней мере, при Ольге), а в школе ее сторонился.
Подобное повторялось с незавидным постоянством. Все, кто проявлял хоть какое-то влечение к Ольге, тут же оказывались в постели у Светки. Ольга сходила с ума, выла белугой, но поделать с сестрой ничего не могла. Она вынуждена была жить в одной квартире с ней и ее мужем. Правда, после того, как Ольга в порыве отчаяния пригрозила Светке рассказать все «дяде Мише», та стала ей платить за молчание. Ольга бесилась (ей нужна была всего лишь уверенность, что Светка впредь не будет отбивать ее кавалеров), но все-таки брала деньги и наряды. Она откладывала большую часть полученных нехитрым шантажом средств на сберкнижку, надеясь в будущем скопить деньги на квартиру, а на меньшую сумму покупала белье. Она специально выбирала — эротичнее некуда, но в жизни ее от этого почему-то ничего не менялось.
Зарплаты, чтобы снять квартиру, не хватало, и Ольга вынуждена была жить рядом с сестрой. И лишь когда Феклистовой удалось устроиться приемщицей в кодаковский фотосалон, она вздохнула свободнее — в смысле денег, и нашла-таки небольшую квартирку. И хоть значительная часть зарплаты уходила на ее оплату, Ольга чувствовала себя на седьмом небе. Она согласна была жить почти впроголодь, но зато — вдали от сестры. Наконец-то она заработала себе право на личную жизнь!..
Месяца через три — совершенно случайно! — столкнулась она в центре с Мишкой. Тот улыбнулся ей — широко, как улыбался до того только Светке, и даже пригласил в кафешку. Они посидели немного, поболтали «за жисть». На невысказанный Ольгин вопрос: «Как Светка?», Михаил бросил:
— Ушел я от сестрицы твоей.
— Надоела? — поинтересовалась Феклистова.
— Да не то, чтобы... Трахалась она со всеми подряд...
— Я знала, — коротко заметила Ольга.
— Знала? — удивился Михаил. — И ты?..
— А что изменилось бы, если бы я тебе сказала? Ты с ней все равно ничего поделать не смог бы...
— Ладно, проехали, — спокойно сказал Михаил. — Все в прошлом.
— Я тебя любила, — внезапно раскрылась Ольга. — Но тоже — в прошлом. Жаль, что ты этого не замечал.
— Тебе ж всего восемь лет было! — не выдержал Михаил.
— А потом?
— Если б я знал, что она мне изменяет...
Дикий, бессмысленный разговор!.. И теперь уже Ольга сказала:
— Всё, проехали.
И добавила спустя полминуты:
— Устрой мне встречу с Катюхой. Можешь? Или Светка ее тебе не отдает?
— Почему? — удивился Михаил. — Мы расстались относительно по-доброму.
— После всего, что было?..
— А у меня нервы не резиновые, — объяснил Попов. — К чему их растягивать? И кто она мне теперь, чтобы я из-за нее на стену лез? Шлюха — она и есть шлюха. А Катька ни при чем.
— И Светка не возникала? — в свою очередь удивилась Феклистова.
— А зачем? Если б мы разбежались со скандалом, она лично не получила бы от меня ни гроша ломаного. Оно ей нужно?
«И он был бы прав», — заметила Ольга и сказала:
— Пусть Катюха позвонит мне на работу.
— Хорошо, скажу.
Феклистова не отдавала себе отчета, зачем ей срочно понадобилась Катюха. На деле же все было до безумия просто: та была дочерью любимого некогда ею человека. И человек этот, в конце концов, отверг Светку. Отверг!
— Ты тоже звони, — произнесла Ольга, поднимаясь.
— Я провожу, — заторопился Михаил.
— Нет! — отозвалась Феклистова. — Не провожай. Всё — в прошлом.
***
Ольга еще раз глянула за окно. Уже включились фонари, а снег все валил и валил. Крупные хлопья напоминали Феклистовой сладкую вату, которую так любила ее племянница Катя — веселая пухлогубая девчонка с задорно поднятым носиком и вьющимися золотистыми волосами. Вчера ей исполнилось пятнадцать... Исполнилось бы...
Год назад Катюха ушла гулять и не вернулась. Как в воду канула. Поиски не дали ровным счетом ничего. В милиции заявление о пропаже сначала брать не хотели. Поджарый старлей с бессонными мешками под глазами сказал:
— Ну что вы, мамаша, горячитесь? Сколько дочери? Четырнадцать? Самое время. Ну, погуляла с мальчиком, ну, осталась у него... Кровь-то уже играет...
Это уже потом, спустя два дня, Ольга услышала фразу, которую сказал старший лейтенант Светке. На ее месте Феклистова из-за этой фразы выцарапала бы менту глаза. Но сестрица не выцарапала. Она сама стала искать Катюху. Обзвонила ее подруг и друзей, кого знала, потом — больницы и морги. Катюхи не было нигде.
И лишь два дня спустя тот же самый усталый старлей, измученно глядя на уже знакомую ему темноволосую коротко стриженную женщину лет около сорока, и рядом с ней — симпатичную светловолосую, с короткими ресницами и темными бровями, раза в полтора моложе, вздохнул:
— Не появилась? Ну, давайте ваше заявление. Будем искать.
А потом их вместе и поодиночке вызывали в милицию, и молодой — почти Ольгин ровесник — младший лейтенант долго и нудно выспрашивал их о Катюхе, ее «контактах» и «ориентации». Когда он спросил: «Не кололась ли Попова Екатерина Михайловна?», Ольга вспылила и наговорила грубостей. Младший лейтенант покраснел как пацан и, пытаясь говорить строго, заявил:
— Ольга Юрьевна, я нахожусь при исполнении. И прошу вас это учитывать.
Феклистова обмякла, извинилась и сказала, что она обожала... обожает свою племянницу, и только поэтому... наверное, она просто погорячилась...
Следователь смутился. Не глядя на Ольгу, пробормотал, что он все понимает, но это, извините, его работа. В конце концов, они разбежались. Феклистова несколько раз после этого заходила в милицию — узнать, как дела, точнее, дело, но младший лейтенант Вячеслав Сорокин только разводил руками и говорил:
— Ищем.
— Найдете? Вы должны ее найти! — убеждала его Феклистова.
— Найдем, — не совсем уверенно говорил Сорокин.
Ольга заходила к следователю Славе все реже и реже. Веру в то, что Катюху найдут, она почти потеряла.
После таких воспоминаний захотелось чего-нибудь сладкого, например, шоколада — чтобы подсластить нахлынувшую горечь. Но выходить из офиса в мокрый снег было в облом. И тогда Феклистова снова подошла к «кухонному» столу, открыла банку «Мокконы» и положила в первую попавшуюся кружку две ложки кофе и три — сахара.
Костик по-прежнему пялился в монитор. Он не видел Ольгиной боли. Ольга должна была пережить ее сама. И, чтобы отрешиться от неприятных воспоминаний, она вернулась к компьютеру. «Кликнула» на иконку и развернула фото.
Ольга не была ханжой (еще чего не хватало!), но то, что она увидела, оказалось слишком. На фоне обшарпанной стены стоял чумазый оборванный пацан лет десяти со спущенными штанами. Феклистова поспешила сменить файл. Открыв новый, она побледнела и спросила:
— Где ты взял эту компашку?
Костик не отреагировал на Ольгину реальность. Он был в виртуальной. Тогда Феклистова спросила еще раз, более жестко и раздельно:
— Где. Ты. Взял. Эту. Компашку?
— Что? — вскинулся Костик.
Поднялся. Нехотя подошел к Ольге и глянул на монитор. Феклистова заметила, что лицо его было чуть краснее обычного.
— Это не моя, — поспешил откреститься он. — Марат на одном из развалов добыл. Он вообще — любитель...
И вернулся за свой компьютер. Последнюю фразу Феклистова уже не слышала. Она сидела, бессильно откинувшись на спинку вертящегося кресла и вглядывалась в знакомое, родное, милое лицо.
— Катюха! — негромко выдохнула Феклистова.
С порно-фотографии на нее смотрела племянница. Сомнений быть не могло. Лихорадочно задвигав мышкой, Ольга вышла из режима просмотра, выделила файл и включила режим «Свойства». Если верить дате, порнофото с Катюхой было сделано не больше месяца назад. Значит, племянница еще жива.
Снова вернувшись в режим просмотра, Ольга уменьшила рамку, оставив на экране одно лишь Катюхино лицо. На то, что вытворяли с пятнадцатилетней девчонкой два похотливых мужика, Феклистова смотреть не могла. В Катюхиных глазах, прежде живых и задорных, теперь читалась полная отрешенность от жизни и сумасшедшая усталость. «Может, еще и вкололи что-нибудь», — подумала Ольга. Она внезапно почувствовала, что глаза помимо ее воли закрываются, а икры ног конвульсивно подергиваются. Феклистова через силу поднялась и налила себе кофе. Потом вернулась на место Марата, вырезала из файла Катюхино лицо, скопировала его в другой, потом увеличила, насколько возможно, и спросила Костикову спину:
— Файл распечатать можно?
— А? — секунд пятнадцать спустя отозвался Шведов.
— Файл, говорю, можно распечатать? — громче спросила Ольга.
— Слышу, не глухой! — недовольно бросил Костик и съязвил. — Что, мальчик понравился? Или девочка?
— Дурак! — зло, почти в бешенстве проговорила Феклистова. — Да оторвись ты от своего идиотского компа!
Ольгин тон заставил Костика подняться и снова подойти к ней.
— Ну что у тебя там?..
В голосе Шведова слышалось недовольство.
— Глянь, — сказала Ольга.
Рука ее, возившая мышку, случайно прикоснулась к стоявшей рядом с мышиным ковриком горячей кружке с кофе. Спустя пару секунд Ольга вздрогнула, перевела взгляд на кружку и, осторожно взяв ее за ручку, глотнула пахучую сладкую жидкость.
Костик бросил взгляд на увеличенное девичье лицо, потом — на полные безнадеги Ольгины глаза, и поинтересовался, кивнув на монитор:
— Кто это?
— Катюха, — устало произнесла Феклистова.
Костик с полминуты соображал, тер пальцем лоб и, наконец, уточнил:
— Племянница? Та самая, что пропала?
— Она.
Шведов свернул файл, щелкнул правой клавишей мышки. Выбрал строчку «Свойства».
— Я уже смотрела, — сказала Ольга. — Они сделали его месяц назад.
— Значит, еще жива, — констатировал Костик. — Радоваться должна.
— Чему? Этому? — хрипло возразила Феклистова.
В горле пересохло. Кофе не помогал.
— Да, радоваться и правда нечему, — согласился Костик. — Что делать будем?
Ольга отметила его «будем». Значит, вместе.
— Не знаю пока, — созналась она.
— Ладно, сообрази-им, — задумчиво произнес Костик. — Завтра Марата спытаю, может, скажет что. А сейчас поехали ко мне. Одна ты с ума сойдешь.
— А у тебя кто? — на всякий случай спросила Ольга, хотя знала почти наверняка, что Шведов случайных девиц домой не таскает.
— Никого.
— Ладно, поехали! — спустя несколько секунд проговорила Феклистова.
За те полгода, или даже больше, что она была знакома с Костиком, между ними никогда ничего не было, и если это произойдет именно сегодня... Может, хоть это отвлечет ее от невеселых мыслей... Или наоборот?
— Погоди, — сказала она. — Распечатай сначала.
Файл в принтер подгружался медленно. Наконец «хлюпик»* завыл, слышно было, как он схватил и потащил из поддона бумагу. Прошло две или три долгих секунды, прежде чем наверху показался край листа. Ольга, не дожидаясь, пока лист выползет полностью, выхватила его и впилась взглядом в фотку. Разрешаловка была так себе, и фотография получилась малюсенькой — чуть больше, чем три на четыре, но зато это была совсем недавняя Катюхина фотка.
— Поехали, — повторил Костик. — Гаси комп...
Ольга допила остывший кофе и глянула на часы. Было без тринадцати десять. Время еще детское. Потом она невпопад подумала, что еще немного, и светофоры замигают желтым. (Как будто это имело какое-то значение!)
— Езжай один, — сказала вдруг Феклистова.
Костик опешил.
— Договорились же!..
— Облом, — бросила Ольга. — Мне сегодня не в кайф. Хотя, может, еще и появлюсь. Купи на всякий пожарный водки.
Она сбежала по ступенькам, громко цокая каблучками. У самого выхода, в «предбаннике», плотнее закуталась в курточку и вышла в ноябрь. Тут же завернула за угол, чтобы Костик не смог ее найти, и зашуршала по только что выпавшему снегу.
Чем для нее закончится день, Ольга не знала. Если еще четверть часа назад она была не против остаться у Костика, то сейчас колебалась, не зная, что лучше: возвращаться в толком еще не обжитую однокомнатную квартиру и сходить с ума, представляя, где сейчас Катюха и что с ней; или кувыркаться с Костиком на его широкой кровати, думая о том же. И то, и другое казалось одинаково хреновым.
В общем, нужно было постараться успокоиться. Ольга брела по каким-то переулкам, точно ища еще больших неприятностей, способных вытеснить из ее сознания мысли о Катюхе. «Ой, нарвешься, Лёлька!» — сказала она себе, и накликала: шедший навстречу подвыпивший парень лет двадцати трех-двадцати пяти тормознул возле нее, перегородил дорогу и выдохнул с перегаром:
— Девочка, давай дружить!
И осклабился. Ольга попыталась его обойти, но он сделал шаг в ту же сторону и раскинул руки, пытаясь ее залапать. Она оглянулась беспомощно и вдруг заметила двигающуюся быстро в ее сторону знакомую фигуру.
— Костик! — заорала Феклистова и рванула назад.
— Т-твое с-счастье, — запинаясь, бросил парень и скрылся в подворотне.
Ольга, не успев тормознуть, налетела на Шведова и ткнулась лицом в его плечо.
— Ну? — спросил Костик. — Нарвалась?
— Ладно, — сказала Ольга. — Поехали. Только возьми водку. Сегодня я буду пить.
Шведов промолчал. Потом положил руку на ее плечо и подтолкнул вперед. На 8-го Марта они поймали «тачку», заскочили по пути в круглосуточный и, захватив бутылку не то «Князя Голицына», не то «Господ офицеров» и закуску, спустя двенадцать минут были у Костика.
— Сегодня я буду пить! — еще раз объявила Феклистова.
— Не напивайся, — попросил Костик.
— Обязательно! — тряхнула головой Ольга и, глянув на Шведова, измученно добавила. — ...Ну не могу я! Как подумаю, где сейчас Катюха...
— Успокойся, — сказал Шведов. — Мы ее оттуда выцарапаем. Рано или поздно.
— Лучше рано. Иначе может быть слишком поздно, — оборвала его Феклистова.
— Иди полежи, а я пока пельмени сварю, — сказал Костик. — А потом, так и быть, пить будем.
Это было единственное, что он мог сегодня для нее сделать. Голова, после многочасового сидения за компьютером, абсолютно не варила.
— Сеструхе пока не говори, — сказал он четверть часа спустя, вылавливая из кастрюли пельмени. — Мало ли — суетиться начнет, спугнуть может. Здесь главное — осторожность. И чтобы — никаких ментов.
Феклистова кивнула, но всего лишь минуту спустя заметалась зверем по клетке.
— Сядь, — сказал Костик. — Не мельтеши. Сейчас я сделаю бутерброды, и мы будем пить.
— Пить-пить! — раздраженно бросила Ольга. — Ты что, меня совсем за алкоголичку держишь?!
— Ты же сама... — опешил Шведов.
— А ты что думаешь?! — заорала Ольга. Ее понесло.
И тогда Костик сказал одно только слово:
— Стоп!
После этого слова Ольга обычно стихала. Она не смогла бы вспомнить, когда и почему оно стало для нее символом запрета, но...
— Ты прав, — спустя минуту произнесла Ольга.
— Мы всего по чуть-чуть, — успокоил Шведов. — Только чтобы настроение поднять.
— Ладно, — махнула рукой Феклистова. — Наливай.
И «хлопнула».
...Чуть-чуть не считается,
Тебя не касается...
— приплясывая, пропела Ольга минут пять спустя в ответ на Костиково:
— Ни хрена себе! Второй стакан...
— ...Ничего страшного, — тихо сказал себе Шведов. — Эмоциональная разгрузка.
Ольга услышала.
— Ты никогда не любил Катюху, как я, — выдала вдруг она.
— Я? — опешил Костик.
Он никак не мог привыкнуть, что Феклистова временами выдавала такое, что...
— ...Пойдем спать, — сказал Шведов, обняв Ольгу.
— Пойдем! Раз в полгода можно, — пьяно согласилась она.
«Пусть, — подумал Костик. — Пусть хоть на сегодня забудется... С завтрашнего дня Катюха будет преследовать ее каждый день».
— Давай разденемся, и — баиньки, — уговаривал он Феклистову, как пятилетнего ребенка.
— Баиньки. Конечно, баиньки! — согласилась она и вдруг взорвалась. — Баиньки впервые за полгода! Ты мужик или кто?..
Это был уже неприкрытый наезд. Пришлось оправдываться. В конце концов, Ольга была права. Наверное, можно было затащить ее в постель месяца три назад.
...Для пьяной она оказалась излишне резвой. Костик с Ольгой лихорадочно стянули с нее блузку и мини, чуть не разодрали колготки и расшвыряли это все по комнате. Блузка повисла на телевизоре, юбка — на ручке двери, а колготки зацепились за край картины. Шведов, заметив чуть выдающийся упругий Ольгин живот со вдавленным пупком, совсем сошел с ума. Феклистова обернулась для него совсем другой стороной. Ольга вытворяла в постели черте что, словно пытаясь таким нехитрым способом отрешиться от жутких мыслей о Катюхе. ...Она оказалась алчной и ненасытной, эта с виду скромная девчонка.
...Утром Феклистова, едва подняв с подушки тяжелую голову и тут же уронив ее бессильно, проронила виновато:
— Просто водка вчера была бодяжная... Я, наверное, что-то не то вытворяла?..
— Д-да нет, — слегка стушевался Костик. — Все нормально. То, что ты вытворяла, мне даже понравилось...
— Ясно, — произнесла Ольга. — Значит, было...
— А ты что, совсем ничего не помнишь? — удивился Костик.
— Катюха... — вспомнила вдруг Феклистова.
Все ясно. Теперь, когда стало известно, что Ольгина племянница жива, он, Костик, отошел для Феклистовой на второй план. За Катюху, как выяснилось, она порвет глотку любому. Даже ему, Шведову. Но кому — она пока не знает. А когда Костик найдет, у кого спрятана Катюха, Ольга вцепится зубами в их горла. Выцарапает глаза. И вырвет еще кое-что.
На пару секунд Костику стало не по себе. Ольга, обычно такая спокойная, казавшаяся Шведову мягкой и пушистой, могла, оказывается, быть злой и жестокой. Костик до конца не признавался себе, что начинает ее побаиваться. Но Катюху он все равно обязан вытащить из этого борделя. Они обязаны.
В общем, весь кайф от прошедшей ночи был сломан. Они молча позавтракали и разбежались — каждый на свою работу. Правда, Шведов успел предупредить Ольгу, чтобы нынешним вечером к нему в офис она не заглядывала.
— Воспользовался мной, и всё?! — почти крикнула Феклистова.
— Я буду искать Катюхины фотки и думать, где ее могут держать, — раздельно и жестко отчеканил Костик.
— ...Прости, я не то подумала, — тут же отступила Ольга. — Прости, — еще раз повторила она и прижалась к Шведову упругим животом.
— Хочешь, вторые ключи от квартиры дам? — спустя четверть минуты спросил Костик.
— Ты точно этого хочешь? — поинтересовалась Феклистова.
— Я спросил — ты хочешь?
— А ты?.. — упорствовала Ольга.
Костик почувствовал, что начинает закипать. Ну если он спросил, хочет ли она, значит, он и в самом деле хочет! Иначе и...
— ...Не предлагал бы!
— Давай!
Ольга протянула руку и несколько раз призывно сжала ее в кулачок. Она еще не знала, хочет ли замуж за Костика, но против ключей от его квартиры не возражала. Тем более, сам предложил...
Днем все валилось из рук. В каждой девчонке лет пятнадцати виделась Катюха. Ольга выдавала не те фотографии, путалась со сдачей, чего с ней никогда не было.
— У тебя что, проблемы? — поинтересовался нагрянувший внезапно директор.
— Да, — созналась Ольга.
— Свои проблемы оставляй дома! Мы договаривались. Другая бы у меня в два счета вылетела!..
— Знаю, — сказала Феклистова.
— Тогда соберись и работай, — бросил директор и отошел.
Ольге показалось, что еще немного, и она возненавидит свою нынешнюю работу. Все фотографии и фотопленки начинали ассоциироваться с Катюхой, тем более, что в их ателье была и такая услуга, как просмотр фотопленки на экране компьютера. А фотки на экране компьютера напоминали о любимой племяннице.
II
Катя Попова закрыла глаза и забилась в дальнюю часть огромных нар, к стене. Вспомнилась тетя Оля. Катя не видела ее ровно год.
Ровно год назад она праздновала день рождения. Праздновала не дома. Если точнее, из дома она просто сбежала. Свалила. День ее рождения планировалось провести в «узком семейном кругу». Но — без папы. Без тети Оли. Зато с очередным дядей. На этот раз его звали Юрой. Он был толстым, назойливым и вообще — противным. Мать отправила Катю за хлебом, и та — внешне скривившись, а внутренне — ликуя, выскочила на улицу и рванула к Тереховой. Еще неделю назад Попова договорилась с Юлькой, что день рождения будет встречать у нее.
К вечеру у Тереховой собрался весь класс. Не пришли только Кирюха Смолянинов и Танька Воробьева. Но и без них было классно.
Попова стала собираться домой в полдесятого. На всякий случай все свои подарки она оставила у Юльки. Мало ли. Еще не хватало, чтобы мать, разозлившись, зашвырнула их куда-нибудь... Пашка Лавров отчетливо набивался в провожатые, но Попова его отшила. А сейчас, год спустя, лежа на скрипучих нарах, изучая секущую потолок трещину, Катя думала: «Ну что стоило согласиться? Ну да, конечно, до Кирюхи Смолянинова ему далеко. Зато сейчас была бы дома...». Забылось уже, как доставал ее, Катю Попову, сосед по парте Паша Лавров...
Она ушла одна. Сердце колотилось — бешено, на мгновение замирало, чтобы потом забиться неистово в грудную клетку, — когда Катя бежала по темным дворам к трамвайной остановке. Она выскочила на Бебеля, за мостом, и только тогда перевела дыхание. Машины шли сплошным потоком. Катя с тоской смотрела на трогавшийся с остановки ее трамвай. ...И не заметила вывернувший со стороны Ольховской ржавого цвета «Мерседес»...
Катьку на ходу втащили на заднее сиденье и пригнули, впечатав головой в переднее. Попова попыталась закричать, но на ее рот легла тяжелая, противно пахнущая рука, и хриплый голос четко произнес:
— Не рыпайся, малолетка хренова! Хуже будет.
В том, что будет хуже, Кате предстояло убедиться уже назавтра. А пока... Дневная снежная каша подмерзла и, должно быть, поэтому рыжий «Мерс» мотало из стороны в сторону. Мужик, державший Катькин рот, нервно выдавил:
— Ну... ты... спринтер гребаный... задницей не елозь...
— А я те как впишусь иначе? — взметнулся тот, что за рулем.
Катька попыталась вырваться, но сильный тупой удар по голове заставил ее отключиться.
Она пришла в себя на странном большом ложе, похожем на нары. В окно, серебря черное, в язвинах звезд, небо, пялилась полная луна. Рядом с Катей почти вповалку спали какие-то девчонки. Кровь, посылаемая сердцем, бросалась в голову. Несколько тупых молоточков изнутри размеренно молотили по Катькиному мозгу. «Где я? Где я? Где я?» — выбивали молоточки. Ответа у Кати не было. «Не одна, — подумала она. — Значит, всё не так плохо, как...» На последнем слове Попова уронила золотоволосую голову на отдаленное подобие подушки...
Случившееся назавтра утро было светлое и теплое. Старенький градусник, прибитый в кухне, показывал плюс три. Внизу натужно ревели, выбираясь из снежного месива, машины.
Вслед за Поповой стали просыпаться девчонки. Зашуршали одеждой, захлопали дверями, загремели кастрюлями... Катька потерянно стояла у окна и ничего не понимала. Она осознала, где находится и зачем ее сюда привезли, только после первой съемки.
Катя гнала воспоминания о ней, но они то и дело поднимались из глубин сознания. А сейчас вспомнилась еще и тетя Оля. Катя не видела ее ровно год. Но вспомнилась ей тетя — остро, до боли, — только сейчас. Мама вечно говорила, что у нее, у Кати, хорошая интуиция. И сейчас Попова чувствовала, что тетя Оля, неизвестно, правда, каким образом, но все же узнала, что племянница ее жива, и бросилась на поиски. Катя воспряла духом, как если бы на самом деле получила весточку от тети Оли, хотя весточки — материальной — не было. А интуиция... Она, как известно, может и подводить.
День прошел. Это был ее день. Он оказался не очень страшным, в общем-то, даже почти привычным. Сначала ее снимали в одиночку, заставляя раздвигать ноги, а потом они с Файкой лизались. И всё. Это, по крайней мере, было не больно, хотя и противно.
Когда Попова очнулась после самой первой съемки, она увидела склоненное над ней округлое лицо с раскосыми восточными глазами... Девчонке было лет пятнадцать. Она участливо смотрела на Катьку и что-то негромко говорила. Что — Попова пока не могла понять. Она все еще не могла отойти от пережитого только что потрясения и боли. Но девичий голос — неожиданно бархатный и грудной — успокаивал, обволакивал, как лекарство обволакивает, наслаивается на больное место и лечит — понемногу проникая внутрь. С тех пор Катя и Фая стали неразлучны. Впрочем, разлучиться и так было нельзя. Всего в комнате обитало семь девчонок — от четырнадцати до шестнадцати лет. Квартира была однокомнатная. На полу валялся (не лежал, а именно — валялся) древний, уже почти без ворса, ковер. Когда-то на нем была изображена картина, но какая — понять уже невозможно. В углу, недалеко от батареи, стояли нары с тремя или четырьмя матрасами и подобием белья. На окнах висели выцветшие занавески. В углу кухни торчал дребезжащий холодильник, возле окна — белый квадратный стол на четыре «персоны», с картонкой под ножкой. Шкаф на стене. Никакой охраны. Потому что бежать все равно невозможно: десятый этаж, и дверь закрывается снаружи.
Каждый день за кем-нибудь из них приезжал мрачный неразговорчивый мужик. Он же привозил девчонок со съемки, а раз в два дня проходил на кухню и выгружал в холодильник еду из полиэтиленового пакета. Деликатесами девчонок не баловали. Их вообще не баловали. Правда, иногда в морозильнике оказывались пельмени и сосиски, но их было так мало, что, можно сказать, их не было.
Иногда за кем-нибудь из них приезжал Граф. Чаще всего — за худой, угловатой Викой Ярцевой и по-мальчишески стриженной, и вообще — похожей на пацана, — Полиной Шубиной. Обеим было по четырнадцать... Катюху обычно возил не Граф, а тот самый — неразговорчивый — мужик. Вика с Полиной его почему-то боялись, а Катюха — нет. Разговорчивый Граф страшил ее гораздо больше.
Из всех девчонок Попова сблизилась только с Фаей. Остальные были ей неинтересны. Впрочем, ею тоже особо никто не интересовался: все были «сам-на-сам». И потому подруги уединялись по вечерам на кухне и мечтали о побеге. Биографии друг друга они знали наизусть, да и большие ли биографии могут быть у четырнадцати-пятнадцатилетних девчонок? Правда, Фая здесь томилась дольше, чем Катя — на полгода, и потому знала больше. Неугомонная, она вызнала, что в компьютерной на обработке снимков сидит некая Альфия, и надеялась, что та поможет им вырваться отсюда.
— С чего ты решила, что поможет? — резонно поинтересовалась Катя, на что Фая заметила, что они обе — одной национальности, а татары друг другу всегда помогают.
Попова, восстанавливая справедливость, заявила, что татары «запросто так, без своей выгоды, никогда ничего не сделают». Фая обиделась, и в тот вечер с Поповой не разговаривала.
Катя лежала с закрытыми глазами и вспоминала тетю Олю. Она была ей как мама. Как настоящая мама. Катя всегда поверяла ей все свои беды и секреты. С тетей Олей было хорошо. А с мамой, которая «по паспорту», Кате даже разговаривать не хотелось, не то что жить рядом. Когда та выпроваживала дочь гулять, Катя знала: мать ожидает очередного поклонника. Своего или тети Оли. Ей было жаль тетю Олю, и папу тоже было жаль, и лучше всего было бы, если б ее родителями на самом деле были папа и тетя Оля... Но это казалось невозможным, хотя Катя и знала, что тетя Оля когда-то любила ее папу. Катя долго вынашивала план — женить папу на тете Оле, но он не осуществился, потому что она очутилась здесь. Но вот когда тетя Оля ее найдет...
На этой мысли Катя уснула. Спала она относительно спокойно, потому что ее день прошел, и по крайней мере два дня ее никто не должен беспокоить. График съемок соблюдался неукоснительно.
Утром, после завтрака, Граф выдернул «в студию» Полину, а остальные — кто смотрел телевизор, кто — болтал. Говорили о съемках. Шестнадцатилетняя крепкая девчонка с непривычным именем Ульяна твердила о том, что можно попробовать договориться с Графом, дать слово, что не сбегут. И тогда у них у всех будет больше свободы, и даже еще и деньги появятся. Она приводила в пример какую-то Кобылку — девочка, дескать, приезжает на съемку сама, получает «бабки» да еще и условия диктует. Улька размечталась: «Вот нам бы так!», на что Фая резонно заметила, что «этим» выгоднее держать их взаперти и не платить ни гроша.
— А ты уверена, что останутся все? — спросила Ульяну Катя. — Так мы все скажем, что бежать не будем, а сами...
— Только попробуй! — взвилась та.
— Ты нас с Кобылкой не равняй! — бросила ей Галка Рыбакова. — Ей все по фигу. Она, говорят, на Щорса стоит.
— Кто говорит? — поинтересовалась Фая.
— Граф...
III
Никакого плана у Шведова не было. Он всегда следовал принципу: сначала нужно ввязаться в драку, а дальше видно будет.
Вечером Костик, оставшись в офисе один, закрыл дверь на замок. Вскипятил чайник, сделал кофе и подошел с кружкой к окну. Точно так же, как вчера, крупными хлопьями валил снег. Фонари еще не горели, и светофоры по-прежнему меняли сигнал с зеленого на красный. Костик взял с Ольги слово, что сегодня она здесь не появится. Сегодня она ему не нужна. Иначе опять начнутся нервы, скандалы без причин... Хотя «без причин» — это, конечно, он загнул. Причины были. И, если абстрагироваться от прошлого, от того, что временами Феклистова ревнует его к «груде железа», то одной из самых главных причин была Катюха. Ольга начала забывать племянницу, привыкать к ее «гибели», а тут — на тебе! Жива, но еще неизвестно, что лучше...
Костик отхлебнул кофе, глянул еще раз на улицу, сел в любимое вертящееся кресло и привычно положил пальцы на мышь. Он играл в линии — почти автоматически, — и соображал. Ольгину племянницу похитили (а в этом теперь не могло быть никакого сомнения) год назад. Значит, она должна была крупно засветиться на порно-компашках и сайтах. Значит, нужно, во-первых, вытащить у Марата все порнофайлы, а заодно полазить по Интернету. Что это даст, Костик еще не знал, но полагал, что найдет (обязательно!) какую-нибудь, хотя бы мало-мальскую зацепку.
Шведов переписал файлы с Катюхой с компашки на жесткий диск. Он ни разу не видел даже фотки Ольгиной племянницы, хотя Феклистова про нее все уши прожужжала. Несколько минут, запоминая, Костик всматривался в ее незнакомые черты. Но, чем дольше он скользил взглядом по Катюхиному лицу, тем больше находил в нем Ольгиных черт. Шведов не мог бы толком назвать ни одной из них, но, тем не менее, они существовали. Он их видел. В последний раз глянув на Катюхино лицо, снова переключился на «сидюк» и теперь жал на клавишу «Page Down». Он быстро пролистывал файлы с малолетками и пацанами, задерживаясь на тех, где изгибались, показывая самые интимные части тела, девчонки лет по четырнадцать-пятнадцать. Их лица повторялись, но Катюхи среди них пока не было. Ее Костик уже запомнил.
— Невелик же у них выбор! — усмехнулся вслух Шведов и ему начало казаться, что файл с Катюхой оказался на этой компашке случайно.
— А что, вполне может быть...
Когда Костик находился в виртуальной реальности, он частенько разговаривал сам с собой, что неизменно вызывало смешки его коллег. Но привычку эту искоренить было уже невозможно.
— А что, вполне вероятно, — повторил он. — Если у них с девчонками напряг, они вполне могли вытащить Катюхину фотку с другой компашки. Или вообще из Интернета. В этом случае поиск осложняется, — глубокомысленно заключил он и в очередной раз нажал клавишу «Page Down».
Пролистал еще несколько файлов, особо не вглядываясь и задерживаясь лишь на тех, где были запечатлены девчонки-подростки. Потом поймал себя на мысли, что слишком уж подробно рассматривает файлы, обращая внимание не только на лица девчонок, но и на то, что ниже.
И вдруг Шведов обнаружил на одном из файлов Катюху. Она стояла вполоборота, на губах ее застыла жалкая улыбка (видно, ее требовали те, кто снимал дикий анальный секс этой пятнадцатилетней девчонки с крупным волосатым мужиком).
— Изверги, — сказал он и отправил файл на жесткий диск.
Со всей компашки файлов с Катюхой набралось штук десять, от силы — пятнадцать. Костик выстроил их по дате записи и рассматривал подробно, пытаясь найти хоть мало-мальскую зацепку. Потом раскрыл блокнот и замолотил пальцами по клавиатуре:
1. Начали с подобия эротики, закончили жестким порно.
2. Съемки проходят на квартире, что сильно затрудняет поиски.
3. Нужно срочно искать Катюху!!!
В глазах рябило. Шведов поднялся с кресла, подошел к «кухонному» столу и глянул на чайник. Красный шарик показывал, что воды в нем ненамного, но все же больше минимума. Значит, ему хватит. Никого другого Костик не ждал. Нажав кнопку, он уставился в окно. Второй вечер подряд валил снег. То ли от него, то ли от света фонарей слепило глаза.
Щелкнул, отключаясь, чайник. Шведов очнулся, подошел к «кухонному» столу и приготовил кофе. Нужно было соображать, что делать дальше. За что зацепиться? Если не врать себе, то станет ясно, что цепляться не за что. Да, он пообещал Ольге «спытать» Марата, но сейчас начал сильно сомневаться — стоит ли? Посвящать его в Ольгины проблемы Костик опасался. Вроде, не связан Авхадеев с этими, но береженого бог бережет... Единственное, что из него можно было безнаказанно вытянуть — это названия порно-сайтов и адреса «развалов». Вдруг через продавцов удастся выйти на изготовителей порно-компашек? Но каким образом это сделать, Шведов пока не знал. Все, что у него на сегодня есть — десять-пятнадцать файлов с Катюхой. Значит, их нужно изучить досконально, вылизать до миллиметра. Прямо сейчас.
Костик вернулся к рабочему месту, поставил кружку с кофе слева от клавиатуры, открыл спрятанную среди виндовских утилитов папку «PP», в которую скидал все файлы с Катюхой, и «кликнул» самый первый файл...
***
...Ольга стояла на Костиковой кухне, жарила котлеты и начинала ненавидеть всех мужиков, и Шведова — в том числе. «Сидит сейчас в офисе и глазеет на мою Катюху», — неприязненно, почти зло, думала она.
Но через пару минут сказала себе: «Успокойся, он это делает, чтобы найти ее». И все равно в душе оставался неприятный осадок. Дожарив котлеты, Феклистова сварила вермишель, без аппетита поела и перешла в комнату. Села в кресло, перед которым стоял журнальный столик. На столике лежал пульт. Возле видеоплеера валялся конверт от какой-то кассеты. Ольга включила видик. На экране появились полуобнаженные тела.
— И тут!.. — зло, сквозь зубы, процедила Феклистова, погасила свет и настроилась на ОРТ.
«Давали» какую-то советскую комедию. Это было гораздо лучше.
В полусне Феклистова почувствовала себя в чьих-то объятиях. Она резко открыла глаза и увидела Костика. Он улыбался.
— Ну ты и спи-ишь... — протянул он. — Прямо в кресле. Спасибо, хоть на щеколду не закрылась... Пошли кофе пить...
— Там еще котлеты и вермишель, — полусонно вспомнила Ольга.
— Я знаю. Тебя в ванную отнести?
Феклистова пару секунд подумала и утвердительно тряхнула головой. Костик внес ее в ванную и осторожно поставил на коврик. Он стоял у двери, смотрел на Ольгу и уходить, судя по всему, не собирался. Феклистова окончательно проснулась и сказала:
— Пожалуйста, закрой дверь...
— Зачем? — удивился Костик. — Больше никого не будет.
— С той стороны, — уточнила Ольга.
— А спинку?..
— Обойдешься, — спокойно сказала Феклистова.
— ...потереть, — не успев сориентироваться, продолжил Костик.
— Обойдешься, — повторила Ольга.
Шведов пожал плечами и вышел. Постоял у кухонного окна, поглазел на снег, кружащийся у фонарей глупыми мотыльками, на месящих манную кашу прохожих, на дальние дома, мигающие сквозь снег светом окон. Желтые, красные, зеленые от штор, они точно отбивали морзянку (точка — тире — точка...*). Ночь завороженно молчала. На исходе ее молчания щелкнул шпингалет и скрипнула дверь. Потом раздался шелест шлепанцев — шведовских, слишком больших для скромных девичьих ступней.
С этого момента тишина умерла. Потому что на кухню, вороша полотенцем влажные волосы, завернула Ольга.
— Садись, — бросил Шведов. — Я разогрел.
— Да погоди ты! — отмахнулась Феклистова. — Я что, в таком виде за стол должна садиться?
Костик посмотрел на свою рубашку, едва скрывающую Ольгины бедра, и произнес:
— Ничего страшного. Нормально.
Феклистова глянула на Шведова и смирилась:
— Дай хоть волосы соберу...
И исчезла в комнате. Костик посмотрел на часы. Почти двенадцать. Сам он привык ужинать поздно, иногда и заполночь, за свою комплекцию (а может, конституцию) он не волновался — не потолстеет, проверено, а вот Ольга... Полных женщин Шведов не любил, и поговорку: «Хорошего человека должно быть много» считал самоуспокоением толстых.
Желудок начало сводить, но есть в одиночку, когда рядом — такая симпатичная девчонка, Шведов не считал возможным. Феклистова окончательно появилась на кухне минут через двадцать, когда Костик все-таки не выдержал натиска голодного желудка, достал тарелку, собираясь положить еду и приступить к трапезе в одиночку. Ольга заколола волосы и облачилась-таки в старый шведовский халат. Костик поставил полную тарелку перед Феклистовой.
— ...Рассказывай, — требовала Ольга у Шведова, жуя хорошо прожаренную котлету. — Зачем смотришь порнуху и что накопал?
— Во-первых, это не порнуха, а эротика, — терпеливо начал он, на что Феклистова заметила:
— Всякая порнуха начинается обычно с эротики.
В принципе, она была права.
— ...Что накопал-что накопал... — задумчиво повторил Костик. — Снимают они в квартире. Причем, квартира под студию специально не оборудована. Просто сняли первую попавшуюся, обои поменяли, и всё. Ну, плакат на стену прилепили...
— Что за плакат? — по-прежнему жуя, но заинтересованно осведомилась Ольга.
— Подозреваю — постер «Киссов».
— За это можно зацепиться?
— Чуть-чуть. Если учесть, что гремели они в семидесятых, то тем козлам, которые снимают девчонок, лет по тридцать пять—сорок. Надо бы показать файлы какому-нибудь фотографу-профессионалу, хотя мне кажется, их делали любители.
— Не понял, — сказала Ольга.
— Если бы их делали профессионалы, легче было бы на них выйти, — терпеливо объяснил Шведов.
— Еще что-нибудь наковырял? — Феклистова разговаривала с Костиком, как начальник отдела — с нерасторопным опером.
— Полазил по Интернету, наткнулся на порно-сайт, причем, наш, не московский.
— И что? — Ольга подалась вперед.
— Да ничего. Рекламные объявления, типа: «Мне пятнадцать лет. Снимаюсь в любых позах...»
— Ну, этого и в «СПИД-инфо» полно, — разочарованно перебила Ольга.
— А это? — спросил Шведов и процитировал: — «Две развратные девчонки двенадцати и тринадцати лет ждут вашего звонка...» И — номер пейджера. С e-mail’ом до кучи.
— Звони, если хочешь! — раздраженно бросила Ольга, наливая себе кофе.
Костик не мог понять причину перемены ее настроения, но потом сообразил: злится на него за то, что видел файлы с Катюхой и лазил по порно-сайтам. Хотя злиться на него за это было глупо — он просто ищет способ вызволить Ольгину племянницу. И всё.
***
...Злиться глупо. Феклистова это прекрасно понимала, но поделать с собой ничего не могла. В ее голову лезли глупые выражения, вроде: «Все вы, мужики, такие, вам бы все молоденьких подавай!». Конечно, она и сама была далеко не старухой, но по сравнению с ней четырнадцати-пятнадцатилетние пацанки смотрелись гораздо моложе.
Ольга прошла в комнату. Закрыла дверь и сбросила халат. Осмотрела себя с ног до груди, заглянула даже за спину (насколько позволял взгляд). Решила, что все-таки она еще ничего. Потом подумала о том, что же все-таки толкает этих девчонок на панель (ведь порно-сайт — та же панель!)? Сплошная порнуха на телевидении? Полное отсутствие денег и наличие желания жить красиво? Она поймала себя на мысли, что рассуждает, как старуха, и постаралась успокоиться. Но тогда в голову полезли мысли о Катюхе.
В комнату зашел Костик и стал стелить постель. Одну на двоих.
— Я не в форме, — сказала Феклистова.
Шведов скривил губы и пожал плечами. Ольга посмотрела на него и решила, что не стоит, наверное, обижать Костика. Она все-таки надеялась, что с его помощью отыщет Катюху.
— Ладно, — сказала она. — Только недолго. А то я спать хочу.
...Когда Ольга проснулась, Костик еще спал. Он лежал рядом, разметав руки. Его рот был приоткрыт. Феклистова набросила реквизированный у Шведова халат, умылась и прошла на кухню. Разогрела вчерашние котлеты, сварила вермишель. Костик открыл глаза, потянул носом воздух и подскочил с кровати. Пофыркал над ванной, умывая лицо. Потом завернул на кухню.
— Помираю с голодухи, — заявил он.
— Садись, — бросила Ольга. — Сейчас кофе заварю.
Потом она, как вчера вечером Костик, стояла, глядя в окно — на дальние дома. Они едва были видны сквозь снежную пелену.
— Ты не опоздаешь? — вывел ее из раздумий голос Костика.
— Нет, — коротко ответила Феклистова, глянув на часы. — У меня еще минут десять. Успею.
Через шесть минут они вышли из дома.
— До завтра! — неожиданно крикнула Ольга, рванулась вперед и впрыгнула на заднюю площадку автобуса.
Шведов проводил взглядом «двуспальный» «Икарус», глянул на часы и пошел пешком. Хотелось развеяться — несмотря на то, что сверху сыпалось нечто непотребное: дождь ли, мокрый снег?.. Ночью слегка подморозило, и теперь, наверное, весь город представлял собой сплошную катушку.
Машины с включенными фарами двигались медленно, метра через три друг от друга. То на одном, то на другом перекрестке возникали пробки. Навстречу Шведову катились пешеходы. Невысокая девчонка лет двадцати — башкирочка, татарочка ли? — довольно симпатичная, с небольшой родинкой меж бровей, с криком: «Ой!», потеряв равновесие, въехала прямо в Костика. Он поймал ее, внимательно посмотрел в карие глаза... Девушка осторожно высвободилась из костиковых объятий, еще раз повторила: «Ой!», добавила: «Извините», и покатилась дальше.
Минут десять спустя Костик догнал Ольгин автобус, но ее саму разглядеть не сумел. На всякий случай махнул рукой пассажирам и заскользил по тротуару.
Офис встретил Шведова непривычной пустотой. Даже Юльки Зотовой, секретарши, на месте не было, хотя красный телефон на ее столе надрывался, будто его кто-то резал. Костик повесил в шкаф куртку, сменил полусапоги на туфли, потом налил в чайник воду. Телефон смолк. «Наконец-то!» — подумал Шведов.
Когда чайник щелкнул, закипев, телефон затрезвонил снова. Костик сморщился и поднял трубку.
— Алё! Юля? Почему на работе невовремя? — рокотал где-то вдали Юрий Германович.
— Это не Юля, — отозвался Костик.
— Шведов, ты, что ли? А Зотова где? — удивился директор.
— Гололед, — объяснил Костик. — Пробки.
— Да вот я тоже торчу, — сказал Михеев. — Так что, если что...
— Понял, — ответил Шведов.
— Ладно хоть ты...
— А я пешком, — сообщил Костик.
Но трубка отозвалась короткими гудками. «Экономит», — усмехнулся Шведов. Налил кофе и сел за компьютер. В офис влетела запыхавшаяся Юлька. На ее непокрытой голове блестели капельки воды.
— Уф! — выдохнула она. — Слава богу, успела. Привет, Костик!
— Нет, — возразил тот. — Не успела. Он уже звонил.
— Ё... — сказала Юлька и поправилась. — ...лки-палки.
— Вот-вот, — бросил Шведов.
— Ну и ладно, — беспечно отозвалась Зотова. — Гололед. Весь город на ушах стоит.
— Кофе сделать?
— Правда, сделай, а? На улице такая бякоть... ну, слякоть, я хотела... Ну, ты знаешь, какой я люблю...
Зотова уже успела «разоблачиться», впорхнуть в туфельки и поправить прическу.
— Налей, я пока покурю.
И она исчезла в коридоре. Костик положил в кружку с вензелем «З» (Зотова) полторы ложки «Мокконы», три — сахара, налил кипяток и, тщательно размешав, поставил на Юлькин стол. Вернулся за свой и стал качаться на кресле-вертушке. Девчонка-башкирочка... Ее мордочка «со звездой во лбу» (в общем-то, довольно симпатичная) неуловимо напоминала кого-то. Но кого?..
Вернулась Юлька. Потянула носом воздух и блаженно проговорила:
— Ко-офе-е!
Потом появился Марат. На ходу бросив:
— Привет, — избавился от куртки и устремился к своему компьютеру.
Кажется, эта девчонка похожа на Марата... Ну и что? Шведов по-прежнему качался на кресле. Работать не хотелось. В голове копошились вопросы. Их было несколько, по крайней мере, два. Один — где Ольгина Катька и как ее найти? Второй — что же все-таки изобразить на рекламе фирмы, занимающейся грузоперевозками? Да, был еще третий: с решения какого вопроса начать? И этот вопрос казался наиболее сложным.
Затрезвонил телефон. Юлька сняла трубку и, послушав пару секунд, сказала:
— Костик, тебя. Маринка.
Шведов скривился... вздохнул и вышел из-за стола. Фирму, рекламу которой он должен был сделать еще вчера, курировала именно она.
— Слушаю.
— Готово?
— Нет.
— Шведов, у тебя совесть есть?! — взвились на том конце провода.
— Нет. К вечеру будет.
— Я сейчас приеду и разберусь! — пообещала Старостина и повесила трубку.
Шведов пожал плечами и вернулся на рабочее место. Третий вопрос отпал сам собой, а решение первого отодвинулось на неопределенный срок.
«Грузоперевозки, — соображал Шведов. — Трасса. На трассе — девчонки...» Перед глазами возникла картинка — отчетливо, ясно: длинная фура, которую тормозит смазливая девчоночка. Рука с большим пальцем — вверх, выставленная вперед ножка в мини, осень вокруг и слоган внизу: «Нам по плечу любые грузы!». «Смеловато», — как говорит Марат.
Через двадцать минут появилась Марина. Вид ее не предвещал ничего хорошего. По крайней мере, для Шведова.
— Я продумал, — не дожидаясь грозы, сказал Костик.
— Ну! — потребовала Марина.
— ...А что? — произнесла она задумчиво спустя минуту. — Может быть.
И потянулась к телефону.
— ...Делай, — сказала она через несколько минут. — Идея одобрена.
Костик с сомнением уставился на крупную фигуру Старостиной и наконец изрек:
— Она — не ты. В смысле — ты не она.
— Что? — опешила Марина.
Но Шведов, не обращая на нее никакого внимания, подошел к Юлькиному столу, вытащил ничего не понимающую Зотову. Поставил возле двери, приказал:
— Левую ногу и правую руку — вперед! — и удовлетворенно заметил. — Ты. То, что мне нужно.
— Правда? — спросила Юлька.
И тут, сообразив, что к чему, захохотала Старостина. Марат, упершись в монитор, что-то сосредоточенно ваял. Юлька недоуменно застыла у двери. Открылась дверь, и в офис влетел директор, запнувшись о выставленную ногу Зотовой.
— Вы что, с ума посходили?! — заорал он.
— Гололед, — пробормотала Юлька.
— Супермодель, — выпалил Шведов, кивая на Зотову.
— Согласен, — тут же отозвался Юрий Германович. — И что дальше?
— Сфотографировать. Для рекламы, — сказала Марина.
Полтора часа спустя Костик шел из салона, где работала Феклистова. В кармане лежала фотопленка, на которой в разных позах стояла невысокая светловолосая девчонка в мини. А еще четверть часа спустя пленка была разрезана на кадры, и застонал, гладя стройные ножки лучом света, сканер. А спустя еще полтора часа реклама была готова. Маринка, выдернув лист с макетом из принтера, с десяток секунд всматривалась в него, потом поцеловала кончики своих пальцев и устремилась к выходу.
— А почему не меня?! — запоздало — когда уже захлопнулась дверь, — возмутился Шведов.
Дверь приоткрылась, и в офисе явилось овальное лицо Старостиной.
— А у тебя, насколько я знаю, есть девушка, — заметила она. — На крайний случай, Юлька.
Заметила и исчезла. Зотова почему-то опустила глаза и стала перебирать бумажки на столе. Потом нервно схватила сигарету, зажигалку и, обогнув опешившего Шведова, скрылась за дверью.
***
У Юленьки Зотовой, секретарши Юрия Германовича Михеева, директора рекламного агентства, были поразительные способности. Перед началом работы ее стол всегда был девственно пуст. Но уже к обеду на нем творился бумажный хаос. Даже, скорее, беспредел, среди которого, кажется, ничего невозможно было обнаружить. Но Зотова неизъяснимым образом ориентировалась в этом хаосе, исчезавшем к вечеру так же непостижимо, как появлявшемся утром. Вот и сейчас, когда на часах было шесть, она склонилась возле девственно чистого стола, надевая ботиночки. Поднялась и медленно прошла мимо Шведова. Потом долго торчала перед зеркалом, одеваясь и прихорашиваясь... Постояла у двери. Спросила:
— Ты остаешься? Может?..
Не договорила. Махнула рукой. Исчезла. Хлопнула тихо дверь. Взгляд Шведова наткнулся на кружку с недопитым кофе. Он был холодным и приторно-сладким.
Один рабочий день закончился. Начинался второй. Между ними должен быть хоть какой-то перерыв.
Шведов забрался с ногами на подоконник и приоткрыл форточку. Внизу, у входа, стояла Зотова. Стояла и не уходила, точно ждала кого-то. В лицо пахнуло вечерней свежестью. Костик вдохнул ее — до полных легких, спрыгнул вниз и включил чайник. Закурил. Катька... Катюха... Он уже столько раз прокручивал всё, что было ему известно об Ольгиной племяннице... столько раз, что, похоже, стал зацикливаться.
Стена... Старый диван. Сейчас таких не делают. И что это дает? Ничего. Стена. Плакат... На стене — плакат. «Kiss». И что?
Информации было мало. Даже слишком. Можно ли что-нибудь извлечь из того, что съемки проходят на какой-то хате, что делает их непрофессионал, которому лет где-то около сорока и который любит группу «Kiss»? Хат, сдаваемых по городу — сотни, фотографов-непрофессионалов такого возраста — столько же, а поклонников группы «Kiss» вычислить практически невозможно. И вообще — много ли информации можно добыть из четырнадцати файлов с низким разрешением? Оставалось два пути: первый — лазить по Интернету, выискивая порно-файлы с Катюхой, что было почти безнадежным занятием (Марат говорил, что таких файлов — тысячи, на любой вкус), или... Или снова изучать авхадеевскую компашку, но на этот раз — все файлы, сопоставляя обстановку. Вдруг добавится какая-нибудь более существенная деталь? Костик сунулся в маратовский компьютер, но компашку не обнаружил. Он осторожно, стараясь не оставить следов, порылся в ящиках авхадеевского стола, но компашки с Катюхой не было и там. Унес домой? Но дома у Марата компьютера не было, это Шведов знал точно.
Костик подсел к маратовскому компьютеру, вышел в Нортон Коммандер и включил поиск на файлы с расширением «jpg». Компьютер листал папку за папкой, на мониторе один за другим стали появляться названия файлов. Сначала пошли явно какие-то заставки, которые Авхадеев обожал и скачивал из Интернета в неимоверных количествах, а потом... Потом проявилось знакомое: 12_05_00.jpg... 7_06_00.jpg... 23_06_00.jpg...
Костик по сети скачал на свой компьютер все файлы с датами. Файлов было явно меньше, чем на компашке — видно, Марат уже отобрал их по своему вкусу.
Шведов сделал кофе, немного постоял у окна, глядя на вечерний город, и вернулся к своему компьютеру. Сначала бегло просмотрел все файлы. Марат перекатывал в основном те, на которых были сняты девчонки-подростки. На трех файлах Костик обнаружил незнакомые Катюхины фотки. «Ребята не отличаются оригинальностью в названиях файлов, — отметил Шведов. — Эти файлы явно с другой компашки, я их точно не видел...». Он выстроил файлы по дате записи. Незнакомые файлы с Катюхой были записаны позже тех, которые он уже видел.
«Так, — думал Костик. — Возможны три варианта. Первый: Катюха живет прямо в порно-студии. Тогда там же должны жить и остальные девчонки. Вариант второй: живут они все в другом месте, и их возят на машине. Третий: квартира и студия находятся в одном подъезде или вообще на одной площадке». Первые два варианта менее вероятны. Дешевле снять двухкомнатную или даже полуторку и однокомнатную, чем трехкомнатную квартиру, в одной из комнат которой — студия. Это если говорить о первом варианте. А если проанализировать второй... Слишком заметно и, опять же, накладно возить девчонок на съемки на машине. Значит, все-таки — третий вариант. Наверняка — двухкомнатная квартира с постоянно меняющимися охранниками. Может быть, они даже привозят девчонкам еду. Это сужало круг поисков, но все-таки он еще оставался огромным.
Шведов почувствовал, что дико устал. Гораздо сильнее, чем когда работал с утра до полуночи. И несмотря на то, что было всего лишь половина девятого, Костик поднялся, выключил компьютеры — свой и Марата и, одевшись, вышел в темный вечер.
По-прежнему гололедило. Повторять утренний подвиг не хотелось, и Костик впрыгнул в автобус. Тот едва тащился, останавливался, как собака, возле каждого столба, и Шведов добирался до дома вместо привычных полчаса минут пятьдесят.
Подойдя к дому, он зачем-то глянул на свое окно. На кухне горел свет. «Странно, — подумал Шведов, — ведь сегодня Ольга приезжать не собиралась...» Он почти на одном дыхании взбежал на третий этаж и позвонил. Дверь открыла Ольга.
— Костик, ну наконец-то! — зачастила она, расстегивая Костикову куртку. — Я так...
— Ты же не собиралась сегодня? — удивился Шведов.
— Ну да, не собиралась... Уже почти до дома доехала, и вдруг такая безнадега накатила, хоть волком вой. Думаю, в одиночку совсем с ума сойду... Развернулась и — сюда. Ты не рад? — забеспокоилась вдруг она, ища в костиковых зрачках отблеск его чувств.
— Рад, — сказал он. — Правда, рад.
Он погладил светлые Ольгины волосы и поцеловал ее в губы. Хотел — коротко, но Феклистова, стосковавшись, впилась надолго, и Костик не выдержал, притиснул к себе, и они так и стояли в коридоре, припав друг к другу, точно он уходил, а она — оставалась. Наконец, устав, Ольга оторвалась от Костика и сказала:
— Мой руки и иди есть.
— А что у нас есть? — бодро спросил Шведов, точно Ольга выпила, высосала из него усталость.
— Запеканка. С мясом. Картофельная. Любишь?
— Ага, — сказал Костик.
Все-таки здорово было, что рядом — Ольга... Шведов чувствовал, что нужен ей. Она даже в несмышленом детстве была одна. Совсем.
***
...Хорошо, что рядом — он. Конечно, лучше было бы, если б ему когда-нибудь нравилась Светка...
Ольга едва не проспала на работу. Прибежала в последнюю минуту, а днем заскочила Наташка — забрать свои отпускные фотографии. Ерохин, конечно, их сделать начисто забыл, а Флеровой не терпелось. И потому она сидела рядом с Ольгой и ждала, пока Юрик их напечатает. Клиентов пока не было, и Ольга с Наташкой могли наболтаться вдоволь. Начали они за жизнь, потом перешли на парней. А потом Флерова по секрету сообщила Ольге:
— Дня два назад приходил мужик — лет за тридцать, пленку принес, а там тако-ое!..
— Что? — заинтересованно спросила Феклистова.
— Взрослые малолеток трахают... — зашептала Флерова Ольге прямо в ухо. — Причем так откровенно...
— Где пленка? — сквозь зубы спросила Ольга.
Наташка опешила.
— Я... — захлопала она выгоревшими ресницами и, не зная, что сказать дальше, замолчала.
— Где пленка? — почти заорала Феклистова. — За ней приходили? Ты ее отдала? Говори!
Она схватила Флерову за плечи и трясла ее, повторяя:
— Говори! Говори! Говори-и!
— Отдала...
— Кому?!
— Кто приходил...
— А кто приходил?!
Ольге надоело задавать тупые вопросы.
— А я знаю?.. — обиженно скривилась Наташа. — Ну не кричи, а?.. — попросила она.
— Ладно, всё. Успокоились, — произнесла Ольга. — Опиши.
Флерова наморщила узкий лоб, наполовину скрытый челкой. Минуты две она пыталась вспомнить, кто приходил за пленкой, а потом призналась виновато:
— Нет, не помню. Сама ведь знаешь, толпами ходят...
— Ну вспомни, Наташенька, ну это очень важно!.. — Феклистова теперь почти упрашивала сменщицу.
Та, совершенно сбитая с толку, произнесла неуверенно:
— Н-ну я еще попробую... Кажется, среднего роста. Лет... ну, может, за тридцать. И, вроде, усы были. А может быть, и нет. Может, и не было.
Ольга поняла, что от сменщицы больше ничего не добьешься. Но клиента видела только Флерова. Впрочем, совершенно случайно в ту минуту в кабинку приемщиц мог зайти Ерохин.
— Юрик видел? — нетерпеливо спросила Ольга.
— Пленку — да.
— Да я... — «не про пленку тебя спрашиваю!» — хотела сказать Феклистова, но внезапно подумала: а вдруг Ерохин за свой счет, со скидкой, отпечатал еще один комплект фотографий? А что? Вполне может быть.
Ольга еще не поняла, что ей могут дать эти фотографии, но, поймав на пороге кабинки входящего в нее Юрика, поперла на него танком и затолкала в закуток.
— Порнуху печатал? — почти утвердительно бросила Ольга.
Отпираться не было смысла. Ерохин понял: знает.
— Заложишь? — спросил он.
— На хрен ты мне нужен, — скривилась Ольга. — Себе печатал?
— Слегка, — осторожно произнес Ерохин.
— Давай!
Феклистова протянула раскрытую ладонь и несколько раз сжала руку в кулачок. Этот Ольгин жест Юра знал, но все же медлил.
— На время, — сказала она. — Верну.
Ее сердце билось сильнее с каждой секундой. На фотографиях вполне могла быть Катюха...
Юрик подошел к сумке, стоящей возле батареи, вынул конверт и молча протянул Феклистовой.
— Я верну, — еще раз пообещала Ольга. И, подумав, добавила: — Ты их видел?
— Кого? — осторожно спросил Ерохин.
— Кто пленку приносил.
— Нет. Наташка...
— Наташка мямлит чего-то — не то усатый, не то безусый...
— Зачем они тебе? — удивился Юрик.
— Не твое дело! — зло бросила Ольга. — Если еще раз появится, морду запомни. Наташке я не доверяю.
— Во что ты меня втягиваешь?
— Ты мужик или кто? — взорвалась Ольга.
— Ладно, запомню, — пообещал Ерохин.
«Фамилия... — сообразила Феклистова. — В книге заказов могла остаться фамилия...» Она сунула конверт с фотографиями в карман пиджака и, оставив, наконец, Ерохина в покое и в полном недоумении, вернулась к Наташе. Та обслуживала мужчину лет примерно тридцати, среднего роста, с темными усами.
«А если он?» — подумала Феклистова и внимательно, долго всматривалась в его лицо. Мужчина зябко дернул плечами и отвел взгляд. «Он!» — решила Ольга.
— Пленку всю печатать будем? — с кажущимся равнодушием спросила она, отстранив Флерову.
— Всю. По одной фотографии.
— Формат?
— Девять на двенадцать.
— Фамилия?
— Петров.
Ольга еще раз внимательно, запоминающе глянула на клиента, положила пленку в конверт и сказала:
— Зайдите в пять.
Едва мужчина скрылся из виду, Феклистова лихорадочно вытащила пленку. С каждым просмотренным кадром на ее лице отражалось все большее разочарование. Семья на озере. И — никакой порнухи! Вот же черт!..
— Натали, — проговорила Ольга. — Ты фамилию этого порнушника не помнишь?
— Давай посмотрим, — с готовностью сказала Флерова. — Он был позавчера. Часа в три, вроде. И фамилия у него такая... незапоминающаяся... Кудряшов... Ерохин... Нет, Юрик был позже. Смотрим выше. Киреев... Свердлов... Вот! — торжествующе ткнула она пальцем в книгу заказов.
«Петров», — прочла Ольга.
— Ты уверена?!
— Абсолютно!
— А этот... у которого я сейчас принимала... не он?
— Этот? — переспросила Наташа. — Нет! Точно — не он.
Семья на озере... А, собственно, почему у этой сволочи не может быть семьи?.. Наверное, все-таки он.
***
Костик выюзал маратовскую компашку донельзя, он мог в точности описать всех запечатленных на ней девчонок и даже даты записи файлов, но это пока ничего не давало.
Днем, в рабочее время, Шведов почти не позволял себе расслабиться — в конце концов, босс платил ему неплохие деньги, а они, как известно, на дороге не валяются, их отрабатывать надо; но в последнее время он до жути устал. Причиной его усталости были две девчонки. Шведов не мог бы сказать, кто из них провоцировал львиную долю усталости — Катюха или Ольга. Феклистова была неплохой девчонкой; правда, у нее частенько случались... как бы это помягче... загибы, но на них можно было посмотреть с иной стороны: они будоражили кровь и придавали любви некую пикантность. Впрочем...
Шведов откинулся на спинку вертящегося кресла, с хрустом потянулся и, поднявшись, прошлепал тапками в направлении «кухонного» стола. Секретарша директора, миниатюрное создание, которое в офисе все, включая давних заказчиков, называли не иначе как «Юленька», одновременно принимала факс, названивала куда-то по второму телефону, вертелась в кресле, вытянув недлинные, но вполне стройные ноги. Потом улыбнулась и попросила:
— Костик, мне тоже, пожалуйста...
— Как обычно? — даже не оборачиваясь, поинтересовался Шведов.
— Ну да! Ты же знаешь, я постоянна в своих привязанностях, — парировала она и сказала — уже в трубку: — Извините, я не вам...
Что ей ответили на том конце провода, примерно было ясно, потому что Юленька, фыркнув от смеха, протараторила:
— Я обещаю подумать над вашим предложением в разумных пределах...
Пока на том конце провода соображали над смыслом, заложенным в ее фразе, Зотова деловито проговорила:
— Переключаю на Юрия Германовича.
«Егоза, — подумал Костик. — Не было бы Ольги...» Додумать он не успел. Проходя мимо стола Марата, Шведов заметил...
Столы Авхадеева и Зотовой стояли напротив, образуя проход. Монитор маратовского компьютера был повернут к стене, и Авхадеев мог безнаказанно, не опасаясь Юленьки, смотреть свою порнуху.
Да, проходя мимо, Шведов заметил, что Марат снова предается своему излюбленному занятию. Сейчас он рассматривал файл с Катюхой. Файл, которого Шведов до этого не видел.
Костик отвел взгляд — на всякий пожарный, подошел к чайнику и, налив кофе в Юленькину кружку, галантно поднес Зотовой. Та, прижимая плечиком к уху трубку и разворачивая листок, только что выползший из факса, улыбнулась, показав ровные мелкие зубки, беззвучно изобразила губами поцелуй и протараторила в трубку:
— Все прошло... Нет, не у меня. Мои чувства к моему предмету остались неизменными...
И выразительно посмотрела на Костика. Но Шведов этого взгляда уже не увидел. Он стоял к секретарше спиной и наливал кофе — теперь уже себе. Возвращаясь на свое место, Шведов мельком глянул на маратовский монитор. Авхадеев, «подвесив» порнуху, ваял какую-то рекламу.
«Испугался или надоело?» — мелькнуло в голове Шведова. На Юленькином столе снова затрезвонил телефон. Зотова подняла трубку и через пару секунд заявила на весь офис:
— Костик, тебя девушка... Подойдешь или переключить?
«Рассчитывает услышать, о чем я буду говорить», — подумал Шведов и сказал непринужденно:
— Переключи.
Показалось ли, что Зотова едва заметно вздохнула?.. Нет, служебный роман Костика не устраивал. Да и флиртовать, в свете последних событий, не хотелось.
Звонила Ольга. Она говорила тихо, точно опасаясь чего-то.
— Ну?
— Костик, милый, они здесь были. Вчера...
— Но ты же вчера не работала!
— В том-то и дело! Наташка приняла заказ, а там — Катюхины фотки. Я узнала только сегодня, а они были вчера!
— Откуда знаешь, что на них Катюха? — Шведов потерял осторожность, но после такой новости...
— Я их видела. Здесь... Ну, в общем, сделали еще один комплект, я взяла на сегодня. Приди пораньше, я тебя умоляю!
Это что-то новенькое. Ольга никогда до сегодняшнего дня не произносила подобных фраз.
— Умоляю! — для верности повторила она.
— Ты где будешь?
(У Феклистовой с недавних пор было два дома.)
— У тебя. Жду.
И Ольга повесила трубку.
С минуту Шведов ошалело сидел перед компьютером, осмысливая услышанное. Потом поднялся и, взяв со стола сигареты и зажигалку, вышел в коридор. Он чувствовал по голосу: Ольга была в отчаянии. Еще бы: ей казалось, что, выйди она вчера на работу, эти ребята оказались бы у нее в руках. Как бы не так! Конечно, неплохо иметь приметы хотя бы одного из них, но уже хорошо, что пути пересеклись. В случайности Шведов не верил. Он знал: все на свете предопределено. Почему же тогда Ольгин звонок выбил его из колеи?..
Шведов стоял в коридоре, возле окна, и курил. За спиной хлопнула дверь. Костик от неожиданности вздрогнул. К нему подошла и встала рядом Юленька. Она достала из пачки сигарету, Шведов чиркнул зажигалкой. Зотова затянулась и придвинулась ближе. Теперь Костик ощущал ее плечо и бедро. Они были слишком уж острыми.
— У тебя проблемы? — затянувшись еще раз, тревожно спросила Юленька.
Такой серьезной Шведов не видел ее ни разу.
— Почти, — ответил он.
— Это как? — удивилась Зотова. — Поняла! Не у тебя. У твоей девушки. Так?
Шведов молча кивнул.
— Я могу помочь?
Этот вопрос не был дежурным. Костик это чувствовал. Поэтому ответил:
— Нет. Это все слишком серьезно. И опасно.
— У меня сосед в милиции... — начала было Юленька, но Шведов, затушив сигарету, сказал отрывисто:
— Ментов не надо!
И, круто развернувшись, направился к офису.
Юленька вернулась на рабочее место минут через пять, с красными глазами, и до конца дня больше не кокетничала и не шутила. Марат смотрел на Костика с явным осуждением.
Без двух минут шесть Зотова засобиралась и, все так же серьезно бросив остающимся:
— До завтра! — скрылась за дверью.
Минут через двадцать ушел Марат. Михеев уехал еще часа в четыре, и в офисе остался один Шведов. Рекламу он доваял за полчаса, вывел ее на принтер и, пока макет печатался, включил авхадеевский компьютер. Нашел папку с порно-файлами, по привычке глянул на дату записи... Стоп! Что-то не то. Здесь явно что-то не то! Костик метнулся к своему компьютеру и щелкнул мышкой на такой же файл.
Даты записи файлов не совпадали! Файл «28_10_00.jpg» на компакт-диск был записан шестого ноября. Тот же самый файл был скопирован на маратовский «винт» тридцатого октября, то есть всего через день после съемки! Это было слишком серьезно, и Костик, чтобы не ошибиться в выводах, открыл оба файла. Они были абсолютно идентичны! На обоих файлах стояла на четвереньках (откровеннее — некуда) коротко стриженная светловолосая девчонка — угловатый подросток. Сомнений больше быть не могло: Марат записал файл раньше, чем тот появился на компашке. Могло, конечно, случиться так, что Авхадеев скачал его из Интернета, но это было маловероятно, если принять во внимание название файлов по дате. Это уже был «почерк». По всему выходило, что Марат связан с теми, кто держит Катюху.
Окончательно сомнения Шведова рассеялись, когда он обнаружил в маратовской папке с порнухой Катюхин файл, датированный (по названию) позавчерашним днем...
Значит, Авхадеев связан с ними. Вполне возможно, он подрабатывает вечерами. Семьи у Марата нет, спешить ему некуда... Сканировать и обрабатывать фотографии, с его умением — дело плевое. Но Костик мог бы поклясться, что на работе Авхадеев порнуху не сканирует. Обрабатывать — да, в принципе, может. Но — не сканирует. Сканируя фотографии к рекламе, Костик видел в окошке предыдущее изображение. Обнаженных девиц не было — это Шведов мог бы сказать с абсолютной уверенностью. Дома у Авхадеева компьютера нет. Значит, работает на стороне. И, значит, его можно попытаться выследить.
На сегодня этот шанс потерян. Костик чертыхнулся, но вспомнил, что дома его ждет Ольга. В общем, это, наверное, неплохо, что она живет у него. Всегда готовы завтрак и ужин, и не так тоскливо. Но почему-то Феклистова не перебиралась к нему окончательно, хотя могла сэкономить и не платить за квартиру. Кстати, надо бы предложить ей перебраться к нему насовсем. Или хотя бы на время. В конце концов, если они не сойдутся характерами, позже она может снять другую квартиру. Да, надо бы сегодня поговорить...
Потом Костик снова вспомнил о Марате. Все-таки здесь была нестыковочка. Шведов чувствовал ее, но в чем она — понять пока не мог. Может, в названиях файлов? Авхадеевские файлы всегда назывались примерно так: «Девочка для фирмы жаркий берег.jpg», что должно было означать: фотография девушки возле моря на пляже для рекламы туристической фирмы «Жаркий берег». Цифры в названиях файлов Марат не использовал никогда. Но, если не он, то кто? Во всяком случае, Авхадеев был с ними связан. Определенно.
Когда Шведов подходил к дому, было уже девять.
...Ольге не терпелось. Едва открыв Костику дверь, она затараторила с порога:
— Он записался под фамилией Петров, но мы с Наташкой думаем, что он просто назвал первую попавшуюся...
— Стоп! — сказал Костик. — Налей мне хотя бы кофе...
— Да погоди ты! — отмахнулась Ольга. — Ты что, не слышишь, что я тебе говорю?
— Стоп! — еще раз спокойно повторил Шведов. — Я устал и хочу есть. Давай, малышка, поедим, а потом поговорим — размеренно, не торопясь. Я тоже кое-что наковырял.
Феклистова отреагировала на «стоп»: она прижалась к Шведову чуть выдающимся упругим животом, приподнялась на носках и поцеловала в лоб. Потом схватила за руку и потащила на кухню.
Шведов ел приготовленное ею пюре с котлетой и думал, что они, Костик и Ольга, должно быть, очень похожи на молодоженов. Ольга, словно жена, ждет его вечером, встречает у порога, провожает на кухню и кормит ужином, рассказывает дневные новости... И кровать у них одна на двоих.
— Ты хочешь свадьбу? — спросил вдруг Шведов.
— Что? — не поняла Ольга, но, сообразив, что имел в виду Костик, сказала: — Сначала надо найти Катюху. А там посмотрим.
«Катюха-Катюха!.. — раздраженно подумал Шведов. — На первом месте — Катюха. Всю дорогу.» Потом он подумал, что, видимо, так оно и будет — всегда. Значит, с этим просто нужно примириться. И всё.
После ужина Костик завалился на кровать и сказал вставшей в проеме двери Ольге, похлопав по кровати рядом с собой:
— Иди ко мне. Новостями делиться будем.
Ольга никак не могла собраться и перевезти сюда хотя бы часть вещей, и ходила в длинной костиковой футболке, которая, впрочем, не скрывала ее симпатичных острых коленок. Но Шведов знал: она не позволит ничего такого, прежде чем сама не выложит всего, что узнала, и не услышит того же от Костика. Поэтому Шведов начал:
— Сегодня я лазил по компьютеру Марата. И вот что выяснил: компашки он берет прямо у них, иногда скачивает файлы, не дожидаясь, пока их нарежут.
Ольга, быстро осмыслив сказанное, спросила коротко:
— Почему так считаешь?
— У одного и того же файла, записанного на компашку и на маратовский «винт», стоят разные даты записи. На компашке — более поздняя.
— Это серьезно, — заметила Ольга.
— Более чем, — сказал Костик.
— Значит, Марат с ними связан... Костик, милый, ты только будь осторожнее... Если с тобой что-нибудь случится, я с ума сойду.
— Тогда иди ко мне...
— Да погоди ты! — возмутилась Ольга. — Я еще не рассказала...
— Валяй! — разрешил Шведов. — Только сперва успокойся!
— Я спокойна. Я абсолютно спокойна, — точно медитируя, произнесла Ольга. — Так вот. Забегает сегодня ко мне на работу Наташка, сменщица моя, и говорит, что в печать сдали порнушную пленку. ну я подумала: вдруг? И вдруг, думаю, Юрик Ерохин себе сделал?
— Не ошиблась? — почти утвердительно проговорил Костик.
— Что? Да, не ошиблась. Напечатал. Я Флерову за горло схватила, говорю — колись, описывай, как выглядели...
— А она?
— Мямлит чего-то — не то усатый, не то без усов... Юрик его не видел. По книге, мы с Наташкой смотрели, сдал Петров. И тут мне пленку приносят. И тоже — Петров. Я думаю, он, хотя Флерова его не признала.
— На пленке — что? — сосредоточенно спросил Костик.
— Какая-то семья на пляже. Но...
— ...Это не он, — решительно произнес Костик. — Тот, с порнухой, просто назвал первую попавшуюся фамилию. На фиг ему светиться?
— А этот... с семьей? — неуверенно спросила Ольга.
— Совпадение. Этот — наверняка Петров.
— А если тот назвал фамилию своего знакомого, и тот его знакомый как раз и есть этот?..
— Не совсем по-русски, но все же понятно, — произнес Шведов. — Ерунда. Петровых на свете — как собак нерезаных...
— А дальше — что?
Феклистова неожиданно потеряла уверенность. В голосе Шведову послышались еле скрываемые слезы. И поэтому он сказал:
— Найдем. Завтра я попробую проследить за Маратом. Вдруг на них выведет. Съемки, судя по всему, проходят днем, и вполне возможно, он их сканирует по вечерам.
— Иначе откуда у него файлы? — с энтузиазмом подхватила Ольга.
Шведов кивнул. О своих сомнениях говорить не хотелось.
IV
— Фая, ну что делать?! — металась по кухне Катюха. И вдруг, остановившись, произнесла обреченно. — Нам отсюда не вырваться.
— Как-нибудь вырвемся! — уверенно заявила та.
— Как?! — заорала Попова, забыв про Ульку в соседней комнате. — Десять этажей вниз, даже до крыши — два. Ключей от двери нет, и записку передать не через кого... Остается только... проситься... на Щорса...
Вечером, когда Граф привез со съемок Вику Ярцеву, Катюха решилась:
— Граф...
— Что, моя сладкая? — с готовностью спросил тот и устремил на Попову глазки-бусины.
— Я на Щорса хочу. Или на Малышева. Пристрой, а?..
Она сделала умильно-просящее лицо.
— Уй ты, моя сладкая!.. — Граф изобразил улыбку.
— Не слу-у-ушай ее, Гра-аф, — протянула из соседней комнаты Улька. — Она свалить хочет...
— А кто ж ее отпустит, сладкую-то такую? — поинтересовался тот. Улыбка с лица исчезла. — Чтобы весь шалман прикрыли,а нас всех — на нары?..
— А меня? — спросила Улька, появляясь в коридоре. — Ты же знаешь, я смирная...
— Запомни, девочка, — отчеканил Граф. — Отсюда — только в гроб. Поняла?
— А Кобылка? — упорствовала Ульяна.
— Кобылка — другой коленкор. Кобылка — свой человек. Она сюда пришла по своей воле. И, кроме того (это я вам, сладкие мои, по секрету говорю), крепко сидит на героине. Так что куда она, на хрен, денется? Правильно я говорю?
Вот так. Вариантов больше нет. Даже идея передать кому-нибудь записку через Кобылку — теперь, после слов Графа, кажется абсолютно дикой и неисполнимой. Им отсюда не вырваться.
И, когда закрылась входная дверь, и на кухне никого не было: Ярцева отмывалась после съемок, а остальные в комнате резались в карты, Катюха решилась. Она — прямо в носках — взобралась на кухонный стол и, подняв шпингалеты, осторожно, чтобы никто не услышал и не помешал, потянула на себя створку окна. Жаль было только тетю Олю. Папу. Фаю. И немного — Лаврова. Потом она подумала, что, кроме Пашки, ей жаль еще и Кирюху Смолянинова. И Юльку Терехову. И... Потом она представила себя — там, внизу — распластанной в луже крови. Содрогнулась. ...А назавтра — ее съемки. Нет, нужно покончить... сразу...
И тут, заметив стоящую на кухонном столе Катюху, завизжала вышедшая из ванной Вика. Она визжала, растопырив пальцы, и Катюха видела, точно в замедленном кино, как с Ярцевой соскальзывает полотенце, в которое после душа любила завертываться Вика. Попова, заткнув уши, чтобы не слышать дикий Викин визг, невольно скользнула взглядом по едва заметным волоскам на ярцевском лобке, по выступившим (видно, от страха) небольшим соскам на почти плоских грудях...
Первой примчалась на кухню Галка Рыбакова и заорала:
— Стой, дура! Жить надоело?
Катюха помедлила, сошла со стола (шаг — на табуретку, второй — на пол), обвела взглядом столпившихся возле кухни девчонок, и сказала, стараясь не выдать внутреннюю дрожь:
— Чего вы всполошились? Мне просто жарко стало. Я хотела окно открыть...
Она понимала, что это глупо. Если ей действительно стало жарко, почему нельзя было раскрыть форточку? Или малую фрамугу? Но девчонки сделали вид, что поверили в жалкое Катхино оправдание. Все, кроме Фаи.
— Девчонки, — сказала она. — Брысь все!
— ...Сядь, — велела она Поповой.
Катюха стояла и устало смотрела на Файку.
— Не надо, — попросила она. — Ничего не надо. Я больше не могу.
— А я? — возразила Фая. — Думаешь, мне ни разу не хотелось... как ты собиралась только что? И я тоже, как ты... Но я встала только на табуретку. А потом подумала, что у меня еще много-много лет впереди, и просто глупо из-за каких-то козлов...
— А если бы я не разбилась? — неуверенно проговорила Катюха.
Фая покрутила у виска пухлым пальцем.
— Десятый этаж! Да от тебя места мокрого не осталось бы.
Она прижала Катюхину голову к своей мягкой груди, как, наверное, должна делать мама.
— Все нормально, — глухо продышала в Файкину футболку Катюха. — Я... больше не буду.
— ...Мы уйдем, — сказала Фая. — Все равно мы отсюда уйдем. Рано или поздно. Каким угодно способом, но уйдем. Ты поняла?
Попова лихорадочно закивала головой...
V
День подходил к концу. Он был чуть менее суматошным, чем обычно, и слава богу, потому что нужно было соображать, как вытащить из плена Катюху.
— Марат, — как можно более непринужденно спросил Шведов. — Я тут у тебя как-то видел компашку с эротикой...
Тот подозрительно посмотрел на Костика и осторожно спросил:
— Ну?..
— Да я хотел полазить...
— Чё, заинтересовался? — спросил Авхадеев. — Ту я сдал, а новую еще сам не смотрел.
— Дай на ночь, — попросил Костик.
— Н-н-ну, бери... — нехотя бросил Марат. — В нижнем ящике.
Шведов аккуратно положил компакт-диск в карман куртки. Потом с невинным видом поинтересовался:
— Ты долго еще?
— Да с полчаса, наверное. Не дольше. А чё это ты вдруг... заинтересовался?
— Да так... Я тоже скоро.
— Юльку не трогай, — сказал вдруг Марат.
В голосе Авхадеева послышалась тщательно скрываемая угроза.
— Нужна она мне... — пожал плечами Шведов. — У меня Ольга есть.
— Она к тебе еще не переехала? — поинтересовался Марат.
Стоп! На всякий пожарный лучше перестраховаться.
— Да нет. Мы так пока...
Как «так», Шведов уточнять не стал. Минут десять спустя он, попрощавшись с Маратом, ушел. Завернул за угол и с полчаса, замерзая, стоял, вглядываясь в скользящих мимо прохожих. Наконец, появился Авхадеев. Он спешил, и никакой слежки за собой не подозревал. Тормознул тачку, поторговался немного, и кирпичного цвета «BMW», проглотив Марата, тронулась с места.
Костик выскочил из укрытия. Лихорадочно маша рукой, поймал «Ниву»-пятидверку и бросил водителю:
— За рыжей «бээмвешкой». Плачу вдвойне.
— Ты чё, парень? Сдурел?! Она ж...
— Ради бога, быстрее!
Водила глянул в шведовские глаза, в которых явно была заметна безуминка, и сказал:
— Понял. Догоним.
Рыжая «BMW» тормознула на Московской, почти возле Щорса. Невдалеке остановилась «Нива». Марат, расплатившись, вышел и направился к крайнему справа подъезду. Открыл ключом железную дверь и аккуратно затворил ее за собой.
— Будем стоять? — осведомился водитель «Нивы».
— Нет, — сказал Костик, расплатился сотенной и вышел, хлопнув дверью.
Сел на троллейбус и минут через двадцать был дома.
Стояла непривычная тишина. Шведов разделся, прошел на кухню. В холодильнике оставался еще сваренный Ольгой борщ. Костик поставил кастрюлю на огонь и двинул в ванную — мыть руки. Он смотрел в зеркало, автоматически смывая мыльную пену, и думал, что снова не сходится. Похоже, Марат приехал домой. Где живет Авхадеев, Шведов до сих пор не знал. Нужно будет завтра спросить у Зотовой...
После ужина Костик включил «пентюх» и вставил маратовскую компашку в CD-ром. На втором десятке файлов он понял, что слишком уж внимательно всматривается даже в те фотографии, на которых нет ни Катюхи, ни предметов. Он смотрел только на девчонок. Точнее, на... Шведов почувствовал, что начинает втягиваться в просмотр, что ему хочется еще и еще, и чтобы — погорячее. И, осознав это, стал пролистывать файлы, едва глядя на них и останавливаясь лишь на тех, где была Катюха. Потом он почувствовал боль в глазах и откликнулся на спинку стула.
Устал... И какой смысл в просмотре — файл за файлом, — десятков фотографий девчонок, если тех все равно держат взаперти? Стоп! Девчонок держат взаперти, а измывающиеся над ними мужики свободно разгуливают по городу. И, значит, искать нужно именно их.
...Почему эта мысль не пришла в голову раньше? Сейчас придется снова пересматривать все файлы. Хотя... Какой смысл? Даже если их пятеро... Искать пять человек в полуторамиллионном городе?.. Гиблое дело. И что? Значит, всё, и Катюху не вернуть? Нет, он просто устал, и хотя бы сегодня ему нужно отдохнуть. Хотя бы сегодня...
Шведов закрыл веки, потер глаза. Потом выключил компьютер и завалился спать.
Ольга не появлялась уже два дня. Сначала Костик переживал — но не до глухой злобы. Ну, обиделась в очередной раз, еще немного — и появится, проявится — хотя бы телефонным звонком. Спросит привычно:
— Ты вечером на работе? Тогда я заскочу...
Но прошел третий, «пограничный», день — Ольга исчезала максимум на три дня; потом — четвертый... Феклистовой не было. На пятый день Костик во время обеда поехал к ней на работу.
На работе Ольги не оказалось. Ее сменщица Наташа — светловолосая крепкая девушка — рвала и метала, директор был зол как тридцать три голодных китайца и уже (как сообщила Шведову по секрету сменщица) заготовил приказ об увольнении за прогул. Никто ничего не знал. Единственное, чего удалось добиться Костику от Флеровой, что Феклистова четыре дня назад ушла на перерыв и не вернулась. Она не выглядела перед этим взволнованной, настроение ее нельзя было назвать приподнятым. В общем, выглядела Феклистова как обычно. Это само по себе должно было внушить подозрения: в таком настроении не могла она загулять. Значит, что-то случилось. Но никто не стал ее искать, а просто решили списать со счетов: на улице — толпа желающих попасть на ее место. Лишь свистни — отбоя не будет. И — плевать на человека.
Впрочем, Шведов не возмущался. Он просто констатировал факт. Он знал, что и его могут уволить. Время сейчас такое. Пусть не с такой легкостью, как Ольгу, но все-таки... Наемный работник не имеет права на ошибку, тем более, когда речь идет о прибыли босса. В общем, как бы там ни было, а Феклистова пропала. Теперь, кроме Катюхи, нужно искать еще и Ольгу. Но вырваться из офиса невозможно — работы невпроворот и, если опоздаешь сделать ее к сроку, — шеф открутит голову так, что ее и на место будет не приставить. Значит, поиски Катюхи и Ольги отодвигались на вечер.
Было ясно, как божий день, что пропажа Ольги и ее племянницы взаимосвязаны, и, если найдешь одну, значит, обязательно рано или поздно выйдешь на другую. Осталось решить — кого искать в первую очередь. Сердце подсказывало: Феклистову. Но разум говорил: ту, которой могут сделать хуже. Катюхе, кажется, хуже быть уже не могло. Значит, искать нужно все-таки Ольгу. Но ее можно обнаружить лишь через Катюху. Замкнутый круг! Время, в течение которого нужно было обнаружить «порно-логово», сжималось. Их с Ольгой вычислили. Кто?
Может, подождать, пока похитители проявятся? Должны же они проявиться, чтобы высказать свои требования. Должны... Хотя, и так все ясно.
Костик «дерзал» почти автоматически, на «автопилоте», а мозг в это же самое время, как бы совершенно независимо от него, прокручивал что-то, пытаясь сообразить, где тоньше нитка, очерчивающая замкнутый круг, в котором сейчас находился Шведов.
Подруг у Ольги, насколько было известно Шведову, не было. Значит, Ольга могла быть на работе, дома или у сестры. Флерова не знает ничего. К Ольгиной сестре Костик идти пока не собирался, прекрасно зная, что они терпеть друг друга не могут. Значит, остается...
Костик вырвался с работы только в девятом часу, когда на улице уже были сумерки. Пока добрался до Ольгиного дома, совсем стемнело. Минут двадцать, или даже больше, стоял он перед запертой железной дверью подъезда. Шведов мог проторчать здесь и полчаса, и час — время позднее, но, на его счастье, какой-то пацан выскочил с мусорным ведром. Он опасливо покосился на Костика и припустил к мусорке. Шведов поднялся на четвертый этаж и позвонил в Ольгину квартиру. Ответом была тишина. Он снова нажал на кнопку звонка и прислушался. За дверью — ни шороха. Значит, дома и в самом деле — никого. Костик всегда поражался удивительному Ольгиному умению почти молниеносно открывать дверь. У него давно уже создалось впечатление, что Феклистова живет «под дверью», постоянно ожидая звонка. Но сейчас в квартире стояла девственная тишина.
Костик постоял еще с полминуты, и решительно позвонил в соседнюю дверь.
— Кто? — вслед за шуршанием тапочек раздался недовольный старческий голос.
— Вы не знаете, соседка ваша, Ольга, давно дома не ночевала?
Дверь приоткрылась. Из-за цепочки (Шведов знал такие лишь по старым советским фильмам) подозрительно глянуло на него сморщенное старушечье лицо.
— С четверга, пожалуй, не было, — проговорила бабуля, настороженно всматриваясь в лицо Шведова. — А ты кто ей будешь?
— Друг... — смешавшись, произнес он. — Видимо, все-таки друг.
— Зовут как? — продолжала допытываться бабуля.
— Костя.
— А фамилия как?
— Шведов.
Щелкнула цепочка, и дверь отворилась.
— Заходи, поговорим.
Старушка отошла в сторону, пропуская Шведова.
— Чаёк, молодой человек?.. — спросила она.
— М-можно, — ответил Костик, оглядывая бабулино жилье.
Квартирка не ахти, так себе. Бабуля, видно, живет одна, и на невеликую пенсию. Объедать ее Шведову не хотелось.
— Проходи, Костик, — продолжила она уже из кухни. — Мне Ольга все уши про тебя прожужжала, извини за жаргон... Она, видишь, живет одиноко, я — одиноко, и вот, как вечер, особенно если сумеречный, сойдемся мы с нею...
— Разве не все вечера — сумеречные? — почти автоматически удивился Костик.
— Э-э, нет, молодой человек! Бывают очень даже ясные вечера, — не согласилась бабуля. — Пять ночей она, посчитай, не ночевала. Девушка она не ветреная и, если не у тебя была, значит, случилось что. А что — сам лучше должен знать. Я не знаю. Могу сказать только, что гости у нее в среду были. Незваные и незнакомые. Она у порога их продержала. Двое их было. Лиц не разглядела, уж извини — спиной стояли. Одежку описывать — смысла нету. В такой полгорода, посчитай, ходит. Роста среднего, но это тебе ничего не даст...
— А о чем говорили? — насторожился Шведов.
— А вот не услышала... — почти обреченно проговорила бабуля. — Тихо-тихо они ей что-то говорили, она молчала, а потом сказала: «Нет!». И дверь захлопнула. Они постояли пару секунд и ушли. ...Да, у одного, вроде, усы были. Темные, — вспомнила вдруг она.
Нет, это ничего не дает. Кроме того, что с Ольгой, похоже, пытались договориться. Или запугать. Интересно, были эти двое у Светланы, или нет? Хотя, какой резон им светиться еще и у Ольгиной сестры? А если они не знают, что та не в курсе? Вдруг думают, что Феклистова рассказала Светлане, что Катюха жива?
Ладно, сегодня уже поздно, а завтра нужно навестить Светку. А до этого придумать повод — если все-таки эти двое к ней не заходили. Впрочем, сейчас нужно решить, как быть с бабулей. За Ольгу она тревожится, это ясно. Говорить же с ней начистоту опасно: кто ее знает — затворница-затворницей, а вдруг разболтает соседям, и — пошла писать губерния!.. Повредит и Катюхе, и Ольге.
— Знаешь ты что-то, молодой человек!.. — пристально всмотревшись в Костика белесыми зрачками, твердо проговорила бабуля.
— Знать-то знаю... — произнес Костик и вдруг решил пойти ва-банк. — Ольгина племянница жива, но ее похитили. Сейчас похитили и саму Ольгу. В милицию заявлять — сами знаете...
— Знаю, — неожиданно согласилась бабуля. — Себе хуже будет.
— Да не себе — им обеим. ...Ну, спасибо за чай. Я пошел. Если что вспомните, звоните, вот моя визитка...
Шведов поймал себя на мысли, что говорит, как в пошлых постперестроечных ментовских сериалах.
— Конечно, Константин. Ольгу ты найдешь, я верю. ...Хорошим ты ей мужем будешь.
Бабуля поднялась и добавила:
— Приятно было провести время с умным человеком.
«Это уже что-то из репертуара пятидесятых или шестидесятых годов», — подумал Шведов и, попрощавшись с бабулей, сбежал в сумеречный вечер.
***
Ольга, по обыкновению, перекусила в соседней кафешке, глянула на часы — до конца перерыва оставалось минут пятнадцать, — и медленно, дыша подобием свежего воздуха, пошла по тротуару. Вдоль дороги, так же не спеша, двигался «Мерседес» ржавого цвета. Он проехал чуть вперед, тормознул... Ольга не успела ничего сообразить, как чьи-то сильные руки схватили ее за предплечья и втащили внутрь. Автомобиль взревел и скрылся в переулке.
— Не ори и не рыпайся — хуже будет, — предупредил Ольгу крепкий невысокий мужик лет за тридцать, с абсолютно не запоминающимся лицом, тот самый, что втащил ее. — Граф, чё вошкаешься, коли быстрее!
Ольга попробовала было «рыпнуться», но получила ощутимый удар в левый бок.
— Я сказал, с-с-с-сука, не рыпайся! Куда лезла?
Еще минуту назад Ольга думала, что эти трое (двое на заднем сидении и шофер) хотели «развлечься», что она лишь случайно подвернулась, но теперь, после фразы — «куда лезла?», сомнений быть не могло: караулили именно ее. Это было гораздо хуже. Если в первом случае она могла надеяться, что над ней пусть натешатся вдоволь, но все же отпустят, то во втором... Надежды вырваться не было. Может, правда, она и была, но такая маленькая... Последней Ольгиной мыслью перед тем, как тот, кого называли Графом, задрал ей юбку и вколол что-то в бедро, было: «Скоро я могу встретиться с Катюхой...»
Феклистова очнулась на диване. Жутко болела голова. Мутным взглядом обвела Ольга небольшую комнату. Слева — окно, постер с группой «Kiss» напротив, потрепанный ковер на полу... И больше — ничего.
Ольга посмотрела в окно. Шел снег. Он валил белыми хлопьями, резал глаза. Феклистова отвернулась. В комнату заглянул тот, кого называли Графом — среднего роста мужик лет сорока или меньше, скорее, крупный, чем худой, с бегающими мышиными глазами.
— Ну что, птичка, очухалась? Пойди в ванну, в порядок приведись. Сполоснись, туда-сюда... Потом пожрешь, и снима-аться бу-удем!
Он потер волосатые руки.
Ольга поняла.
— Нет! — заорала она. — Не-е-ет!
— Да, птичка, да! — сцедил Граф, толкнул ее на диван и вцепился руками в горло. — Бу-у-удем, сладкая ты моя...
Ольга захрипела, лицо ее налилось кровью, но лишь минуту спустя Граф отпустил ее горло.
— Поняла, т-ты?!
Феклистова поднялась и медленно, шатаясь, побрела из комнаты. Напротив была вторая, еще меньше. Лицом к окну, уставясь в монитор, сидел какой-то стриженый темноволосый паренек. На мониторе Ольга увидела Катюху. И застонала. Парень обернулся... и оказался девушкой лет двадцати двух, с родинкой между бровей. «Башкирочка или татарочка», — отметила Ольга и остановилась в проеме. Этого она ну никак не ожидала. То, что за обработкой порно-файлов может сидеть парень, было бы понятно. Логично. А чтобы девчонка...
Пинок в зад вывел Феклистову из задумчивости.
— Пошевеливайся, с-с-сука! Скоро фотограф придет. У тебя полчаса на еду и перышки. Шевелись, птичка!
Ольга забрела в ванную. Она почувствовала спазмы, и через полминуты ее выполоскало, вывернуло наизнанку. Только теперь она полностью осознала грозящую ей участь. Видно, подобное испытывала и Катюха.
...Какую же гадость все-таки ей вкололи? Снотворное или наркоту? Ольга включила душ и собиралась уже закрыть дверь, и только тогда обнаружила, что на ней нет ни крючка, ни шпингалета.
— Ладно, — сказала Феклистова. — Хрен с вами.
Она разделась и встала под душ. Тут же дверь отворилась, и на пороге возник Граф.
— А ты ничего, птичка, — одобрительно произнес он. — Сегодня потрахаемся.
— Нет! — отрезала Ольга.
— А куда ты денешься, если вся разденешься? — хохотнул Граф и вышел.
Похоже, деваться ей действительно некуда. Сполоснувшись, Ольга оделась и прошла на кухню. На столе уже стояла тарелка с какой-то бурдой и лежали два кусочка черного хлеба. Бурда оказалась кислой солянкой. Зато заварка была крепкая и сахара — завались.
Когда Ольга вышла из кухни, дверь в соседнюю комнату, в которой сидела за компьютером татарочка с родинкой «во лбу», была плотно закрыта. «Значит, я увидела то, что мне видеть нельзя, — решила Феклистова. — Что ж, запомним». Как себя вести, она еще не решила. Вариантов было два: либо изображать из себя паиньку, попробовать усыпить бдительность охраны и свалить. Либо — возникать, объявить голодовку со всеми вытекающими. Что было хуже, Ольга пока сообразить не могла.
Она знала, что попытка побега у нее может быть лишь одна. Другую ей просто не дадут. Граф вышел по нужде, дверь в компьютерную была закрыта, и Ольга решилась. Она тихо, стараясь не шуметь, выскользнула в коридор. Осторожно отворила дверь и, не захлопывая ее, чтобы не производить лишнего шума, быстро свалилась вниз по лестнице. К первому этажу она запыхалась, что было чрезвычайно плохо — значит, сил, чтобы скрыться, может не хватить, но, когда Ольга выскочила из подъезда, возле него, как назло, затормозил рыжий «Мерседес»...
Как в первый раз, ее цепко ухватили за предплечья и поволокли по лестнице. Вбросили в комнату... Пока ее пинали, темноусый фотограф невозмутимо настраивал аппаратуру.
С Ольги содрали всю одежду. Швырнули в угол, и Граф замахнулся на нее невесть откуда взявшейся резиновой дубинкой. Феклистова сжалась, подняла руку, защищая лицо, и тут блеснула фотовспышка. Граф опустил дубинку, повертел ею и сказал:
— Ну все, теперь моя сладкая птичка будет слушаться... Да?
Ольга все так же сидела, съежившись, в углу. Сил быть паинькой не было.
— Граф, раздвинь ей ноги и загони свою дубинку, — приказал второй — крепыш «метр с кепкой».
Ольга съежилась еще сильнее, но Граф ударил ее по голове, швырнул, бесчувственную, на диван и раздвинул ноги...
Очнулась Феклистова от фотовспышки, и сквозь боль, как сквозь вату, до нее донеслось Графово:
— Привыкай, птичка, еще не то будет...
И — крепыша:
— Вот Костик порадуется, когда увидит...
— Нет! — прошептала Ольга.
Значит, вот для кого предназначались эти снимки! Но со стороны «этих» было бы глупо не использовать ее фотографии для записи на компашку.
— Хватит, Граф, — лениво бросил крепыш. — Она уже совсем никакая. К тому же, мы из графика выбиваемся. Сейчас Кобылка заявится. Оттащи эту куда-нибудь...
Почти бесчувственную Ольгу Граф выволок из комнаты, загрузил в ванную и включил душ.
— Только гляди, чтоб не захлебнулась! — крикнул крепыш. — Шеф нам за нее бошки пооткручивает...
— Хрена ли с ней сделается? — буркнул Граф.
На третий день Ольгу закрыли на кухне. До этого ничего подобного не случалось и, значит, само по себе казалось подозрительным. Единственное, что могло хоть как-то объяснить ситуацию: в студию привезли Катюху. И, значит, обязательно нужно дать ей знать, что Ольга здесь. Нужно? Стоп! Только, Феклистова, не пори горячку! Если Катюха тебя увидит... Если поймет, что ты тоже — взаперти, у нее может испариться последняя надежда. А почему, собственно, — может испариться? Катюху до сих пор считают погибшей, по крайней мере, Светка и Михаил перестали ее искать, но ведь Ольга — жива, ее ищут, Костик землю роет, и, значит, шансов, чтобы вырваться из этого ада, у них с Катюхой теперь больше. Феклистова вырвалась из кухни, влетела прямо в Катюху. За мгновение на лице Поповой сменились радость и боль. Ольга сказала одними губами:
— Нас ищут. Оставь записку под ванной. Я живу здесь.
Катюха едва заметно кивнула. Подскочил Граф, запихнул Феклистову обратно в кухню и заорал:
— Ну ты, с-с-сука, готовься, я тебя сейчас иметь буду! На глазах у племяшки твоей, поняла, т-ты?!
— Стоп! — сказала Ольга. — Не надо. Больше не буду.
И отгородилась от Графа ладонями. Тот выдал Феклистовой пару весьма ощутимых тычков и исчез в комнате. Ольга выдохнула облегченно и больше не рыпалась. Все, что на первый раз нужно, она Катюхе передала. Остальное они выяснят из переписки.
Раздался звонок. Видно, приехал фотограф. Граф метнулся в прихожую. Ольга сидела на кухне и тянула холодный терпкий чай. Выскакивать смысла не имело: Катюхе она помочь ничем не сможет, и та сама должна это прекрасно понимать.
Ольга сидела на кухне, пытаясь думать о чем-нибудь нейтральном. Но перед глазами все время вставали файлы с порно-компашек. Чтобы не заорать от дикой душевной боли, Феклистова кусала кулаки. Им нужно, чтобы она ревела. Они этого не дождутся.
Минут через тридцать (а может, и через час) Катюху увезли. После того, как за Ольгиной племянницей захлопнулась дверь, в кухню вошел Граф.
— Птичка, — сказал он, даже чуть заискивающе. — Я надеюсь, тебе не надо объяснять, что племяшку свою ты здесь не видела?
«Ага! Боится своих, — подумала Ольга. — Мне это на руку.»
— Какую племяшку? — сделала она удивленные глаза.
— Сладкая девочка, — удовлетворенно сказал Граф. Он понял все как надо.
И тут же рванулся на звонок. Дверь на кухню он оставил открытой. Значит, в передвижениях по квартире Ольгу сейчас не стесняли.
Передавать кому-либо из девчонок записки для Катюхи не было смысла, и к тому же могло оказаться опасным: кто его знает, какие у них между собой отношения, и чем все это может закончиться для Катюхи и Ольги.
Когда и следующую девчонку увезли, в квартире появился крепыш. Ольга, разогрев себе ужин, сидела за столом и слушала доносившиеся до нее отголоски препирательства. Сначала Ольга услышала визгливый голос фотографа:
— Я еще в подворотнях и подвалах глюкоманов голых не снимал!.. Я — студийный фотограф.
Крепыш отвечал жестко, но лениво:
— Ты? Ты — чмо, а не студийный фотограф. Завтра в десять — здесь! И без выгибонов. Понял, ты?
Фотограф больше не огрызался. Видно, с крепышом шутки были плохи. Вскоре эти двое уехали, и вместе с ними — Граф. К тому времени появился охранник. Они сменялись через день. С тем, который дежурил сегодня, каши, похоже, сварить нельзя. Он был молчалив и — всегда! — мрачен. Ольга даже не знала его имени.
VI
Сначала, год назад, их было пятеро. Катя Попова, четырнадцати лет от роду; Фая Шай... сразу даже и не выговорить — Шайхутдинова, крепенькая татарочка, кареглазая, с темными, едва скрыващими шею волосами. И еще трое: Ульяна Стеценко, шестнадцатилетняя высокая, широкобедрая, с крупной грудью, темноволосая хохлушка, и Катюхины ровесницы — Галка Рыбакова — светлоглазая, кудрявая, коротко стриженная, с волосами цвета подгнившей соломы; с прямым носом (лишь кончик его был слегка вздернут), и Надя Ветрова — отчетливая блондинка, не сказать чтобы худая, но и не полная, с волосами до плеч (Катюха лишь спустя месяц после знакомства узнала, что Ветрова просто скрывала под волосами уши, которые считала слишком большими). При таких ослепительных волосах можно было ожидать, что у Надежды — голубые глаза, но глаза у Ветровой были отчетливо серые, а нос — острый, длинный, с едва заметными веснушками. Девчонки были симпатичные — почти все, и по характеру — тоже ничего... Кроме Ульяны. Она была слишком нервная, и не ладила ни с кем, кроме Ветровой. Галка Рыбакова была сама по себе.
Спустя полгода, весной, в квартиру запихнули еще двух девчонок: одну, похожую на пацана — коротко стриженную, с небольшой грудью и мальчишескими бедрами, и другую — угловатую, со странными ужимками, точно тело ее не подчинялось разуму и жило собственной жизнью; светловолосую, с носиком «картошкой» и отчетливо деревенским говором, в который вплетался городской сленг. Первую звали Полина Шубина, вторую — Вика Ярцева. Каждой из них было чуть больше тринадцати.
Втолкнувший их Граф не скрывал радости: за один раз — такой улов!.. А новенькие пока еще ничего не поняли. Точно так же, как полгода назад — Катюха.
...Привезли Галку и утащили Полину. Стеценко пошла спокойно. Катя уже давно не сопротивлялась, потому что знала: сопротивляться — значило быть избитой. Это ровным счетом ничего не изменило бы. Нужно было думать, как отсюда сбежать. Но пока ни Фая, ни Катюха ни одного способа побега выдумать не могли. Рыбакову втолкнули в комнату, ее именно втолкнули, а она не сама вошла, и это значило, что Галка опять сопротивлялась и, может быть, даже кусала волосатые Графовы руки. Рыбакова рухнула на ложе — молча, не обращая, кажется, никакого внимания на девчонок, с минуту лежала, а потом внезапно (так, что Катюха даже вздрогнула, да и остальным стало не по себе) комнату заполнил ее жуткий вой. Он метался от стены к стене, звенела люстра и дребезжали стекла в окнах.
К вечеру вернулась Полина. Рухнула на ложе и проговорила:
— Я, кажется, никогда не смогу на мужиков смотреть спокойно...
— А у тебя парень есть?.. — поинтересовалась уже отошедшая от съемки Галка. И почему-то поправилась: — Был?
— Был, — отозвалась та. — Но больше не будет.
— Ты не надеешься вернуться? — высказала общую мысль Катюха.
— Нет... Надеюсь, — снова поправилась Полина. — Но я просто не смогу теперь с ним встречаться. Мне кажется, он точно такой же... как эти...
— У тебя что-нибудь с ним было? — спросила Фая.
— Нет, — сказала Полина, перекатилась на спину и уставилась на трещину в потолке.
— Тогда откуда ты знаешь? — упорствовала Фая.
— Все они, мужики... такие, — сцедила Рыбакова.
— Не все, — сказала Файка. — Я точно знаю.
— ...Улька совсем съехала, — пожаловалась Катюха. — Все выглядывает, выслушивает... Похоже, еще и Графу наушничает.
— А ей деваться некуда. Она бы и хотела, как Кобылка...
Фая не договорила.
— Улька — она и есть Улька, — зло бросила Полина. — Уличная девчонка.
— Не боишься, что передадут? — поинтересовалась Катюха.
— Да ну ее!.. — сцедила Полина. — С-стерва...
— А ты не подумала, почему она такая? — неожиданно встряла Надька Ветрова.
— А чё думать? — почти взвилась Полина. — Всегда была такая... наверное...
— Считаешь — всегда?!
Они стояли напротив и почти ненавидяще смотрели в глаза друг друга. Катюха не поняла, с чего это они вдруг. Перевела взгляд с Нади на Полину и пробормотала:
— Девчонки, ну перестаньте же... девчонки...
— И правда, — поддержала ее Фая. — Полина, у тебя просто нервы. Но мы же не виноваты... А если мы все?..
— А вы знаете, что ее сюда продала мать? — поинтересовалась Надя.
— Ее? Кого — ее? — опешила Полина. Она уже не смотрела ненавидяще на Ветрову и выглядела чуть растерянной.
— Ульку. И потому она бесится. До сих пор. Только вы меня не выдавайте, девочки! Она мне под величайшим секретом...
— А может, и правда?.. — задумчиво проговорила вдруг Рыбакова. — Все равно мы все рано или поздно на Щорса окажемся...
— Сдурела? — осведомилась Ветрова. — Чтоб о тебя там все ноги вытирали?
— А здесь не вытирают?! — нервно крикнула Рыбакова. — Когда тебя... куда хотят, а ты и слова не скажи!
— Ты хоть сама поняла, что сказала? — поинтересовалась Катюха. — Почему там лучше, чем здесь?
— Кобылку спроси! — бросила Фая. — Она тебе порасскажет!..
Но Рыбакова будто не слышала. Она не слышала никого, кроме себя. Рухнула на ложе и...
— Я не могу здесь, девчонки, слышите, не могу-у-у! — орала Галка с надрывом. — Я здесь с ума сойду, я из окна выброшусь, как Попова, я...
— Дура, — сказала Фая.
— Успокойся, милая, — сказала вдруг Шубина, легла рядом с Рыбаковой и, что-то шепча, принялась гладить ее кудрявую голову. Потом осторожно, явно — впервые, прикоснулась к пострескавшимся Галкиным губам влажными мягкими губами.
Девчонки смотрели на Полину, на осторожно, пока еще неуверенно отвечавшую на ее ласки Рыбакову. Смотрели сначала обалдело, но уже через минуту — кто снисходительно, кто — с кажущимся равнодушием... Катюха, скривившись, ушла на кухню. Спустя несколько секунд раздался шум воды, потом — чирк зажигалки над газовой плитой. Потом — недовольный говор чайника.
Чуть позже туда же из комнаты стали стекаться девчонки: сначала кругленькая Фая, за ней — миниатюрная Надя, после — угловатая светловолосая Вика. Наконец, в комнате остались только Рыбакова и Полина.
Катюха намеренно стучала кружками, пытаясь заглушить доносившиеся из комнаты девичьи стоны.
— Ты их осуждаешь? — спросила Фая. — Не надо, Катюха. Это лучше, чем если бы она из окна выбросилась.
— Нас бы тогда вообще затрахали, — подала голос Вика. — И Граф — первый.
— Да я не об этом, — скривилась Фая. — Совсем не об этом.
— Ты считаешь, это выход? — удивилась Катюха.
— Для тебя — нет. Все-таки ты сильная. Для нее — может быть, — сказала Фая.
— Надю-юш, — затянула по привычке Вика. — А как это — продала? Расскажи-и, а-а? Интере-есно!
Ветрова странно глянула на Ярцеву и промолчала. Но к Вике неожиданно присоединилась Фая.
— Правда, Надя, расскажи.
Катюха, сидя за столом, тянула чай. Он был терпкий и несладкий. Рядом за столом сидели Фая и Вика. Прислонившись к притолоке, стояла Ветрова. Все молчали. В коридоре зашлепали шаги, скрипнула дверь ванной — это чистоплотная Полина пошла мыться после «сеанса любви». В проеме кухни, случайно задев плечом Надю, возникла Рыбакова. Она смотрела мимо девчонок, поверх голов — за окно, — точно стыдясь. Молчание становилось невыносимым. И тогда Фая поднялась из-за стола и сказала:
— Девчонки, садитесь.
— Надь, расскажи все-таки об Ульке, — попросила Катюха. — Мы правда молчать будем. Да, девочки?
Ярцева энергично закивала русой головой.
— Ну ладно, — сдалась Ветрова. — Слушайте.
Вика заерзала на стуле, устраиваясь поудобнее. Она сейчас была похожа на младшую школьницу, готовящуюся слушать сказку.
— Они с матерью жили на Украине, в каком-то городишке. Отец то ли спился, то ли просто так умер... не знаю. В общем, остались они вдвоем. А там жуть что творилось тогда. Улька говорит, до сих пор наесться не может...
— Ну да-а! — насмешливо протянула Ярцева. — У нее зад как у кобылы. У нас кобыла была, Манька, так у нее такой же зад был...
Но Надька ее не слушала.
— А однажды у них какой-то мужик появился. Не знаю уж, зачем он туда приехал, может, в гости к кому, но, в общем, Улькина мать с ним спозналась, пару недель они похороводились, а потом он ей и скажи: дескать, поехали в Россию. Я, говорит, скоро уезжаю, туда-сюда, а ты насчет паспорта похлопочи да и рви сюда, в смысле — к нему. Она сама-то — русская, это муж у нее — хохол, Стеценко. А там с этим строго — русская, притеснять, значит, будут. Мужа-то нет...
— Прикольно, — сказала Вика.
Попова никак не могла понять эту девчонку. В ней уживались деревенская робость перед городом, изредка проскальзывали фразы о былом ее деревенском житье, и городские «фишки», желание влезть в чью-то душу и немного в ней покопаться.
— Дальше! — потребовала Ярцева.
— А мужик даже адрес оставил. Ну, Улька с матерью приехали сюда, заявились к нему, воте-нате мы, а дверь им какая-то тетка открывает — кто, мол, такие, ну и все дела. Ну, мать-то Улькина и брякни: позвал, мол, меня сюда ваш брат (почему-то она ее сестрой посчитала) и даже адрес дал. Ну я, мол, и приехала, воте-нате. Та: «Может, вы адресом ошиблись?». «Да нет», — говорит и листок ей подает. А там — черным по белому... Ну, та и говорит: «Нет, говорит, это не мой брат, а мой муж, а ты, стерва, дескать, выкатывайся...»
— Ну и так далее, — проговорила Фая.
— Ни фига себе, — отозвалась Катюха.
— А ты чё хотела? — вскинулась Галка. — Думать надо было, прежде чем срываться! Поверила какому-то козлу...
Девчонки заговорили наперебой, поругались, пришли, наконец, к общему мнению, что все мужики — козлы и сволочи, и Надька уже собиралась продолжать рассказ дальше, но тут отворилась входная дверь, и в коридоре возникла Ульяна. Она сняла куртку, повесила на гвоздь. Подозрительно оглядела собравшихся на кухне девчонок, прошла мимо Фаи, задев ее полным крутым бедром, и сцедила:
— Ну-ка, ..., выкатывайтесь отсюда! Я жрать хочу.
— А ... ты не хочешь? — спокойно осведомилась бархатным грудным голосом Фая.
До этого Катюха ни разу не слышала от нее ни одного матерного слова.
— Что-о?! — на секунду опешила Уличная.
Но тут же собралась и заорала:
— Ну т-ты, с-сука, ... недо..., вот я скажу Графу, он тебя поставит...
— Он, скорее, тебя поставит, — парировала Фая.
— Не лезь, Фаечка, ну куда ты лезешь? — отрывисто, нервно спрашивала, умоляла подругу Катюха.
— Что-о-о? — орала Улька. — Да ты кому...
Она прошлась длинными ногтями по Файкиному лицу, каким-то чудом не задев глаз; вцепилась правой рукой в ее волосы, рванула вниз, и та, не удержавшись, пробороздила висок острым углом кухонного стола...
...И всё стихло. Пятисекундное оцепенение... и следом — дикий визг Полины, и какой-то животный, утробный вой Вики Ярцевой, и слезы, разъедающие глаза слезы Катюхи Поповой... Улька стояла молча, опустив руки. Ее почти не было на этой странной кухне, у этого почему-то распростертого тела. Стеценко, будто в полусне, совершенно не понимая, зачем копошится над валяющимся возле стола телом Галка, смотрела вниз.
Очнулась она, когда Рыбакова поднялась и выдохнула обреченно:
— Всё...
И лишь после этого короткого слова Улька, осознав, что наделала, заревела — неожиданно тонко, взахлеб, до истерики. В этом реве слышна была боль по несложившейся жизни, потерянная надежда на то, что ее все-таки выделят из этого странного «гарема», будут «брать» не просто так, за чашку кислого борща или десяток пельменей, а за деньги. Или определят на Малышева или, ладно уж, на Щорса, потому что ничего она, Улька, делать больше не умеет, и к матери никогда не вернется, а жить — хочется. И она ревела, визжала, истерила, но, в конце концов, позволила себя увести в комнату. Это сделала лишь Надька Ветрова, и несостоявшаяся Уличная, еще всхлипывая, легла на то самое ложе, на котором всего лишь полчаса или час назад пытались отрешиться от жесткой действительности с помощью нехитрой, без последствий, любви Полина с Галкой.
Девчонки еще не осознали смерть — даже Рыбакова, сказавшая: «Всё...». Первой поняла, что Файки — лучшей, добрейшей подруги — больше нет, совсем нет! — Катюха. Она грузно, чего трудно было ожидать от ее хрупкого, в общем-то, тела, поднялась из-за стола и проговорила:
— Девчонки, здесь ее оставлять нельзя.
— А куда? — расширила глаза Вика. — Вниз?!
И добавила свое извечное: «прикольно».
— Не вниз! — сказала Попова. — В коридор. Там не так жарко.
Катюха с Полиной выволокли тяжелое Файкино тело в коридор, и вернулись на кухню. Почти сразу же туда вернулась Надька.
— Уснула, — негромко сообщила она.
— Чего ты с ней носишься? — почти взорвалась Рыбакова.
— И правда, Надька? — поддержала ее Катюха.
— Дуры вы, — помолчав, произнесла Ветрова. — Завтра ей будет еще хуже. Пусть поспит.
И все притихли. То, что случилось только что, минут десять назад, потрясло. О том, что будет завтра, не думалось. И только сейчас, после Надькиных слов, девчонки осознали, что завтра — всего лишь через полсуток! — их ждет еще более страшное. Каждая говорила себе, что уж она-то ни при чем, ее не тронут, каждая цеплялась за эту мыслишку, в глубине души прекрасно осознавая — бесполезно! Бешеной Графовой злобы хватит на всех. С избытком.
Потихоньку девчонки потянулись готовиться ко сну. Откатив Улькино тело в самый угол (та даже не пошевелилась), заняли лучшие места Ветрова и Ярцева. Катюха, не обращая внимания на стонущих под прохладным душем Галку и Полину, чистила зубы.
...Ночь прошла беспокойно. То и дело кто-нибудь из девчонок поднимался, шлепал босыми ногами на кухню или в туалет, или просто бродил сомнамбулой по комнате. Спала только Ульяна. Остальные забылись в полубредовом сне лишь под утро, совсем незадолго до того, как входная дверь отворилась, и Граф, а следом за ним и Крепыш, запнулись о Файкин труп.
— Ой-ё-ё!.. — проговорил Крепыш.
Граф присвистнул и, не раздеваясь, бешено влетел в комнату. Трех-, или даже четырехэтажный подзаборный мат заставил Рыбакову приподнять голову, которая со сна казалась еще кудрявее. Граф рывком стащил Галку с ложа и зашипел:
— За... гадину! Ты?!
— Нет, — хрипло прошептала Рыбакова.
На локте приподнялась Катюха. Граф отшвырнул Рыбакову в угол и, перейдя на фальцет, взвизгнул:
— Ты?!
Она покачала головой.
— В молчанку играть?! — окончательно рассвирепел Граф, подскочил к Катюхе и вцепился в горло.
— Говори, ты!..
Крепыш с безучастным видом стоял, подпирая косяк.
— Уль...ка, — прохрипела Попова.
Граф с Крепышом переглянулись. Должно быть, это показалось им вероятным, потому что Граф сначала ослабил хватку, а после и вовсе отпустил Катюхино горло.
Улька по-прежнему спала. Казалось, она даже перестала дышать.
— Глянь, она, случайно, не холодная? — бросил Крепыш. В голосе его послышалось беспокойство.
Граф рванулся к Ульке, разорвал футболку и жадно припал ухом к ее груди.
— Тепленькая еще, — сказал он. — Она ж возле батареи. Откуда ж ей холодной быть?
— Коз-зел! — недовольно бросил Крепыш.
— Да живая она! — поспешил сообщить Граф. — Вишь, как груди ходуном-то ходят...
— Ну, с этой-то мы еще успеем натешиться, — оглядев Улю, проронил Крепыш. — Пока не опротивеет. А сей момент мы займемся теми, что помоложе...
— А Уленька посмо-отрит, что ее ожида-ает, — похотливо протянул Граф, потирая руки и глядя на проснувшуюся наконец Уличную.
Она вжалась в угол и перебирала рукой край разорванной футболки.
...Когда закончилась дикая оргия, Крепыш приказал:
— Тащи эту!.. Наснимаем да потешимся напоследок...
— Не-е-ет! — заорала Улька и тут же обмякла под ударом Крепыша.
Потом они с Графом, подхватив ее под руки — под ноги, пронесли в коридор. Видно, кто-то из них споткнулся о Фаю: сначала раздался отборный мат, а следом — Графово:
— А с этой птичкой что делать будем?
— Оставь пока. Позже заедем. Чё с ней сделается?
Ульку вволокли в лифт. С ней уехал Крепыш, а Граф долго возился снаружи с дверным замком. Девчонки, привыкшие ко многому, чуть-чуть пришли в себя и прилипли к окнам. Несколько минут спустя из подъезда вышел, поддерживая волочащуюся Уличную, Крепыш. Со стороны могло показаться, что девчонка больна или просто перепила, и «папик» заботливо усаживает ее в не слишком крутую иномарку.
— А всё она... — зло сказала, отходя от окна, Ветрова. И кивнула в сторону коридора.
— Д-да как ты!.. — взвилась Катюха, подскочила было к Надьке, но между ними встала Рыбакова:
— Девчонки, хватит! Мало вам?
— А нечего лезть было! — петушилась Надька. — Через нее нам всем досталось.
— Д-достала! — скривилась Полина. — Пойдем, Галчонок, а?.. Ну их...
— Чтоб они тут поубивали друг друга?! — взвилась Рыбакова.
— Ладно, всё, — внезапно остыв, устало проговорила Ветрова. — Вы как хотите, а я — спать.
И ушла в комнату.
— Прикольно, — раздался вдруг тонкий Викин голосок.
— Чё прикольно? — раздраженно поинтересовалась Катюха. — Где — прикольно?!
Ярцева только — с обычными своими ужимками — пожала плечами.
— Всё, — сказала Попова. — Спать... Больше они нас не тронут. По крайней мере, сегодня.
— Ты думаешь? — невесело усмехнулась Галка.
Но их и на самом деле не тронули. Девчонок, уставших от потрясений, сморил спасительный сон. Никто не слышал, как спустя три часа приехали Граф с Крепышом, загрузили в мешок Файкин труп и, как Граф, бросив его в лифт возле ног, нажал цифру «один»...
Просыпаться начали ближе к вечеру.
— Глянь, — удивилась Полина. — Уже увезли.
— Прикольно, — тихо сказала Вика. Но на нее никто не обратил внимания.
— Как думаешь, вернут? — спросила Катюха у Рыбаковой.
— Кого? Ульку-то? — отозвалась та.
— Вряд ли, — сказала Надька и сдержала вздох.
— Они не дураки, — встряла Полина. — Им еще один труп не нужен.
«Бред. Сумасшедший бред, — шептала одними губами Катюха. — Еще не хватало перессориться всем...» А сама чувствовала — так оно и случится, а ведь надо, наоборот, всем вместе... Иначе... не вырваться.
А тетя Оля... здесь. Здесь, но не с ней, не с Катюхой. Но она сказала, что их найдут — обязательно, и в это надо верить, иначе... Катя подошла к кухонному окну и посмотрела вниз. Очень высоко. Чтобы разбиться, хватит.
VII
Шведов разыскал-таки адрес Поповой Светланы Юрьевны, и после работы, дождавшись восьми часов — чтобы уж точно застать дома — двинул к ней. Сверившись с адресом, Костик позвонил в квартиру. Из-за двери недовольно раздалось:
— Ну кто там еще?!
— Я... от Ольги... вашей сестры, — не сразу нашелся Шведов. — Вы же Светлана?
— ...Юрьевна. Допустим, — произнесла та, открывая дверь. — И что?
— Можно войти? — Костик постарался проговорить эти слова как можно более твердым тоном.
Ничего не ответив, женщина чуть отходит в сторону, пропуская Шведова. «Они похожи», — думает он, рассматривая Попову. Ей около сорока. У нее лицо, словно выточенное из какого-то светлого дерева — красивое, но холодное. Может, не холодное, но — неживое. У нее острый нос, похожий на Ольгин, такой же маленький рот, но волосы... Темные, почти смоляные, как брови Феклистовой. «Наверное, Ольга покрасилась, чтобы только не быть похожей на сестру», — решил Шведов.
Светлана подождала, пока он снимет куртку, и кивнула в сторону кухни.
— Чай, кофе? — скороговоркой, не глядя на Костика, спросила она.
— Кофе. Если можно... — проговорил Шведов. Ему было неуютно.
— А вы ей кто? — все так же, не оборачиваясь, поинтересовалась Попова.
— Друг, — отозвался Шведов.
Уж в этом-то он был уверен.
— И что вам нужно? — спросила Светлана, выставляя на стол кружки с кофе и блюдце с пятью-шестью печенюшками.
— Она пропала.
— И что?
— Вы ее не видели за последние пять дней? — напряженно спросил Шведов.
— Держать нужно было крепче, — усмехнулась Попова. — Хотя...
— Что? — вскинулся Костик.
— Лелька с детства была странной девчонкой. Меня она никогда не воспринимала, особенно мое желание выжить и склеить свою судьбу.
— Значит, не видели? — уточнил Шведов.
— Знаете... как вас?..
— Костя.
— Знаете, Константин, мы с Ольгой давно уже не общаемся.
— Вы не думаете, что ее похитили? — почти выпалил Шведов.
— Ма-альчи-ик! — с кривой ухмылкой протянула Светлана. — Нужно меньше читать детективы. Лучше пейте кофе. Он отрезвляет.
Они пили кофе в полной тишине. Костик был здесь лишним и жалел, что пришел сюда. «Зато узнал, что о Катюхе и Ольге Светлана не слышала ничего. Значит, эти в курсе, что Феклистова с сестрой в ссоре. Откуда?»
VIII
Светка сдалась. Ольга чувствовала — что-то здесь не то. О том, что же все-таки произошло в четырнадцатый Катюхин день рождения, сестра долго молчала. Но Феклистова чуть не в горло вцепилась Поповой (бывшей Феклистовой) Светлане Юрьевне, и вырвала-таки признание, что Катюха просто-напросто сбежала из дома. Но, глянув на взбешенную Ольгу, Попова пробормотала, что, наверное, она в последнее время мало времени уделяла дочери, но, в конце концов, она ведь имеет право устроить свою судьбу. А у Катюхи, кроме того, переходный возраст...
Ольга тогда плюнула сестрице прямо в глаза и поклялась, что ноги ее не будет больше в Светкином доме. Потом Феклистова нашла Катюхин класс... И все стало еще непонятнее.
Они сидели на квартире у старосты класса, полненькой Юли Тереховой. Девчонки суетились, кипятили чай, резали какой-то пирог... Паша Лавров, невысокий шатенчик, говорил (чуть дрожа голосом):
— Ольга Юрьевна, я хотел... я правда хотел ее проводить...
— ...Вы не думайте, это Катюха не из-за нас... — донеслось откуда-то из угла. Кто это сказал, Феклистова не поняла.
— ...Она даже все свои подарки у меня оставила, — протараторила Терехова. Она сорвалась из-за стола, исчезла в соседней комнате. Следом выскользнул Паша. Они явились минуты две спустя и застыли на пороге комнаты с полными руками подарков.
— Ребята... — голос Феклистовой задрожал. — Ребята...
Уже дома, сидя на диване в окружении Катюхиных подарков, которыми она так и не успела поиграть, Ольга решила, что во всем виновата Светка. Ей всегда было плевать на дочь, и... И... Это она! Это Светка — специально! — наговорила Катюхе нечто такое, из-за чего та сбежала. И Ольга решила было, что и встреча на тереховской квартире, и разговоры о том, как они все любили Катюху — сплошная фальшь, и племянница наверняка живет у кого-нибудь из них... Но потом Феклистова вспомнила Юлю и Пашу — с полными руками подарков — и поняла: неправда. Они и в самом деле ничего не знают.
IX
Костик вернулся домой в двенадцатом часу. Включил в прихожей свет и насторожился. В квартире без него кто-то побывал. Записная книжка лежала не справа от телефона, как обычно, а слева. Карман висевшей на вешалке темно-зеленой куртки был расстегнут. Костик бывал рассеянным лишь, когда сидел за компьютером. Во всех остальных случаях он был внимателен, особенно если дело касалось мелочей. В квартире стояла напряженная тишина, но Шведов мог бы поклясться, что сейчас в ней посторонних не было, и что ушли они давно. Эти ребята явно очень хорошо осведомлены о распорядке его дня. Но что они искали? Костик вышел на лестничную клетку и внимательно осмотрел замок. Ни повреждений, ни даже едва заметных царапин на нем видно не было. Дверь открыли ключом, это ясно. Даже не отмычкой.
— Они взяли ключи у Ольги, — задумчиво произнес Шведов и, заперев дверь, хотя смысла в этом теперь не было, прошел в комнату.
Следы пребывания посторонних были налицо. Но неожиданные посетители действовали обстоятельно, не глядя на часы. Видно, пришли утром и пробыли почти до вечера. Они не скрывали своего визита, но все вещи, тем не менее, постарались расставить по местам.
Костик стоял в центре комнаты, осматривая ее, и вдруг взгляд его упал на рабочий стол. Посреди него, небрежно брошенная, лежала компашка. Шведов подошел ближе и похолодел. На ее вкладыше была фотография обнаженной Ольги...
Когда он включил комп, вместо привычной заставки появилась другая: Катюха с тремя мужиками. Фотография Шведову была незнакома.
«Недавно сняли», — подумал Костик и произнес вслух:
— Суки.
Это был недвусмысленный наезд. Точнее, предупреждение. Шведов извлек диск из коробки, вставил в «сидюк» и первым делом посмотрел на дату записи.
— Вчера, — произнес он. — Двадцать два тринадцать. По ночам работают, сволочи. Аврал, что ли?! — зло бросил он, открывая первый файл подброшенной компашки.
Ольга сидела в углу, пытаясь коленями и левой ладонью прикрыть интимные места. Правую она подняла вверх на уровень глаз — похоже, защищаясь от ударов.
— Суки, — еще раз повторил Костик.
Теперь он вглядывался в детали обстановки за Ольгиной спиной. Они казались знакомыми, но это еще нуждалось в подтверждении. Если все действительно так, то Феклистова могла встретиться там с Катюхой. Но эти ребята, похоже, не дураки. Зачем им устраивать встречу тетки с племянницей? Вместе они могут стать силой, а поодиночке... Возможен, конечно, и другой вариант: над ними могли изощренно издеваться, проводя мимо друг друга, но не давая поговорить. Или оставляли в комнате их вещи: Ольгины перед съемками Катюхи, Катюхины — перед съемками Ольги. С них станется...
Всего на компашке оказалось двадцать четыре Ольгиных порнофотографии, еще более откровенных, чем Катюхины. Эти фотографии в первую очередь были рассчитаны на него, Костика, но Шведов не мог дать никакой гарантии, что уже завтра их не запишут на какую-нибудь порнокомпашку. С каждым следующим файлом Шведов зверел все сильнее, и, увидев последний, лишь до скрипа стиснул зубы. Ни о каком сне в эту ночь не могло быть и речи. Лишь теперь он понял, что до безумия любит Ольгу. Неужели для этого была нужна такая эмоциональная встряска и боль?..
«Уснуть не удастся, это ясно, — рассуждал Шведов. — Во-первых, из-за компашки, а, во-вторых, у них есть ключи от квартиры. Что они могут нагрянуть сюда ночью — конечно, маловероятно, хотя береженого бог бережет...» В общем, эту бессонную ночь нужно провести с пользой для дела. Костик заварил крепкий кофе — почти без сахара, и снова сел за компьютер.
Эмоции то ли улеглись, то ли были загнаны вглубь сознания. Шведов снова просматривал файлы с Ольгой.
X
Феклистова очнулась от холода. Она лежала в ванной, и на нее из душа лилась вода. Дрожа, Ольга поднялась, завернулась в единственное, висевшее на батарее, грязное, но большое полотенце и, шатаясь, забрела на кухню. Налила крепкий чай — почти одну заварку — и уставилась в окно. Снег прекратился. Он лежал, не тая. До него было, по крайней мере, этажей шесть. Не выпрыгнешь. Феклистова смотрела вдаль, на дома, пытаясь понять, где же находится эта чертова порно-студия, в которой она так страшно зависла? Похоже, где-то на Ботанике. Интересно, есть ли здесь телефон?..
Кажется, на время ее оставили в покое. Они что-то говорили о графике и о какой-то Кобылке. «Должна заявиться». Не «привезут», а именно — «должна заявиться». Значит, она приходит сюда по собственной воле. Зачем? Хотя, наверное, в этом случае с ней обращаются по-хорошему (что звучит, конечно, само по себе дико) и, может быть, даже платят. Ольга отпила чай и, едва успела поставить кружку на стол — раздался звонок в дверь.
Феклистова встала в проеме. К двери небрежно подошел Граф, повозился с замками, и Ольга услышала:
— А вот и Кобылка наша сладкая пожаловала... Потрахаемся?
— Отвянь! — раздался хрипловатый, но все же явно девичий, голос. — Ты же знаешь, я не с тобой.
— Неужели я хуже кобелей? — удивился Граф.
— А у тебя больно длинный, говорят. А мне бы чего покороче, — бросила, проходя в комнату, коротко стриженная светловолосая пацанка.
Девчонку эту Ольга узнала: не раз видела она ее на маратовских компашках. За ней проследовал, царапая когтями линолеум, огромный дог. Феклистова поняла, с кем собираются снимать Кобылку, и Ольгу снова чуть не вывернуло наизнанку. Это казалось диким. Через стену слышалось нетерпеливое подлаивание дога. Звуков когтей не было слышно — видимо, из-за ковра. Ольга представляла, что сейчас происходит в соседней комнате и, хоть ей самой это показалось диким, но внезапно захотелось хоть одним глазком взглянуть на то, что...
...Собственно, почему бы и нет? Ольга не знала, зачем ей так уж необходимо это видеть — наверное, это было просто следствием извечного женского любопытства, а оно, как известно, до добра не доводит. Спустя минуту после того, как Феклистова встала в дверном проеме, чтобы поглазеть на Кобылку, Ольгу выполоскало на пол. Стоявший рядом Граф, на которого попали брызги, вышвырнул Феклистову в коридор. Она упала спиной на стоявшую у стены обувь, головой ударилась о стену. Полотенце, которым была прикрыта Ольга, развернулось. Граф не обратил на это никакого внимания. Он все так же стоял в проеме, с интересом наблюдая за Кобылкой и догом.
***
На съемках Таньке Яшиной, которая в определенных кругах была более известна под именем Кобылки, нравилось больше, чем на Щорса. Там приходилось стоять в любую погоду, неизвестно было, кто тебя снимет в следующую минуту, не нагрянут ли менты, не пропустят ли через автобус и далее — по полной программе. Здесь же все было просто и ясно. Можно было бы свалить со Щорса, если б на съемках в сумме выходило больше. Но — не выходило. И потому съемка для Кобылки была приработком и, как ни странно звучит — глотком воздуха. Здесь было спокойнее. Проще. Но, тем не менее, когда Кобылка снималась, на ее смазливой мордашке появлялась гримаска презрения, и, сколько с ней ни бились фотограф и Граф, гримаска эта не исчезала до конца сеанса. В конце концов, на нее плюнули.
Ольга поднялась, обернулась полотенцем и ушла по стеночке на кухню. Села за небольшой квадратный стол и обхватила пальцами виски. Жутко болела и, кажется, даже кружилась, голова. Немного придя в себя, Феклистова поднялась, подошла к плите и налила себе чай. Похоже, пока придется со всем смириться. Иного выхода нет. От ее поведения зависела судьба Катюхи.
Минут через пять на кухню завернул Граф. Кажется, он был более или менее благосклонен. Видно, то, что происходило в соседней комнате, ему нравилось.
Граф приземлился за стол напротив Ольги, уставился на нее глазами-бусинами и произнес:
— Птичка моя, я прекрасно понимаю, что тебе хочется отсюда свалить. Но с шестого этажа сваливаться — себе дороже. Так что мой тебе совет — не лезь в ... Съемки сорвешь — влетит мне. А когда мне влетает — я тебе по секрету скажу, — я злой становлюсь, будто пять дней не трахался. И я выдам тебе порцию за все пять. А оно тебе нужно?
— Нет, — сказала Ольга и решила казаться паинькой, а пока присматриваться и прислушиваться.
В коридоре снова раздалось царапанье когтистых лап. Хлопнула входная дверь. В ванную прошлепала абсолютно раздетая Кобылка и минут десять мылась под душем. Потом раздался ее недовольный мат, и следом:
— Граф, ... твою мать, где полотенце?!
— Сейчас принесу, моя сладкая...
Он появился на кухне и бросил Ольге:
— Разворачивайся, Кобылке вытереться нужно.
— А я как?.. — спросила Феклистова.
— Посидишь голая, какая тебе, хрен, разница? — недовольно проговорил Граф.
Ольга не торопилась. Из ванной снова донесся мат.
— Ну ты, с-с-с-сука! — почти заорал Граф.
Феклистова начала привыкать к резкой смене его настроения. Она тоже хотела заорать в ответ, но сказала себе: «Стоп!», а вслух произнесла:
— Если хочешь, чтобы я не создавала тебе трудностей и была паинькой, закажи мне новое платье. Можно джинсы. Но, главное, — белье. И чтоб поэротичнее...
Она поднялась. От ловкого незаметного движения грязное полотенце свалилось на пол. Ольга стояла перед Графом, чуть выдвинув левую ногу и положив правую руку на тонкую талию.
— А ты и без белья ничего, — оценивающе глянул на нее Граф.
— В нем теплее, — сказала Ольга. — Ты же не хочешь, чтобы я заболела и сорвала съемки?
Она била именно на это, потому что не знала, на что можно бить еще.
— Звони своим, что мне нужна одежда! — твердо произнесла Феклистова. — Иначе я не ручаюсь...
За что она не ручается, Ольга, если бы ее спросили, не смогла бы ответить. Граф поднял плотенце, отнес приплясывавшей от холода Кобылке и завернул в компьютерную.
Он вышел оттуда минут через пять, вернулся на кухню и сообщил Феклистовой:
— Привезут. Завернись пока в накидку с дивана.
Ольга почувствовала полный упадок сил. Она прошла в комнату и упала на диван.
...Проснулась Феклистова уже вечером. В комнате был полумрак. В кресле рядом с диваном развалилась фигура в черном. Всмотревшись в нее, Ольга поняла, что это уже не Граф. Охранник нехотя смотрел по видику доморощенный порно-фильм. В «главной роли» снялась все та же Кобылка.
Феклистова села на диване. Охранник скосил на нее глаза, но не произнес ни слова. И снова уставился в экран. Рядом, на стуле, она обнаружила далеко не новые джинсы и рубашку. «Хоть белье чистое», — отметила Ольга и, не обращая внимания на охранника, оделась. И направилась на кухню.
Она сделала огромную глупость. Нужно было бежать не вниз, а вверх, отсидеться где-нибудь на девятом этаже, а, когда погоня схлынет, спокойно уйти. В следующий раз нужно так и сделать. Но будет ли он, следующий раз?..
Ольга сидела, потягивая чай, и пыталась понять, что самое плохое может с ней случиться? Ее могут избить, если она станет рыпаться. Могут изнасиловать до полусмерти. Но пойдут ли они на убийство? Наверное, все-таки вряд ли... Они знают, что Костик ее ищет. Но именно поэтому они попытаются его нейтрализовать. Ее они вывели из игры, но она была в ней всего лишь пешкой, которая, правда, хотела стать проходной. Ей этого не удалось. Ее заперли.
— Ты, конечно, можешь бежать, — лениво протянула черная фигура, — но, если я тебя поймаю (а я тебя поймаю), то сожру вместе с дерьмом. Поняла?
Ольга, ничего не ответив, зашла в ванную и пустила холодную воду. Охранник, видимо, удовлетворившись этим звуком, больше не произносил ни слова. Умывшись, Феклистова прошла на кухню, сунулась в холодильник. Обнаружила в морозильнике пачку пельменей и включила на плите газ. Похоже, морить голодом ее никто не собирался. Но и отпускать — тоже.
Ольга, тщательно пережевывая пельмени, думала о том, как же ей попасть в компьютерную. Что в студии был телефон и что он стоял именно в компьютерной, сомнений не было: когда она потребовала у Графа одежду, он ушел туда. Можно попытаться осторожно открыть дверь, но, похоже, комната на ночь закрывается. Хотя попытаться можно. И нужно это сделать в самое ближайшее время, может, даже сегодня. Пока ее оставили жить здесь, это ясно. Видимо, остальные девчонки, среди которых находится и Катюха, обитают на другой квартире. А в планы Графа с компанией (хотя Граф кто? — «шестерка») не входит устраивать встречу Ольги с племянницей. Здесь же, во время съемки Катюхи, Ольгу могут запереть на кухне или в ванной. Станут ли Феклистовой подыскивать отдельную квартиру — еще вопрос. Что ж, с одной стороны, это ей на руку — она сможет узнать многое о тех, кто держит студию. Но зачем ей это? Ей нужно просто вызволить отсюда Катюху...
Ольга лежала на диване. На том самом диване, где проходили съемки. Она лежала в одном белье — жарила батарея, а рядом — в потрепанном кресле — сидел охранник. Свет был выключен. Почти полная луна струила холодный свет.
— Как тебя зовут? — спросила Феклистова.
— Геннадий.
Он сказал это совершенно обыденным тоном, будто знакомились они на какой-нибудь вечеринке, а не были заключенной и охранником.
— Ольга, — так же обыденно произнесла Феклистова.
«Дальше — что? — думала она. — Даже такой, вроде бы, невинный вопрос — о жене и детях, будет выглядеть как провокационный.»
— Ты давно здесь? — поинтересовалась Ольга.
— Не дольше, чем ты, — отозвался Геннадий.
И снова установилось гнетущая тишина.
— А до этого кем работал? — спустя минуту спросила Ольга.
— Тем же, кем и сейчас.
— Где?
— Тебе какая разница? — спокойно осведомился охранник.
Поднялся. Подошел к видеомагнитофону, вытащил кассету с Кобылкой и вставил другую...
Ольга уставилась в экран. Это казалось невозможным. Но с каждой секундой она сильнее впивалась взглядом в кадры, мелькавшие перед ней и охранником. С каждой секундой — больнее и невыносимее.
Тогда была весна. Май. Но Светка сказала: «Плевать», она не верила, что, если выйдешь замуж в мае, предстоит маяться всю жизнь. Светлана Юрьевна Феклистова чувствовала себя слишком сильной, чтобы верить в бабушкины приметы.
...Легкое, воздушное, перетянутое в талии платье. Талия, которую можно обнять четырьмя пальцами. Высокую грудь едва скрывает шифоновая вставка...
— Светка-а-а! — заорала Феклистова.
Геннадий подскочил к ней и наложил огромную ладонь на маленький Ольгин рот.
— Чё орешь, дура? — неожиданно спокойно спросил он. — Люди спят.
Ольга промычала в ответ нечто невразумительное, но уже не возмущенно, и охранник отнял руку.
— ...тебя эта пленка? — докончила фразу Ольга.
— Ты ее знаешь, — не отвечая, утвердительно произнес Геннадий. — Откуда?
— Останови! — сказала Ольга, подошла к экрану и ткнула пальцем в стоящую чуть сбоку и едва не плачущую восьмилетнюю девчонку.
— Это я. А это... — Ольга показала на невесту. — ...моя сестра. Понял? Откуда у тебя эта пленка?
Она внимательно посмотрела на Геннадия. Теперь Феклистова видела: он когда-то давно полюбил Светку, и до сих пор ее любит. Но среди поклонников сестры его тогда не было — это Ольга помнила точно.
— Ты был тогда там? — спросила она.
Геннадий кивнул.
— А я тебя не помню, — созналась Феклистова.
— Аналогично, — бросил охранник.
Сколько времени билась Ольга, отыскивая «пунктик» этого странного неразговорчивого мужика, чтобы использовать его для достижения единственной оставшейся у нее на данный момент цели — вызволить себя и Катюху, — и не могла его отыскать. И вот — абсолютно случайно... Хотя, такого «пунктика» Феклистова у него не ожидала, но он ей на руку: в память о своей любви к Светке Геннадий поможет им с Катюхой вырваться отсюда.
— Как ты похожа на сестру, — сказал он вдруг.
И Ольга, повинуясь безотчетному порыву, напрочь забыв о Костике (он был сейчас в другом мире, куда возврата пока нет), как была — в одном белье, — вспрыгнула на колени Геннадия и обвила руками его шею. В этот непредсказуемый жест ее вместилось желание и вырваться отсюда — любым способом, и отомстить сестре. Наверное, это было глупо — «отбить» у сестры мужика, которого та никогда не любила. Может, даже и не знала, что он ее любит. Но главное — он ее любит. И потому Ольга должна была заставить Геннадия забыть Светку. Любым способом. Навсегда. Вот что было в этом жесте. И, наверное, еще одно — бабья жалость. И женское кокетство. И непонятно, чего больше. Но все это создало такую гремучую смесь, что Геннадий не устоял — поднял ее, бросил на диван, стянул трусики, а Ольга смотрела на экран и незаметно от Геннадия корчила рожи сестре. С охранником они сейчас были в равных «весовых» категориях. Все происходило молча, но у Генки все-таки вырвалось единственное слово:
— Светка!
Ольга и так знала, что он видит в ней ее сестру. Впрочем, Феклистову это устраивало, хотя и было обидно. Так, немного.
Совсем чуть-чуть. Он отвалился. Поднялся. Оделся. Отодвинул занавеску и открыл форточку.
— Шеф узнает — с дерьмом сожрет, — бросил за спину, закуривая.
— А мы ему не скажем! — лукаво бросила Ольга. Чуть покачивая бедрами, подошла к Геннадию, развернула к себе и положила голову на его широкую, полностью лишенную растительности, грудь. Якобы в задумчивости, очертила пальцем его сосок и спросила:
— Тебе хорошо было?
Геннадий промолчал.
— Я спрашиваю: тебе было хорошо?
— А? — очнулся охранник. — Ну да.
— Дурак! — зло сказала Феклистова.
— Ну не обижайся, девочка! — отозвался Геннадий. — Ты же все прекрасно поняла. Да и я тебе, как мужик, на ... не нужен, верно? ...Говори! — велел он.
— Что? — будто бы удивилась Ольга.
— Что тебе от меня нужно?
«Он не дурак», — подумала она и, в свою очередь, спросила:
— Ты знаешь, что у Светки дочь?
— Догадываюсь, — усмехнулся Геннадий. — И что?
— Катюха у вас!
Пять секунд он молчал. Потом протянул задумчиво:
— Так вот, значит, из-за кого тебя сюда законопатили... Ну и чего ты хочешь от меня?
«Дурак или притворяется?» — совсем нелогично подумала Феклистова и глянула за стекло. Город был бел и переливался — весь — в свете почти полной луны. Ольга не торопилась. До утра было, по крайней мере, еще шесть часов. Она подошла к дивану и стала рассматривать постер «Киссов». Они стояли, размалеванные — в котов, вампиров и вообще неизвестно в кого, на высоченных каблуках. Луна серебрила их ртутью. И Ольге стало не по себе. Ее передернуло. Хотя, это, возможно, из-за того, что на ней ничего нет.
— Чего ты хочешь от меня? — как сквозь вату донесся до нее голос Геннадия.
Ольга чувствовала его взгляд. Он медленно спустился с затылка по спине и остановился на ее некрупных ягодицах.
— Ты любишь мою сестру? — спросила Феклистова, повернувшись к Геннадию. И, не ожидая ответа, выпалила. — Дай мне сделать звонок. Всего один!
Она понимала: это единственное, что охранник может для нее сделать. Даже при всей его любви к Светке отпускать Ольгу он не станет. Геннадий помолчал с минуту. Взгляд его медленно скользнул с Ольгиного лба, ненадолго задержался в ямочке под горлом, обнял небольшие круглые груди и спустился ниже, остановившись на черном треугольнике. Потом резко поднялся вверх, к Ольгиным глазам.
— Ты сама сказала: всего один. Я тебя за язык не тянул, — произнес Геннадий. Подошел к пиджаку, висевшему на кресле, вытащил из нагрудного кармана ключ и резко бросил его Феклистовой, сказав только:
— Держи!
Ольга поймала. На лету.
— Реакция есть, — удовлетворенно заметил охранник. — Дети будут.
— От тебя, — неожиданно бросила Ольга.
Охранник опешил.
— Так ты что, сегодня?.. — спросил он.
— Дурак! — отозвалась Ольга и, чуть покачивая бедрами, направилась к двери в соседнюю комнату. От недавно происшедшего было жарко. Одеваться не хотелось. А может, к этому примешивалось и желание привязать к себе Геннадия. Зачем? Для надежности. Сейчас и здесь Ольге дозарезу был необходим хотя бы чуть-чуть свой человек.
— Надеюсь, ты не в ментовку? — спокойно спросил охранник, провожая Феклистову взглядом. Она чувствовала этот взгляд. По телу пробегал приятный холодок.
— Не люблю ментов, — бросила за спину Ольга, открывая дверь.
Свет она из предосторожности решила не включать. Подставлять Геннадия в ее планы не входило. Он еще может ей помочь.
Когда глаза привыкли к полумраку, Ольга разглядела стоящий перед ней стол с компьютером, вертящееся кресло. На тумбочке слева рядами стояли компакт-диски. В лотке принтера вместо ожидаемой бумаги Феклистова наощупь обнаружила пленки. «На широкую ногу все поставлено, — подумала она. — Вкладыши заказывают в типографии...»
— Гена, а давай компашки посмотрим, — звонко сказала Ольга.
— Компьютер запаролен, — отозвался Геннадий. — Пароль знают Альфия и шеф. Больше никто.
«Значит, девчонку, которая обрабатывает снимки, зовут Альфия, — отметила Феклистова. — Запомним!»
— Как хочешь, — поддразнила она охранника. — А я бы посмотрела. Меня такие вещи возбуждают...
— То-то тебя наизнанку вывернуло, когда Кобылка с догом упражнялась,— отозвался лениво Геннадий. — Звони быстрее!
«Значит, ему все известно, — подумала Ольга. — Впрочем, почему бы и нет? Граф поделился впечатлениями.»
Шведовский домашний телефон не отвечал. Ольга ждала минуты три или даже четыре, но Костик не проснулся. Или его просто не было дома.
— Гена, время скажи! — крикнула она.
— Не ори! Двенадцать тридцать две.
Ольга нажала сброс и набрала шведовский рабочий. Минуты две или три спустя раздался незнакомый голос.
— А Костю можно?
— Вы что? — удивился голос. — Он дома.
На заднем плане Феклистова услышала женский смех.
— Нет его дома! — раздраженно бросила Ольга. — Передайте — звонила Феклистова. Я где-то на Ботанике. Напротив — кулинарка. Шестой этаж девятиэтажки. Двухкомнатная квартира. Студия и компьютерная. На обработке сидит некая Альфия — башкирка или татарочка лет двадцати двух — двадцати трех. Сюда приезжает светловолосая пацанка по кличке «Кобылка». Пусть ищет ее на файлах с собакой. Она — без охраны, по своей воле. Я — под охраной, меня не выпускают никуда. Пусть ищет рыжий «Мерседес». Умоляю — передайте!
И она, положив трубку, бессильно опустилась в вертящееся кресло.
Когда она вернулась в «свою» комнату, Геннадий, полностью одетый, сидел в кресле.
— Одевайся, не сверкай задницей! — недовольно бросил он. — И вообще, ты ошиблась: мы не на Ботанике.
— Так что ж ты раньше!.. — зло сказала Ольга.
— Я не подряжался тебе помогать, — ответил охранник. — Ты попросила разрешить сделать один звонок. Ты сделала два. Я закрыл глаза.
— Каким способом с тобой еще трахнуться, чтобы ты мне помог?! — бросила Феклистова.
— Никаким, — отозвался Геннадий. — Ты же знаешь, я сейчас спал не с тобой, а со Светкой.
Это была правда. Он видел в ней ее сестру. Ольга застонала. Не то от бессилия, не то от боли. Она рухнуола на диван, подтянула к подбородку колени и спустя двадцать минут заснула.
XI
Нет, определенно Марат что-то заподозрил! Когда вечером в очередной раз Шведов полез в его компьютер, то после загрузки на экране вылезло требование: «Введите пароль». Костик чертыхнулся и нажал кнопку «сеть». Взламывать пароль сил не было. Зло сплюнув (время шло, а он не приблизился к Ольге с Катюхой ни на полшага), Костик оделся, включил сигнализацию и, закрыв дверь на два замка, спустился вниз.
Пешком или на «моторе» передвигаться было небезопасно. Шведов подошел к остановке. Трамваи шли в обоих направлениях, и это обнадеживало. Минут сорок спустя, после трех «восемнадцатых», двух «двадцать шестых» и «восьмерки», пришел, наконец, «тринадцатый».
Костик шел от трамвайной остановки к дому, то и дело оглядываясь. Ничего подозрительного на самом деле не было, но Шведову, тем не менее, казалось, что за ним кто-то идет. «Бред! — наконец, подумал он. — Мания преследования — это еще хуже мании величия...» Он подошел к подъезду и глянул наверх. В одном из его окон горел свет... «А ведь свет я не оставлял! — с холодком в сердце подумал Костик. — Абсолютно точно.» Всмотревшись внимательно, он понял, что ошибся: свет горел на соседской кухне.
— Всё! — сказал вслух Шведов. — Сегодня нужно лечь пораньше. Иначе точно — в сумасшедший дом...
Новый замок открылся без усилий. Ни в одной из комнат следов пребывания посторонних не было. Шведов обессиленно упал в кресло и прикрыл глаза...
Проснулся он минут через двадцать. Поднялся, прошлепал на кухню и заварил кофе. Сделал бутерброд с колбасой и, жуя, задумался. Еще недавно их было двое. Они искали Катюху. Теперь он должен вызволять Катюху и Ольгу. В одиночку. Это было почти безнадежно. В одиночку — безнадежно. Ему нужен партнер. Но кто? Светка? Костик никогда не вникал во взаимоотношения сестер. Он просто знал: они — на ножах. Но ради того, чтобы найти Катюху, Светка могла бы и забыть прежние обиды! Но что-то останавливало. Тогда — кто? Костик только сейчас понял, как мало у него друзей. Работа — работа — работа... Ольга... А кто еще? Ольгина сменщица... как ее — Наталья?.. Кажется, они подруги, но до какой степени? Ладно, оставим ее пока. Это — запасной вариант. Запасной аэродром. Так... Авхадеев что-то знает. Он явно испугался не из-за файлов. Марат явно с ними. Как его раскрутить? Стоп! Юленька!..
Как все просто! Марат ей явно симпатизирует. А она... Здесь даже сомневаться нечего. Стоит ее поманить... Но ведь поманишь — пристанет как банный лист, и поди потом доказывай Ольге, что все делалось ради нее и Катюхи... Но выхода не было. Значит, Юленька.
Шведов допил кофе и расправил постель...
***
Утром Костик налил кофе себе и Зотовой — без каких-либо просьб с ее стороны, — и, ставя кружку с кофе рядом с Юленькиным факсом, уронил на стол записку. Зотова глянула на Шведова недоуменно-радостно, и громко произнесла:
— Спасибо, Костик, ты — чудо!
— В перьях, — еле слышно проворчал Марат.
Шведов поставил свою кружку рядом с клавиатурой, вытащил из пачки сигарету и, отправив ее в угол рта, вышел в коридор.
Юленька незаметно развернула записку. Нервным шведовским почерком было написано:
«Ю.! Срочный разговор! В перерыв встречаемся в кафешке напротив. Никому — ничего! Хвосты рубим! К.»
«Неужели?! — подумала Зотова. — Наконец-то!..» Она ждала этого дня черт-те сколько времени. Она уже устала ждать. Она уже почти потеряла надежду, но вот оно!.. До счастья оставалось три часа шестнадцать минут. Юленька схватила сигарету, зажигалку и почти выбежала в коридор.
Шведов курил молча. Он, кажется, даже не замечал, что Зотова — рядом. Обидно! Юленьке хотелось прыгать, кричать, петь... А он стоял рядом и молча курил. Ну и ладно!.. Переживем. Конспиратор хренов!.. Тоже мне, революционер девятьсот пятого года...
Из офиса донесся телефонный звонок. Зотова сунула недокуренную сигарету Костику, бросила на ходу: «Затуши!» и ворвалась в офис. Несколько секунд спустя до Шведова донеслось:
— Юрий Германович в данное время отсутствует. Что передать?.. Записываю... Помедленнее, пожалуйста!.. До свидания.
Потом она откинулась на спинку кресла и улыбнулась. Свидание в кафе! Конечно, лучше бы в ресторане, и не днем, а вечером, но... еще не вечер!..
Как назло, перед самым обедом следовали звонок за звонком, и Зотова опоздала на десять минут. Костик успел взять два комплексных обеда и теперь явно нервничал, ожидая.
— Даме на свидания полагается опаздывать! — весело объявила Юленька и приземлилась рядом со Шведовым.
— У нас — разговор серьезный! — хмуро предупредил Костик.
Зотова кивнула. Это ее устраивало. Шведов, ковыряя вилкой салат, продолжил:
— У моей девушки пропала племянница. А сейчас — и она сама.
— А при чем здесь я?! — вырвалось у Юленьки.
— Кроме тебя, мне помочь некому.
— Что случилось? — через силу проговорила Зотова.
Надежды рушились. Еще не хватало ей искать сбежавшую шведовскую девчонку!
— Катюха, Ольгина племянница, пропала год назад. Недавно мы обнаружили ее фотки на порно-компашках. Стали искать, где ее прячут. А потом...
Костик расстегнул куртку, вынул из-за пазухи и протянул Зотовой компашку с Ольгиными фотографиями. Так было яснее. Юленька, забыв про обед, вглядывалась в фотографию на вкладыше. Блондинка, но крашеная — и невооруженным взглядом видно! Рот слишком уж маленький, губы узкие... Ресницы тоже — так себе... Нос... Придется признать — гораздо симпатичнее, чем у нее. А вот ноги более полные. Лежит, скрючившись, поэтому выяснить, растут у соперницы ноги из ушей или из того, что ниже, не представлялось возможным. Но все равно она, Юленька, более миниатюрная. Сравнив себя с соперницей, Зотова решила, что помочь Шведову стоит. Как говорят нынче, это принесет ей определенные дивиденды. А уж размер дивидендов зависит только от нее.
— Что я должна сделать? — решительно спросила она.
— Поесть, — отозвался Костик. — Нам сейчас нужно много сил.
— А потом? — упорствовала Юленька.
— Попробуй раскрутить Марата. Он что-то знает.
— Может, тебе просто кажется? — усомнилась Зотова.
— Нет. Файлы с Катюхой появляются на его компе раньше, чем они записываются на компашку. Но он что-то начал подозревать. Поэтому — со мной ты в ссоре, я сделал тебе грязное предложение или что-нибудь в этом роде. В общем, с сегодняшнего дня ты меня терпеть не можешь.
— Тяжело, но попробую, — сказала Зотова. Достала из сумочки ключи, протянула Костику. — Начнем сегодня. Жди меня у меня. Вот адрес...
«История повторяется, — думал Шведов. — Как фарс. Я хотел, чтобы Ольга жила у меня. Юлька хочет, чтобы я жил у нее.»
Придумывать какой-либо план времени не было. Юленька решила действовать по обстоятельствам. Она прекрасно видела, что явно небезразлична Марату. Легкий флирт еще никому не вредил.
— Вернешься в офис минут на пять позже меня, — распорядилась она. — В мою сторону не смотреть и говорить со мной только в крайнем случае. Осознал?
Не осознать было сложно. Это составляло часть его плана.
Когда Зотова ушла, Шведов глянул на часы, отметил, когда он должен выйти из кафе, и теперь сидел за угловым столиком, цедил кофе и смотрел на улицу. Он заранее был уверен, что Юленька сделает для него все. Но за все нужно платить. Тем более, сегодня, когда ничего не делается просто так, за красивые глаза. Если он выцарапает Катюху из порно-логова, Ольга ему за эту услугу отплатит сторицей. Но прежде Костик должен будет заплатить Юленьке. И тоже — сторицей. Она дала Шведову понять это, почти насильно всучив ему ключи от своей квартиры. Вернуть их сейчас — значило бы отказаться от услуг Зотовой, а без них... В одиночку...
Костик посмотрел часы, допил кофе и поднялся. Через пять минут заканчивался перерыв.
***
Юленька влетела в офис взбешенная, вытащила пачку сигарет и долго шарила в сумочке, видно, ища зажигалку. Потом всердцах швырнула сумочку на кресло и произнесла:
— Идиот! Козел! — не глядя на недоумевающего Авхадеева.
Сунула в рот сигарету, хлопнула руками по карманам черного пиджака. Чертыхнулась, обвела взглядом офис и, заметив Марата, попросила:
— Маратик, дай жару! В смысле — огня.
— Что с тобой? — поинтересовался Авхадеев, протягивая девушке зажигалку.
— Ничего! Тихоня, бл-лин! — бросила за спину и почти выскочила из офиса.
В дверях столкнулась со Шведовым, обдала его таким ледяным взглядом, что он почти поверил в ненависть Юленьки к нему. «Ну актриса!» — восхитился он и посторонился, пропуская ее и устремившегося за ней Марата. Повесил в шкаф куртку и, удовлетворенный, сел за компьютер.
Зотова стояла у окна. Рука, державшая сигарету, дрожала. Стоило ли влезать в эту историю? Еще неизвестно, чем она для нее самой закончится. Спасать девчонку, которую любит ее, Юлькин, любимый, это... ну, меценатство... спонсорство, что ли? Юленька затянулась, но слишком глубоко. Закашлялась, и Марат, молча стоявший рядом, ощутимо стукнул ее по спине. «К-коз-зёл!» — сказала про себя Юленька. И вымученно улыбнулась.
— Что стряслось? — поинтересовался Марат.
— Да ну его! Козел! — нехотя проговорила Зотова. — В себя прийти не могу. Напиться хочется.
Она резко затушила сигарету и уставилась в окно — на кафешку напротив, где всего лишь десять минут назад закончилось ее первое — казалось, неудачное — свидание с Костиком. Впрочем, Юленька очень надеялась, что второе, вечернее, которое она сама назначила, устроила, пройдет более удачно. Дома помогают даже стены...
Из офиса донесся до Зотовой нервный, почти сразу же смолкший, телефонный звонок. Спустя несколько секунд раздался злой голос Шведова:
— Юлька! Зотова! Почему я должен отвечать за звонки?
Юленька влетела в офис, почти оттолкнула Костика и выхватила из его рук телефонную трубку. Взгляд ее невольно скользнул по лицу Шведова. Тот подмигнул и едва заметно, чтобы не заметил Марат, улыбнулся. «Вот это уже лучше», — подумала Зотова.
Спустя полчаса к ней подошел Авхадеев и, попросив «прикрыть» от Юрия Германовича минут на двадцать, исчез.
— Все нормально? — быстро спросил Шведов.
— Пока да, — Юленька улыбнулась. — Чуть не забыла — все, что найдешь в холодильнике, можешь употреблять.
— Когда вернешься? — вопрос прозвучал почему-то хмуро.
— Откуда я знаю? — лукаво произнесла Зотова. — Может, в двенадцать. Может, в два или в три... Если что, ключи завтра отдашь.
— Ни хрена себе! — вырвалось у Шведова.
— А что такое? — поинтересовалась Юленька. — Я тебе кто — жена? Любовница? Ты меня попросил — я пошла тебе навстречу. А дальше уже — мое дело.
Конечно, она вернется домой. И постарается пораньше. Ей нужно время, чтобы привязать к себе Костика. Ей нужна ночь с ним. А Марат ей на дух не нужен. Шведова она решила просто подразнить. Чтобы не зазнавался.
Авхадеев и в самом деле обернулся минут за двадцать. Он скользнул в офис, держа в руке полный пакет, и направился с ним прямо к «кухонному» столу. Спрятал внутрь и, повесив куртку в шкаф, сел на место. Крутанулся в кресле, бросил: «Й-йес-с!» и посмотрел на Юленьку. Та заметила, что взгляд у Авхадеева был довольный. «Посмотрим, что ты будешь петь потом!» — злорадно подумала Зотова.
***
Костик исчез почти сразу же после официального окончания рабочего дня. Пробормотал что-то насчет головы, глянул на Зотову и исчез.
Он полчаса кружил по району, отыскивая Юлькин дом. Слава богу, подъезд ее на замок не закрывался. и на пути Шведова не попалось ни одной любопытной бабульки.
Юлькина квартира была точно такой же, как и у него. Но в ней, в отличие от шведовской, царил уют. Мягкий женский уют. Возле стены — сервант с милыми безделушками. На стене, что напротив — летние пейзажи маслом... Огромная кровать в углу, над которой висело бра. На тумбочке — рядом с кроватью — радиотелефон. А на самой кровати — видно, в спешке забытая — комбинация. Костик постоял сначала возле одной стены, рассматривая картины, потом повернулся к фарфоровым безделушкам, но взгляд все равно время от времени возвращался к черной ажурной комбинации.
На столе ходики отсчитывали минуты. Шведов почувствовал голод. В холодильнике на сковородке лежали хорошо прожаренные ломтики мяса с оплавленным тертым сыром сверху. Он поставил сковородку на плиту и включил газ. От сковородки шел такой дух, что Костик едва дождался, пока мясо разогреется.
Только сейчас Шведов понял, что совсем не знал Зотову. Они работали в одной конторе вот уже скоро два года, Костик знал, что живет она одна, и — всё. Больше он не знал о Юленьке ничего. А теперь, если судить по мелочам... Готовит — обалдеть, и ведь не специально для него — для себя. Сегодня с утра Зотова его не ждала. Другого мужчину — тоже (что говорит о ее постоянстве!). У нее есть вкус, она аккуратна (оставленная на кровати комбинация — это даже хорошо, когда женщина излишне аккуратна — это скучна). И, кроме всего, Юленька естественна и даже, пожалуй, мила.
В комнате этой девушки думалось только о ней (о ком же еще?!). Мелькнула мысль об Ольге, но почти сразу же заместилась мыслями о Юленьке. Что-то долго ее нет! В груди шевельнулось нечто, похожее на ревность. Конечно, дико — любить одну, а ревновать другую. А что делать?
Делать было нечего. Читать лежавшую на тумбочке «Анну Каренину» не хотелось. Толстого Шведов вообще не любил. По телеку шла какая-то дребедень. После полуночи Шведова подмывало позвонить в офис — узнать, там ли еще Зотова с Маратом? Но Костик все же пересилил себя и вышел на лоджию. Он стоял и смотрел вниз. Двор был пустынен. Минуты через три Шведов замерз и надел куртку. Без трех минут два к подъезду подошла Юленька...
Шведов уже стоял в коридоре. Зотова поднималась излишне медленно, точно испытывая его терпение. Наконец, раздался звонок.
— Привет! — сказал Костик, открывая дверь.
Юленька выглядела жутко уставшей. От нее пахло спиртным. Зотова не была пьяной — она либо выпила совсем чуть-чуть, либо хмель подвыветрился по дороге. Юленька прислонилась спиной к стене коридора, взвихрила прическу и вымученно произнесла, прикрыв глаза:
— Господи, Костик, я так устала...
— Есть будешь? — поинтересовался Шведов. Он почти ничего не понимал.
— Нет. Марат меня накормил, напоил... — все еще с закрытыми глазами проговорила Юленька.
— ...спать уложил... — неожиданно для себя сказал Костик.
— Дурак! — возмутилась Зотова. Ее ресницы тут же рванулись вверх. — Я с козлами не сплю.
— Прости, — пробормотал Шведов.
— Прощаю. Я сейчас в душ — и спать!..
Зотова прошла в комнату, подхватила с кровати черную ажурную комбинацию и скрылась в ванной.
«Она явно хочет переспать со мной, — подумал Костик. — А я?..» Он пока еще не решил, хочет ли этого он. По отношению к Ольге это было, конечно, подлостью. Но... Где-то в мозгу засела позорная мыслишка, что Феклистова, после их прошлых ночей уже не один раз принадлежала другим. Пусть не по своей воле, но... Инстинкт собственника требовал реванша.
...Нет, все-таки не нужно. Он узнает все, что удалось выведать Зотовой, и ляжет либо на полу, либо (что еще лучше) на кухне. Шведов пытался думать об Ольге и Катюхе, но из ванной доносился шелест душа и мешал сосредоточиться.
— ...Костик, подойди, пожалуйста! ...Я полотенце забыла, принеси, а?..
Сколько поколений мужиков попадалось на эту нехитрую женскую уловку?..
— ...Пришел? — констатировала Юленька. — Я знала... Костик, милый мой... Дай полотенце, мне холодно...
Шведов завернул ее в полотенце и, не вытирая, подхватил на руки. Зотова задохнулась от счастья, обвила костикову шею и впилась губами в губы. Потом, с явной жалостью, отняла их.
— Ты — мой... по крайней мере, сегодня ты — мой... — задыхаясь, шептала она.
Спустя пару минут Шведов уже не сопротивлялся.
...А потом они лежали, разметавшись, на Юлькином «сексодроме». Молчание нарушила Зотова:
— Ты мне нужен. Слышишь?!
— Я нужен Ольге.
— Ты нужен мне. И ей. Но ей ты не сможешь помочь без того, что я знаю.
— Что ты узнала? — Костик даже привстал.
— Давай заключим джентльменское соглашение, — секунд пятнадцать спустя предложила Зотова. — Если мы выцарапаем девчонок, ты останешься со мной.
Она перекатилась поближе к Шведову и, не ожидая ответа, добавила:
— Я знаю, ты меня полюбишь. Точно знаю! У твоей Ольги будет ее Катюха, а у меня будешь ты. Тогда все будет по справедливости.
— Юленька, милая, давай не будем об этом, — попросил Костик. — Пока.
Зачем он добавил это «пока», Шведов сказать бы не смог.
— Хорошо, пока не будем, — Зотова подчеркнула «пока». — Если тебе со мной было плохо, можешь уйти.
Это был неприкрытый шантаж.
— Ладно, замяли, — сказал Костик.
— Тебе со мной было плохо? — напирала Юленька.
— Хорошо! — почти заорал Шведов. — Я же не ушел!
— Я могла бы понять, если бы ты спал со мной, а думал о ней. Но ты спал со мной и думал обо мне. Значит, ты — мой. Рано или поздно. Все равно.
Может, Юленька права?..
— Что ты узнала?
Зотова внезапно скрючилась, точно ей стало совсем холодно и бросила:
— Укрой меня...
Костик обернул ее одеялом, обнял и посмотрел в глаза. Они оказались удивительно карими. ...Странно, до сегодняшнего вечера Шведов этого не замечал. Юленька, видимо, слегка согревшись, с усилием заговорила:
— У Марата есть сестра Альфия. Она сканирует снимки и записывает их на компашки. Он их берет именно у нее.
— Те самые снимки? — тупо спросил Костик.
— Те самые, — недовольно бросила Зотова. — Какие же еще?!
— Ну и семейка! — вырвалось у Костика.
Он терпеливо ждал продолжения. Юленька, согревшись окончательно, вытянулась и положила русую голову на шведовскую грудь.
— Ты мой! — сказала вдруг она. — Несмотря ни на что.
Костик терпеливо ждал.
— А еще сегодня кто-то звонил, спрашивал тебя... — добавила Юленька.
— Кто?
— Думаю, она, — через силу произнесла Зотова.
Костик подался вперед.
— Что говорила?
Юленька скорчила гримасу и пожала плечами.
— Не знаю. С ней Марат говорил.
— Что она ему сказала? — начиная терять терпение, почти закричал Шведов.
Зотова отвернулась от него и проговорила за спину:
— Трубку взял он. Что-то она ему передавала, но мне он ничего не сказал. А я с тобой официально в ссоре, так что спрашивать мне было, сам понимаешь...
«Сам себя загнал в петлю, — со злостью подумал Шведов. — Хотя, если там действительно работает его сестра, Марат и так, и так мне ничего не сообщил бы. Ему этого делать нельзя».
— И ты ничего не слышала? Ну, Юленька...
Она обернулась на его просительный тон, впилась глазами в лицо Шведова и потребовала:
— Скажи, что ты мой! Тогда скажу несколько слов, которые услышала.
«Шантажирует», — подумал Костик. Впрочем, это был абсолютно не смертельный шантаж. Легкий. Почти невинный. Костик смотрел на Зотову. Юленька все-таки была симпатична. Даже очень. Круглое личико, пухлый, не очень большой, но все-таки больше, чем у Ольги, рот, длинные — свои! — ресницы...
— Скажи... — она уже, кажется, не требовала, а просила.
— Хорошо, — сдался Костик и замолчал.
— Нет, скажи, что ты мой! — снова потребовала Зотова.
— Твой, — сказал Шведов и добавил про себя: «По крайней мере, на сегодня. А может, и до того дня, когда мы вызволим Ольгу с Катюхой...» Кажется, он стал сдаваться.
— Тогда слушай! — оживилась Юленька. — Ботаника, девятиэтажка, кулинарка.
Она замолчала.
— И это все?..
— На кнопку громкой связи он не нажимал! — возмутилась Зотова. — Скажи спасибо, хоть это услышала...
Она обиженно поджала губы и снова отвернулась.
— Ну Юленька, ну прости...
«Господи, куда я лезу?.. Впрочем, уже залез. А Ольга там... по моей вине...» Если б он не затеял это мероприятие... Точнее, если бы обратился в милицию... Хотя, где гарантия, что в этом случае беда обошла бы Ольгу стороной?
***
Минут через двадцать после официального начала рабочего дня (Шведов едва успел выпить кофе) в офис впорхнула менеджер Лика и защебетала почти с порога:
— Костик, я к тебе! Срочно! Заказчик — умотаться, я...
— Когда у тебя срочно не было? — запоздало спросил Шведов.
— В общем, я тебе все оставляю, посмотри, все ли нормально, и я улетаю!
— У тебя всегда все нормально, — почти автоматически проговорил Костик.
Вихрь-Лика с утра всегда действовала не хуже кружки крепкого кофе. Она выпорхнула из офиса минут через пять. Костик допил теплую уже «Моккону» и, уставившись в монитор, стал размышлять, как же через Авхадеева выйти на Ольгу с Катюхой. Самому следить — опасно, подключать Юленьку — тоже не с руки. Стоп! Следить-то нужно не за Маратом, а за его сестрой. Это уже проще. Шведова она не знает, хотя может быть настороже. Неизвестно, что ему наговорила Ольга. Она рисковала. Она очень рисковала, но выбора у нее не было. Черт же дернул его вчера ехать не домой, а к Зотовой!..
...Значит, так. Узнать у Юленьки адрес Марата, взять отгул и выследить его сестру. А там будет видно. Пока будем исходить из предположения, что она незамужем и живет в одной квартире с братом. Прочее менее вероятно.
Через час опять прилетела Лика, возмутилась:
— Ты ж еще даже половины не сделал! А мне в полшестого макет подписывать надо! Ну, Кости-и-ик!..
— В полпятого будет, — коротко сказал Шведов и отвернулся. Работа его сейчас абсолютно не интересовала.
Дождавшись, когда Марат выйдет из офиса, Костик подскочил к Юленьке и выпалил:
— Юленька, лапушка, срочно узнай адрес Марата!
— Как ты меня назвал? — сделала вид, будто не расслышала, Зотова.
Шведов глянул в ее хитрые глаза и повторил:
— Юленька, лапушка...
— Сделаем, — коротко бросила Зотова и добавила. — Вечером у меня. И только попробуй не прийти.
— Буду, — пообещал Костик.
За дверью уже слышались шаги Марата.
***
Вечером Костик стоял на Юленькиной кухне и задумчиво курил в форточку. Зотова суетилась возле плиты. Удивительно все же, насколько Юленька домашняя отличалась от той, что сидела в офисе немного наискосок от Шведова.
— Как думаешь, во сколько встать на пост? — не оборачиваясь, поинтересовался у Зотовой Костик.
Юленька замерла с ножом в руке, которым резала хлеб, и, подумав немного, ответила:
— Думаю, не раньше половины восьмого. А может, и в восемь.
— Полвосьмого, — решил Шведов.
— Только на «тачке» нужно. И незаметнее, и проще, если она «мотор» возьмет или за ней заедут, — сказала Зотова. — У тебя есть кто-нибудь с машиной?
— Найдем, — отозвался Костик и выпустил в форточку струю дыма. — Найдё-ё-ом, — повторил он.
Через день они с бывшим одноклассником Славой два с половиной часа проторчали в его «Жигуленке» у авхадеевского подъезда, видели Марата, но никого, хотя бы отдаленно напоминающего его сестру, не заметили. В десять Шведов дал отбой. Он вернулся домой и рухнул на диван. Разбудил его телефонный звонок. В трубке раздался торопливый полушепот Зотовой:
— Ну что, милый? Узнал, где?
— До десяти проторчали — хоть бы кто...
— Плохо. Вечером у меня.
И Юленька бросила трубку.
— Плохо! — раздраженно повторил Костик. — Сам знаю, что хреново! Раскомандовалась: «Вечером у меня!..»
И он довольно похоже изобразил Зотову.
— ...Может, она живет не с братом? Можешь узнать? — наседал на Юленьку Шведов.
— Милый, нет! — отрезала Зотова. — Мне и так та вечерняя пьянка аукается. Ты хочешь, чтобы он меня в постель затащил? Я — не хочу! Я тебя хочу. Прямо сейчас!
— Позже, — сказал Костик.
— Останешься?
Шведов кивнул («Куда ж я денусь из подводной лодки-то?») и спросил в пространство:
— Где же она все-таки?
— Мало ли, у парня ночевала, или с работой был завал, ну что ты прямо как маленький? — протараторила Зотова. — Постой завтра...
— А если — нет?
— Если нет — обещаю, что вызнаю у Марата.
— Только пожалуйста, без постели, — попросил Шведов.
— Ага! — торжествующе бросила Юленька. Она больше ничего не сказала: все было ясно и так.
Впрочем, помощь Зотовой не понадобилась. На следующее утро, в восемь часов ровно из подъезда, в котором жил Марат, вышла невысокая девушка и села в подкативший рыжий «Мерседес».
— Трогай! — внезапно охрипшим голосом бросил Славику Шведов, лихорадочно выхватил из кармана визитку и торопливо записал номер автомобиля.
— Если он рванет, не догоним, — сказал Славка.
— Знаю, — торопливо проговорил Костик. — Будем надеяться, что...
Но рыжий «Мерс» потерялся где-то между Бебеля и Ольховской. Костик со Славой с полчаса колесили по району, но автомобиль так и не обнаружили.
XII
Феклистова сидела на кухне и пыталась придумать, как же все-таки дать знать о себе Костику. На тот ночной звонок в офис она уже, по зрелом размышлении, не надеялась. Звонок был сделан в отчаянии, сейчас Ольга не стала бы разговаривать с Маратом (похоже, это все-таки был он). Если Авхадеев с ними не связан, Костик, возможно, уже нашел бы ее. Но это если их со Шведовым предположение неверно. А если верно... Тогда вариантов может быть два: либо ей этот звонок сойдет с рук (если Марат промолчал), либо ей всыплют по полной. Пока у нее особых проблем не было (Феклистова усмехнулась невесело: вся ее жизнь за последние несколько недель — одна сплошная проблема!). Это значит... что Марат с ними не связан или связан опосредованно, то есть... здесь работает какой-то его знакомый... или... знакомая! Альфия. Ну конечно! Через кого же еще Марат мог безнаказанно таскать компашки? Тогда все становится на свои места. Нужно выяснить это у Гены. Сегодня как раз дежурит он.
Едва Геннадий расположился в кресле, Ольга вспрыгнула к нему на колени. Обвила руками шею. На миг шевельнулась мысль, что не стоило бы изменять Костику еще раз, но Феклистова уверила себя, что, во-первых, об этом никто не узнает, а, во-вторых, она делает это исключительно для того, чтобы спасти себя и Катюху. Нет, Катюху и себя. И, к тому же, где той ночью, когда она говорила по телефону с Маратом, был Костик? А?..
— Ге-е-ена-а!.. — просяще протянула она. — Дай бумагу с карандашом, а?
— Записку писать собралась? — спросил тот.
Врать не имело смысла.
— Да, а что? — с вызовом проговорила Ольга. — Сброшу вниз, может, какая добрая душа и отнесет по адресу. На тебя же надежды нет, ты же — трус!
— А ты меня на понт не бери, — лениво бросил Геннадий, но рука его, будто случайно, скользнула к Ольгиному бедру.
Феклистова поерзала, словно устраиваясь поудобнее, и сильнее прижалась к охраннику.
— Геночка, отнеси, а?..
— Смотря что ты там напишешь, — после полуминутной паузы отозвался тот.
— Ну, адреса здешнего я не знаю, а вот то, что у вас работает некая Альфия, которая знакома с Маратом Авхадеевым, это мне известно. А, между прочим, этот Марат работает вместе с моим парнем, и он сейчас меня ищет. А эта Альфия снабжает Марата вашими компашками и файлами, так что...
— Ша! — сказал охранник. — Ты сказала: Марат Авхадеев?
— Ну да, а что?
— Альфия Авхадеева, — произнес Геннадий.
— Жена? — поинтересовалась Ольга.
— Сестра.
— Помогаешь мне в час по чайной ложке! — возмутилась Ольга. — Неужели не можешь вызволить меня отсюда?!
— А кто ты такая, чтобы я из-за тебя теплого места лишился?
— В этом случае ты хоть в тюрьму не загремишь! Меня все равно найдут, — уверенно сказала Феклистова.
— Тебе что, жалко меня? — спокойно поинтересовался Геннадий.
— Жалко! — с вызовом бросила Феклистова и протараторила. — Дурачок ты мой, я хочу тебя, идем ко мне, а?..
И Геннадий в очередной раз не устоял. А если точнее, не усидел в кресле. Они свалились на кровать — прямо через ее спинку, и на этот раз, кажется, он разглядел в Ольге — ее саму, а не Светку. Это внушало надежду.
— ...Ну так как с запиской? — промурлыкала Ольга, пристроив крашеную блондинистую голову во впадину гениной ключицы.
— Пиши пока. Я подумаю.
«...Передаст или нет? — лихорадочно думала Ольга. — И что даст Костику моя записка?..»
— Ге-ен, — протянула она. — А-адрес скажи-и!
— Я что, дурной? — отозвался тот. — Меня тут же на улицу вышвырнут, как собачонку вшивую.
— А я напишу, чтобы они появились, когда ты не дежуришь...
— Подозрение все равно в первую очередь падет на меня.
Ольга поняла: не выгорит. Приходилось выкручиваться самой. И решила сменить тему. Теперь это можно было сделать безболезненно.
— А ты, наверное, женат, — почти утвердительно произнесла она.
— По-моему, нет, — отозвался Геннадий.
— Что значит — по-твоему?
Феклистова глянула подозрительно.
— А жена уперлась: «Не дам, говорит, развод, и всё! Что хочешь делай!»
— Да не жалей ты о Светке! — невпопад сказала Ольга. — Мишка с ней уже намаялся. Сбежал.
— Неужели стерва? — удивился Геннадий.
— Еще какая! — подтвердила Феклистова.
— А ты лучше? — усмехнулся охранник и испытующе глянул в ее глаза.
— По сравнению с ней я — ангел небесный...
— И этот ангел хочет меня захомутать? — полюбопытствовал Геннадий.
— Вытащи отсюда нас с Катюхой, и тогда поговорим!..
— Логика! — восхитился Геннадий. — Вот это мне нравится! Я, что ли, тебя захомутать решил? Ладно, поговорим. Но не потом. Сейчас. Без штампа в паспорте я, пожалуй, с тобой пожил бы...
Он оглядел лежащую рядом с ним девушку.
— К черту штамп! — сказала Ольга и перевернулась на спину. — Значит, живем!..
И запнулась. Кажется, она зашла слишком далеко. Так далеко, что возвращаться назад не было смысла.
— У тебя же парень есть, — напомнил Геннадий, — который тебя ищет. Или ты меня и тут брала на понт?
Ольга не ответила. Отвечать было нечего.
— Брала? — настойчиво повторил охранник.
— Нет, — разлепила губы Феклистова. — Но там...
«Совсем другое», — хотела сказать она. И промолчала. Хотя что — другое? Что у нее с Костиком на самом деле? Кто скажет? В общем, Ольга махнула рукой и продолжать не стала. Разбираться в своих взаимоотношениях со Шведовым сейчас не было смысла. Когда поможет вызволить ее и Катюху, тогда и разберемся.
Феклистова, поджимая ногу, садится на табуретку возле кухонного стола и, высунув от усердия кончик языка — по старой, еще школьной, привычке, — пишет: «Костик...», задумывается на секунду и продолжает: «...родной, я не знаю адреса, где меня держат, я тебе звонила, попала на Марата. Он, видимо, не передал. Я на шестом этаже, видимо, девятиэтажки. Напротив — кулинарка. Единственное могу сказать точно: я не на Ботанике. Но район очень похож. Девчонок на съемки возят по одной на рыжем «Мерсе». Только одна приезжает сама — худая блондиночка с собакой, на компашках мелькает постоянно. Попробуй ее найти. Может, она еще и на Щорса работает, не знаю, посмотри. Либо через сестру Марата — она работает здесь. Это я знаю точно. Ради бога, вызволи нас с Катюхой отсюда!!! Я больше не могу!!!»
Ольга свернула записку, надписала адрес и телефон Шведова, завернула еще в один листок («Люди!!! Меня держат в этом доме на шестом этаже. Умоляю — напишите на записке адрес этого дома и номер подъезда и передайте по назначению. Милиции не надо!») и поднялась из-за стола, разминая затекшие ноги. Встала на подоконник, широко распахнула форточку и выбросила записку.
...Небольшой белый квадратик, влекомый ветром, уносится от окна и постепенно опускается все ниже и ниже, и в конце концов падает в открытый канализационный люк...
— Всё записки пишешь? — поинтересовался Геннадий, заворачивая на кухню.
— Деваться некуда, — хмуро бросила через плечо Феклистова. — От тебя ж толку, как от козла...
— Че-го?! — почти взвился охранник.
— ...Как от козла молока, — спокойно докончила Ольга.
— Да ты пойми, дура, мне даже за то, что я спал с тобой, башку отвернут и с работы выпнут! Где я еще за такие бабки найду такую халявную?..
— Да ясно все с тобой, — равнодушно отозвалась Феклистова.
Она писала уже вторую записку. На этот раз — Катюхиному отцу. Повторив (на всякий пожарный!) все, что написала в предыдущей, она добавила:
«Миша! Свяжись с Костиком Шведовым — он меня уже ищет. Адрес — ниже. Катюху сюда только привозят — через два дня на третий, а я здесь постоянно. Выручайте, ребята!!! О.Ф. PS. Ее привозили сегодня.»
Ветер стих. Деревья за окном стояли не шелохнувшись. Понемногу светало. Феклистова опять встала на подоконник и осторожно опустила записку за оконный переплет.
Будто издеваясь, за стеной кто-то включил Цоя. Хрипловатый голос пел:
Я жду ответа,
Больше надежд нету.
Скоро кончится лето
Это...
«Это лето давным-давно закончилось, — подумала Ольга, — а новое начинаться еще и не думало.» Что принесет оно, загадывать не хотелось.
***
Через полтора часа бумажный квадратик обнаружил дворник. Развернул, прочел и сунул в карман потрепанной телогрейки.
А еще через два часа в офисе раздался телефонный звонок. Юленька подняла трубку.
— Да, здесь. Сейчас позову.
Помахивая трубкой, Зотова обратилась к Шведову:
— Тебя.
— Да, — сказал Костик в трубку.
Зотова посмотрела на внезапно посерьезневшее лицо Шведова, потом скосила глаза на Марата и, убедившись, что он уткнулся в монитор и ничего не видит вокруг, положила свою маленькую ладошку на барабанящие по столу шведовские пальцы, и тихо произнесла:
— Успокойся. Я рядом.
Костик будто не заметил Юленькиного жеста и бросил, напрягшись:
— Когда и где мы сможем встретиться?
Уточнил спустя пару секунд:
— В двенадцать? Буду. У меня в руках — журнал.
— Прямо как на свидание, — заметил Марат.
— Когда сама приглашает, грех отказываться, — отозвался Костик и подмигнул Зотовой.
Она посмотрела вопросительно. Шведов жестом попросил ручку, листок бумаги и быстро написал: «Новости от Ольги. Записку порви. Пустишь переночевать?»
Юлька воспряла духом. Улыбнулась и кивнула. Дело, похоже, двигалось к развязке.
Когда Марат вышел покурить, Костик подошел к Зотовой и быстро проговорил:
— Юленька, милая, рублей пятьдесят или сто взаймы, вдруг за сведения платить придется...
Зотова полезла в кошелек, выудила из него две пятидесятки и, протягивая их Костику, спросила:
— С кем встречаешься?
— Какой-то мужик. Записка, говорит, от некоей Ольги. От нее. Больше не от кого.
— Не переживай, любимый, — быстро проговорила Зотова. — Все будет хорошо, я чувствую.
Костик погладил ее заалевшую щеку и произнес:
— Спасибо, Юленька. Пошел.
— Ну, ни пуха!.. — выдохнула Зотова.
— Иди к черту! — бросил Шведов и скрылся за дверью офиса.
Те сорок минут, что не было Костика, Юлька не находила себе места. Она то выбегала курить, то кипятила кофе и бросалась на телефонные звонки, хотя прекрасно понимала, что Шведов звонить не будет.
***
...А в это время Костик сидел на скамейке возле бывшего цветомузыкального фонтана, нервно помахивая журналом. Мимо «Черного тюльпана» быстро шел пожилой мужчина в черной, похожей на летчицкую, куртке. У фонтана он остановился, цепко обвел глазами площадь и решительно направился к Шведову. Костик поднялся навстречу.
— Это вы мне звонили? — спросил он.
— Судя по журналу, вам, — отозвался мужчина. У него оказался густой рокочущий бас. — Присядем. ...Летал, — сказал мужчина, когда они с Костиком сели на скамейку. — Теперь дворником. Мог бы, конечно, и на пенсию прожить, но валяться на диване, знаешь не по мне. Ничего, что я на ты? Нет? Вышел сегодня пораньше, глянь, — бумажка. «Записка, думаю, что ли?..» Поднял, так и есть. Держи.
Он сидел рядом, курил, пока Шведов вчитывался в строчки, написанные до боли знакомым почерком. Правда, записка была адресована какому-то Мише, которого Ольга просила обязательно связаться с ним, с Костиком.
— Видишь, не совсем тебе, — докурив, сказал бывший летчик, — но я звонил этому Мише, не отвечает. Дай, думаю, позвоню тебе. Проблема большая? — поинтересовался он.
— Большая, — отозвался Шведов. — Сначала они поймали ее племянницу и стали снимать на порнуху. А когда мы начали искать Катюху, они увезли Ольгу. И теперь тоже снимают.
— Держи, — сказал бывший летчик, подавая Костику крупную жилистую руку. — Вместе прорвемся. Ты один?
Шведов помялся и произнес:
— Нет. Есть помощница.
— Ну, помощница — это не помощник, — заметил мужчина. — Кстати, Юрий Алексеевич. Руководство операцией беру на себя.
Шведов опустил записку в карман куртки и нащупал две Юленькиных пятидесятки Юрий Алексеевич поймал взглядом его движение и бросил:
— Деньги предложишь — морду набью!
— Понял, — облегченно отозвался Шведов и вытащил руку из кармана. — Извините, Юрий Алексеевич, мне на работу.
— Когда заканчиваешь?
— В шесть.
— В девятнадцать ноль-ноль здесь же. Разработаем план операции.
— Есть! — сказал Костик.
— И помощницу приводи.
Костик вернулся на работу минут за пятнадцать до конца перерыва. Когда он вошел в офис, в глаза бросилась одинокая фигурка, стоящая возле окна. Юленька смотрела через приоткрытые жалюзи вниз, на остановку. Настроение у Шведова было не сказать чтобы прекрасное, но хорошее-то уж точно, и он, осторожно прокравшись к Зотовой, закрыл ее глаза ладонями. Юленька вздрогнула, прошептала: «Костик!» и обернулась. Ладони Шведова соскользнули. Зотова подняла на Костика ждущие глаза и спросила ими: «Ну?!».
— Сегодня у нас с тобой встреча, — сказал Костик. — В семь у «Черного тюльпана». Все расскажу по дороге. Встречаемся после работы за углом. Я выйду минут на десять позже тебя.
Юлька улыбнулась глазами и сказала жестко:
— Ну ты достал! Я, по-моему, тебе ясно дала понять...
Шведов не понял. И тогда Зотова показала глазами за его спину. «Марат?» — одними губами спросил Костик.
— ...Неужели не ясно? — по-прежнему жестко произнесла Юлька.
— Вот теперь ясно, — сказал Шведов. — Больше не буду.
— ...Прям как ребенок, — сцедила Зотова. — Не бу-у-уду...
— Остается только пить кофе, — отозвался Костик.
— Как прошло свидание? — поинтересовался Марат.
— Девочка — отпа-ад! — насколько возможно восторженно протараторил Костик. — Вечером идем с ней в кабак.
— Какого ж черта ты тогда к Юльке лезешь? — сцедил Авхадеев, и его и так некруглые глаза сузились еще больше.
— Спортивного интереса ради, — тоже сцедил Костик.
Он уже ничего не понимал в жизни.
***
...Юленька переступала по замерзшему асфальту. Заметив Шведова, устремилась к нему. Крепче прижала к боку небольшую черную сумочку, а другой рукой вцепилась в шведовский локоть:
— Скользко.
С десяток пар шагов прошли молча.
— Н-ну говори же!.. — нервно выдрожала Зотова.
— Он дворник, — сказал Шведов. — Бывший летчик. Юрий Алексеевич. Как Гагарина. Запомнила? Ольга бросила записку из окна. Он подобрал. И позвонил. Теперь мы знаем, где ее держат.
— Где?
— Он скажет.
— А ты ему доверяешь? — медленно спросила Зотова и сильнее прижалась к Шведову.
— У меня нет оснований ему не верить. Ольгин почерк я знаю.
Юлька пожала плечами и замолчала.
— Ольга живет в студии, а Катюху привозят через два дня на третий. Сестра Марата и вправду работает в студии. Думаю, Ольга узнала об этом позже, иначе не передала бы ему, что ее украли.
Зотова покосилась на Костика и сказала:
— Что вы ищете Катюху, они узнали через него. И через него вышли на Ольгу. ...Или через тебя, — уже тише добавила она.
— Ты что?! — начал Шведов, но Зотова его перебила:
— Разве неправда? Подумай хорошенько.
— Я не знал, — сказал Костик и замолчал.
Потом они сидели на скамейке у фонтана, и Юлька сжимала рукой костиковы пальцы, и падал снег. Он валил крупными хлопьями, таял на Юлькиных бровях и стекал по щекам.
— Ты помнишь, — спросила она, — наш уговор?
Шведов кивнул. С Юлькой было уютнее и спокойнее. Наверное, она даже не смогла бы вляпаться в ситуацию, в которой оказалась Ольга. Со стороны Мамина-Сибиряка, прорываясь через белую пелену, шел Юрий Алексеевич.
— Здорово, Костя! А вы, очевидно, та самая помощница, о которой он говорил?
— Юля, — представилась Зотова и подала бывшему летчику ладошку «лодочкой».
Он пожал ее — осторожно, боясь причинить боль.
— Видимость — ноль, — сказал он. — Придется идти на посадку. На запасной. В какую-нибудь кафешку. Не против? Угощаю.
— Нет-нет! — запротестовала Зотова. — Костик, ну скажи!..
— И правда, Юрий Алексеич... — отозвался Шведов.
— Замяли, — ответил тот. — От винта.
Спустя двадцать минут они сидели в «Трех пескарях», бывшей «Ромашке», потягивали пиво и обсуждали план спасения.
— Значит, послезавтра привезут Катюху, — задумчиво, почесывая нос, проговорил Шведов.
— Значит, их нужно брать именно послезавтра, — уверенно сказал Юрий Алексеевич. — На счету — каждый день. Девчонке и так психолог понадобится.
— Выследить и ворваться «на плечах», — предложил Костик.
— Другого не остается, — согласился бывший летчик. — Но у нас только один шанс. Второго не будет.
— Да, — сказала Юлька. — Только один.
Шведов глянул на Зотову. Она волновалась, но Костик прекрасно знал, что — не за Катюху. И, тем более, не за Ольгу. Она волновалась только за себя. Если мероприятие сорвется, Шведова ей не видать.
— Может, сказать, что принесли телеграмму? — спросила вдруг Зотова.
— Еще скажи — участкового пригласить... — скривился Шведов.
— Можно и участкового, — врастяжку проговорил Юрий Алексеевич, — но у нас времени нет. Придется самим... Ты, кстати, слежки за собой не замечал?
— Д-да, вроде, н-нет... — запнулся Шведов. — Не думал.
Только сейчас он сообразил, что «эти» давно его вычислили, и слежка вполне возможна.
Обговорив детали операции, они вышли из кафе.
— Ко мне, — негромко сказала Зотова.
— Поехали, — согласился Шведов.
...Когда солнце поднялось довольно высоко, Юлька блаженно потянулась, приоткрыла глаза, и взгляд ее упал на стоящий на тумбочке рядом с кроватью будильник.
— Боже мой, Костик, мы проспали! — крикнула она, вскочила, затормошила Шведова и, как была, неодетая, устремилась на кухню.
Пролетела по ней вихрем; чайник, сковородка под омлет, холодильник, ветчина... Потом опять — в комнату, к шкафу, к зеркалу, бросив на ходу:
— Костик, пожарь омлет с колбасой, я не успеваю...
Шведов ни разу не видел Зотову такой суматошной. Минут десять спустя она была уже той самой Юленькой, к которой привык Шведов.
Они вышли из дома вместе. Зотова держала Костика под руку — крепко, точно боясь, что он сбежит. Но, когда они подошли к автобусной остановке, сказала:
— Вместе нам появляться нельзя. По крайней мере, пока. Я еду первая, мне нужнее. Ты едешь на следующем. Если что, я тебя прикрою.
И впорхнула в подошедший автобус. Ошарашенный Шведов постоял с полминуты, соображая, как же будет Зотова его прикрывать, если официально они в ссоре, и собрался было запрыгнуть на подножку, но в это время автобус тронулся.
Костик вывернулся. Он поймал «тачку» и вошел в офис минут за пять до Зотовой. Марата еще не было.
— Ты уже здесь? — удивилась Юленька. — На «моторе», что ли?
Шведов кивнул и сказал:
— Как видишь, предосторожности были ни к чему.
— Предосторожности всегда «к чему», — заметила Юленька. — Мы пока еще с тобой официально не живем.
А сама подумала: «Кто его знает — сорвется с крючка, потом принимай соболезнования или косые взгляды лови. На фиг надо!..»
Вбежал запыхавшийся Авхадеев, косо глянул на Костика, широко улыбнулся и даже подмигнул Зотовой. Она изобразила улыбку и сделала вид, что ищет какие-то бумаги.
XIII
Катюху вбросили в рыжий «Мерс». Потом, на углу Московской-Щорса, забрали Альфию и минут через двадцать были на месте. Первый вышла татарочка. Следом Граф выпихнул Попову, а сам пошел замыкающим.
В лифте ехали молча.
— ...Едут, — прислушавшись, произнес Алексеич.
— Может, еще не они, — осторожно сказал Шведов.
— Да нет, похоже, они, — не согласился бывший летчик. И скомандовал: — От винта!
Костик поднялся на один пролет. Алексеич вжался в стену за мусоропроводом.
Лифт остановился. Первым вышел Граф и, не оглядываясь, нажал кнопку звонка: длинный и два коротких.
— Кто? — раздался из-за двери крепкий голос.
— Свои, Геночка, свои... — протянул Граф.
Повернулся ключ... И тут из-за мусоропровода вылетел Алексеич, с лестницы — в два прыжка — Шведов, оря:
— Катюха, рви вни-из!
Алексеич, молниеносно вывернув Графову руку, вжал его мордой в бетонный пол. Костик влетел в квартиру...
И оторопел. В комнате, в кресле, сидел охранник и, лениво пузыря жвачку, смотрел видик. Рядом стояла Ольга. Она была та и не та. В ней что-то изменилось. В ней явно что-то изменилось. Но что?
— Спускайтесь, — сказала Феклистова, кажется, даже не удивившись происшедшему. Переглянулась с охранником и добавила. — Я сейчас. Не ждите меня.
Шведову показалось, что «я сейчас» Ольга сказала, обращаясь к тому, кто сидел в кресле. А все остальное — к нему, Костику. Он вышел на площадку и вызвал лифт. Шагнул в кабинку, нажал кнопку с цифрой «один» и, привалившись к стене, изнеможенно сполз вниз.
Всё закончилось. Наконец-то всё закончилось. Хотя... Не всё. Оставался еще один вопрос: Ольга или Юля? «У нее останется Катюха, а у меня — ты...» Так, или примерно так, говорила Зотова. Щелкнула, освобождаясь, кнопка. Растворились двери.
***
Ольга уперлась плечом в комнатный косяк.
— Он? — спросил Гена.
Феклистова кивнула, чуть помедлила и, махнув рукой, исчезла. Глубоко вздохнув, она толкнула дверь подъезда. Перед домом, поодаль друг от друга, как незнакомые, стояли Катюха, Мишка и Костик.
— Оля! Тетя... Оля... — выдохнула Попова, вцепилась в руку Феклистовой и потянула ее туда, где стоял отец. — Ну Оля же!..
Та не двигалась, точно примерзла. Племянница вдруг притихла, заглянула в Ольгины глаза и... отпустила ее рукав.
— У меня... другой, — медленно проговорила Феклистова.
И пошла в сторону Шведова. В солнечном сплетении у Костика возник странный комок, не давая дышать. В голове заметалось: «Ольга?.. Юля?..». Феклистова была здесь, Зотовой не было и, похоже, все становилось ясным. И вообще, ведь с Юлькой не было ничего, даже влечения особого — с его, правда, стороны. А Ольга...
Но Ольга, та самая Ольга, которую он любил, и, как сейчас понял — давно, подошла к нему, до боли сжала его руку и выдохнула:
— Прости, Костик... У меня... другой...
Шведов стоял и растерянно смотрел на Феклистову. Чуть покачивая бедрами, она шла к дому. К тому самому дому, куда уже больше года привозили на порносъемки ее племянницу Катюху Попову...
5 июня — 15 ноября 2001 г.
Porno. ru
© Copyright: Лобанов Евгений, 2012
Свидетельство о публикации №212042000419
Свидетельство о публикации №212042000419
Рецензии