О книжках детства нашего

REX LUPUS DEUS


Светлой памяти Марселя Пруста


...любовь к книгам, один вид которых давал мне почти физическое наслаждение.

И.А. Бунин


Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

С Андреем Леонидовичем Баталовым я познакомился 1 сентября 1963 года, когда мы, второклашки, стояли с ранцами и букетами цветов у входа в нашу новую школу (спецшколу №13 Краснопресненского района "образцового коммунистического города Москвы" с преподаванием ряда предметов на немецком языке,  расположенную за гостиницей "Пекин", а если быть еще точнее - то за кулинарией ресторана "Пекин"), которой суждено было стать нашим вторым домом и кузницей (чтобы не сказать - колыбелью) нашей дружбы, продолжающейся по сей день. Помню, сперва мы называли друг-друга только по фамилии, потом Андрей первым стал звать меня по имени, а я, по старой привычке, еще долго называл его "Баталов", пока он не обратил мое внимание на эту несуразность, и тогда я тоже стал называть его по имени. В классе он носил прозвище "Бата", "пан Бата" (своеобразная дань популярной тогда телепередаче "Кабачок Тринадцать стульев", всех участников которой почему-то именовали, в зависимости от половой принадлежности, "пан" или "пани"), "Мракобес Бата" (за пришедшее классе эдак в седьмом увлечение сначала иконами, затем древнерусским искусством, потом - Древней Русью вообще и наконец - Русской Православной Церковью и верой - Андрей крестился одним из первых в нашем классе) или просто "Мракобес" (а впоследствии - "Апостол").

"Бата" был поистине неисправимым фантазером. В коридоре на втором этаже нашей школы (где мы гуляли парами на переменах от звонка и до звонка) на стене между дверями в классы висели большие фотографии комплекса пирамид с Большим Сфинксом в Гизе, Парфенона, Колизея, отдельно - коринфского, ионического и дорического ордера, церкви Покрова-на-Нерли и других памятников мировой архитектуры (над нашей школой шефствовали не только посольство Германской Демократической Республики и табачная фабрика "Дукат", но и расположенный неподалеку от нашего "Дома Страха", как мы в шутку называли - правда, уже в старших классах - свою alma mater, "Моспроект" - место работы папы Андрея -, а также театр "Современник", чье тогдашнее здание на площади Маяковского еще не было снесено и заменено автостоянкой; впоследствии театр переехал на Чистые пруды, в бывшее здание кинотеатра "Колизей", где мне довелось впервые посмотреть вторую серию французского художественного фильма "Три мушкетера", под названием "Месть миледи" - первую серию этого фильма, "Подвески королевы", я с папой посмотрел в зимние каникулы 1963 года, еще учась, по месту жительства, в первом классе 57-й школы, в кинотеатре "Художественный" на Арбатской площади, рядом с нашим домом на тогдашней улице Фрунзе, теперешней Знаменке). Вдоль противоположной стены, между оконными проемами, красовались на высоких постаментах бюсты олимпийских богов, снабженные табличками, на которых стояли их имена - греческие, а в скобочках - римские, а также была указана "специализация" каждого из небожителей, например: "Афродита (у римлян - Венера), богиня любви и красоты". Я начал именно с Афродиты, потому что нам с Андреем очень нравилась ее пышная грудь. В этом плане мы, я думаю, мало чем отличались от всех советских, а может быть, не только советских, но вообще всех школьников, достигших определенного - скажем так, предпубертатного, возраста.

Не зря в одном из популярнейших анекдотов про всем нам известного мальчика Вовочку речь шла именно о школьной экскурсии Вовочкиного класса в музей изобразительных искусств имени Александра Сергеевича Пушкина. После посещения музея учительница на уроке спрашивает Вовочкиного одноклассника Петеньку: "Ну, Петенька, что тебе больше всего понравилась в музее?" Петенька отвечает: "Венера!" Учительница возмущенно говорит: "Вызываю в школу твоего папу!" Успокоившись, спрашивает другого Вовочкиного одноклассника: "Ну, а тебе, Сашенька, что больше всего понравилось в музее?" Сашенька отвечает: "Грудь у Венеры!" Учительница, в еще большем возмущении, кричит: "Вызываю в школу твою маму!" Отдышавшись, спрашивает: "Ну, а тебе, Вовочка, что больше всего понравилось в музее?" Вовочка говорит: "Да что там говорить, Нина Ивановна, вызывайте уж сразу и папу и маму!"

Впрочем, вернемся к нашим античным скульптурам. В простенках между окнами стояли также бюсты Афины-Минервы, Зевса-Юпитера (его в очередном приступе безудержного гнева как-то с грохотом сбросил с постамента наш друг и одноклассник Виктор Милитарев, он же "Мелик", он же "Милишвили"), Ареса-Марса, Посейдона-Нептуна, Геры-Юноны, Гермеса-Меркурия, Артемиды-Дианы (интересно, но ни в детстве, ни в отрочестве, ни в юности, ни в зрелости, ни теперь - уже в старости - я никогда не видел ни одного бюста и ни одной статуи Аида-Плутона-Орка - неужели люди Античности так боялись смерти?). Кстати, на лестничных  площадках между этажами (здание нашей школы - увы, снесенное больше десяти лет тому назад, причем на этом месте до сих пор так ничего и не построили! - было четырехэтажным) высились на постаментах копии античных статуй - "Мальчик, вынимающий занозу", "Победительница в беге", "Амазонка" (закинувшая правую руку за голову; нам с Андреем особенно нравились ее стройные длинные ноги и правая, довольно небольшая, но красивой формы грудь, выпущенная из-под короткого, высоко подпоясанного хитона) и, кажется, "Дорифор" с копьем на могучем плече и сравнительно маленьким фаллосом. На втором этаже, напротив "Мальчика, вынимающего занозу", перед учительской, стоял на постаменте большой белый гипсовый бюст "дедушки Ленина" (возле кумира Ильича нас фотографировали после приема в пионеры в третьем классе). Был среди бюстов олимпийских богов и бюст Зевса (уменьшенная копия головы Громовержца со статуи Фидия в Олимпии). И Андрей Баталов как-то рассказал мне, что у его родителей дома есть книга под названием "Земля и небо", в которой описано, как в Средние века "епискОпы" (он делал ударение именно на предпоследнем слоге этого слова) боролись с учеными, причем рубились с ними на мечах. А один коварный "епискОп", якобы, вделал в голову имевшегося у него в доме бюста Зевса (аналогичного тому, что стоял у нас в школьном коридоре на втором этаже до и после своего низвержения "Меликом") самострел и, пригласив к себе известного ученого (которого давно уже замыслил погубить), улучив момент, засунул руку в дырку, просверленную им заблаговременно в затылке Зевса, и спустил тетиву скрытого в голове Тучегонителя самострела, так что стрела вылетела через левую ноздрю Зевсе и поразила ученого насмерть, попав ему прямо в горло, отчего мученик науки захлебнулся собственной горячей кровью.

Честно говоря, Ваш покорный слуга (уже прочитавший к тому времени толстую синюю, с кирпичного цвета Орфеем в золотом венке и с золотой кифарой, на обложке, книгу "Легенды и мифы Древней Греции" досточтимого Николая Альбертовича Куна, о чьем активном участии в травле русского философа Алексея Федоровича Лосева, тайного схимонаха Андроника, никому из нас, советских школьников, конечно, не было известно! - моим любимым занятием после школы было рисовать в альбоме различные сценки из греческой мифологии - в основном, конечно, связанные с подвигами Геракла, плаванием аргонавтов в Колхиду за Золотым руном, странствованиями Одиссея, Троянской войной, походом семерых против Фив и походом их сыновей-эпигонов на те же Фивы) усомнился в том, что у родителей моего друга Андрея действительно имеется книга с таким диковинным названием и содержанием, но, помнится, вслух свои сомнения выразить не решился, а, придя к нему в гости (Баталовы тогда жили в длинном многоэтажном сталинском "позднереабилитансном" /1/ доме на Валовой улице близ станции метро "Павелецкая"), стал просить Андрея показать мне эту книгу. Помню, "Бата" всячески отнекивался, и под самыми разными предлогами отказывался ее показать, пока наконец (этак через полгода) не признался мне, что малость присочинил. У его родителей действительно имелась книга под названием "Обвиненные в ереси", в которой речь шла о мучениках науки - Ипатии Александрийской, Роджере Бэконе, Джордано Бруно, Лючилио Ванини, Галилео Галилее, Мигеле Сервете и других, содержались многочисленные иллюстрации, изображавшие разнообразные пыточные инструменты инквизиции - но, как на грех, отсутствовала леденящая кровь история о злокозненном "епискОпе", доверчивом ученом и бюсте Зевса с самострелом в голове...Кстати, в квартире родителей Андрея на Валовой улице, близ станции метро "Павелецкая", тоже имелось несколько бюстов (правда, не мраморных, а гипсовых), а именно - Антиноя и Диадумена, а также голова египетской царицы Нефертити (причем, не в ее знаменитом громадном головном уборе в виде опрокинутой ступки, урны или кивера кремлевского гвардейца, а в несколько менее известном "облегченном варианте" - с черепом, срезанным на уровне лба, и с растущим из середины черепной коробки неким довольно коротким четырехгранным "стержнем")...

Была в библиотеке "Баты" и книга детского писателя Леонида Жарикова (кажется, отца известного киноактера) "Повесть о суровом друге". Речь в этой совершенно просоветской книге шла о перипетиях революции и гражданской войны в Донбассе, немцах-оккупантах, гетманцах, петлюровцах, деникинцах... Именно из книги Жарикова автор этих строк узнал, что русский "царский" флаг был бело-сине-красный. Второй прочитанной мной много позднее книгой, в которой также упоминался бело-сине-красный "деникинский" флаг, было "Начало неведомого века" Константина Паустовского, завершающая часть его трилогии "Повесть о жизни". А третьей - повесть для юношества (название и автора которой я вспомнить уже не могу), в которой бело-сине-красный флаг не только упоминался, но и был предметом откровенных издевательств. По сюжету белогвардейцы, враги трудового народа, ступившие в какой-то оставленный красными защитниками обездоленного люда городок, заставили главных героев - маляров - , в честь приезда то ли Деникина (именуемого в "Повести о суровом друге" устами воспрянувшего духом с приходом "белобандитов" на Донбасс жандарма "царем Антоном" - вот бы подлинный "непредрешенец"-антимонархист Деникин удивился, если бы это прочитал!), то ли еще какого-то "врага трудового народа" нарисовать на стене городской думы "старорежимный" бело-сине-красный флаг. Находчивые маляры, однако же, испортили "проклятым белякам" весь праздник. Они что-то подмешали в ведра с белой и синей краской, так что, к приезду "палача рабочих и крестьян" белая и синяя полосы флага выцвели настолько, что стали совсем неразличимы, зато красная полоса стала, наоборот, еще ярче - назло наймитам мировой буржуазии...

Вспомнил по ассоциации, что мне очень нравилась имевшаяся в библиотеке Баталовых книга большого друга их семьи Анатолия Левандовского "Жанна д'Арк" (из серии "Жизнь замечательных людей"), подаренная автором маме Андрея (помню дарственную надпись "Уважаемой Ирине Викторовне от автора" и подпись с датой, а также очень интересные иллюстрации и фотографии рыцарских доспехов). Впрочем, другие книги Левандовского - тоже романы и повести из истории Франции - "Кавалер Сен-Жюст", беллетризованное жизнеописание Бабефа, Дантона и по-моему, "коллективный" том про монтаньяров, также казались мне весьма интересными, тем более, что в нашей домашней библиотеке их почти не было, за исключением "Шуанов" Оноре де Бальзака, "Девяносто третьего года" Виктора Гюго и "Боги жаждут" Анатоля Франса (мой консервативный папа "жакобенов", "монтаньяров", "фармазонов" и всю эту "левую" публику не жаловал).

Справедливости ради, следует заметить, что чтение художественной литературы в нашем "Доме страха" поощрялось. Каждый из нас еще в начальных классах был обязан иметь специальную разграфленную тетрадку для внеклассного чтения, регулярно проверяемую нашей классной руководительницей. В ней содержались следующие графы:

1) Название книги

2) Имя и фамилия автора

3) Краткое содержание книги

4) Иллюстрация к книге, выполненная непременно цветными карандашами (вот уж тут всякий давал волю своей фантазии)

5) Что мне понравилось в книге

6) Что я в книге не понял (помнится, в этой графе касательно повести Белкина/А.С. Пушкина "Дубровский" Ваш покорный слуга написал:

"Я не понял, почему Дубровский уехал за границу",

чем вызвал улыбку на лице нашей классной руководительницы Нины Ивановны Безруковой и зашедшей на урок директрисы Веры Яковлевны Карягиной (по прозвищу "ВЯК" или "Керогаз")...

Одно время мы с Андреем, подобно многим нашим (да, я думаю, не только нашим) одноклассником увлеклись игрой в индейцев (на экранах как раз появились югославско-ГДР-овские проиндейские "вестерны" - фильмы с Гойко Митичем или с Дином Ридом в главной роли; мы не раз смотрели их, обычно - в расположенном близ нашей школы и "Моспроекта" кинотеатре "Москва", переименованном впоследствии в "Дом Ханжонкова", или же в расположенном близ тогдашнего дома "пана Баты" на Валовой, за Павелецким вокзалом, кинотеатре "Слава" - одном из трех московских кинотеатров, построенных знаменитым архитектором Жолтовским в стиле "сталинский вампир" /2/). У меня была цветная немецкая книжка-раскладка с вырезанными наполовину из картона фигурками индейцев в пышных уборах из перьев, сидящих у костра и курящих трубку мира, вигвамами, многоярусными тотемными столбами (мы называли их "идолами"). Потом мне подарили книжку Анны Юрген "Георг Синяя Птица - приемный сын ирокезов" о мальчике из семьи английских поселенцев, попавшем в плен к индейцам в эпоху Семилетней войны и оставшемся у них на всю жизнь (имелся у меня также ее немецкий оригинал - "Георг Блауфогель"). Затем - книжки Майн Рида "Белый вождь", "Прекрасная охотница", и "Оцеола, вождь семинолов" (семинолы фигурировали и в другой подаренной мне папой книжке, под названием "Рене Дево", повествовавшей о борьбе французских гугенотов и испанцев во Флориде - имя автора Ваш покорный слуга за давностью лет, увы, позабыл!), "Шпиона", "Зверобоя", "Прерии" и "Последнего из могикан" Фенимора Купера (которого "Бата" называл сначала "Филимоном Купером"), а также книжку Джеймса Уилларда Шульца alias Апикуни, содержавшую в себе три повести из жизни индейцев: "Ошибка Одинокого Бизона", "Зимой с индейцами в Скалистых горах" и "Сын племени навахов". Мы с "Батой" часто разыгрывали, а еще чаще - рисовали сцены из этих увлекательных книг (равно как и из имевшегося у нас обоих шедевра Райдера Хаггарда "Дочь Монтесумы"), обычно - автоматическими или шариковыми ручками или разноцветными "закордонными" фломастерами и плакарами папы Андрея (а вот карандашами - почти никогда). 

Имелась у моего друга Андрея и книжка Натальи Петровны Кончаловской "Наша древняя столица" с окончательным вариантом этой талантливо и интересно, а главное - в легко доступной для детей форме - написанной и богато иллюстрированной стихотворной летописи Москвы и Московской Руси (повествование заканчивалось описанием казни Степана Разина и коротким славословием новой, советской Москве - образцовому коммунистическому городу - хотя официально Москва была объявлена таковым несколько позже!), которой мы с Андреем зачитывались до упоения. Предыдущие варианты (отличавшиеся от этой последней редакции /3/) "Нашей древней столицы", выходившие тремя отдельными книгами иного, альбомного формата (вследствие чего иллюстрации в них были не столь мелкими), я читал летом в пионерском лагере "Березка", но "баталовская" книга нравилась мне гораздо больше. Свой собственный экземпляр "Нашей древней столицы" у автора этих строк появился гораздо позднее, был куплен им уже для собственного сына-первенца Виктора, названного в честь его деда по отцу - моего папы (но признаюсь, я до сих пор люблю ее порой перечитывать).

"Бата" очень гордился имевшейся у него хорошо иллюстрированной детской приключенческой книжкой польского автора Януша Пшимановского под названием "Рыцари Серебряного Щита", которую мы очень любили читать и даже разыгрывали в лицах стенки из нее. Хотя "братская" Польша была, конечно же, "страной народной демократии" и входила в наш общий "социалистический лагерь", но занимала в нем "более веселый барак", чем наш родной СССР. Что выражалось во всем, в том числе и в содержании книги Андрея. Речь в ней шла о польских школьниках, которые на каникулах познакомились...с самим паном Твардовским (помесью доктора Фауста и Дона Жуана из средневековых легенд Речи Посполитой), продавшим когда-то душу дьяволу и вернувшимся на нашу грешную Землю с Луны, куда его черти унесли. Пан Твардовский льстивыми речами и заманчивыми обещаниями завлек подружившихся с ним школьников в учрежденный им рыцарский Орден Серебряного Щита (Луны) и отправился на поиски заколдованного Тройного Клада, ключ от которого хранился у старого черта Боруты. Вообще черти (как и современные католические монахи) играли в повести чуть ли не главную роль - жаль, что книжка куда-то делась (как, впрочем, имевшиеся у Андрея аналогичные сочинения другого польского автора - Яна Бжехвы - "Академия пана Кляксы" Яна Бжехвы, "Три банана или Петр на сказочной планете" чешского писателя Зденека Слабого, Орден Желтого Дятла" бразильца (если не ошибаюсь) Монтейру Лобату и еще какие-то изданные "Детгизом" фантастические истории, чьи названия и чьих авторов я за давностью лет позабыл - помню только, что действие их переносилось на разные континенты и даже планеты). Кстати говоря, перу того же Януша Пшимановского, что сочинил историю о рыцарях Ордена Серебряного Щита, принадлежала и книжка "Четыре танкиста и собака" о совершенно фантастических приключениях в годы Второй мировой на Восточном фронте польского экипажа советского танка "Руди" (то есть "Рыжий") из состава коммунистической Армии Людовой (на удивление свободно курсировавшего в одиночку без заправки и без пополнения боезапаса между фронтами), включая овчарку Шарика (многосерийная экранизация этой книжки довольно часто транслировалась по нашему телевидению, наряду с другими польскими сериалами - детективным "Капитан Сова идет по следу", военным "Ставка больше, чем жизнь" и т.д.). За все не помню сколько серий не нуждавшийся в заправке, техосмотре и ремонте "Рыжий" был подбит лишь однажды, причем погиб только его командир (имя которого я позабыл), а главные герои - долговязый Густлик и шустрый Янек (попавший на фронт из самой Сибири, куда угодил, спасаясь от германской оккупации Польши - тонкий намек автора книжицы и польских сценаристов на известные обстоятельства, вероятнее всего, так и оставшийся непонятным не только автору этих строк, но и большинству тогдашних советских телезрителей! - и ухитрившийся в начале сериала поймать в тайге японского шпиона) были только ранены, но скоро оправились от ранений, как и полюбившаяся Янеку советская девушка-регулировщица (по-моему) Маруся Огонёк. Какой она была национальности, мне тоже осталось неясным, ибо, исполняя перед Янеком тот танец, который, по словам Маруси, у нее на родине девушка исполняет перед своим суженым, она сплясала нечто вроде кавказской лезгинки (с элементами карибской сальсы). А фамилию автора я так хорошо запомнил, потому что одну мою хорошую подругу школьных лет (но уже пубертатного периода) звали, как на грех, Алёна Шимановская. Впрочем, довольно об этом... 

Именно из имевшихся в домашней библиотеке моего друга Андрея небольших, карманного формата, в мягком переплете, книжечек серии "Библиотечка атеиста" автор этих строк узнал о существовании на территории нашей страны, идущей к победе коммунистического труда - к описываемому времени прежний амбициозный советский лозунг "Нам строить коммунизм - нам жить при коммунизме!" (или: "Мы строим коммунизм - нам жить при коммунизме!", точно не помню) уже успел "плавно" смениться куда менее претенциозным, но зато и куда менее понятным: "Мы придем  к победе коммунистического труда!") - целого ряда религиозных конфессий и так называемых сект. Андрей давал их мне читать одну за другой, поштучно и с возвратом, но впоследствии взял да и подарил мне всю серию, в которую, если мне не изменяет память, входили "Свидетели Иеговы", "Пятидесятники", "Адвентисты седьмого дня" (или просто "Адвентисты", точного названия не помню), "Буддизм", "Духовные христиане", "Протестантизм". Больше всего мне нравилась книжка про свидетелей Иеговы, содержавшая, в отличие от других книжек этой "атеистичесой" серии, целый ряд иллюстраций, позаимствованных из иеговистского журнала "Башня стражи" - обложка журнала со сторожевой башней, Адам и Ева в раю, змей и Ева с яблоком - все это было очень интересно и впервые вызвало у меня интерес к религии - как и подаренные мне Андреем увесистый и весьма содержательный сборник "О религии", не менее содержательные книги "Христианский социализм", "В тени Святого Юра" (об украинских униатах, митрополите Андрее Шептицком, бандеровцах в рясах и без ряс)  и оригинальное издание "Шарль де Бросс о фетишизме"...
 
В семейной библиотеке Баталовых было немало редких (по тем временам) изданий. В частности - довоенная (и потому во многом крайне любопытная) "Малая Советская Энциклопедия" (в то время как "Большая Советская Энциклопедия" из наших одноклассников была, если не ошибаюсь, дома только у Викторушки Милитарева и у "Остапа" Шавердяна). Имелась у моего друга Андрея Баталова и большая иллюстрированная книжка-альбом советского писателя Бориса Ионовича Бродского под названием "Вслед за героями книг" (с тех пор я больше ни у кого такой книжки не видел). Книга была издана, по советским меркам, просто роскошно и, кроме больших иллюстраций на цветных вклейках, снабжена множеством черно-белых, на фоне бледных пастельных тонов (розовых, оранжевых, сиреневых, бледно-зеленых, голубых), иллюстраций размером поменьше. Чего там только не было нарисовано - и схватки римских гладиаторов, вооруженных мечами, копьями, щитами, трезубцами и рыболовными сетями, друг с другом и с дикими зверями (одна большая цветная иллюстрация на вкладке изображала бой двух бестиариев-венаторов то ли с тигром, то ли со львом и львицей - точно, увы, не помню! - на арене цирка); и римских легионеров в полном вооружении; и триумфальные процессии; и всевозможные дворцы, колоннады и замки; и рыцарей (пеших и конных); и вольных стрелков из лука, и льежских горожан, и множество гербов; и стрельцов с боярами и пушкарями: и кулачных бойцов; и мушкетеров; и гвардейцев кардинала, и многое, многое другое... Как сейчас помню главы, из которых состояла эта книга.

Первая глава называлась "Со Спартаком в Древний Рим".

Вторая  (наша любимая) - "С рыцарем Айвенго на турнир".
 
Третья - "За Квентином Дорвардом в мятежный (или вольный, точно не помню) Льеж".

Четвертая - "С купцом Калашниковым в средневековую Москву".

Пятая - "В Париж к мушкетерам".

Кажется, в книге было еще несколько глав, но я их почему-то не запомнил.

Помню только последнюю: "С Таней Лариной по Москве" (хотя в этой главе, вполне в духе времени, царь Николай I был назван "злобным и жестоким самодуром", в ней была превосходно описана пушкинско-онегинская Москва, причем родные мне места - Арбат, Тверская, Харитоньевский).

Книга была построена по довольно-таки интересному принципу. Скажем, описывался ужин отважного фракийца Спартака с друзьями-гладиаторами в таберне Венеры Либитины (так, как он был описан в романе Рафаэлло Джованьоли "Спартак"), а потом автор книги доходчиво разъяснял юным читателям, что не мог реальный Спартак в действительности лакомиться жареной зайчатиной, ибо в табернах такого разряда в тогдашнем Риме подавали в лучшем случае кашу, бобы, горох или соленую рыбу; что римские воины носили на гребнях шлемов три пера черного или красного цвета, а нашитые на кожаную основу металлические пластины их панцирей застегивались на спине - вот почему друг Спартака германец Эномай кричал своим повстанцам: "Мы увидим застежки панцирей на спинах гордых римлян!"; что римские трибуны, в отличие от простых легионеров, носили панцири, состоявшие из металлических чешуек (но иногда эти чешуйки были костяными), и сообщал массу других занятных подробностей. В главе "С рыцарем Айвенго на турнир" автор разъяснял, что во времена короля Ричарда Львиное Сердце на рыцаре Айвенго не могло быть стального панциря с золотой насечкой, ибо тогда носили кольчужные или пластинчатые доспехи; что приор-эпикуреец Эймер из аббатства Жорво не мог быть монахом францисканского ордена, ибо этот орден, учрежденный папой римским Иннокентием III в 1209 году от Рождества Христова, еще не существовал в годы правления "доброго короля" Ричарда (убитого в 1199 году) и его верного рыцаря Уилфреда Айвенго; что отец барона Реджинальда Фрон де Бефа никак не мог дать деньги на строительство в своих владениях кармелитского монастыря, поскольку деятельность монашеского ордена кармелитов за пределами Палестины началась не ранее 1214 года, когда орден получил свой устав (а действие романа "Айвенго" разворачивается в 1194 году); что злодей-храмовник сэр Бриан де Буагильбер, будучи монашествующим рыцарем, принесшим обет вечной бедности и внеся все свое имущество в казну ордена Храма при вступлении в него, не мог обладать личным богатством, собственным домом, личными слугами-мусульманами и личным гаремом; что оный храмовник (которого уважаемый автор именует то командором, то прецептором) при всем желании не мог победить в поединке султана Трапезундского (поскольку Трапезунд в описываемое время еще принадлежал не мусульманам, а православной Ромейской, сиречь "Византийской", империи); что он, как и всякий "бедный рыцарь Храма", на самом деле носил не госпитальерский красный плащ с белым крестом (да еще на правом плече, а не на левом - "напротив сердца", как того требовал орденский устав!), в который его нарядил Вальтер Скотт на первых страницах своего романа (да и то, если быть точнее, плащ госпитальеров-иоаннитов был черным с белым крестом, а красным с белым крестом был их налатник-сюрко), а белый плащ с красным крестом. Впрочем, не будем слишком строги к блаженной памяти сэру Вальтеру, умудрившемуся написать "Айвенго" всего за шесть месяцев, ухаживая в то же время за тяжело больной матерью и потому, говорят, почти не перечитывавшему написанное, вследствие чего, например, допустил в описании щита короля Ричарда, скрытого под личиной "Черного Рыцаря" такое вопиющее нарушение правил геральдики, строжайше запрещающих накладывать финифть на финифть, как изображение лазурных - т.е. синих - оков и скреп на черном поле! - ведь подобные "косяки" допускали и другие известные авторы исторических романов - например, Морис Дрюон в своем "Железном короле" наряжает Великого магистра тамплиеров Жака де Молэ в белый плащ с черным крестом - одеяние отнюдь не храмовников, а рыцарей Тевтонского ордена; непревзойденный же знаток эпохи альбигойских войн Морис Магр в своем знаменитом романе "Кровь Тулузы" обряжает приора тулузских госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского в белый плащ с золотым крестом  (впрочем, почтенный мэтр вообще, похоже, был отчего-то склонен путать тамплиеров с иоаннитами - не случайно он именует предка искателя Грааля Мишеля де Брамвака, главного героя своего знаменитого мистического романа "Сокровище альбигойцев", то "рыцарем Храма", то "рыцарем-госпитальером"!) - и т.д. Что во времена его Высокопреосвященства кардинала Ришелье мушкетеры выделялись из общей массы не знакомыми нам по экранизации (в разных, а, если говорить о раннем детстве, то двух вариантах - двухсерийным французским "Трем мушкетерам" и двухсерийной французской же "Железной Маске" с Жаном Марэ в роли шевалье д' Артаньяна, уже капитана мушкетеров) романа Дюма небесно-голубыми супервестами, украшенными белыми лилейными, или криновидными, крестами с красными языками пламени между лучами, а вышитой на одежде маленькой латинской буквой "Л" ("Луи", или "Людовик"). Что лихой царев опричник Кирибеевич в действительности не мог щеголять по Москве в цветном бархатном кафтане с шелковым кушаком и собольей шапке, потому что опричники Грозного Царя в действительности скрывали богатое, шитое золотом, нижнее платье под черными, монашескими подрясниками и скуфьями. Упоминалась в главе о Кирибеевиче и купце Калашникове, кстати, книга "Домострой" (в отдельной подглавке, озаглавленной "Дурак на стене" - "дураком" в старой Москве именовали плетку, которой всякий домовладыка был вправе вразумлять жену и всех домашних), причем автор отзывался о ней весьма негативно. Кстати, сам Борис Бродский, указывая на неточности живших до него собратьев по перу, сам допускал в своей книги неточности (или, как принято говорить у нынешней молодежи, "косяки"). Так, например, описывая разные категории гладиаторов, различавшиеся вооружением и названиями, он утверждал, что Спартак был "ретиарием" (бойцом, вооруженным рыболовной сетью и трезубцем). Между тем в романе Рафаэлло Джованьоли  Спартак совершенно недвусмысленно описан как обычный противник "ретиария" на цирковой арене - "фракиец" (не только по происхождению, но и по типу вооружения - шлем с двумя черными перьями, кривой короткий меч и небольшой выпуклый прямоугольный щит). Другое дело, что после освобождения Спартака бывшим диктатором Луцием Корнелием Суллой, по просьбе прекрасной патрицианки Валерии Мессалы, Джованьоли несколько раз именует доблестного фракийца звучащим сходно со словом "ретиарий", но совершенно иным по значению словом "рудиарий" (гладиатор-вольноотпущенник). Как говорится, "конь хоть и о четырех ногах, а спотыкается"...

Но нам с "паном Батой" тогда все это было неважно (хотя и интересно). Мы с упоением рассматривали и срисовывали великолепные (как нам казалось) фигуры конных и пеших рыцарей (в том числе госпитальеров, тамплиеров и тевтонов). Да и наши "горшковые" шлемы были сделаны нашими папами (также заглядывавшими в оную книгу, наши семьи дружили и частенько бывали друг у друга в гостях) явно не без влияния содержащихся в книжке Бориса Бродского отличных иллюстраций.

Как и у многих наших одноклассников и вообще сверстников, имелись у нас с "Батой" книжки из двух серий "Библиотеки приключений и фантастики" - "большой" и "малой". Причем самыми любимыми мы с Андреем считали два тома из этой библиотеки. В одном содержались "Остров сокровищ" и "Черная стрела" Роберта Луиса Стивенсона, в другом - роман Рафаэля Сабатини "Одиссея капитана Блада" (тогда нас еще не смущало, что его герои управляют своими кораблями не с помощью румпеля, а с помощью не успевшего войти в употребление в описываемое время корабельного штурвала). Именно "Одиссею капитана Блада" мы чаще всего разыгрывали "по ролям". Любимые песни Андрея в то время тоже были типично "пиратскими" по форме и содержанию, например:

По бушующим морям
Мы гуляем здесь и там
И никто нас не зовет
В гости (ха-ха)!
По над нами черный флаг,
А на флаге - белый знак:
Человеческий костяк
И кости (ха-ха)!

или:

Кто с детства покинул отчий дом,
Тем запах пороха давно знаком!
Святая Дева! Южный Крест!
Святая Дева! Черный флаг!
Святая Дева! Пестрые заплатки...

Дальше я - увы! - не помню. Увы! - тогда нам еще не было известно, что пиратский флаг был в действительности не черный, а красный (флаг мятежников, самовольно присваивающих себе принадлежащее законной власти право казнить смертью), и что само название "Веселый Роджер" - "Джолли Роджер" - было всего лишь английским искажением французского названия пиратского флага "Красивый Красный" - "Жоли Руж". 

В третьем классе папа с мамой подарили мне на день рождения аналогичного формата и дизайна (как говорят сейчас) или оформления (как говорили тогда), книгу под названием "По следам неизвестных животных", выпущенную тем же издательством "Детский мир" (только на суперобложке ее были нарисованы не рыцари на турнире, а пара бурых лесных жирафов-окапи с полосатыми, (как у зебры) задними ногами, и содержащую массу интересных сведений о таких неизвестных почти никому и крайне редких животных - в том числе о гигантских варанах с острова Комодо, японских длиннохвостых петухах-фениксах, длинными хвостовыми перьями которых самураи украшали свои пики, но главное - о "снежном человеке"-йети (я впервые узнал о существовании сего таинственного зверочеловека именно из этой книжки), с множеством черно-белых и цветных картинок. Автором ее был, возможно, Игорь Иванович Акимушкин, ставший в 70-х гг. ХХ века известным автором книг - прежде всего, о животных -, но я в этом точно не уверен.

У моего друга Андрея Баталова было много других интересных книжек. Например, книга того же самого Бориса Бродского "Приключения Демокрита" и книга Василия Яна, содержавшая два произведения - "Финикийский корабль" и "Спартак" (читать яновского "Спартака" нам - или, по крайней мере, Вашему покорному слуге - было особенно интересно потому, что история отважного фракийского гладиатора и предводителя повстанцев была в нем изложена совершенно иначе, хотя и куда менее романтично, чем в одноименном романе Рафаэлло Джованьоли, о котором мы вели речь ранее). О том, что любимый писатель нашего детства Василий Григорьевич Ян- Янчевецкий был в молодости полковником белой армии Верховного правителя России адмирала Александра Васильевича Колчака и издавал белогвардейскую газету, нам тогда тоже не было известно (как и о службе любимого писателя нашего детства Валентина Петровича Катаева, автора "Белеет парус одинокий", "Хуторка в степи" и "Сына полка", в белой армии генерала Деникина, Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России; службе советского "доброго сказочника" Евгения Львовича Шварца, автора "Золушки", "Обыкновенного чуда" и "Дракона", у генерала Виктора Покровского в белой Добровольческой армии; службе службе автора множества рассказов и повестей о животных Виталия Валентиновича Бианки в белой Народной армии Комуча; службе Владимира Клавдиевича Арсеньева, воспевшего сына тайги Дерсу Узала, белому Приморскому правительству комиссаром по делам туземных народностей Приамурского края; службе Михаила Афанасьевича Булгакова военврачом в рядах белых деникинских войск, об антибольшевицких сочинениях ранних Ильи Григорьевича Эренбурга, Самуила Яковлевича Маршака и проч.). Да и вообще мы еще очень многого тогда не знали...

Огромной популярностью в нашем классе пользовались книги французского романиста-дарвиниста Рони-старшего о приключениях первобытных людей - "Борьба за огонь" и Пещерный Лев" (счастливыми обладателями этих книг с множеством иллюстраций о схватках наших предков со всяческими древними животными, а заодно - и друг с другом - были, если не ошибаюсь, Саша Глебов, по прозвищу "Заноза", Володя Смелов, по прозвищу "Вова-Корова", Саша Шавердян, по прозвищу "Остап", а также то ли Саша Штернберг, по прозвищу "Шпреевальд", то ли Коля Болховитин, по прозвищу "Болха"), ходившие по рукам (их поочередно прочитали все наши одноклассники). Еще одну известную "первобытную" повесть Рони-старшего - "Приключения доисторического мальчика" - мне довелось сперва прослушать - нам ее читала вслух воспитательница - а потом и прочитать самому в "лесном" детском саду под Тарусой, где я провел последний год перед началом обучения в школе; там же мне довелось сперва прослушать, а потом и прочитать самому первые в моей жизни повести и рассказы Виталия Валентиновича Бианки и Михаила Михайловича Пришвина, в которых я влюбился на всю жизнь - "Тук Тукыча", "Лесную газету", "Весну света", "Длинное ухо", "За золотым колобком", "Женьшень" -, "Дерсу Узала" и "Встречи в тайге" Арсеньева и крайне популярные среди нашего поколения фантастические "палеонтологические" повести Владимира Афанасьевича Обручева "Плутония" и "Земля Санникова" плюс его же повесть о путешествии по Центральной Азии (в которой Вашего покорного слугу особенно поразило описание мертвого города Хара-Хото). В домашней библиотеке Андрея Баталова и "Борьба за огонь", и "Пещерный лев" были в одном томе, которым мы с ним зачитывались до "посинения", сперва перерисовывая, а потом и самостоятельно рисуя всевозможные иллюстрации к подвигам пещерных богатырей Нао - сына Вепря, Уна - сына Зунра - и не помню как их еще звали. Имелась у Андрея, наряду с нашим уже упоминавшимся выше классическим источником представлений об обитателях Олимпа и прочих божественных и полубожественных шалопаях античной мифологии - синим, с кирпично-красным, увенчанным золотым лавровым венком и бряцающим на золотой кифаре (или лире) Орфеем на обложке, томом Куна "Легенды и мифы Древней Греции", также книжка автора с запоминающейся фамилией Голосовкер (кстати сказать, впоследствии Вашему покорному слуге встретилась на его жизненном пути, извилистом, словно полет летучей мыши, девушка-блондинка с совершенно классическим профилем - лоб и нос на одной линии, как на древнегреческих бюстах и статуях -  со схожей и столь же запоминающейся фамилии Голосовкина) с "альтернативным" изложением тех же самых мифов, под названием "Сказания о титанах", в которой олимпийских богов и героев методично смешивали с грязью, всячески воспевая их противников - титанов, оклеветанных несправедливой молвой в памяти неблагодарного потомства. Эта же самая книжка Якова Эммануиловича Голосовкера имелась, кстати, в богатой библиотеке "Остапа" Шавердяна вместе с очень интересной книжкой Александра Иосифовича Немировского "Этрусское зеркало", в то время как у меня имелась книжка Немировского "Слоны Ганнибала". А у моего старшего друга и кузена Пети Космолинского я впервые увидел и прочитал две сразу же захватившие меня книжки - "Знаменитые греки" и "Знаменитые римляне" Плутарха (чьими "Сравнительными жизнеописаниями" в трехтомном академическом издании "Литературные памятники" автору этих строк довелось насладиться уже впоследствии, в библиотеке московского Дома Ученых, куда записал меня папа, купивший мне впоследствии отдельный третий том этого издания на староарбатском книжном развале рядом с зоомагазином с утками и белыми медведями в витринах)...

А однажды (дело было совершенно точно до "шестидневной войны" Израиля с арабами) мой друг Андрей Баталов показал мне книжку под названием, кажется, "Стихи советских еврейских поэтов об Израиле" (или просто "Стихи советских поэтов об Израиле") с изображением, если не ошибаюсь, пальмы на обложке. В одном из содержавшихся в ней стихотворений речь шла о группе советских туристов (или, скорее, советской официальной делегации) в Израиле, которым местный гид, "расписывая прелести Бершебы", восхвалял райскую жизнь евреев на исторической родине в выражениях типа: "Живем здесь, как за пазухой у бога, / Едим бананы, фаршируем фиш..." Дальше в моей памяти - увы! - лакуна, хотя следующая строчка совершенно точно завершалась словом "синагога" (лучше рифмы с "бога" не придумать, дело ясное). Но тут к "руссо-туристо" подошел "усталый человек, рабочий с виду", сказавший им: "Товарищи, друзья! Не верьте гиду!" и открыл им всю правду-матку о "земле обетованной" в выражениях вроде: "Халупа жалкая - мое жилище...Никак с семьей не выбьюсь из нужды..." Это была, кстати, первая в жизни автора этих строк книжка, в которой речь шла об Израиле и израильтянах. А было мне тогда лет десять, от силы - одиннадцать.

Но и впоследствии интересные книги в доме у Баталовых не переводились. Так, именно у него я впервые прочитал произведшее в свое время фурор сочинение писателя из Казахстана Олжаса Омаровича Сулейменова "Аз и Я", а также первый открыто антикоммунистический роман, впервые совершенно легально изданный в Советском Союзе - книгу Мориса Давидовича Симашко "Маздак" (обе книги вскоре после своей публикации попали в "черный список", надолго исчезнув из продажи и из библиотек).

Зато у нас дома была совершенно уникальная книга огромных размеров - полтора метра в высоту и почти метр в ширину, с золотым обрезом, в красном, тисненом золотом, восхитительно пахнущем кожаном переплете - напечатанная затейливым готическим шрифтом первая часть трагедии нашего семейного кумира Иоганна Вольфганга Гёте "Фауст", подаренная когда-то папой маме, с многозначительным посвящением, написанным в верхней части шмуцтитула лиловыми чернилами (уж не гусиным ли пером?!) "Маргарите от Фауста". Мама, по-моему, всю жизнь втайне гордилась этим посвящением (во всяком случае, она любила показывать его гостям при всяком удобном и не слишком удобном случае, хотя книга была чертовски тяжелой). Этот гигантский том, не вмещавшийся ни в какой книжный шкаф или стеллаж, всегда лежал сверху, над верхним этажом книжных стеллажей папиного кабинета. Мне было строго запрещено брать его самостоятельно, без разрешения и в отсутствие взрослых - прежде всего, я думаю, из опасений за мое здоровье. Многокилограммовый суперфолиант вполне способен был убить не только школьника моего возраста, но, пожалуй, и взрослого человека - и однажды действительно чуть не пришиб нас с Андреем, когда Ваш покорный слуга, вопреки строжайшему папиному запрету, полез вверх по стеллажам показать содержимое фолианта Андрею, как раз пришедшему ко мне в гости. Неловко зацепленный мною "Фауст" с пушечным грохотом свалился с верхотуры на паркет, но, к счастью, не задел нас с "Батой" - а переплету хоть бы хны! Потом пришлось, конечно, объясняться с папой, как "Фауст" (вернуть который на прежнее место у нас, конечно, не было возможности), вдруг переместился вниз из "высших сфер".

Кстати говоря, у нас в классе (и вообще в нашем "Доме Страха", как мы шутливо называли школу) многие оказались одержимы не только страстью к чтению, но и - класса примерно с седьмого-восьмого - пороком сочинительства и похотью писательства (включая наших девочек, в глубокой тайне сочинявших коллективно роман о наших мальчиках, храня рукопись на даче у сестер Степановых, как мы узнали много позднее). Все мы, естественно, писали, главным образом, "в стол" (автор настоящих строк - фантастический роман "Полководец Милитарев", затем - исторический роман "Маккавеи", роман-фэнтэзи "Люди" на основе нашей классной игры в Анти-Землю, и т.д.). Один из моих друзей и однокашников - Алеша Поликовский (он теперь достаточно известный журналист и литератор, написавший, между прочим, биографию Федора Толстого - "Американца") - по прозвищу "Поль", он же -"Робби", он же - "Ляпа",- был наиболее плодовитым, написав (главным образом, за счет ночного сна) великое множество рассказов, стихов, новелл и романов с названиями типа "Иисус был хиппи", "Лето в аду", "Почти как боги", "Можно и так", роман о Джиме Моррисоне из "Доорз" (это то немногое, что он, в виде редчайшего исключения, как близкому другу и собрату по "перу", а точнее - "шарику", ибо писали мы все это в основном шариковыми ручками, дал мне почитать, вообще же все писалось "в стол"), "Убей отца" (этот роман, попав когда "Поль" работал над ним на уроке, был конфискован учительницей, попал к директору и вызвал неописуемый скандал) и многое другое, о чем никто не знал и вряд ли уж узнает, ибо это так и осталось в его тайниках. Так вот, "Поль" ежедневно вел скрупулезный подсчет количества знаков, написанных им за очередную бессонную ночь (как по его словам, делал в свое время столь любимый им Фрэнсис Скотт-Фицджеральд). Конечно, можно объяснить все это "графоманией", но...на его конкретном примере, с учетом временной дистанции, становится ясно, что не так все просто...

Впрочем, это уже совсем другая история...

Здесь конец и Господу нашему слава!

ПРИМЕЧАНИЕ

/1/ Тогда советское искусство (включая архитектурное) в шутку разделяли на три периода: сюсюреализм, ранний репрессизм и поздний реабилитанс.

/2/ В соответствии с другой шуточной классификацией.

/3/ Например, в первой книге первой редакции "Нашей древней столицы" при описании осады и взятия Казани царем Иваном Грозным содержались запомнившиеся мне строки:

Плачет ханша Суюмбека,
Говорит она своим:
"Нет такого человека,
Что останется живым!
Я вам правду говорю:
Сдайтесь русскому царю!"
На великое несчастье
Едигей теперь у власти.
Едигей - казанский хан,
Ободряет мусульман:
"Стойте крепко за стенами!
Отступать приказа нет!
Наш Аллах великий с нами
И пророк наш Магомет!",

видимо, сочтенные со временем не совсем "политкорректными" и потому отсутствующие (как и некоторые другие фрагменты) в последнем варианте книги Кончаловской (написанном, кстати говоря, совсем иным стихотворным ритмом, размером и слогом).