13456857323544648

Мы снова едем. Едем без цели и смысла, просто так, по разваленной дороге, по камням, разным возвышениям. Такое чувство, будто это вовсе не дорога, а, может быть, её настолько раздробило, что вскоре не останется ничего, жалкие развалины. Мы куда-то спешим. Атмосфера во внедорожнике напряженная, кажется, что молекулы воздуха настолько зарядятся, что если будет пущена хоть искра слова или фатальной мысли, грянет взрыв. Я не знаю того, кто за рулем и могу лишь догадываться о том, кто позади меня. Кажется, там есть моя подруга детства. Кажется, остальные мужчины. Кажется, что их очень много.
Но мне плевать. Какая разница кто там, если нечто невообразимое творится вокруг. Небо с каждой минутой всё темнее и грязнее. Вернее, половина неба. Вторая половина остается всё такой же чуток пасмурной с проблесками голубого неба. Стандартное летнее небо. Я даже не знаю, лето ли сейчас. Будто бы погрязла в пространственной черной дыре; меня должно было распылить на частицы, видимо, так оно и произошло, но какой-то невиданной силы реверс вернул меня к жизни, засунул во временную плешь, которая прорвалась в общей ткани жизни и была готова принять меня как возбужденная вагина член. Наверное, перевозбужденная, если я не поняла столь стремительного перехода, но прощутила нахождение внутри неё: умопомрачительное, сногсшибательное, невероятное.
Что здесь происходит? Мне индифферентно. Абсолютно. Меня завораживает. Они всё так же волнуются, боятся конца, но конец обещает быть таким ярким, что ради него стоит умереть. Главное на данный момент – не разбиться в этом дурацком внедорожнике черного цвета; странно, что мы еще живы при такой-то езде. Вокруг выжженное поле, бежевый цвет его успокаивает, так же как и сухие травы цвета охры поверх него, которые торчат то там, то здесь, как волосы на голове у пожилого лысеющего на протяжении десяти лет мужчины. Всё это создает неповторимый контраст первой половине неба, в которой мы находимся – светлой, чуток пасмурной, а еще больше сочетается со второй половиной неба… Да, вторая половина… Ничего подобного я не видела…
Это напоминает корыто с водой, внутри которой стирали кучу белья, обпачканного в болоте. Небо мутное, ультрамариновое с разводами цвета мокрого асфальта; тучи воистину сгущаются, будто небо наполняют клубы дыма – черного, беспощадного, всепоглощающего. Я смотрю как завороженная, еще больше поражаюсь четкой черте, разделяющей две половины. Эта грань всё более размывается и прекращает быть такой явной, ибо темнота побеждает. Светлое становится всё темней, проблески голубого - всё незначительней и меньше. Я радуюсь как дитя, кричу на всю машину:
«Смотрите, смотрите, какая красота! Бля, как охуенно, ребята!!!»
Но «ребята» меня не слышат, правда, если быть точной, стараются не слышать, не видеть, не знать. Классика жанра – прятаться от всего, абстрагироваться и превращаться в черепаху в панцире.
Куда мы, черт побери, едем? Здесь появляются люди, на горизонте видны здания, кажется, первое из них – отель: большой и шикарный, напоминающий те, что стоят в Турции посреди пустыней. А может мы и в Турции? Люди бегают, волнуются, как ничтожны они, знающие, что скоро умрут, но не знающие, когда это «скоро» настанет. Они точно надеются, что это скоро может не настать, что это просто буря, которая скоро пройдет, что их «пронесет». Вечная наивная мечта, изредка возникающая у людей – «авось пронесет?».
Я и не заметила, как машина остановилась. Не прочувствовала момент, когда вышла из неё и стала рядом со всеми, задрав голову вверх. Кажется, что ощущение времени у меня и вовсе исчезло. Кажется, что я стала рассеянной и то и дело выпадаю из этого временного пространства; ей-богу, как член, высовывающийся из влагалища и обратно туда проникающий. Стоим мы долго, все недовольны, страх исчез и кажется, что они сейчас разразятся воплями осуждения. Небо, а ты-то в чем виновато?
Пора идти. Люди бегают вокруг отеля, приезжают машины, переполненные репортерами, но кажется, что их интересует не дивное небо сверху, а… о да, мне не мерещится!!! – в гостиницу быстро бегут представители Лакримозы – Тило Вольф и Анне Нурми, в белых длинных париках, одеты в модную одежду, никак не напоминающую их сценичную готику. Я хочу бежать вслед за ними, кричать о том, как любила их в пубертатном периоде своем, но они успевают скрыться за стеклянными дверями, которые как в сказке – сразу же за ними захлопнулись, не давая шансов проникнуть туда кому-либо.
Пора идти. Только куда идти? Меня ведут и я не сопротивляюсь – какая разница, когда такая задница? Но что странно – внизу зеленого холма стоит мой дом; я, если не ошибаюсь, здесь впервые, но духовно чувствую – да, моё, даже сама вхожу в нужный подъезд, хдороваюсь с соседями на лестнице, безразлично глядящими в окно с безграничным смирением и легкой усталостью, они курят и на их лицах написано: «Ну, когда это всё уже закончится, не затягивайте волынку».
Что-то внутри подсказывает, что дверь на пятом этаже – дверь в мою квартиру; я даже подшучивала, что однажды шла уставшая домой и едва ли не начала засовывать ключ в замочную скважину на четвертом этаже; мне казался этот рассказ более чем уместным, ведь приправлен он был моей жестикуляцией клаббера под экстези – то и дело я махала рукою в сторону 46-ой квартиры, но надо было проникнуть в конце концов домой, а не в эту квартиру, где живет надоевший мне молодой сосед с его зашуганной женой и малым ребенком, у которого явные проблемы, если она рыдает и пугается каждому шороху и стуку – знала бы она, что я с самого рождения у себя надо головою слушала!!!
Квартира таки моя. Только что-то в ней не так, но я еще не понимаю, что, да и какая разница, всё равно всем ****а. Кто где рассаживается и мне приходит блистательная мысль в голову – а давайте бухать, прямо как на моё день рождения, только будем праздновать день смерти. Я не ожидаю, что в этой реальности мысли действительно реальны и от одной моей идеи вокруг появляются люди, те же, что и были на моем 18-тилетие, все такие счастливые, задорные, будто застолье уже как минимум час идет, даже блюда, материализовавшиеся вокруг кем-то уже испробованы, тарелки-стопки-бутылки ходуном, дом вверх дном и какие-то левые люди. Отличный Апокалипсис, пацаны, айда так почаще гулять! Тут же и мой сожитель, тут же и подруга детства и даже лучшая подруга, преодолевшая 360 км за 1 секунду мысли, хотя кто тут сказал, что 360 км, мы же не знаем, в какой мы реальности и где. Куда-то идем, стоим на улице – такая прелесть, черта почти не видна. Кажется, мои друзья ничуть не печалятся по поводу происходящего – и правильно делают, но что же дальше? Мы возвращаемся в квартиру и я вижу, что интерьер одной из комнат изменился. Он стал получше, кухня напоминает в сто крат улучшенную трапезную моих дедушки и бабушки, ёб вашу мать, так это же она и есть! Кто собрал этот пазл, ты хочешь со мной сыграть, ну давай же, вызов принят!
Какого рожна здесь тетка моей матери, не обращающая на меня внимания и те же мужики из машины – бритоголовые, в черном, типичные бандиты, четыре всадника Апокалипсиса. Ух с какими ребятами я в одной тачке ехала, надо будет всем рас****еть.
С неизменным составом мы то и дело бегаем на улицу поглядеть на небо, кажись, балкон и окно нас не устраивают. Черты больше нет. На небе некие торнадо, вокруг всё черно, будто практически завершающиеся сумерки, за которыми полноценно последует вечер. Что-то освещает наши лица, какая-то темная синяя луна, что нам не видна, но может она и вправду есть? В квартире снова изменения. Интерьер почти весь изменен, поменялась и дверь. Как можно было за такой короткий промежуток времени поменять дверь, еще и на такую мерзкую?!
Твою мать, я злюсь, снова улица, обратно, дверь поменял кто-то на еще хуже – то ли стеклянная, то ли пластмасса, оргстекло, что за мерзость? В ней есть промежутки пустые – соседи же все видеть будут и, что еще хуже, слышать мои дикие крики, когда я с возлюбленным моим совокупляться буду! Спасибо и на том, что вторую – внутреннюю – дверь оставили! Словно кто-то собирается на меня нападать, я закрываю на все замки это стеклянно – пластмассовое безумие и вторую дверь тоже, начинаю истерить, злиться, орать моей тетке, моей матери в трубку, чтоб мне сию же минуту позвали уборщицу, да, именно её, блюдительницу порядка в доме и побыстрей.
Она появляется доволи таки быстро и оправдывается так, словно я её начальник, а она не убирала три недели. Истина оказывается странной – какой-то молодой человек делает такой произвол, но она сиюминутно найдет его контакты, а может даже приведет этого мерзавца. Мерзавец не заставляет себя ждать, проходит на мою кухню (или это таки улучшенная дедушкино-бабушкина?), сует мне фотографию кудрявой симпатичной блондинки и поведывает душещипательную историю любви о барышне, что жила здесь до меня (а как же Машка, которая жила тут до меня, а?), он любил её, спонсировал, ясен пень, но что-то с ней, видать, случилось, что её теперь нет (как я поняла, с концами до гробовой доски), а он по старой памяти о жилище теперь уже моем заботится. Я тактично прошу его прекратить свои акты никому ненужного альтруизма, тем более когда уже нам всем ****а и уже всё равно, собственно говоря, но по нему не скажешь, что он как-либо отреагировал, дай Бог вообще услышал, встал и удалился.
Дверь больше не менялась, так же как и мой интерьер.
****ец не наступал. Может мольбы и уверенная вера людишек в то, что их «пронесет» была так сильна, что момент оттягивался. А, может, это было проявление безграничной жестокости по отношению к на Земле живущим (а я вообще на Земле?!), продолжение их мучений, отличный сценарий, концовка в стадии разработки. Мои друзья ушли, или вернулись туда же, откуда появились из моего одного желания, а может умерли от цирроза печени или рака легких, я осталась одна, совсем одна, мне стало страшно, что на меня нападут, дверь вернулась, ремонт вернулся, кухня таки дедушкино-бабушкина – старая и родная, за 18 лет привычная, нет никого, может никого и не было, грянул дождь, кажется, у меня еще есть десять секунд жизни, пока дождь превращается в ливень, десять секунд всё вспомнить, прокрутить в голове, подождите, ведь жизнь моя была столь яркая, десять секунд – это ничтожно мало, мне нужно еще, пожалуйста, еще чуть-чуть, еще десять минут, или лучше – десять лет, или еще лучше – 18 лет, 18 лет умножить на два – ну не буду тешить себя иллюзиями, больше я не проживу при таком-то образе жизни, пожалуйста, еще чуть-чуть, а вдруг пронесет???!!!