Про флажки и солнечные зайчики

Ещё один интереснейший формат конструкции человеческой личности жизнь подкинула мне уже по дороге домой. Зайдя в вагон, я пробралась до полагавшихся нам мест и упёрлась своим здоровенным, неуклюжим чемоданом, полным украинских гостинцев, в другой, поменьше, но раза в полтора тяжелей. Он стоял на полу прямо посередине с таким видом, как будто никаких других вещей тут, рядом с ним и предполагаться не могло. Поскольку за нами по узкому проходу со своими вещами шли другие люди, я судорожно принялась втискивать свой багаж в купе, осознавая, что для того, чтобы мои труды увенчались успехом, я должна для начала вытеснить чужака куда-нибудь в сторону. Пыхтя, я на крохотном пятачке воевала с двумя габаритными и очень весомыми предметами, довольно громко склоняя на все стороны неизвестного пока мне персонажа, которому даже не стукнуло в голову, что он в этом купе, может, и первый пассажир, но отнюдь не единственный. И тут за моей спиной бензопилой пропело: «Ну, я это. Дальше что?». Обернувшись на звук, я упёрлась взглядом в молодого рыжего парня с распаренной и, кажется, круто обожжённой солнцем физиономией. Этот человек стоял в проходе, упершись руками в бока, и сверлил меня пронзительным взглядом.
Буравчики вперившихся в меня круглых голубых глаз, явно надорванное когда-то в драке и сильно оттопыренное ухо, мускулистые руки и ноги, практически полностью открытые нейлоновыми синими шортами и бирюзовой майкой, да и вся поза, лишающая меня шансов к отступлению, безошибочно выдавали в соседе по купе спортсмена-силовика,  ныне служащего ментом или охранником. Очевидно, в этот раз мне выпал тот самый случай, когда разговоры на отвлечённые, «человеческие» темы совершенно бесполезны. Скорее всего, этот экземпляр просто от природы не обладал способностью к распознаванию частот определённых импульсов, точно так же, как не в состоянии был выверить адекватность социальным условиям собственного костюма. Терять мне уже было особо нечего, так что я распрямилась и, смело глядя товарищу в лицо, в двух словах разъяснила, чем именно я так недовольна и как, по моим, опять-таки, соображениям, можно было бы этой ситуации легко избежать. Взлохмаченное чучело, тем временем, очень внимательно сканировало меня и Димку взглядом, который становился всё более удивлённым и задумчивым. Наконец, оно кивнуло, очевидно, придя к какому-то выводу, и без слов протянуло руку к моему грузу. Одно движение, и наш пузатый здоровяк оказался лежащим в нокауте мордой вниз в полагающемся для него месте под нижней полкой. Затем в противолежащий отсек был отправлен и второй «виновник» былого затора. После чего, отряхнув руки, наш сосед плюхнулся на своё место, выставив вперёд не такую уж и маленькую грудь, и широко улыбнулся: «Вика!» Мы с Димоном переглянулись и по очереди представились в ответ.

В начале знакомства, больше похожего на допрос с пристрастием, нежели на непринуждённую беседу, Виктория спросила, читаю ли я книжки Донцовой. Я помотала головой, объясняя, что сильно не люблю это дело, и она радостно закивала: «Вот и хорошо! Я тоже её не люблю. А то мы с ней однофамилицы!». Чем дальше, тем больше эта барышня мне нравилась… И лицом, и манерами она один в один напоминала мне хорошо знакомую даму – воплощённый театр одного актёра. Совершенная непринуждённость, сочетающая демонстративность натуры с полнейшей бесцеремонностью, делает представителей этого типа настолько органичными, что их впору помещать в зоопарке, тем более что настолько яркие, «чистые» носители подобного характера, по счастью, большая редкость. 
Тем временем по вагону пошла проводница, проверяющая билеты и предлагающая пассажирам всяко-разного. Как истинный джентльмен, Вика предложила мне свою нижнюю полку, от которой мы отказались потому, что ребёнок предпочёл, чтобы над ним спала родная мама, а не чужая тётя, и прикупила пару бутылок пива местного хохляцкого производства. Открыв первую бутылку, она поглядела на нас и поинтересовалась, не будем ли мы возражать. Конечно же, мы не были против, хотя сами пить не стали. После этого атмосфера в нашем купе стала совершенно иной.

Слегка расслабившись, девушка поманила меня рукой и загадочно спросила, есть ли у меня с собой батарейки. Конечно же, они были – уж что-что, а несколько комплектов заряженных аккумуляторов при таком знатном фотографе должны быть всегда, на всякий-то случай. Я расчехлила свои причиндалы, а Виктория достала свою «мыльницу» и начала обширный экскурс по местам своего пребывания на югах, начав историю аж за два поколения. Так что вечер обещал быть весьма содержательным, с учётом того, что от меня требовалось лишь смотреть и слушать. Мне же это было только на руку: взятая с собой в эту поездку книжка закончилась ещё в гостях и была оставлена моей хозяюшке, а работать по такой размаривающей духотени, какая стояла в пробывшем весь день под летним южным солнцем вагоне, совершенно не представлялось возможным.
Вика посмотрела на Митьку испытующим взглядом и строго сказала, что она – милиционер, и баловаться при ней нельзя. «Почему» – был задан вопрос, на что она, так же обаятельно улыбаясь во всю драконью пасть, очень ласково объяснила ему, что не любит детского шума и беготни. Ребёнок крепко призадумался и по зрелом размышлении, аккуратно подбирая слова, спросил: «А что будет, если я разойдусь?» – «Посажу тебя на третью полку, и будешь там сидеть до самой Москвы!» Больше сын вопросов не задавал, и до самого конца пути либо лежал и подрёмывал, либо рисовал что-то в своём альбоме, время от времени выходя в проход для того, чтобы немножко и очень тихо побегать по вагону…

По приезде в Москву я собрала документы, неопровержимо свидетельствующие о нарушении любимым турагентством моих клиентских прав, и отправилась к дядьке – поговорить за жизнь. Дядька вскинул брови, внимательно выслушал меня и принялся объяснять. Про то, что эта девка задрала его по самое не могу, про то, как она пользуется казённым телефоном, выговаривая оплаченный лимит международной связи со своим заграничным любовником, как прогуливает работу ради халтуры в другом месте и как по мелочи «делает» дядькиных клиентов, спекулируя на разнице в стоимости туров у разных операторов. Одни убытки от этой бабы, а уволить её по статье он не может. Не за что пока! Нужна официальная бумага с клиентской жалобой. В общем, так, сказал он, припечатав ладонью мои доказательства: пиши мне претензию. По всей форме. И после этого, если она не уйдёт сама, я дам бумаге ход… А тебе в качестве компенсации и благодарности за такое дело – три дополнительных процента скидки на следующий тур.
Девку эту мы уволили… Да и дядька не разорился. А что до моих путешествий по разным местам, то, как говорится, горбатого могила исправит. Хочешь – не хочешь, но когда ты едешь не один, а с семьёй, или туда, где не очень спокойно, или же просто хочешь, чтобы кто-то о тебе позаботился вместо того чтобы регулярно собирать собственной задницей всё новые острые ощущения, то лучше, всё-таки, обеспечить себе некоторый буфер в качестве официального посредника. На всякий пожарный. Ну, мало ли куда в следующий раз нелёгкая занесёт? А вдруг там как раз какая-нибудь внеочередная революция? Ведь не везде есть друзья… Должен же кто-то вытаскивать тебя из передряг, будучи ответственным за твоё возвращение домой. 

Хотя, в общем и целом, за это лето я осознала одну немудрящую в своей непреложной очевидности истину: с организованным туризмом лично мне, всё-таки, пора завязывать. Потому что если уж человека угораздило сперва родиться путешественником и приключенцем, а спустя пару-тройку десятков лет наконец-то это явственно осознать, то все остальные (признаться, довольно временные) условности этой жизни отходят на задний план. И уже совершенно неважным становится то, что у тебя где-то есть муж и ребёнок, квартира, отстроенная твоими собственными руками, и хорошая работа. И то, что ты вовлечена в кучу разных игр, – чужих игр, – где столько разных людей давным-давно привыкли делать на тебя весьма крупные ставки…  Потому что рано или поздно ты всё равно оттуда сбежишь: на персональном самолёте с чемоданом денег и кучей документов международного значения или же босиком, с залатанной котомкой за плечами и парой грошей в худом кармане. Но всё равно, никто, кроме тебя не сможет разыграть ТВОЮ персональную роль и решить личную участь в необратимом течении твоей собственной и конечной, такой короткой и яркой, прекрасной единственной жизни…