It s all right, mama, It s all right...

Примчавшись обратно в Москву, я влёт забацала небольшой шутливый рассказик о «питерских приключениях», который сорвал свою долю аплодисментов, и пребывала в совершенно благодушном и расслабленном состоянии. Эдакая посторгастическая истома, когда всё хорошо настолько, что просто больше ничего и не хочется! Блаженство Будды, ощущающего себя одновременно целым миром – и маленькой травинкой, растущей под ярким солнцем из жирной земли, возле чистого ручья, дышащей горным воздухом – всё во всём, и нет ничего проще и удивительнее… Но прошла всего лишь неделя, и к моему наслаждению простыми формами бытия начало примешиваться беспокойство. Всё бы хорошо, потому что любым парусам нужен отдых, но сколько же можно стоять на рейде, когда ещё столько морей не охвачено и не прострочено вдоль и поперёк на разведённых парах моего кошачьего любопытства?! Где же он, где свежий ветер под крылья? Нету… Размеренная упорядоченность вошла в мою жизнь и, кажется, собралась окопаться там всерьёз и надолго.

Конечно же, и в обыденной жизни приключались какие-то мелочи, вроде переезда работы на новое место, но сколько же можно скакать по столам и ворочать мешки и ящики, вызволяя то засунутый в неподобающее место горшок с драгоценным цветком, которому пока ещё не судьба зачахнуть от жажды, невзирая на полное равнодушие к нему целого института, то раскапывая очень-очень нужный диск с ценнейшей и актуальной (как выяснилось пять минут назад) информацией, который начальство ещё позавчера распорядилось упаковать в одну из пятнадцати коробок с одинаковой надписью «КАНЦТОВАРЫ»…
Да, конечно, я знаю, знаю, что это заболевание моей не просто заблудшей, а вечно блуждающей где-то души столь же неизлечимо, сколь и недоказуемо. Мы, психи, умеем прятаться, выдавая себя за других, совсем других, за нормальных. Мы годами стараемся жить «как все», прилично выглядеть, нося кэжуал и соответствуя букве этикета. Мы делаем вид, что нам интересно всё то, что мелко бурлит по поверхности этого грязного социума, расходясь туманной рябью в наших обращённых в далёкие дали глазах, и очень натурально изображаем переживания по поводу мелких жизненных неурядиц, каждая из которых у тех, кто не научился видеть за деревьями леса, вполне может обернуться вселенской трагедией… Мы терпим. Пока не сорвёмся… Не потому, что устали и больше не можем, а потому, что не хотим. Ибо ЗАЧЕМ?! Кому мы должны, кроме – и прежде всего – самих себя, чтобы тратить душевные силы на то, чтобы делать ненужные лично нам вещи, думать чужие мысли и совершать незначительные с нашей же точки зрения поступки? Да кто сказал, что наше время и наши желания в этой жизни могут принадлежать хоть кому-то ещё? И мы просто аккуратно складываем в угол то, что долгое время чинно и старательно поддерживали, разворачиваемся и уходим.

Я Колобок, Колобок… Такой аппетитный и румяный, такой соблазнительной, прямо-таки притягивающей приключения формы, весь по уши (знать бы ещё, где они) в белом порошке. Нет, не мука. Кое-что посерьёзнее. Это наркотик, люди! Как же вы не поняли сразу? Потому что именно этот драйв, этот зов, вечный внутренний зов к приключениям вызван тем самым веществом, что внутри и снаружи нас, в котором мы вызрели, и которое изначально пронизывает самую нашу сущность, выдавая наше внутреннее состояние условным поверхностным зудом. Спальник, палатку и джинсы после похода можно отстирать. Запах выветривается, загар сходит, фотографии рвутся и жгутся, но вот отравленную счастьем самостоятельности и свободы душу, в которой уже начались необратимые изменения, запускающие процесс гормональной недостаточности новых впечатлений, движения и самых разных сюрпризов, живи ты хоть трижды нормированной обывательской жизнью, – вот её-то уже не успокоить больше ничем. Только тем, чего требует она ночами, упрямо скидывая на пол оглушающее ватное одеяло дневных забот и комкая слишком плотную простыню здравого смысла… Болезненная зависимость от новых впечатлений, от неизведанных ощущений, от ещё не случившегося пока в этой жизни опыта, увы, не лечится, зато очень даже сильно цепляет и волочёт за собой, диктуя заражённому этим вирусом человеку свою волю и собственные правила поведения.

Просто что-то должно было случиться для того, чтобы я вновь ожила, почувствовав вокруг себя ток этой жизни, зашевелилась и собралась, начала хотеть, планировать, стремиться, скинув с себя этот кокон сонного благополучия. И оно случилось… Меня обокрали. В метро из сумки, застёгнутой и плотно прилегавшей к телу, очень аккуратно извлекли кошелёк с деньгами и всеми карточками, включая зарплатную банковскую и две годичных на проезд, одна из которых была оплачена как раз накануне… Подсчитывая убытки, я пришла к сумме в 25 тысяч рублей, то есть, почти вся моя ежемесячная зарплата, и понести такой урон перед отпуском, когда как раз собираешь деньги на предстоящую поездку, удовольствие, мягко сказать, ниже среднего. Это всё я четко понимала умом… Но почему-то напрочь не чувствовала ни обиды на себя или жизнь за настолько неудачное стечение обстоятельств, ни огорчения от происшедшего события. Напротив, я ощущала нечто вроде удивлённого восхищения от работы профессионалов – надо же было так виртуозно проделать всё это: средь бела дня, в скоплении народа, чтобы никто, и даже я, с моей гиперчувствительностью! Так-то оно так… Но в моей душе, рядом с чётким сознанием того, как нужно действовать, чтобы ограничить добычу злоумышленников обретённой наличностью, перекрыв им доступ к моему счёту, практически сразу поселилось странное чувство. Я почему-то почувствовала облегчение. Нельзя сказать, чтобы я владела неправедными деньгами или совершала дурные поступки, вводя в неоправданные расходы других людей. Но мне казалось, что то, что случилось, ПРАВИЛЬНО. Как будто бы я не то заплатила за всё везение и счастье, которое само шло ко мне в руки в последние месяцы, не то и вовсе заранее откупилась от каких-то возможных грядущих неприятностей… Потому что это выглядело так, как будто мой ангел (не иначе) просто-напросто отвёл мне глаза, всё решив за меня.
Наверное, всё это стоило пережить для того, чтобы соотнести в очередной раз значимость происходящих внутри качественных изменений с эфемерностью внешних обстоятельств, общественных дел и насущных хлопот…