Tempo-Tempo! - 3

Hasta la vista, baby...

- Вот скажите пожалуйста: что бы вы смогли  простить своим близким, а что не смогли бы простить никогда?
Пауза. Минуты на две: пауза.
Ответ:
- Бог прощает всё! Вообще – всё…. Кто я такой, чтоб смог что-то не простить?!........

Когда летаешь в замкнутом помещении происходит скверная штука. Помещение, как правило, прямоугольное, либо квадратное. Угловатое помещение – вот что плохо. Летаешь, себе летаешь и бац! Обязательно неловко ударяешься о стены. Колено уже повредил и, похоже, что серьёзно, трижды приложился одним и тем же местом.
Нет, конечно, если бы летать в цирке, где купол и много открытого воздуха, все углы смазаны, зализаны и налетев на твёрдое препятствие в любом случае, мягко скользнешь, не повредив органов. Что ж не летать, господа?
В квартире летать чертовски неловко, особенно если способности к левитации не у тебя одного.
 Летает три человека.
Ваш покорный слуга, моя супружница и друг нашей семьи. Честно сказать друг мне вовсе и не друг. Есть у меня стойкие и давнишние подозрения на его счёт. Подозреваю я его в адюльтере. Жену свою тоже, ***** подозреваю. Подозреваю молча. Думаете, фактов нет, поэтому и молчу? Фактов до чёрта. Обычно болтун я редкостный, а ту молчу. Коплю внутри что-то.
Взлетел по утру как-то воодушевленно, не обыденно. Душа поёт. Феромоны, флюиды всякие. Обычно повинность, летаешь, как ярмо тащишь. Сегодня всё иначе – праздник прям какой-то, именины сердца. Глаза прикрыл, священнодействую, кайфую. Буд-то оркестром дирижирую – на душе нектар, в организме драйв.
 Вдруг чувствую что-то, изменилось, дуновение ветерка что ли?
Открыл око одно – эти двое-оба – тоже летают.
 Изгадили начало дня, нах.
Ладно, стиснул зубы, летаю дальше. Темп убыстряю. Энергетику отрицательную отторгаю.
Что вы думаете?
 Оба-двое быстрее меня кружат. Об стенку мусолятся, аж побелка сыпется на пол. Не отстают. Вижу у любимой рот как-то странно скособочен. Ага, вместо губ мягкая каша с малиной. Кровушка на пол капает.
Рука неловко подогнута, зацепила сердешная в полёте о злую стену.
Друг ещё держится молодцом. Внешних повреждений не наблюдаю.
Как говорят друзья музыканты итальянцы: Tempo-Tempo!
Увеличиваю скорость полёта, распахиваю глаза шире, с интересом наблюдаю, что будет дальше.



…и шум за спиной.
Резкий нарастающий шум. Пришлось пикировать на пол.
 Дикая орда на рыжих конях ворвалась из кухни в большую комнату, вихрем пронеслась, закружила меня, завертела.
Волчком, вращаясь на месте, я фокусировал зрение и глядел во все глаза.
 Дикие кони чингизидов. Без сёдел. Некоторые с всадниками, прочие без.
Без сёдел и узды. Гривы летят на ходу спутанными волосами. Репей и чертополох в тех гривах.

Слитно за низкими монгольскими, но коренастыми конями жутким строем неслись колесницы.
Не знаю македонские или римские. Топот копыт дробил старые половицы. Где-то лишь след от подков. Но много и сквозных пробоин. Пол трещал, летели щепки и шкварки краски и лака.

Замелькала кривая сабля, турецкая или монгольская, кто ж её знает?

Перекошенное лунообразное лицо. В глазах азарт и отрешённость. Ловким и привычным ударом узкоглазый всадник аккуратно сбрил голову Ивана.  Друг нашей семьи неловким кулем повалился на пол.
И вот уже иной всадник, нет внимательно присмотревшись, я понял, что это всадница, спрыгнула с низкорослого конька.
Мелькнуло синее лезвие, острое как бритва.

Раз! Ещё раз!

Живот бедного Ивана распахнулся как брюхо тухлой рыбины.
Воительница перешагнула через тело кривоватыми ногами. Сноровисто отсекала внутренние органы, погружала в ещё парное чрево руки по локоть и разбрасывала вокруг себя части убитого человека.  Жестокая всадница подгребла с пола свежий навоз и доверху набила им тело, еще трепещущее в посмертных конвульсиях.

Длинные волосы моей супружницы в стальной руке варвара.
 Я прилип к полу и не могу сделать и пол шага. Гиканье и рёв обезумевшей орды. Стальной наконечник короткого копья пробил глаз жены и застрял внутри черепа. Красная каша малина стала багровой и залила грудь убитой супруги.
 Я, не отрываясь, глядел, как убийца крест на крест разрезает её живот, широким ножом с короткой рукоятью.

Совершенно не к месту в голове всплыли известные строки:

«…. Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф».



Резко вспыхнула лампочка под потолком в зелёном абажуре. Вспыхнула и коротко, гулко взорвалась.
Я вздрогнул, зажмурился и сделал шаг вперёд.
 Воительница коротким привычным движением воткнула нож рядом с собой. Бесстрастно скрестила руки на груди. Войлочная безрукавка поверх кожаной рубахи пахла ковыльной степью и кислым чёрным ржаным хлебом. Глаза девушки чёрные и непроницаемые смотрели в упор на меня с гордостью и непонятным вызовом.
 Повинуясь внезапному порыву, я что есть силы рванул безрукавку вверх. Сдирая с девушки рубаху, я чувствовал собственную дрожь. Рубаха липла к телу, и сначала дело не заладилось.
Но рывок, ещё рывок и перед моим взором предстала прекрасно сложенная монголка с рассыпавшимися по плечам иссиня чёрными волосами и контрастирующими с ними молочно белым телом.
Я впился в её губы грубым сминающим рот поцелуем. Прокусывая губы, почувствовал солёный вкус крови и горький привкус полыни. Девушка не издавала не звука, не стона. Сгребая её грудь, мелкую, размером с крупный ранет, но твердую, будто внутри были мелкие гранитные камушки, я мучил её – выкручивал соски, умышлено делал больно. Коленями сжимал бёдра до розовых пятен и синяков. Но всё было бесполезно, девушка-воин всё стоически сносила молча.
Приподняв её за крупные упругие ягодицы, я грубо вломился в неё, закусив прядь её волос и мочку уха.
Сейчас, только сейчас она издала тихий вздох так похожий на обыкновенный бабий плач.
Внутри неё было горячо и мокро.

Бесчисленное скопище воинов топали ногами и гулко били саблями и ножами о щиты.
 Они задавали ритм. Завораживающий ритм нашему соитию.

Что это было?

Акт любви?
Всплеск жизни?
Шаманский танец грядущей смерти?
Не знаю.

….и лишь низкий, но мускулистый монгольский коник, моей воительницы безучастно пасся. Вытянув длинную блестящую шею, он подбирал широкими губами щепки, шкварки краски и лака изуродованного пола.