Глава 27 Незваные гости

Весть о прибывших из станицы людях быстрее ветра облетела хутор. Бабы у колодца рассказывали, что приехали три человека в лёгкой пролётке — и сразу к Настёниному куреню.

 По этому поводу одни хуторяне высказывали догадку, что ищут скрывающегося от Советской власти Трофимыча, а другие говорили, что по донской земле всё ещё гуляет одна банда из белых офицеров и кулаков, доставляя много бед теперешним властям. Вот их след, дескать, и ищут эти люди.

А во дворе у Лукерьи люди из райцентра появились в полдень. Она в это время, сидя на маленькой скамеечке в тени куреня, вязала в связки просушенный лук, радуясь хорошему урожаю и прикидывая, сколько можно продать на базаре.

Трое чужих людей, одетых в военную форму и оттого похожих друг на друга, подошли к Лукерье.

— Добрый день, хозяйка! — приветствовал её чернявый коренастый мужчина средних лет. Двое других поздоровались кивком головы.

— Здравствуйте... — поднялась им навстречу Лукерья и застыла от неожиданности. Перед ней стоял тот самый человек, который командовал в её дворе во время раскулачивания. Это он не позволил Сухому и сам, пожалев её детей, не тронул содержимое сундуков, не отобрал последнее. Может, благодаря ему выжила она с детьми в то лихое время.

Противоречивые чувства гнева и благодарности овладели душой Лукерьи, и она растерялась, не зная, как принимать незваных гостей.

— Узнали меня? — гость понял её состояние.

— Такое не забывается... С чем пожаловали?

— Поговорить надо.

— Об чём нам говорить... Но коли надо — пошли в хату...

— В хате нам делать нечего, — остановил Лукерью военный. — Тут, в тенёчке, и побеседуем. День-то какой жаркий... На календаре осень, а по погоде не скажешь... — окидывая взглядом двор, говорил гость.

По тому как его взгляд перехватил второй военный и пошёл к погребице, чтобы принести оттуда скамейку, Лукерья поняла, что он опять за главного среди них.

Теперь она разглядела всех троих. Тот, который нёс скамейку, был лет тридцати, среднего роста, стройный, светловолосый. И если на старшем из них форменная рубаха сидела мешковато, то этот, как показалось Лукерье, был излишне подтянут и аккуратен. Своей выправкой он напоминал погибшего Натальиного мужа.

 Третий, совсем мальчишка, лет девятнадцати, с припухшими губами и ямочкой на подбородке, сел прямо на траву, прислонившись к стене куреня, вытянув длинные худые ноги и испытывая блаженство от отдыха, прикрыл глаза длинными пушистыми ресницами.

— Мы вот по какому вопросу... — заговорил опять чернявый, жестом приглашая Лукерью сесть, и сам опустился на скамейку против неё, а его товарищ остался стоять, закурив самокрутку. — Когда вы, Лукерья Авдотьевна, последний раз видели своего мужа Захара?

— Тогда же, когда и вы... — при упоминании о Захаре, слёзы блеснули в её глазах, но она стиснула зубы и наклонила голову, пряча лицо и пытаясь справиться с волнением.

— Вы хотите сказать, что, умчавшись в тот день в степь, он больше домой не возвращался?

— Не возвращался... Больше я его не видала, — глядя прямо в глаза своему собеседнику твёрдо отвечала Лукерья, думая при этом: «Зачем они про Захара дознаются? Может, знают про его смерть и хотят выведать, где его могила? И мертвому-то покоя не дают...»

— А весточку вы от него получали?

— Нет. Не было ни одной весточки... Как в воду канул.

— Та-а-а-к... А у нас есть сведения, что в банде он был. Говорят, лихой офицер...

— Захар не может быть в банде.

— Это ж почему? — удивлённо вскинул брови собеседник.

— Захар был горячим казаком, а сердцем — добрый. Он зло творить не мог. Дюже мягкий он сердцем-то был...

— Почему вы говорите «был»... — насторожился незваный гость.

— Сколько годов минуло... Ежели был бы он живой, непременно весточку прислал. Я Захара хорошо знаю... Он детей не мог забыть.

В это время в сарае зафыркал жеребец, и гости разом переглянулись. Лукерья поняла их взгляды и, не дожидаясь вопроса, заговорила:

— Не Захара это конь... Да его и конём-то ишо не назовёшь. Не успел Ванька свово жеребчика объездить как следует. Всё ему недосуг... Жеребца-то нам председатель помог купить, дай Бог ему здоровья. Ваньке по весне на службу итить, а какой казак без коня?..

— Иван — ваш сын? Чем же он так занят?

— Тракторист он... В колхозе работает.

— Если я правильно понял, Дронов Иван — ваш сын?

— Он и есть...

— Знаю я его... Знаю, — и, обращаясь к своим товарищам, пояснил, — на курсах в станице он учился. Толковый парень, мне его рекомендовали. Знаком я с ним... А у вас, Лукерья Авдотьевна, ещё были дети. Где они?

— Степан с Георгием скотниками в колхозе работают, а младший, Николай, с тремя сёстрами в овраг пошёл шиповник рвать.

— Та-а-а-к... Ну а про своего хуторянина Лысакова Андрея Трофимыча что слыхали? Не появлялся он тут?

— Слыхала, что в Сибирь его сослали, а потом, люди брехали, что в станице его видали... Брешут, верно... А тут он не был. Мне бы Настёна гукнула — вхожая я к ней...

— Ну вот и потолковали... — поднялся со скамейки старший и, словно по команде, вскочил с земли молодой, разгладил складки рубахи под ремнём, собираясь уходить. Докурил очередную самокрутку щеголеватый и нехотя вышел из тени на солнышко. За всё время они не проронили ни одного слова, наблюдая за беседой.

— А жеребца мы вашего поглядим...

— Глядите, коли охота... Да норовист он больно, кабы не зашиб.

— Глянем... Глянем.

Заглянув в сарай, гости попрощались и ушли, а Лукерья так и не поняла цели их визита.