Небесная паутина

В сущности, среди нас очень мало тех, кто живёт без страха и упрёка, не позволяя разменивать своё личное счастье – чистую радость бытия, ясное ощущение неповторимости каждого момента жизни и благодарность Судьбе за собственную непохожесть на других – на чужие желания и навязанные извне представления. И почему-то каждый такой человек, торчащий своей головой из общей массы, именуемой «социумом», вызывает у всех остальных восхищение и зависть. Ну, разумеется, асоциальность бывает очень разной. В конце концов, живущие на помойках горькие пропойцы, которые давным-давно престали интересовать государство ввиду их полной для него бесполезности, тоже никому ничего не должны. Но вряд ли кому-нибудь из них суждено снискать от включённых в общественную среду граждан хотя бы сострадание, не говоря уже о более тёплых чувствах. Но люди, которые не нарушают законов общества, при этом не подыгрывая ему в мелочах, всем тем, кто изо дня в день, из года в год путается в бестолковых и безрадостных отношениях, заранее предопределённой чёткой структурой современного общества с его установками «правильной» жизни и вживлёнными в мозг приоритетами, кажутся едва ли не пришельцами из другого мира. А на самом деле они изначально отсюда же, просто вырoдки… Кто – белая ворона, а кто и вовсе паршивая овца в стаде. Изгнанники, экземпляры, испортившие породу, не сумевшие вписаться в общие для всех правила и с возмущением и стыдом вытолканные соплеменниками взашей из «общего дома». И вот они-то и отправляются на все четыре стороны в поисках счастья – туда, не знамо куда, и потом будет ясно, зачем.
Точно так же как тонущий в омуте человек не в состоянии справиться с ситуацией, а находящийся рядом, буквально в двух метрах, ясно видит, где границы опасной зоны, как волки, мечущиеся в очерченном флажками круге, находятся в плену у ситуации, созданной извне, и становятся лёгкой добычей загонщиков, так и все обыватели, держащиеся за расписанные социумом правила и традиции, подкреплённые условными благами, не могут понять – а как это? Просто встать и уйти… Отказаться от очевидных линейных перспектив и возможных выгод, не ломиться вместе с другими в толпе, соперничающей за право что-то иметь или кем-то считаться, пренебречь тем, что считается неоспоримой ценностью. Да кто ж это вам сказал? Кто, объясните мне, когда и зачем придумал все эти «морковки», так просто и ясно стимулирующие статистически значимые массы ослов на бег с препятствиями в заранее заданном направлении?! Я не знаю. И даже не хочу в этом копаться. Мне вполне достаточно того, что в силу каких-то социо- или онтогенетических пертурбаций мой персональный ген стадности оказался рецессивным. И в результате такой раскладки карт я с самого детства смотрю на этот мир со своей колокольни, стоящей совершенно наособицу…

Именно поэтому, начиная с какого-то момента моей уникальной и неповторимой жизни, в ней стало возможным практически всё. Ну, конечно, в пределах разумного. Ибо я достаточно благополучный на мозги человек для того, чтобы не пускаться в по-настоящему опасные приключения и ввязываться в относительно бессмысленные предприятия. Ну, а всё остальное для меня – не препятствие. Было бы желание, сиречь обоснованная внутренняя потребность. И вот, я совершенным экспромтом купила себе билеты в Питер на следующие выходные, а теперь сидела и думала, где бы там остановиться. Логично, правда? Но, если бы я, как всегда, пыталась соотнести в идеале сразу несколько планов реальности и уже потом единым разом воплощать это в жизнь, то это была бы не жизнь, а сказка. Такое возможно только в турагентстве – куда ты приходишь со своей мечтой и наличными деньгами, а выходишь пусть с кратким, ненадолго купленным, но, всё-таки, счастьем. А у меня на это не было ни денег, ни посредника… Ну и ладно! Бог в помощь: если уж что-то «пошло», то главное – не останавливаться. И тогда рано или поздно всё придёт в соответствие. И вот я сижу, шарясь среди своих интернетовских друзей (других-то у меня и нет!) в поисках местных жителей, могущих дать мне пристанище на пару суток. Разумеется, для начала я посмотрела гостиницы. Но где вы видели доступные по цене места в гостиницах, располагающихся в центре Питера, в самый сезон белых ночей? Знакомые тоже отпадали один за другим: ремонт, теснота, собственный отъезд именно на этот период… Я уже готова была кантоваться на вокзале, выкраивая себе периоды отдыха в душной сутолоке никогда не спящего транспортного узла, без постели, душа и нормального туалета, но тут – разумеется, совершенно чудесным образом – на меня свалилась неслыханная удача. Одна из моих давних, хотя и не близких, сетевых подруг предложила поселиться в общежитии какого-то научно-медицинского общества. Невероятное дело, но общага эта – чистое и спокойное место, расположенное на первом этаже одного из старых домов в самом сердце Петербурга, неподалёку от набережной, оказалась пустой. Как раз в эти дни все обычные её постояльцы разъехались на какой-то конгресс или симпозиум в другой город! Только поэтому меня туда и пустили, в качестве родственницы моей протеже, имеющей непосредственное отношение к данной области медицинской науки. В моём распоряжении оказалась отдельная комнатка с кроватью, шкафом и холодильником, столом и даже чайником, который можно было погреть на общей кухне. Занавесок в ней не было, но, поскольку небольшое окно первого этажа выходило в заросший зеленью двор-колодец, куда не добирались солнечные лучи, то дневной свет мне особенно не мешал, ну, а чашку мне выдала добрая тётенька-вахтёрша, обрадовавшаяся такому разбавлению своего временного одиночества. Впрочем, всё по порядку…

Вообще, этот мой приезд в Питер был совершенно необычным. Начался он с того, что на первом же переходе через дорогу около Московского вокзала на меня наехала велосипедистка. С поезда я сошла в шестом часу чудесного июльского утра. Сквозь влажную дымку уже вовсю разгоралось ясное солнышко. Мало-помалу просыпающийся город просто-таки требовал прогулки с фотоаппаратом, на общественный транспорт ещё вряд ли можно было всерьёз рассчитывать, а таксисты с их запросами лишь отпугивали. Перехватив поудобнее все свои сумки, я развернула загодя купленную подробную карту Петербурга и, сориентировавшись на местности, взяла пеший курс в нужную сторону. Торопиться мне было решительно некуда, поскольку в общежитии, топать до которого предстояло около двух километров, действовал комендантский час, а тяжёлые сумки ужасно мешали в целом приятному процессу. Поэтому я неспешно следовала вдоль Суворовского проспекта, прихватывая на фотоаппарат особенно симпатичные мне ракурсы старого доброго Питера и невольно отыскивая взглядом приметы дня сегодняшнего. Шутка ли – столько лет не виделись? Я-то ведь помню его совершенно другим! Он был чистым и тихим, очень спокойным: машин ощутимо меньше, чем в Москве, да и водители ездили куда аккуратнее. Даже питерский воздух был совершенно иным – здесь гораздо легче дышалось. Что же так изменилось за эти годы? Раннее утро, а машины снуют одна за другой, непрерывным потоком; грязные урны и мусор на заплёванных тротуарах, да и дымка в воздухе уже не влажная, а какая-то серая… Мои размышления прервал толчок сзади. Обернувшись, я встретилась глазами с крупной блондинкой в розовом спортивном костюме, преспокойно восседавшей за рулём большущего велосипеда. Видать, спешила куда-то сильно – вот и решила не спешиваться в ожидании зелёного сигнала светофора… Впрочем, справедливости ради надо сказать, что дама таки передо мной извинилась, хотя на лице её явственно читалось что-то вроде «Понаехали тут!». Что ж, питерские водители, равно как и остальные жители этого интеллигентного города, во все времена славились своей вежливостью.

Примостившись по дороге на лавочке в скверике какого-то симпатичного здания, я позавтракала остатками прихваченных в дорогу йогуртов. А минут через пятнадцать, слегка покружив между смотрящими на все четыре стороны подъездами здания, стоящего на перекрёстке двух улиц и напоминавшего какую-то средневековую крепость своей мрачной неприступностью, наконец, добралась места своего пребывания. Разбудив удивлённую вахтёршу, которая явно не ожидала гостей в такую рань, я ещё с четверть часа поддерживала с ней относительно светскую беседу «за жизнь», после чего меня, наконец, проводили на место поселения, выдав всё необходимое. Я приняла душ и, решив оповестить о своём приезде всех тех, с кем договаривалась о встрече, несколько позднее, отправилась гулять по городу. Впереди у меня были почти два дня – и целая белая ночь.