Сева и семь напастей

     Севка брел по улице. Он пинал перед собой бумажный комок и думал свои мрачные думы. Погода наоборот была очень радостная – стояло солнечное весеннее утро.
     - Как? – спросите вы, - а почему же этот Сева не в школе?
     И, конечно же, будете правы! Ведь все остальные дети в этот утренний час прилежно сидят за партами и смотрят в рот учителю. Но у Севы утро не задалось с самого начала. Встал он какой-то рассеянный, с ощущением, что что-то важное снилось ему всю ночь, и он непременно должен это вспомнить. Потому мыслями мальчик постоянно возвращался ко сну. Результатом чего и получилась унылая прогулка по утреннему городу.
     Началось все не слишком плохо, а вот закончилось… Хотя, тут тоже как посмотреть.
     В общем, встал Сева задумчивый, почистил зубы и пришел за стол.
     - Всеволод! – удивленно сказала мама, - ты плохо спал?
     - Да, нет, хорошо, - торопливо ответил мальчик.
     - А что ж это у тебя на майке тогда?!
     Севка глянул и увидел здоровую гулю из пасты, напоминающую жирную цифру семь.
     - Вот напасть, - подумал он и вышел из-за стола.
     Потом была история с надетой на изнанку рубашкой, потом со шнурками… Но у мамы было удивительно хорошее настроение, а папа уже убежал на работу, поэтому пронесло. Мама только сказала на прощание:
     - Смотри, Севка, в школе не начуди.
     Оказалось, что дома это было только начало, только первая напасть. Мама как в воду смотрела – выгнали с урока. Севка задумался прямо возле доски и в примерах вытер все цифры семь. А поскольку это было после того как он не подготовил, как дежурный, доску к уроку, смотрел в окно, когда все записывали задание в тетрадь и много еще чего, то терпение учительницы закончилось, и она отправила мальчика вон с урока. Это была еще одна напасть – вторая, правда, считать он их начал где-то с четвертой, но мы для понятности повествования, так и быть, начнем сначала. Севка, чего уж греха таить, даже с облегчением пошел вон вообще из школы.
     - Будь что будет, - подумал Сева, - завтра разберусь со школой или маму попрошу, а сейчас совсем невмоготу.
     Брел Севка и пинал бумажный комок, как вдруг раздался грохот и перед самым носом мальчика что-то просвистело. Он сначала посмотрел наверх – ничего не обнаружил, посмотрел вниз и увидел металлическую табличку от дома, которая свалилась ему почти на голову. Сева постоял, приходя в себя, потом взял железку в руки и прочел: Красная, 7. «Вот же ж, прилетела на мою голову, - мимоходом подумал мальчик, засовывая табличку подмышку. – Ладно, трофей будет». – И пошел, уже ничего не пиная, зато зорко оглядывая близлежащие здания. Как оказалось, это было только третья напасть за сегодня. Ибо уже через пару минут мальчик врезался в какого-то господина странной наружности. Но про наружность Сева понял потом, а поначалу попытался извиниться. Но господин ничего слушать не желал, а лишь грубо оттолкнул мальчишку и тот упал на тротуар.
     Севка сидел на тротуаре и зло вытирал глаза, вспоминая сегодняшнее утро. Оказалось, что это уже четвертая, по его подсчетам, неприятность, которая с ним приключилась сегодня. «Не многовато ли для одного утра?» - горестно подумал мальчик и решил, что пора подниматься с асфальта. Хорошо, что улица в этот час была пустынна, и никто не задавал вопросов мальчишке, сидящему на холодном асфальте.
     Сева встал, отряхнул колени, руки и даже сзади постарался привести себя в порядок. Потом заметил на земле табличку, попытался ее поднять и не смог – она будто приросла к земле. «Этого не может быть!» - подумал мальчик и дернул что было сил. В следующее мгновение он врезался лбом в дверь дома и снова очутился на земле. «Пять!» - уныло подумал Сева. – Какой-то кошмар!» Попыток встать на этот раз Сева не делал, а просто сидел и размышлял на солнечном крыльце. Мысли его вернулись к господину на улице. Странный это был тип – в белом плаще, обильно усыпанном синими и розовыми цифрами семь. «Семь!» - металлическим звоном отдалось в Севкиной голове, напоминая звон таблички, упавшей ему под ноги. И вместе с этим звуком отворилась дверь дома.
     На пороге стояла старушка, вся такая в цветочек, и улыбалась. А Севка смотрел на нее во все глаза, потому что над ее головой красовалась уже многократно встреченная им цифра семь.
     - Здравствуй, Всеволод! – сказала старушка. – Пройди пока в дом, чаю выпьем и потолкуем.
     Старушка, не оборачиваясь, ушла в дом, как будто была твердо убеждена, что мальчик последует за ней. И он пошел в дом, устав уже удивляться и расстраиваться. Лишь запнувшись об порог прошептал: «Шесть». Шестая напасть, хотя была ли это проблем в полном смысле этого слова, он пока не решил.
     Пройдя почти наощупь по темному коридору, Сева очутился на кухне, которая была залита солнечным светом так сильно, что мальчик зажмурился и шагнул вперед. Это было последнее, что он помнил четко, потому что за этим последовал удар обо что-то твердое и холодное, впоследствии оказавшееся низко висящей кастрюлей, искры из глаз и дальнейшие события какое-то время проходили как в бреду. Сначала юркой змейкой перед его внутренним взором начал разворачиваться его ночной сон: клейкие листочки, солнце, сцена, какие-то чудные люди и незнакомые слова. Потом потемнело, и из забытья его вывел радостный голос старушки:
     - Семь! А вот и семь! – радостно восклицала она, целуя его в щеки.
     Сева рывком сел на полу.
     - Ну как ты, мальчик? – спросила старушка, продолжая улыбаться. Сева не знал, что ответить, потому что все было, по его мнению, так плохо, что хуже не куда, но из вежливости произнес:
     - Нормально, - и в который уже раз начал подыматься на ноги.
Старушка ему усердно помогала, даже усадила на мягкий диванчик у стола и налила чаю.
     - Зовут меня, Всеволод, Клавдия Матвеевна. Я домовуха! Потомственная, между прочим, - добавила она гордо и продолжила говорить.
     - Давай я тебе пока кое-что расскажу, а ты послушаешь и придешь в себя. Я домовуха, а это значит, что под моим присмотром все домовые на семьдесят миль вокруг. Я назначаю их на службу, снимаю со службы, лечу, кормлю, приют предоставляю, коли надо на время, в общем, забочусь и направляю. Я и с ЖЭКами местными знаюсь, но это так, больше по долгу службы. Так вот, домовой ваш, Егорыч Младший, и поведал мне на досуге за чашкой чая, что живет в подведомственной ему квартире мальчик, который родился седьмого июля 20.7 года в роддоме №7 улицы Седьминской города Семизвёздинска. Это же ты, правда? – Сева лишь молча кивнул. – И если приключится с ним семь напастей в этот день, то его и брать будем – подойдет, значит. О как!
     Сева ошарашенно хлопал глазами и молчал. Страх начал потихоньку холодить мальчишечьи пятки. Может ему была отведена роль торжественного блюда на каком-нибудь шабаше. От этой мысли стало совсем неуютно. Севка поежился. А Клавдия Матвеевна пристально глянула ему в глаза и страх ушел. Совсем. Она улыбнулась и заговорила снова.
     - Не с того я начала, да напугала тебя малость. Ты уж прости меня. Сейчас я тебе все объясню. Понимаешь ли, Всеволод, раз в семьдесят лет проводится у нас в среде домовской конкурс. Там читать надо разные частушки заговорные, чтобы потом, в следующие семьдесят лет, спокойно мы все жили, чтобы чего худого не приключилось, род наш не извели, да мы могли службу свою исправно нести – людям помогать. А коли выиграет чей участник, то станет домовуха главной, будет конфликты разруливать. Вроде и хлопотно, да почетно. И домовые ее лучшими признаются, а в награду могут отпуск брать в два раза чаще. В общем, много всего. Но условие есть одно, что только если найдет домовуха ребенка в возрасте семи лет, окруженного цифрой семь со всех сторон, да пошлет ему сон вещий, и после этого с ним семь напастей приключится, которые приведут его на эту кухню, то только он может представлять домовое сообщество на конкурсе. Ты ведь согласен, правда? Добровольное согласие тоже есть непременное условие участия в конкурсе.
     Сева все молчал. Пока он понял одно, что есть его никто не собирается. И это уже радовало.
     - Что же ты молчишь? - спросила старушка.
     - А что тут говорить? Я еще и сам не знаю, согласен ли. Напугали вы меня. Вроде ничего страшного вы не предлагаете, но… Частушек я не знаю, мама не отпустит и вообще. – Он махнул рукой. – А конкурс-то когда?
     - Да сейчас, милок, и начнется, раз ты здесь, - сказала Клавдия Матвеевна. – Только твоего согласия ждем и можно начинать. А за маму не волнуйся, не узнает она, если сам не захочешь. После конкурса мы прорехи в твоей жизни залатаем, да все так поправим, что завтра и не вспомнит никто, что что-то не так пошло.
     - Прорехи - это здорово, но ведь не знаю я частушек, к тому же заговоренных. А так я согласен.
     - Вот и замечательно, - пропела старушка, а об остальном ты не тревожься. Чтобы ты частушки знал, моя задача. Как я справлюсь, так и оценивать меня будут. Тебе только выступить надо. А как музыку услышишь, так слова нужные тебе на ум и придут.
     - Начинаем! – сказала Клавдия Матвеевна и в ладоши хлопнула.
     Завертелось все вокруг. Мир радужным вихрем обернулся. Потом кружение замедлилось и вынесло Севку на травяную лужайку. Там стоял знакомый по сну помост. А вокруг много маленьких человечков – домовых, похоже, и разнообразных старушек – домовух, сообразил мальчик. Тут кто-то взял его за руку. Сева поднял голову и увидел Клавдию Матвеевну, всю такую нарядную: цветочки на ее одежде прямо светились, передник с рюшами накрахмален, и даже в седых завитках таились маргаритки.
     - Пойдем, Всеволод, присядем под дубочком и перед началом подготовимся. Они уселись на лавочку под развесистым дубом.
     - Ты, Всеволод, только не бойся. Сейчас я за руку тебя возьму, и начнут в твоей голове буквы незнакомые кружиться, в слова собираться, потом строками выстраиваться и на мелодию настраиваться, как в караоке, знаешь, небось. А ты вслушивайся да запоминай.
     Тут старушка улыбнулась таинственно так, но хорошо, и Сева успокоился.
     Потом все так и было, как объясняла Клавдия Матвеевна. Только не сказала она, что музыка будет так хороша, что Севку будет аж подбрасывать, и будет он щуриться от удовольствия, как кот на завалинке.
Когда все закончилось, мальчик со старушкой посидели еще немножко на скамейке, поболтали обо всем и пошли за кулисы. А там было оживленно: сновали туда-сюда домовые, шумно переговаривались домовухи, да и мальчики-девочки тоже тихо себя не вели. В этой шумной суете мальчик как-то поплыл и поэтому все, что он запомнил в последствии из конкурса были сцена, молодые клейкие листочки, солнце в глаза и его срывающийся голос, который поет незнакомые слова, которые вызывают щекотание в животе. И общее ощущение счастья и покоя.
     Окончательно пришел Сева в себя уже в гостиной у Клавдии Матвеевны. А через некоторое уже за чашкой чая весело смеялся вместе с домовыми над шутками, кушал вкусный малиновый пирог и чувствовал себя совсем, как дома, а Клавдия Матвеевна приглашала приходить в любое время, и по нужде, и просто так. И Егорычу Младшему наказала приглядывать за Севкой. Иногда мальчик тайком поглядывал на комод, где стояла маленькая медная статуэтка старушки и мальчика, чем-то похожего на него, которую дали ему сегодня за первое место. И что-то подымалось в груди Севки и появлялось ощущение, что теперь все будет только хорошо.