На самом краешке миров

На самом краешке миров
Жило неброское светило…
Оно тихонечко светило
Всем тем, кто слышать был готов
Его тепло, и спектр неяркий
Светила ласковых лучей
Струился тихо, как ручей,
Жары полуденным подарком.
И тот, кто случаем забрёл
В сей дальний угол мирозданья
Благодарил свои желанья
За случай, что его привёл
Туда, где нет страстей палящих,
Где созидательным теплом
В далёком уголке одном
Природа дышит НАСТОЯЩИМ…
http://stihi.ru/2011/08/02/8684

Заканчивались неполные сутки нашего пребывания в пути по железной дороге. С раннего утра мы неспешно катили по Украине. Сын полдороги благополучно спал, ну а я в перерывах между чтением развлекала себя тем, что выглядывала в окно. Украинские станции живо напоминали мне пригородные подмосковные: наверное, и не может быть никакой разницы между железобетонными платформами, сконструированными по единому образцу в незапамятные социалистические времена, и с той же самой поры решительно обделённых вниманием путейцев-ремонтников, следящих за состоянием «железки». Да и то, нехай себе крошится и проседает местами. Ведь главное, чтобы само движение было безопасным. Ходят же поезда по не расклёпанным рельсам? Не прогнили шпалы? Вагоны на ходу не разваливаются? И на том спасибо. И вот торчат себе среди залитых солнцем степей перроны облупленных вокзалов и безымянных полустанков и размечают путь намётанному глазу. А мы всё едем… Ну, а что? Бешеной-то собаке семь вёрст не крюк. И ребёнок мой ничего пока, кроме поездов метро и пригородных электричек, пока ещё не видывал. Хорошо!

Нет, конечно же, вполне можно было прожить в Турции весь отпуск – и денежек бы достало, и море штука полезная, и вообще, приятно, когда тебе всё включено. Зелёный, можно сказать, свет любым, даже самым нестандартным пожеланиям… И делать ничего не надо – знай себе развлекайся на год вперёд! Всё это очень хорошо известно. Настолько хорошо, что совершенно теряло не только прелесть новизны, но и вообще всякий смысл. Потому что туризм, так же как и любая другая вещь в этой жизни, хорош лишь тогда, когда начиная, не представляешь себе, к чему именно приведёт тебя новая тропка, которую ты торишь в рисунке своей судьбы. А когда узорчатые переплетения людей и событий на вытоптанном её ковре теряют свои очертания, бездумно вытаптываясь в наезженный тракт, всё! Пиши пропало. Можешь заранее объявить себя неудачником: в самом конце сей привычной дороги тебя всё равно ждёт тупик. Сколько бы ты ни шёл за своей мечтой… В общем, Турция это Турция – не больше, не меньше. Но мне, представителю скисшей к лету формации офисного планктона, вновь возжелалось экстрима. Ну, а что может быть интереснее, чем собраться в другую (пусть и очень дружественную) страну погостить к человеку, про которого знаешь лишь имя с фамилией, даже не выяснив адреса…

Мы общались в инете уже очень давно – года, наверное, полтора. Нечасто и понемногу, но этого почему-то вполне хватало для того, чтобы понимать друг друга с полуслова и выяснять время от времени, что мы в одно и то же время совершаем приблизительно одинаковые поступки… Вот как, интересно, такое бывает? Как-как… Квак! Вот бывает, и всё тут, нечего понимать. В коне концов, есть разум и чувства, вера и знание. Если ты веришь, то тебе не нужны доказательства, ну, а если уж тебе повезло полюбить, никогда не пытайся понять, за что! Анализ – самый верный и точный способ убийства всего живого, чем бы оно ни являлось. Поэтому, когда Анна пригласила меня вместе с сыном летом немного пожить у неё, я просто решила приехать. И вот: мы купили билеты, обговорив дату прибытия, меньше чем через сутки после прилёта из Турции уже запихнулись в поезд и теперь едем в незнакомый нам пока украинский город, где нас с нетерпением ждут.

Время прибытия я помнила смутно, хотя накануне внимательно разглядывала цифры в билете, прикидывая, когда именно, учитывая разницу в часовых поясах, должны встречать меня мои гостеприимные хозяева. Дело в том, что проводник наш, как только поезд тронулся, отобрал у всех пассажиров билеты и разместил их в специальном кляссере. На протяжении всего путешествия он следил за проставленными в них станциями назначения и обходил каждого приблизительно за полчаса до его остановки. Все попутчицы – и те, которые ехали в нашем купе от самой Москвы, и те, что на смену им подсели в Украине, уже высадились. Около трёх часов дня я сообщила сыну, что, по моей памяти, приблизительно через час и мы должны прибыть по назначению. Тем временем поезд остановился на какой-то довольно крупной станции. Я выглянула в окно, пытаясь выяснить название, но ни надписи на здании вокзала, ни иных опознавательных знаков так и не увидела. Проводник блаженно выставился в окно чуть ли не по пояс и курил, подставив лицо горячему солнышку. И тут мой телефон, зажужжав, не выплюнул очередную смс-ку, уведомлявшую меня о моих мобильных правах и возможностях на территории другого государства, а запел, наконец, в полный голос. Очевидно, это Аня уже приехала на вокзал и заранее беспокоилась о времени моего прибытия. «Ты где»? – раздался звонкий и очень встревоженный голос. «Всё в порядке, я в поезде. Скоро уже буду»… В ответ почему-то прозвучала непереводимая игра слов на украинском языке. «В каком поезде ты едешь?! Точно не в Николаев?». Кем, интересно, надо быть, чтобы пятнадцать раз объяснив человеку про название и номер не только поезда, но и вагона, сесть и уехать совершенно в другом направлении? В трубке меж тем раздалось: «Вообще-то твой поезд сейчас в Никополе стоит! И ГДЕ ТЫ???».
Нет, конечно же, я никогда не спутаю Николаев и Никополь, даже не поднося к глазам глобус Украины. И в поезде этом было вовсе не два девятых вагона. Зато был один проводник… Я начала осознавать, что вот этот вокзал и достаточно продолжительная стоянка в районе трёх часов с копейками как раз и могут означать в совокупности искомый конечный пункт моего маршрута, чтоб я знала, на что он похож! Подскочив как подстреленная, я заорала сыну «выходим, вещи, скорее!!!» и рванула на себя нижнюю полку с даже не переложенным с неё наверх матрасом. Сыночек стоял рядом, так же судорожно пытаясь застегнуть непослушными руками свой рюкзак. Похватав лежавшие наверху, висевшие на стене и стоящие на полу сумки, я соображала на ходу, всё ли мы взяли, а ребёнок пытался помочь мне тащить чемодан, отчего мы наглухо застряли возле купе, прижав друг друга в дверном проёме. И в этот момент в начале коридора, заняв собой весь проход, нарисовались полтора метра с копной чёрных волос наверху и такими же очками практически во всё лицо. Моментально подлетев к нам, этот живчик заголосил на весь поезд и немедленно сгреб в охапку и нас с сыном, и чемодан. Споро выволакивая из вагона наш багаж, Аня одновременно хохотала, причитала, на чём свет стоит костеря недотёпу-проводника, по какой-то причине напрочь забывшего про то, что в его обязанности входит не только продажа пассажирам чая, и кликала на подмогу собственного сына. Проводник, ошалело глядевший на это нашествие, после моего окрика пришёл в себя и успел всунуть мне билеты, которые так и лежали у него в отведённых для них нумерованных кармашках. Когда Анна, поравнявшись с ним, зыркнула в его сторону испепеляющим взглядом, он слегка отступил и, замахав руками, пробормотал: «Да забирай, забирай ты свою сестру…». Вот таким макаром и состоялось наше долгожданное знакомство.   

И начался растительно-животный период моей жизни… Меня постоянно кормили, стараясь под завязку набить истощённый скверной экологией организм натуральными белками, жирами и витаминами. Сына тоже кормили, но он изо всех сил сопротивлялся, вопя, что местная сметана – никакая не сметана, а самое натуральное сливочное масло, и он отказывается это есть по причине излишней свежести и жирности продукта. Ещё он не мог понять, как это в супе одновременно оказались и картофель, и кусочки теста. Такое сочетание он в жизни видел впервые… Зато выяснилось, что сосиски это вкусная и полезная еда, а не отрава, которой в холодильнике не место, да и вообще много чего такого, чего мы, москвичи, в глаза не видевшие живых деревенских продуктов, иначе так никогда бы и не узнали.
Ребёнка моего тоже баловали как своего собственного – нет, пожалуй, даже больше. И было ли дело в том, что мы были тут желанные гости, или в особенности Аниной натуры (моя украинская бабушка точно так же любила весь мир, а, в особенности, детей, и не делала между ними различий по степени родства), но нигде и никогда к нам не относились так тепло и трепетно, беспрекословно исполняя наши просьбы и предупреждая желания. Анин сын подбил моего начать заниматься с гантелями и покорно отдал ему свои игрушки. Аня же катала Митьку на скутере, разрешив порулить, так что он вполне научился им править.

Ещё нас водили гулять и купаться. Правда, как следует поплавать мне так и не удалось. На водохранилище вода была почти стоячей и от этого невыразимо тинистой. Сколько ни проплыви, а нырнуть решительно некуда. Ну, а карьер, где на небольшом пятачке пляжа днём умещалась целая тьма народу, а вечером осталось всего ничего, был, по Аниным словам, очень глубок. Мнения расходились – не то восемьдесят метров, не то все двести. Сильно подозреваю, что котлован глубиной свыше шестнадцати метров на такой площади всё равно невозможно было вырыть с тем, чтобы он не ополз, ну, да ладно. Какая мне разница, сколько именно там метров под килем, если я всё равно плаваю, причём совсем неплохо, в самом верхнем из них? Но куда там… Стоило мне отплыть от берега чуть дальше, чем плескались в пологом прибое дети, моя неусыпная надзирательница строгим и громким голосом немедленно информировала, что там глубоко и очень опасно. Пугала она меня и двухсоткилограммовым сомом, которого якобы ловили в здешних водах местные рыбаки. В общем, пытаться порезвиться на просторе нечего было и думать. Но, на моё счастье, подруга в какой-то момент заговорилась с кем-то и потеряла бдительность. Я немедленно перестала играть роль челнока и вышла из поля видимости с берега. Взяла правее по хорде и легла на курс до противоположного берега. Но когда я достигла приблизительно середины водоёма, поднялся ветер, и меня стала захлёстывать мелкая рябь. Плюнув с ней бороться, я сочла за лучшее развернуться и возвращаться обратно. Вот только где же выход из этого озера? Единственный на берегу маленький пляж с узким заходом в воду остался за небольшим изгибом берега, надёжно поросшего буйной травой в три человеческих роста. И я не видела его точно так же, как оттуда не было видно меня!

Уже темнело, и сочетание стопроцентного топографического кретинизма с наступающей в сумерках куриной слепотой  сулило мне весьма интересные перспективы. Прикинув, я решила подплыть к самому ближайшему месту берега и идти по часовой стрелке до тех пор, пока не обнаружу спрятавшийся от меня пляж. И я бы совершенно спокойно рано или поздно до него добралась, если бы вдруг мне дорогу не преградили два надувных матраса. Пара не сильно трезвых бугаёв, правивших ими, взяли меня в «клещи» и стали допытываться, как же меня зовут, и хорошо ли я себя чувствую. Не имея ни малейшего намерения знакомиться, я сообщила хлопчикам, что меня обычно не зовут – сама прихожу, и чувствовала я себя совершенно замечательно до того самого момента, как они прибились по мою душу. Ещё я попробовала вырваться из окружения, но ребятки тоже были не пальцем деланы и, поскольку их было в два раза больше, меня не выпустили… В общем, моё возвращение было, с одной (причём не моей) стороны, триумфальным, ну, а с другой  –  я сочла за благо просто постараться не обращать внимания на сей малосимпатичный эскорт. Тем более, что теперь стало понятно: возвращаться мне именно туда, откуда они выплыли. Анна, стоявшая по щиколотку в воде, завидев меня, заголосила. Смеясь и ругаясь, она одновременно и причитала, и благодарила «Васю и Серёжу» за то, что они нашли и выловили меня – живую и невредимую. Так вот почему мальчики так старательно имя моё выясняли! Ошибиться боялись. Это ж, оказывается, совсем не кадрёж был, а целая спасательная экспедиция в мою честь…

Ещё гостеприимные хозяева возили нас на дачу (она была как-то поблизости), поливать огурцы, и в город – по магазинам. Показывали местную достопримечательность: священный источник, где в любую погоду можно было окунуться в ледяную купель и набрать целебной водички из родника. По дороге завезли в одичавший плодовый сад. У соседей набрали ведра три абрикосов – мне на варенье. Вообще, замечу в скобках, деревенская жизнь это особый мир, очень похожий на коммунизм. Общее хозяйство, натуральный обмен, и все всё друг про друга знают. Во всяком случае, за ту неделю, что я прожила у Ани, на «сестру из Москвы» пришли поглядеть все её подруги и родственники. Одна из них, большая любительница стихов, даже вызвалась погулять со мной. Мы долго ходили по берегу водохранилища, заросшему дикими маслинками. Вот, кстати, ещё одно удивительное открытие: оказывается, оливки – близкая родня облепихе. Никогда бы не подумала, если бы не увидела тут эти деревца с узкими серебристыми листьями, облепленные мелкими твёрдыми ягодками. На самом обрыве, среди навезённых когда-то гранитных глыб, росла шелковица, до которой, кроме нас, в эту неделю ещё никто не добрался. Рискуя свалиться, мы пробрались в её раскидистую крону и объедали мелкую вкуснятину, исходящую пурпурным соком. Воспоминания моего далёкого детства оживали, пробуждаемые откуда-то очень изглубока нежным и сладким ароматом тающих во рту ягод…
На следующий вечер эта девушка пришла снова. Мы попили чаю, немножко поболтали о том – о сём, после чего она, дико смущаясь, попросила показать ей «что-нибудь» моё. И мы открыли интернет на моей стихотворной страничке. Девчонки сидели за столом, глядя в ноутбук, и прямо при мне читали мои стихи. А я, заезжая звезда, тихонько сидела, забившись с ногами на диван, и угорала синим пламенем в своём уголке небосвода…
 
Но и этого мало. Мне здесь ещё и создали все условия для того, чтобы я работала. В саду, около изгороди, увитой виноградом, стояла железная кровать, на которую Анечка навалила с десяток разномастных подушек – для красоты и удобства. Дабы меня не беспокоили надоедливые насекомые, от прутьев кровати к забору был натянут полог из красивого тюля. Анин пёс – самый крупный из всех, тот, что был в хозяйстве за старшего, – подошёл ко мне, внимательно посмотрел и удивлённо чихнул. Анечка принесла мне миску персиков и мытого винограда, чтобы я не утруждала себя протягиванием руки через тюль. Меня оставили наедине с компьютером и обещали не беспокоить до самого обеда. Я съела почти все персики и заснула среди этих подушек, прямо под квохтанье кур и собачий лай, не написав и полутора страниц. Ну как можно что-то творить, когда всё настолько хорошо?