Так я уже никогда не спою...

        Это было давно, в далеком и безоблачном детстве. Отец получил назначение в новую воинскую часть, сроки поджимали, и родители срочно уехали, прихватив с собой моего младшего брата. Никто не знал, как на новом месте обстоят дела с жильем и потому меня оставили на попечение бабушки. Я целыми днями пропадал на улице. Домой возвращался под вечер голодный, грязный и непременно в рваных штанах. Как я умудрялся их так часто рвать? Не скажу. Это загадка и для меня самого, но бабушка каждый вечер ругалась, сдирала с меня штаны, стегала по заду березовым прутом и грозилась больше никогда не выпускать из дома. Поначалу я боялся, что она исполнит своё обещание и какое-то время вел себя примерно, но долго так продолжаться не могло и я опять «пускался во все тяжкие». Штаны обрастали новыми заплатами, а моя многострадальная задница – новыми отметинами от березового прута. Наша соседка баба Паша, каждый раз спрашивала меня:
  - Ну что, босяк, отведал березовой каши? Не вкусно?
  - Вкусно, - огрызался я и под ее звонкий смех исчезал в сарае. Бабушка даже не пыталась догнать шустрого внука. Бегал я быстро, а прятаться умел так, что найти меня было почти невозможно, тем более в темном сарае. Наверху, под самой крышей, хранилось сено. Я любил забираться туда и глядеть на небо сквозь дырки в кровле. В своих мечтах я уносился к далеким звездам, представлял себя путешественником и первооткрывателем неведомых земель. Теплая ночь, как большой черный медведь обнимала меня своими мягкими лапами, и я растворялся в ее дыхании. Меня уносило в дальние страны, где росли красивые цветы, жили добрые люди и никого не угощали «березовой кашей»…

Сколько себя помню, пел я всегда. Это и неудивительно. Родиться в семье, где все поют и не петь – это нонсенс. У моей матушки был абсолютный слух и замечательный голос. Все наши знакомые, кто хоть раз слышал, как пела мама, говорили, что её место на сцене и что такой голос нельзя скрывать от людей. Мама только смеялась и обещала завтра же уехать в Москву, в Большой театр. Отец очень гордился, что у него такая талантливая жена, но в глубине души побаивался, что однажды она поддастся на уговоры и действительно уедет. Они очень любили друг - друга и старались всегда быть вместе. У отца от природы был хорошо поставленный баритон. Пел он чаще всего украинские народные песни и конечно всеми любимые песни из кинофильмов. В любой компании мои родители пользовались успехом и их часто приглашали в гости. Мама могла подстроиться под любого исполнителя, и песни, разложенные ею на два, а то и на три голоса, получали заслуженное признание. Жить в такой семье и не запеть – просто невозможно. Матушка рассказывала, что я еще в колыбели пытался ей подпевать, а уж когда требовал к себе внимания – орал как недорезанный…   

В шесть лет я уже выучил практически все популярные песни и даже пользовался успехом у местных старушек. По праздникам бабушка гладила мне белую рубашку, доставала из сундука новые штаны и выводила во двор. Соседки приходили со своими табуретками и занимали места в «зрительном зале». Меня просили спеть, и я пел военные песни. Высоким детским голосом я пел о том, как враги сожгли родную хату и сгубили всю мою семью. Эта песня в исполнении Марка Бернеса в то время была очень популярна. После войны прошло не так уж много времени и многие в деревне помнили это тяжелое для всех время. Старушки вытирали слезы, громко аплодировали и награждали меня пряниками и конфетами. После окончания концерта я набивал карманы сладостями и бежал угощать честно заработанными вкусностями  своих многочисленных приятелей. Можно сказать, что все приятные стороны шоу бизнеса я испытал на себе еще с молодых ногтей.

Прошли годы. Теперь я пишу собственные песни, пою их со сцены и в компании друзей, но такого благодарного зрителя у меня уже не будет никогда.