Мышь...

                МЫШЬ...


                Эта история давно уже рвалась наружу, откуда-то из глубин, охраняемых сознанием. Время пыталось изменить эмоции, задавить услышанное, загладить увиденное, но...

      Это “НО” с упорством ключа стремилось через каменные преграды, находя для проникновения микроскопические просветы, зазоры, трещинки... и разрушало их, расчищая путь вовне.

      Признаюсь, казалось, сойду с ума, если не сброшу этот тайный груз. Так страшно переплелось мыслимое и немыслимое в этой истории. Знаю одно: здравый рассудок не в состоянии признать случившееся ординарным...

             Первое впечатление от встречи с ними оставляло легкое недоумение. Как-то не сочетались эти двое: он – импозантный, с роскошной шевелюрой и шкиперской рыжеватой бородкой; она – с тусклыми, серыми волосами, угреватой кожей, слегка обмякшая в его объятиях и оттого еще более невзрачная и беззащитная. Пожалуй, объединяло их одно: живые улыбчивые глаза, но у него они органично сочетались с остальным, а у нее жили как бы отдельно, словно взятые на время с чужого лица, а, возможно, и из другой жизни...      

             Скрыть это пытались норковой шубой, дорогими украшениями, престижными нарядами. Но несоответствие нахально выглядывало из каждой вещицы и неизбежно притягивало взгляд... И сигналило: внимание, не доверяй глазам своим. 
   
             Лишь много позже я поняла, что за этим несоответствием таилась мучительная жизненная коллизия, которая заставляла обоих корчиться в судорогах от содеянного, и методично догрызало червяками сомнения...
 
         
                ИГРА БЕЗ ПРАВИЛ
               
                А начиналось все как нельзя просто...

      Брат и сестра дружили семьями. Часто встречались на природе, жарили шашлыки, пили вино, пели песни. Дети почти “перемешались”, стали общими. И редко кто стремился их разделить. У брата – две маленькие дочки, у сестры – три крепыша. Как не закреплять родственные связи? Так вот и старались почаще быть вместе, праздники-непраздники...

      Все же родная душа не предаст, а вместе любые невзгоды выдержать можно, и если нет бед, то просто веселее вместе. Теплее... Да и брату помогать стоило: Света – жена его, совсем девчонка, учится в политехе на четвертом курсе, не бросает. Правда, дочки их от этого страдают, “заброшены”. Родители все в учебе. Да, кто из нас не прошел через эти трудности? Общежитие, ранний студенческий брак, вслед за ним – ребенок, а сессия давит сроком. В стране перестройка, время заставляет шевелиться, заканчивать. Иначе не вольешься в жизнь плавно... И брат мужик вроде толковый, да уж больно непробивной. Для него лучший сценарий развития жизни – планомерность советского строя. Родился, окончил школу, затем – институт, армия на носу, а уж после – как положено: устройство по распределению. Молодой специалист, лет через десять – своя квартира, к пенсии (уж точно) машина или кухонный гарнитур от профкома... Так, без взлетов и падений, но крепенько и надежно.            

      Сестра Варя, конечно, в этом плане, составляла ему резкий контраст. Активная, волевая. Институт закончила, поступила в аспирантуру, готовила к защите кандидатскую. Притом, что, как всякая замужняя женщина, рожала детей, волокла на себе весь дом и стремилась “выпихнуть в люди” мужа. Тоже поступил в аспирантуру, да не закончил – ушел в кооператив, занялся добыванием денег для семьи; уж больно хорошие пацаны росли. С женой тип-топ. Хочется, чтобы не чувствовали себя в этом море товаров (которое просто свалилось на голову после стольких лет жесткого дефицита) ущемленными. Хочешь арбуз зимой? Куплю. Жилы порву, а не дам ребенку жалобно заглядывать в глаза с немой мольбой: “Купи...”         

      Сноху не очень любили. Сколько девок вокруг брата хороводило, а “словила”, как обычно, серая мышь. “Тихушница”. Улыбается стыдливо, а “лапками”-то быстро все под себя подгребает. Не пара они. Все так считали. Да уж раз ребенок родиться был должен, согласились на свадьбу. От священника скрыли ее беременность. Ну, чтоб все было как у людей. Без позора, без сплетен. Семья-то достаточно известная, с хорошей репутацией. А теперь вот нравится – не нравится: дружи с ней «без передышки»... Все же венчанные. Законная супруга.
            
      Варя тоже брак оформляла торжественно, в церкви. С благословения всей семьи, родни... Илья – завидный парень: здоровый, умный, любил ее без ума и почитал. Иногда казалось, что как мать родную… Гордилась, когда сапожки ей на ногу надевал, не стыдясь чужих глаз. А уж обаятельный... Так и звали:  “Илюшка-обаяшка”. Удалась семья. Счастливая. Подруги завидовали даже, что такого отменного мужика в руках держит и вертит им как хочет.  Завидовали... До поры.
            
      Беда, как обычно, застала врасплох. Без глаз, что ли была? Как не заметила? Да, что она... И брат ничего не понимал, не видел. И родители не подсказали. Новость зазмеилась из уст подруги: страшно подумать, врет ведь, наверно, от зависти? Не мог Илья с этой мышью спутаться. Лжа все...
            
      Поначалу Варя боялась даже обронить вслух обвинения. Но события завалили камнепадом фактов: уже не скрываются, не стыдятся детей... Вот тебе и отправила сноху с милым мужем в детский санаторий. Все старалась, организовывала эти путевки для здоровья ребятишек. Во время отлучки кандидатскую защитила...
            
      Что делать, как жить? Все, трепетно созданное за долгие годы, утекало в решето измены. Бог мой! В страшном сне не придумаешь такого. Какая тут Санта-Барбара, самим бы выкарабкаться из этой трясины...
            
      Лихорадочно советовалась с родителями, родней. Квартира превратилась в проходной двор. Все шли и увещевали, стыдили, корили Илюшку. Пытались помирить, склеить грубо разбитое благополучие. Пожалуй, только единицы желали удостовериться, что союз окончательно разрушен.

      Детей же быстро удалили к бабушке на неопределенный срок. Сама - потухшие глаза; казалось, слезы уносят жизнь – посерела, потемнела, осунулась. Пыталась с неверным говорить по-мирному. Срывалась на крик, царапала ему морду. Но глаза Илюхи все также оставались любимыми. Хотела все выжечь из памяти. А там – набухшая боль... Тронь... и скрутит тебя в бараний рог, заставит искать пятый угол воспоминаний. Не смогла выполнить советы подруг: ни порвать с мужем, ни выгнать его.
            
      Тут у брата катавасия такая, что мать валерьянку банками пьет. Выясняли, выясняли со Светкой отношения, дрались до крови. Да как у них там получилось, сам черт не разберет! Выгнала его эта мышь тихушная. Илюха, говорят, не вылезает от нее, утешает. А может, просто домой боится показать свои бесстыжие глаза.
            
      Господи, как быть? В петлю что ли? А пацаны? Трое их. Господи, надоумь, покарай отступницу... Господи...



                УТОЛИ МОЯ ПЕЧАЛИ...

                Спасла любовь к детям. Илья устал метаться между двумя женщинами и страшно тосковал без малышей. Чего-чего, а отцовских чувств ему было дано без меры. На большом семейном совете порешили, что единственным выходом может стать только переезд. Из этого города надо исчезнуть. Страна большая. Питер-батюшка схоронит. Тем более, что Илья имел там связи, какой-то вес, вел дела.

      Собрались мгновенно: благо, контейнеры родители потом дослали. Отъезжали по-тихому, даже с подругами не попрощалась. Мосты не жгла, но шла по пеплу. Успокаивало одно: зато мужа сохранила, мальчишки безотцовщинами не вырастут. Все перемелется – мука будет... Или мука? Не хотелось думать о будущем. Но руки опускать не привыкла. Иногда до боли стискивала пальцы, ломала себя и шла с улыбкою навстречу Илье.
            
      На новом месте все складывалось неожиданно благополучно. Как-то хорошо и быстро обустроились, постепенно заладились супружеские отношения. Самой себе боялась признаться, что муж ее все-таки любит, ласки даже свадебным не сравни.

      Время сглаживало обиду, сознание настойчиво вытесняло случившееся внутрь. Все хорошо. Главное, дети так ничего и не поняли. Дружная веселая семья.  Только замечать стали, что Варя иногда вдруг замрет и словно исчезнет: ничего не видит, не слышит, только шелестит побелевшими губами... А потом как захохочет странно: “Моя взяла...”
            
      Науку забросила. Через карьеру и так чуть соломенной вдовой не стала. Работать больше не пошла. Посвятила себя детям и мужу. Да и ни к чему это. Илья прочно стоял на ногах. Пройденным этапом стали вожделенные ранее импортные шмотки, все изобилие супермаркетов валилось в их потребительскую корзину по первому желанию. Дети обучались в престижных школах. Ездили с личным водителем. Каждый год: море, Сочи, цековские санатории. Куча нарядов дорогущих. Все из Парижа, Стокгольма да из Лондона...

      Муж стремился с лихвой оплатить вину. Все покупал ей сам. Вез из командировок. Вместе они как-то, не смотря на состоятельность, за границу не ездили: у него – работа, он аж весь горел на ней. А одна она, несмотря на внешнюю активность, не стремилась, побаивалась, что ли... Черт его знает, может просто надломила ее та история, заземлила, укоренила в Питере. Казалось, именно этот город защищает ее домашнее счастье. Конечно счастье: бриллиантов как в ювелирном магазине, Илья все дарит и дарит. Одевать особо некуда. Стала ездить к родителям, а то все они и они. Подруги аж поубивались от зависти. У самих-то у них всяко в личной жизни замешалось. Но высот как она так и не достигли. Опять почувствовала себя на гребне, в русле...
            
      С этого гребня летела кубарем. Ощущение неуправляемого полета на горных лыжах: на ногах гири, все нарастопырку, в глазах мелькание и вокруг – полный хаос...

      Хаос возник вопреки здравому смыслу, но благодаря случайности. Пошла в часовню святой Ксении Петербуржской с подругой. Та очень просила. Вырядились дорого, но достойно. Костюм подругу поразил в самую печень. Охала, ахала: сразу видно эксклюзив! В последний приезд Илюша подарил.
            
      На костюме-то и подорвалась... В той самой часовне подруга заметила подобный наряд, да не просто, а с такими же туфлями и сумочкой. Часовня-то невелика, не скроешься.

      Думала, кто-то посмеялся над ней...

      Нет и впрямь. Один в один. Бог мой, да это ж...

      Как же так?

      Господи, за что?
            
      Ноги подкосились, кровь билась бешенно в висках: не может быть...

      В ответ – испуганные Светкины глаза, открытый от удивления рот...

      Неожиданно Варя качнулась. Пришла в себя лишь в машине около чужого дома. Что делала, сколько времени прошло – не помнит. Какие указания давала водителю – тоже.
            
      Казалось, они выследили Светку, которая в смятении тоже рванула к машине. Без конца тыкала в замочную скважину, лихорадочно пытаясь открыть дверцу БМВ. Завывания сигнальной сирены разрывали авто изнутри, еще более обостряя ситуацию. Побелевшая Светка вдруг обежала вокруг, дернула дверь и, перескочив через место пассажира, очутилась в водительском кресле.
            
      Оказалось, большей панике подвергся водитель мужа. Он стал заложником стрессовой ситуации. И на Варин истошный крик: ”Поехали!!!” пошел как зомби...

      Именно он безошибочно довез их к светкиному дому. Он ездил сюда уже много лет. Сработал автоматизм. От свалившегося потрясения все инструкции перепутал... Он выдал тайну своего шефа...
            
      Варин склеенный мир развалился в пух и прах.  Вот откуда столько командировок. Да он просто жил на два дома, двумя жизнями, расщепленным сознанием... И в каждой новой жизни умудрялся быть искренним. Они были для него одним целым: волевая, состоявшаяся Варя и восковая любовница, из которой он мог лепить все, что хотел. На Светке вымерял за рубежом наряды законной жене, дарил все одинаковое, чтобы не ошибиться, вплоть до украшений и всяких мелочей.

      “Сползал с одной и тут же шел выполнять супружеский долг к другой,”- шипела любовница.

      “Глотал виагру, испытывал ни с чем не сравнимое чувство могущества и незаменимости,”- кривила губы жена.

      Эго просто распирало: он – царь и бог, он нужен всем. Страстно отдавался воспитанию сыновей, играл роль отца для девчонок Светки (но одевал их по образу и подобию своих мальчишек; получалось довольно странно, а порой и противоестественно). Противоестественно как все, что выплыло наружу. Хлынуло мощным селевым потоком, сметая все на своем пути.

                Они сидели предо мною такие неподходящие друг другу: Илья и Света. Вот только света в конце тоннеля для них не было.            

      Казалось бы...