Сказки

   

                Прошло столько лет, что я уже и не помню, кто, когда и где читал мне сказки в детстве. С одной стороны я  сам очень люблю читать,  слушать, смотреть, запоминать и записывать за всеми. Значит, это всё зародилось не на пустом месте – кто-то читал мне сказки, пел колыбельные, приучил к певучему родному слову. Хотя сейчас уже и спросить не у кого, старшее поколение всё ушло. С другой стороны, как раз в то время родители учились в ШРМ (девятый и десятый класс) и им некогда было  заниматься сыном по вечерам. Яслей и садиков тогда в Дубне ещё не было и со мной днём сидели разные няньки – и чужие, и свои. Тётя Валя Волкова нянчилась, бабушка Катя Зайцева (её дочь Валя, маляр из СМУ-5, потом с братом Вовой сидела в няньках). Наверно, они и читали.  Как  Пушкину или  Лермонтову.  Очень хочется в это верить. Потому что я единственный в родне  интеллигент, который  и  сам  что-то  пишет: стихи,  рассказы, сказки, статьи.
                С младшим братом и сестрой  вечерами и по выходным  сидел я (днём они были в садике). Вряд ли  я  им читал сказки по вечерам, не помню за собой таких подвигов.  Поэтому и выросли они  технократами, людьми далёкими от культуры.  Зато  первой дочке до шести лет я регулярно читал перед сном сказки, рассказывал придуманные тут же на ходу истории. Зёрна я посеял в её душе хорошие,  потом поливали их, правда, другие и сейчас ждём,  какие будут всходы.
В 1961 году я пошёл в школу,   выучил буквы и стал сам  читать сказки. Сказки мне нравились только русские, про наших богатырей, красавиц, зверей и природу. Всякие бурятские, нанайские  и  китайские казались мне глупыми и неинтересными, длинными и надуманными. Неотъемлемой частью сказок были цветные красивые иллюстрации в них. По картинкам мы узнавали героев, такими они нам снились по ночам. Чёрно-белых  телевизоров тогда было мало, а мультфильмов в начале 1960-х ещё меньше.  Даже передача “Спокойной ночи, малыши!” регулярно стала выходить только с 1964 года,  когда я учился уже в четвёртом классе и начинал дружить с девочками.
                В сказках мне особенно нравилось то, что героям всё легко удавалось, несмотря на некоторые первоначальные трудности.  Работать не надо было, всё за тебя делали другие и исполняли все желания: щука, царевна-лебедь,  лягушка-царевна, шапка-невидимка, сапоги-скороходы, скатерть-самобранка, волшебный посох, огниво и другие  сказочные предметы.  Если даже героя сказки временно убивали, то всегда можно было сбегать за живой водой и побрызгать на него. Как правило, и кончались сказки  красиво – или свадьбой,  или  пиром  на весь  мир.
                Обычно тяга  к  сказкам проходит, когда кончается детство и перестаёшь верить в  Деда Мороза и Снегурочку. Но есть люди, которые всю жизнь продолжают читать сказки. Один мой двоюродный брат до сих пор запоем читает сборники  сказок, несмотря на то, что ему уже шестой десяток. Причём  читает все подряд.
                В политической  карикатуре  очень удобно использовать героев сказок. Вроде бы рисуешь  сказочных героев, а подразумеваются  действующие политики. В советские времена карикатуристы так обходили рогатки цензуры.  Сейчас  одним из признанных корифеев этого жанра  является Алексей Меринов из  “Московского комсомольца”. 
                Сказки бывают разные по своей сути. Не только для детей. Свои сказки были у утопистов, у коммунистов, у фашистов, у создателей разных финансовых пирамид.  Наши  дерьмократы тоже пытаются сочинять свои сказки, но у них плохо получается – народ уже столько раз был обманут, что в сказки  этих  болтунов  верить  временно  перестал.
                Я сам много раз пытался написать хорошую сказку. Хотел придумать своего сказочного героя типа Незнайки, Чебурашки, Винни Пуха, Карлсона, старика Хоттабыча, Маленького Принца или Красной Шапочки. Задумок много было, но всегда что-то мешало:  то времени не было, то вдохновения. Так до конца ни одну и не дописал. А сейчас появился новый стимул закончить  начатое,  и прославиться, как сказочник. Подросли  внуки – Юля со Стёпой. Может  они вдохновят меня на завершение  этого  литературного  подвига.